Читать книгу Продавец Песка и другие сказки потерянного города - Александр Ю. Андреев, Александр Юрьевич Андреев - Страница 5

Прошло около месяца после двенадцатого дня рождения Эми… Когда незнакомые взрослые положили в длинный ящик что-то, похожее на Себастьяна, а потом куда-то унесли, Эми был уверен, что в ящике – что угодно, но только не его отец. «Нет, это – не папа», – твердил он, – «папа улетел с черным аистом, я же знаю» …

Большой колокол гудел как-то не так, и Эми понял, что на колокольне – другой звонарь…

Позавчера отец сказал ему:

– Когда я раскачиваю бронзовый язык, и он целуется с набатным колоколом – сначала нежно, потом страстно – мне всегда кажется, что это моя грудь гудит от ударов моего сердца. Мне кажется, что это моя грудная клетка звенит высоко над землей, и что я лечу в небо, потому что я – песня колокола, которой нет преграды. Сынок, мне бы так хотелось, чтобы ты чувствовал то же самое, когда играешь на органе, потому что это – счастье!

Потом Себастьян повел сына в сад, уже оттаявший от зимы и подсохший, и показал пальцем вверх, на корзину, давно приделанную им к верхушке кедра. Прежде там жили белые аисты. Эми задрал голову: в гнезде стояла большая черная птица с белой грудкой.

– Это – чудо! – шептал Себастьян. – Эми, это – черный аист, он никогда не живет рядом с людьми! А теперь смотри, – отец раскрыл ладонь с куском хлеба, и птица, распахнув огромные крылья, опустилась рядом с ним, осторожно взяла угощение длинным острым клювом и взмыла вверх.

– Такого не бывает! – продолжал Себастьян. – Прости сынок, от меня пахнет вином, и, может быть, я говорю глупости, но мне кажется, что это Ева, твоя мама, прилетела в наш сад.

– Но зачем? Зачем она прилетела? – удивлялся Эми.

– Не знаю… Может быть, она соскучилась. Может быть, она прилетела за мной.

– За тобой? Но ты же не можешь с ней улететь, папа?

– Нет, не могу… пока… только вот что, Эми… – Себастьян понизил голос, и глаза его затуманились, – наверное, нужно тебе кое-что знать о твоей маме… Да и о себе самом… Понимаешь, когда мама еще носила тебя в себе… – он вдруг запнулся, заметив, что в саду мелькнула какая-то тень, и поспешил отвести сына в дом. То и дело озираясь, звонарь тихонько, почти шепотом, продолжал:

– Это непонятная история, сынок, но она не выходит у меня из головы и не дает мне покоя. Дело в том, что, пока мама носила тебя под сердцем, ей снился ночами один и тот же сон. Нет-нет, да просыпа́лась она и все шептала мне с тревогой, что видится ей белый олень с сияющими рогами. И говорила она, что глаза оленя смотрят нежно, но будто не на нее, а сквозь нее – на дитя, что росло в ней. А перед тем, как тебе родиться – в ту самую ночь белый олень вдруг заговорил. Только заговорил он не с Евой, не с мамой твоей, а будто с тобой. Странные слова сказал тот олень: «Здравствуй, сирота, давно я жду тебя. Услышь песню моих рогов и запомни ее; по ней я узнаю тебя и откроюсь тебе». И раздались неслыханные звуки небывалых труб и флейт, и рога белого оленя засияли ярче. Ева, твоя мама, проснулась в то утро счастливой и сказала: «У нас родится необыкновенный ребенок, Себастьян». Но потом вспомнилось ей слово «сирота», и опять она загрустила. А вечером ее не стало, но появился ты.

– Что это значит, папа, что белый олень откроется мне? Как он откроется? Зачем?

– Я не знаю, сынок, и бедная твоя мама не знала. Может быть, ты узнаешь сам, а может быть, и нет, но почему-то мне кажется, что я должен был тебе рассказать. Я, конечно, в этом не разбираюсь, но думаю, такие сны просто так никому не приснятся. Может быть, твоя мама видела в тебе что-то такое, чего не видит никто.

– А почему ты говоришь так тихо? – спросил Эми.

– А потому, Эми, что еще с тех самых пор, как ты родился, мне иногда кажется, что кто-то следит за нами, подслушивает, вынюхивает что-то у нас в доме.

В ту же минуту послышалось жужжание, и очень крупная муха села на краешек стола. Глядя на нее, Себастьян ни с того, ни с сего рассердился:

– Ну вот с чего бы это, а?! Ведь ни одна муха еще с зимы не просыпалась, а в нашем доме летает эта дрянь. И ты посмотри, что за муха – желтая, как песок! Я таких и не видал сроду. Хотя постой… Вот чудеса-то! Сейчас вспомнил: Ева, мама твоя, в самые последние дни свои все жаловалась на желтую муху, что вьется около нее. А я-то, дурак, думал, что мерещится это ей, от тягости ее. Вот чудеса-то! – И он принялся гоняться за желтой мухой, пытаясь ее прихлопнуть, но ничего из этого не вышло: странное насекомое было быстрым и чутким, вовсе не похожим на сонных весенних мух…

Немного отдохнув, Себастьян ушел на вечернюю службу. Зазвонили колокола и внезапно смолкли. Вскоре с улицы постучали, тетушка Феодосия пошла к калитке и вдруг заголосила навзрыд. Ей пришли сказать, что Себастьян упал с колокольни и разбился насмерть. Слышать тех слов Эми не мог, но горькая догадка озарила его детский разум.

В сумерках он пробрался в сад и замер: совсем близко к дому стоял на рыжей прошлогодней траве одинокий черный аист. И вот, в полной тишине, к нему спустился другой, такой же, и в тот же миг, бесшумно взмахнув крыльями, обе птицы поднялись в небо, чтобы больше не вернуться. Эми проводил их взглядом, чувствуя, что случилось что-то грустное и одновременно счастливое.

Он погладил ствол тубелина. Не зная, почему он это делает, он обнял и поцеловал свое дерево, закапав слезами светлую кору. И тогда он услышал звук – такой тихий, что только его ухо могло угадать, что это вообще – звук: словно чей-то вздох из-под земли поднялся по стволу и улетел в темное небо. Открылась дверь, тетушка Феодосия, всхлипывая, звала племянника…

А на следующий день, дождавшись минуты, когда никто не мог его видеть, Эми подбежал к своему дереву и приложил ухо к стволу. Когда он перестал дышать сам, то понял, что тубелин дышит! Но кому расскажешь? Тетушка Феодосия, конечно, ничего такого расслышать не могла: она не слышала даже беличьих прыжков по кедровым веткам.

Той же ночью Эми приснился сон: окно распахивается, и на подоконник прыгает зеленая белка, будто покрытая хвоей вместо меха. И вместо усатой мордочки у этой белки – маленькое личико девочки с рыжими волосами и синими глазами. И она говорит ему нараспев: «Верь, что отец улетел, и его ты когда-нибудь встретишь». Этот сон повторился еще и еще…