Читать книгу Звенит стихов хрусталь… - Александр Ярославович Слука - Страница 5

МЕТАМОРФОЗЫ
ВЕНОК №2

Оглавление

О, чудные зелёные глаза…

Теперь я грежу вами постоянно.

А память, в узелочек завязав,

Я на задворках мыслей прячу рьяно.

Она мешает напрочь позабыть

Всё то, чем жил до этого на свете.

Её неугомонность, сила, прыть

Мне не даёт грудь страстью трафаретить.

Противлюсь я тому, что где-то ждёт

Меня любви безоблачное царство.

Уже с другой хочу идти вперёд

И покорять другое государство.

Любви и страсти начались бурленья.

Готов тонуть, тонуть без сожаленья.

Готов тонуть, тонуть без сожаленья!

В прекрасной бездне воздуха весны.

Как безгранично сладок миг владенья.

Как безгранична прелесть желтизны.

О, осень! Словно краткая минута

На грусть, воспоминания, печаль.

Но это будет позже, а покуда

Мне прошлого не нужно и не жаль.

Гоним вперёд весной, душевной бурей

Готов всё принимать таким, как есть.

К небесной сердцем близок я лазури,

А прошлое – исписанная десть*.

Иду вперёд я, памяти грозя,

Не взвешивая странных «против-за».

Не взвешивая странных «против-за»,

Мы часто ошибаемся в решеньях.

Затем тоской по осени скользя,

В желтеющих теряемся забвеньях.

Мы плачем в увядающей листве,

И тешим душу зреющим багрянцем,

И о сердечном думаем вдовстве,

Грудь, обжигая внутренним румянцем.

Но осень не способна нам помочь.

Ей разве муки совести известны?

Она – тысячелетий вечных дочь,

А мы – всего лишь дети вечной бездны.

И мы идём вперёд без сожаленья,

Отбросив, напрочь, в сторону сомненья.

Отбросив, напрочь, в сторону сомненья

Ныряю, как и многие, я в сон.

О, какова же сила притяженья

Того, что называем мы огнём.

Но что он: теорема, аксиома?

Он для одних – могучий Буцефал*.

А для других – погибель и Мамона*,

Для третьих – бесподобный чудный лал*.

Огонь любви пленяет нас безмолвно.

Борьба с ним до безумия трудна.

Он многолик и вечен, безусловно.

Обожжена душа им не одна.

Горит прилука* сладостно в руках,

Лукавая улыбка на губах.

О, как она заманчиво-прекрасна.

Я вижу – вестовщик на облаках,

Смеётся громко, цитерский*, заразно.

Он весел и ему всё нипочём.

Добился он того, что было нужно.

Начав с мелодий птиц весенним днём,

Закончил тем, что сердцу стало душно.

А часть меня ворчит: «Всё это – пуф*,

Глупец какой! Ты ослеплён мечтами».

Но только вздохи принимает слух

И вечереет май под облаками.

И тишина, родившаяся разом,

Хмелит и затуманивает разум.

Хмелит и затуманивает разум

Не только крепость терпкого вина,

Туманят часто голову алмазы,

Богатство и простая новизна.

Но каждый выбирает самолично,

Что будет его медленно пьянить,

На что взирать не будет безразлично,

К кому души своей протянет бить*.

Пороки в нас, увы, неистребимы.

Всё потому, что волей мы слабы:

То алчны, то ленивы, то слезливы,

То попросту боимся той борьбы.

Спешат куда-то мысли впопыхах.

Мне кажется, что я живу во снах.

Мне кажется, что я живу во снах,

Искрящихся вкруг брызгами сирени.

Я – Антиной*, но я лежу в ногах,

Как верный пёс, глядящий на колени.

Случилось что?! Не в силах я понять.

Готов и к наказаниям, и к ласке.

И за твоих волос одну лишь прядь

Готов топить всё в дикой свистопляске.

С тобой я – Бог и в тоже время раб.

И это, право, просто наважденье.

И не пойму я – рад иль же не рад?

Везенье в том моё иль невезенье?

Блестят на небе звёзды, как алмазы.

