Читать книгу Зубы дракона - Александр Золотько - Страница 2

Странно, но никто не умер, ни Шатов от разрыва сердца, ни Дмитрий Петрович от удара стулом по голове. Шатов сдержался. И даже усмехнулся, не сразу, после паузы и довольно криво, но, тем не менее, усмехнулся, смог раздвинуть губы в нужном направлении.

Скотина пожилая. Шутки, значит, шутим. Навсегда, говорим, блин горелый! Да я… Спокойно. Нечего с ним устраивать гляделки с перебранками. Говорит? И пусть говорит. Не нужно обострять. Хрен его знает, у них, у шизофреников, может быть так принято. Или даже не у шизофреников, а просто у местных жителей так повелось с древних времен? Приезжали, значит, в эти места разные кочевники дикие, а им местные жители и говорили, что приехать, мол, сюда не фокус, ты выберись отсюда, басурман проклятый. И басурман, соответственно, бросал все к чертовой бабушке и быстро-быстро уезжал в свои басурманские степи. А местные жители…

Дмитрий Петрович молча рассматривал Шатова, как скульптуру. Или… Шатову стало не по себе – его рассматривали, как экспонат из коллекции, как экзотическую козявку на булавочке. Сквозь лупу. Вон, даже прищурился специалист, чтобы, не дай бог, не пропустить малейшего шевеления усиком козявочки, или лапки.

Еще раз – спокойно. Если ситуация складывается так, что очень хочется стукнуть кулаком по столу и вцепиться в рожу собеседнику – улыбайся, превращайся в масло и мед. Сколько угодно держи фигу в кармане, но внешне…

– Я ответил на все интересующие вас вопросы? – осведомился Дмитрий Петрович.

– Не совсем, – улыбнулся в ответ Шатов, – я так и не узнал, что и когда мы будем есть на завтрак. И будем ли есть вообще.

– Замечательно! – чуть помедлив, театрально вскричал Дмитрий Петрович. – Блестяще! Вот именно это и делает вас таким интересным собеседником и опасным противником. Раз – и вы уже успокоились, перевели разговор на другую тему, а интуиция…

– Что – интуиция? – спросил Шатов.

– А интуиция копошится, перебирает возможные варианты, принюхивается и прислушивается, ощупывает… Блестяще!

– Вам виднее, – пробормотал Шатов и обернулся в сторону кухни.

И дверь открылась.

– Знакомьтесь, Иринушка, – торжественно произнес Дмитрий Петрович, – это тот самый Шатов. Собственной персоной. Евгений Сергеевич.

– Можно просто – Женя, – автоматически представился Шатов.

– Ира, – сказала девушка, вошедшая в комнату с подносом, уставленным тарелками.

– Вам помочь? – Шатов попытался встать, но девушка засмеялась.

– Зачем? Что тут помогать? Минута дела.

– Иринушка у нас мастерица, – с ноткой гордости произнес Дмитрий Петрович, – рукодельница и затейница.

Затейница и рукодельница, улыбаясь, расставила посуду, пару раз искоса стрельнув глазами в сторону Шатова.

Девушка как девушка. Высокая, крепкая. Очень правильные, не деревенские черты лица, короткая, почти мальчишеская стрижка, длинная стройная шея. Ни грамма косметики на лице, губы яркие от природы, брови четко очерченные. И ко всему этому – ярко-голубые глаза.

Шатов кашлянул, отводя взгляд. Женатый, между прочим, мужик. Какие все-таки мужики кобели, честно подумал Шатов, первый и, наверняка, последний раз видит семнадцатилетнюю девчонку и туда же, давай глазами елозить и взглядом щупать. Клетчатая рубашка, слава богу, застегнута до воротника и достаточно широка, чтобы скрыть от неосторожного взгляда грудь. А вот джинсы…

Классический стиль, в обтяжку. А там есть, что обтягивать. Кушать вам нужно, Шатов, а не пялиться на попки в джинсах. Тем более что есть, что приятно покушать.

Помидочики-огурчики, несколько ломтей ветчины. Не той желатиновой фигни, которую уже довольно давно продают в магазинах, а настоящей, с легким перламутровым отливом, с тонкими прожилками жирка и неземным запахом. И грибочки, маринованные, с зеленым лучком, и хлебушек свеженький, ласкающий взгляд, и… Хорошо живут крестьяне.

Иринушка, пока Шатов рассматривал гастрономические изыски, сходила на кухню и вернулась с миской вареной картошки, от которой шел душистый пар.

– Приятного аппетита, – сказала Ирина.

– А вы? – спросил Шатов.

