Читать книгу Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939) - Александр Зеленин - Страница 17
Глава 1
Графика. Орфография
4. Оценка советских орфографических (графических) новшеств
ОглавлениеИзменения, предлагаемые в советской языковедческой науке и окололингвистических кругах, пропагандировавших и проводивших партийно-советскую языковую политику, зачастую становились объектом и критики, и злого подшучивания эмигрантских авторов. В следующей цитате[20] моделируется разговор Сталина с народным комиссаром просвещения А. В. Луначарским (эмигранты иронично-насмешливо часто именовали его народным комиссаром затемнения):
Главнаука настаивала не писать мягкого знака после шипящих и писать Ы после Ж, Ш и Ц, наприм.: соцыализм, шырь и т. д.
[Из советских газет]
Луначарский (Сталину):
С тех пор как я лишился власти,
На Вас свалились все напасти:
Партийный тягостный разброд,
И «кулаки», и недород…
Кричат газеты белой масти
Про Вашу слабость, косность, мрак…
Чтобы доказать им твердость власти,
Восстановите твердый знак.
Сталин (про себя):
Ишак!
Луначарский:
Пускай царит он в алфавите,
В своей веселой, пестрой свите.
Затем – примите мой совет:
О воскрешении старой яти
В коммунистической печати.
Сталин:
Болтун, непризнанный эстет,
Режима старого невольник.
Луначарский (не слушая):
Мне говорил советский школьник:
– «Еду писали через “ять” —
И не случалось голодать».
Сталин:
Крамольник!
Луначарский (продолжает):
«С тех пор, как пишется “еда”,
Еды не видно никогда».
Сталин (гневно):
В тюрьму, в застенок – без суда,
Луначарский (струсив):
Простите… Вам и книги в руки…
Сталин:
Вчера велел я Главнауке —
Не только твердый знак и ять,
Но даже мягкий знак изъять.
Луначарский (робко):
А как же с Горьким?
Сталин:
Будет «Горкий»!
Я вашим школьникам задам:
За мягкий знак дождутся порки
По мягким и другим частям.
(Луначарский стыдливо поворачивается спиной).
Согласно моему декрету
«Социализма» больше нету:
Социализм – анахронизм:
«У нас теперь – “соцыализм”»!…
Автор Lolo (Ницца) (Сегодня. 1930. 9 янв.)
В 1930 г. эмигранты были взбудоражены началом работы над проектами, витавшими в партийно-государственном аппарате СССР и некоторой части научно-гуманитарной интеллигенции и нацеленными на замену кириллического алфавита латинским. Многие эмигрантские газеты не могли не откликнуться на это судьбоносное для русского языка и культуры событие. Вот такое сообщение было опубликовано в одной из самых осведомленных о советских делах рижской газете «Сегодня»:
В коммунистической академии состоялось совещание, посвященное вопросу о латинизации русского алфавита. Председатель комиссии по латинизации при Главнауке какой-то Яковлев,[21] отстаивая необходимость этой реформы, подчеркивал, что она должна быть осуществлена не внезапно, а в течение ряда лет. В качестве довода против старого русского алфавита Яковлев выдвинул то положение, что алфавит этот служил самодержавию оружием насильственной русификации [sic]. Яковлев даже указал, что в СССР имеется 25 народов, численностью в 25 мил[лионов] человек, которые уже пользуются латинским шрифтом. Ко всему латинизация русской письменности сделает книгу очень убористой и даст огромную экономию на бумаге. По подсчетам советских прожектеров, за короткий срок экономия эта даст около 30 мил. [лионов] рублей. Никаких конкретных решений по вопросу об осуществлении этого проекта пока принято не было (Сегодня. 1930. 11 янв. № 11).
Возможная латинизация русского алфавита взволновала эмигрантские газеты, поэтому информационные сообщения из Москвы поместили многие печатные органы:
Латинизация русской азбуки [заглавие]. Из Москвы пишут, что латинизация русского алфавита будет применена в ближайшем будущем [подзаголовок]. Представитель комиссариата народного просвещения Костенко следующим образом изложил план латинизации. Алфавит будет подвергнут дальнейшему упрощению, хотя бы ценой игнорирования более мелких звуковых различий. Широко будут применяться апострофы и особые значки под буквами. Буква «щ» будет заменена латинским «эс» с апострофом; буква «ч» – латинским «сэ». «Х» сохранит свой нынешний вид и не будет читаться как «икс». Костенко следующим образом мотивировал переход на латинский шрифт: «Эта мера облегчит для русских изучение иностранных языков и позволит иностранцам, посещающим Россию, читать названия улиц, магазинов и т. д. Когда же настанет мировая революция, в наступлении которой мы, марксисты, не сомневаемся, будет большим удобством иметь повсюду единый алфавит. Кроме того, с переходом на новый шрифт мы сможем произвести отбор в книжном материале и перепечатывать только те книги, которые мы считаем полезными» (Руль. 1930. 16 февр.).