Я всюду: на земле, и в небе сразу.

Как непривычно чувство это мне.

Я лунные дарю тебе топазы —

Ты снова возвращаешь их луне.

И так, идя долинами созвездий,

Мы познаём бездонный мир любви.

Но чувствую я поступь тьмы возмездий.

«Аксиос*…» – шепчут лунные сады.

Всего пока ещё не понимая,

Гоню свою тревогу грубо прочь.

Скажи мне «я люблю», скажи, родная…

«Ты нужен мне,» – ответом дышит ночь.

Всё также верю я в любовный вздох,

Но, чувствуя в лукавости* подвох.

Но, чувствуя в лукавости подвох,

Мы продолжаем думать о хорошем.

Не нужно много, хватит даже крох,

И снова мы готовы к тяжким ношам.

Натура наша просто такова:

Надеяться и ждать, любить и верить.

Скупые даже дороги слова,

Мы так боимся встретиться с потерей.

И оттого готовы мы на всё,

И оттого готовы верить слепо,

Что счастья миг не будет унесён

Ветрами неожиданно, нелепо.

Но грусть моя рождается неспешно.

Противиться пытаюсь, безуспешно.

Противиться пытаюсь, безуспешно,

И страсти, и тревогам, и любви.

Я чую, что, пожалуй, сильно грешен,

Всё прошлое оставив позади.

Но вновь спешу к фигуре в белом платье.

Несу опять топазов лунных блеск.

И попадаю снова под заклятье,

Любви и страсти ощущая всплеск.

И звездный фейерверк, и хвост кометы

Сплелись в один расстеленный ковёр.

Переступая луны и планеты

Несу любовь. В груди моей костёр.

О, женщина! Правитель всех эпох

Один твой, томно-вырвавшийся, вздох.

Один твой, томно-вырвавшийся, вздох

И я счастливей всех и вся на свете.

Мне кажется… нет, знаю – я б иссох,

Умчись внезапно ты, как бурный ветер.

Не мил мне без тебя весь этот мир.

Я напишу о том в своих сонетах.

О, как глубок, могуч любовный вир.

Я буду навсегда в твоих адептах*.

Лишь говори мне чаще: «Я не сон».

Лишь говори: «Ты нужен мне, как воздух».

Твоей любовью к небу вознесён,

Моя Августа*! От ненастий роздых*.

А ты в ответ киваешь мне прилежно,

И грудь опять поёт любовью нежно.

И грудь опять поёт любовью нежно,

И звуки арф сплетаются в венки.

Как океан любовь моя безбрежна,

Она – костёр всем ливням вопреки.

Я верю в чудо россыпей бесценных,

В сердечный нескончаемый поток,

Но ум рисует Янусов* надменных,

Ему шепчу: «Уйди, какой в том прок?

Отстань, угомонись, забудь всё это.

Займись подсчётом самых ярких звёзд.

Моя любовь совсем небезответна.

Я лёгок, как лесной певучий клёст*».

Ты миром правишь, женщина, умело!

И отданы тебе душа и тело.

И отданы тебе душа и тело,

А драгоценней ничего и нет.

О, женщина! Мужи – твои всецело!

Любовь твоя – безжалостный стилет*.

Сердца пронзая, ими ты играешь

И даришь свет одним, другим же – тьму.

С лукавою улыбкой заключаешь

Мужские души в сладкую тюрьму.

И власть твоя над ними безгранична,

Как безграничен звёздный океан.

Теперь я сам столкнулся с этим лично.

О, фибула*, моих душевных ран.

Тебе противиться пытаюсь неумело —

Мой разум слаб и борется несмело.

И он падёт, как некогда Аякс*.

Я вижу – небо страстью заалело,

О, безусловно, прав великий Макс*.

Бурлят веками чувства и желанья,

Сквозь тернии времён, ведя вперёд.

И мы идём среди благоуханья

Тех роз ветров, что дарит небосвод.

О, женские глаза! Загадка мира!

Прекрасен и таинственен ваш свет.

В груди моей звучит, лаская, лира,

Весною вновь подарен нам рассвет.

Пока неясен жизненный зигзаг.