– А Иринушка с нами не кушает, – засмеялся тихо Дмитрий Петрович, – Иринушка просто посидит в уголке, наблюдая, как мы поедаем ее стряпню, а потом наведет здесь порядок и уйдет до самого обеда.

Ирина молча улыбнулась Шатову и села в одно из многочисленных кресел.

– Вы кушайте, Евгений Сергеевич, – напомнил Дмитрий Петрович, – все, так сказать, натуральное, местного производства.

– Ага, – кивнул Шатов, – немного непривычно – лопать, когда дама…

– А Иринушка не дама. Она колдунья, волшебница. Лесная нимфа, – Дмитрий Петрович положил себе в тарелку пару картофелин и полил их сметаной из соусника. – А если точно – Цирцея. Тот, кто вкусит ее пищи, уже не сможет уйти отсюда.

– Ага, – еще раз кивнул Шатов, приступая к еде.

Какой умный и начитанный дедок попался. Молодец. Цирцею вот вспомнил. Тот, кто вкушал от ее угощений, действительно оставался на ее острове. Только уже в виде свиньи.

Шатов даже не предполагал, что успел так проголодаться. Поначалу ему показалось, что еды многовато, но через несколько минут он уже с опаской поглядывал на Дмитрия Петровича – не слишком ли тот много ест. Так и вправду можно стать свиньей, жрущей беспрерывно и азартно. А потом придет хозяин с ножичком и…

– Чайку? – осведомился Дмитрий Петрович.

– Спасибо, но я, если можно, молочка, – имитировать благодушное настроение Шатову было просто и даже приятно.

Напряжение понемногу оставило его, и мысли начинали приобретать настроение скорее созерцательное, чем подозрительное. Как говорил кто-то из знакомых, кровь после еды отливает от головы к желудку. И начинает хотеться спать.

Шатов аккуратно допил молоко из стакана, поставил стакан на стол и потянулся:

– Спасибо большое!

– Не за что, – ответила Ирина, молча следившая за процессом принятия пищи.

– Вам помочь помыть посуду?

– Не нужно, спасибо. Я сама.

– Тогда я, – Шатов посмотрел на Дмитрия Петровича, – с вашего разрешения, прогуляюсь тут вокруг.

Шатов был готов к тому, что Дмитрий Петрович начнет протестовать, устроит, чего доброго, истерику, но тот только благодушно махнул рукой:

– И вправду, чего вам в помещении сидеть. Только не забудьте – часикам так к двум – милости прошу на обед. Что у нас сегодня на обед, Иринушка?

– Окрошка, Дмитрий Петрович, как вы заказывали.

– Вот, Евгений Сергеевич, окрошка! Иринушка изумительно готовит окрошку. А на второе?

– Пусть это будет сюрпризом, – Ирина быстро собрала грязную посуду со стола на поднос, – или вы, Евгений Сергеевич, хотите что-нибудь заказать?

– Кто? Я? – Шатов остановился возле самой двери, оглянулся и помотал головой. – Нет, спасибо. Все что угодно на свой выбор. Я наверняка с ним соглашусь.

– Это разумно, Евгений Сергеевич, – похлопал в ладоши Дмитрий Петрович, – интуиция вас снова не подвела.

Зато тебя подвела, и очень сильно, зло подумал Шатов, с трудом удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. Если кто и собирается здесь обедать, то точно не Шатов. Сейчас нужно взять ноги в руки и быстренько рвануть, куда глаза глядят. В пампасы, в леса. Можно даже в болота. Лишь бы не видеть интеллигентного Дмитрия Петровича и не выслушивать его намеки.

Шатов влетел в свой дом, остановился в задумчивости. Если он сейчас выйдет из дому с сумкой, то бдительный Дмитрий Петрович сразу же сообразит, что гость собрался уходить в отрыв и… А что, собственно, он сделает? Поднимет крик?

С чего это Шатов решил, что Дмитрий Петрович выступает в роли его тюремщика? Если у вас, Евгений Шатов, в голове вавка, пейте зеленку и закусывайте ватой. Так, во всяком случае, советовали его друзья в первом классе. Значит, можно просто спокойно взять сумку и выйти, как ни в чем не бывало? Можно? Можно. Но отчего-то совсем не хочется. Лучше подстраховаться.

Шатов взял сумку, подошел к окну на дальней стене, аккуратно открыл шпингалеты на двойной раме, примерился и швырнул свою сумку. Та пролетела с десяток метров, упала, несколько раз перекувыркнулась на небольшом склоне и остановилась.

Теперь, не торопясь, вальяжной походкой выйдем на крыльцо, оглядимся. А вот и Дмитрий Петрович, собственной персоной, тоже вышли подышать свежим воздухом. Ненароком.