Разумеется, речь идет не только и не столько о сотнях и тысячах сэкономленных тонн типографской краски и бумаги или якобы об удобстве чтения названий иностранных учреждений, газет, магазинов, или способе освоения иностранного языка, что должно мотивировать переход с кириллицы на латиницу. Причины здесь, конечно, гораздо глубже и уходят корнями в культурно-историческую перспективу, опорными точками которой для эмигрантов выступают Русь, православие, Кирилл и Мефодий (первоучители славян). Кириллический алфавит базируется на истории и символизирует преемственность развития Руси – России как единого государства. Революция 1917 г. знаменовала для многих эмигрантов если не социально-экономическую смерть страны, то ее предсмертные судороги. Введение же латиницы – это, по мнению эмигрантов, окончательная смерть России, а именно духовно-религиозная смерть, полная победа католицизма над православием. Именно в таком эмоционально-напряженном клубке культурно-религиозных сплетений эмигранты рассматривали обсуждение вопросов перехода в СССР с кириллицы на латиницу. И тем не менее эмигранты находили в себе еще силы шутить над советскими реформаторскими затеями. Приведем обширное стихотворение известного эмигрантского писателя В. В. Клопотовского (1883–1944), выступавшего под псевдонимом Лери:
Московская латынь
В СССР предстоит введение латинского шрифта.
«Латынь из моды вышла ныне», —
Так некогда сказал поэт,
Но в этом больше смысла нет,
Раз, по прошествии ста лет,
В России пишут по-латыни,
По предписанию чеки,
Середняки и кулаки.
Согласно воле Главнауки,
В России умерли «аз» – «буки».
А также «веди» и «глагол».
Чтоб не трудился комсомол,
Да при наличьи комсомола
Теперь уже не до глагола
Тому, кто, как известно всем,
Уже давно и глух и нем.
И всем на свете недоволен,
И недвижим, и безглаголен.
Но что за ширь, но что за взлет!
И кто осмыслит, кто поймет
Рисунок этот прихотливый
И сказочные перспективы
Тех государственных забот,
Что власть советов наполняет,
И от которых весь народ
Действительно обалдевает,
Но все же движется вперед,
И, становясь в хвост за селедкой
Иль за восьмушкой макарон,
Вполне признательно и кротко
Язык Тацита учит он,
Как признанный первоисточник
Всех умных и серьезных книг,
Либо, вперяя глаз в подстрочник,
Он по-латыни славит ЦИК.
И, рассудив в огне и в буре,
Всех откровений весь венец
Кричит совдепу: «Моритури
Тебе салютант» и конец!
И в самом деле, что творится!..
Обалдевает голова,
И это ясно, что едва
Другая сыщется столица,
Как эта красная Москва! —
Где были снежные сугробы,
Где были мрачные леса,
Там нынче всюду небоскребы
Вонзают крыши в небеса,
И государство взором метким
Спешит культуру насадить
И всех, в порядке пятилетки,
И обогреть, и накормить!..
Грохочет жизнь, взлетают лифты,
Вздымая хлебные мешки,
И правильным латинским шрифтом
Посланья пишут мужики.
И даже будучи в подвале,
И, несмотря на свой удел,
«В конце письма поставят “вале”»
Пред тем, как выйти на расстрел!..
И даже в глубине деревни
Белогвардеец и кулак,
Презрев старорежимный мрак,
Как римлянин какой-то древний,
Выводит вместо трех крестов
Латинских звонких пару строф!..
И не при тлеющей лучине,
Подруге темных царских дней,
А при «Филлипсе»[22] в сто свечей
Мужик с мужичкой по-латыни
Благонадежности своей,
Сопя, вдвоем строчат анкету,
Но с тяжкой думой на челе,
Чтобы узнали там, в Кремле,
Что хлеба все-таки ведь нету
И что не народится хлеб,
Пока не пропадет Совдеп!..
И изречением крылатым
Латинский завершив язык,
Они вполне российским матом
В душе обложат красный ЦИК…
И слов игры их не измерить,
И можно лишь одно сказать,
Что Русь аршином не измерить,
И по-латыни не понять!..
(Сегодня. 1930. 12 янв.)
Такая ироническо-скептическая оценка возможной латинизации русского языка в стихотворении сопровождается апелляцией и к историческим фактам, и к традиционным образам русской крестьянской Руси-России, и к просторечным и даже бранным формам (ученая латынь ↔ русский мат как антипод латинского – языка учености), и к литературным ассоциациям, реминисценциям (ср. тютчевское «Умом Россию не понять…»), и к текущей ситуации в большевистской стране (пятилетки как новый способ планового хозяйственно-политического управления страной). Орфографические новшества, активно обсуждаемые в советской России, казались эмигрантам всё более и более абсурдными, вздорными и нелепыми и все более отдаляли эмигрантов от советской культуры, интеллектуального поля и складывавшейся, формировавшейся языковой практики.
20
Приводим стихотворение в современной орфографии.
21
Речь идет, конечно, об известном лингвисте Н. Ф. Яковлеве, выступавшем ярым сторонником алфавитной реформы и аргументировавшим ее такими доводами: «Русский алфавит представляет собою безусловный анахронизм – род графического барьера, разобщающий наиболее численную группу народов Союза как от революционного Востока, так и от трудовых масс и пролетариата Запада» (Яковлев Н. Ф. О необходимости латинизации русского алфавита: Тезисы, принятые в начале работ подкомиссии по латинизации русского алфавита при Главнауке // Культура и письменность Востока. Кн. 6. Баку, 1930. С. 27–43).
22
Лампочки фирмы «Филлипс» (Phillips).