– Не забудьте – обед будет ровно в два часа, – напомнил Дмитрий Петрович.

– А у меня часов нет, – ответил Шатов автоматически. – Пропали.

– Серьезно? – удивился Дмитрий Петрович.

– Куда уж серьезнее. Проснулся, а часов нет.

– Возьмите мои, – предложил Дмитрий Петрович.

Блин, мысленно поморщился Шатов. Такая вот дилемма. Не взять часы, которые Дмитрий Петрович торопливо снимает со своей руки, вызвать подозрение. Взять – стать жуликом. Мелким воришкой. Хотя, они у него часы отвернули и не побрезговали… Кто они? А не важно. Это пусть Дмитрий Петрович разбирается, раз уж решил играть в самого таинственного из обитателей леса.

– Ловите, – Дмитрий Петрович бросил часы, Шатов поймал.

Так себе часики, электронная штамповка родом с Дальнего Востока. Красная цена – три копейки в базарный день. Что, в общем-то, радует. Не придется корить себя за похищении ценной вещи.

– Ну, так я пошел, – сказал Шатов.

– В два часа ровно, не опаздывайте, – в который раз напомнил Дмитрий Петрович.

– Непременно, – Шатов даже прижал руку к сердцу, – ровно в четырнадцать ноль-ноль.

– А то Иринушка будет ждать.

И, видимо, вспомнив о девушке, Дмитрий Петрович вернулся в дом.

И славно.

Шатов глубоко вдохнул. Хорошо. Как бы хреново ни было – все равно хорошо. И воздух! Так и пьянит, проклятый.

Первое, что нужно сделать – сходить за дом и подобрать сумку. Потом… Потом – увидим. Кстати, можно посмотреть в какую сторону пойдет Иринушка. Не двинется же она в дебри, явно пойдет к обитаемому месту. А если и там ничего не удастся узнать – Шатов начинал готовиться к худшему – можно будет идти дальше. Наобум. До первого нормального человека.

Подняв сумку, Шатов прошел метров сто по прямой, стараясь держаться за домом. Остановился и посмотрел на часы. Девять часов тридцать восемь минут. Хорошо.

Опустил руку, но потом спохватился и еще раз поднес часы к глазам. Что-то в них не так. Нажал кнопку. Еще раз. Ага, говорят, что счастливые часов не наблюдают. Дмитрий Петрович не наблюдал дней недели, чисел месяца и годов. Такие электронные часики попадались Шатову первый раз.

Ладненько, это не так важно. Важно – не проглядеть Иринушку.

Симпатичная, кстати, девушка. Что-то в ней есть такое, электризующее. И как она смотрела на Шатова! Как смотрела! А как она смотрела? Шатов задумался. Смотрела постоянно, но не с восхищением или затаенным желанием… Шатов хмыкнул. Не с желанием, как бы высоко ни оценивал себя Шатов. Она словно всматривалась в него, желая рассмотреть в его чертах или его поведении что-то такое, о чем давно слышала. Что-то очень важное.

Интересно, что имел ввиду Дмитрий Петрович, когда представлял Шатова Ирине как «того самого»? Явно то, что Иринушка уже давно слышала о нем, Шатове, и теперь вот должна в полном объеме оценить важность момента первой встречи. Вот так живешь-живешь, пишешь статьи, бегаешь от убийц, потом ловишь убийц, потом этих убийц убиваешь, снова пишешь статьи, а где-то, оказывается, уже формируются твои фан-клубы, целые деревни знают тебя в лицо и, на всякий случай, держат наготове дом к твоему приходу.

А шеф, между прочим, гоняет тебя, Шатов, как… Как пацана и не ценит вовсе. А ты, Шатов, столкнувшись с почитателями, отчего-то убегаешь. Не нравится? Подвох чувствуешь? Правильно, это твоя интуиция… Шатов сплюнул.

Где там Иринушка? Уж не оказывает ли рукодельница Дмитрию Петровичу и другие услуги, кроме кулинарных? Сколько ей – семнадцать? Шестнадцать? А ему? Около шестидесяти?

Пошляк ты, Шатов. Девчонка посуду моет после тебя, а ты разные гадости о ней думаешь. Нехорошо.

Шатов сорвал травинку, пожевал ее и выплюнул. Где же она там?

Или махнуть на все рукой и пойти гулять самостоятельно? Шатов огляделся.

Сосновая роща, в которой расположены дома, небольшая и редкая. Может быть дальше, на север, она становиться гуще и превращается в лес, но с этой стороны видны только луг и река. За рекой снова луга и темная полоса леса почти возле самого горизонта. Обычно вдоль реки имеются тропинки. А тропинки, как правило, ведут к людям. Плюнуть на Ирину и пойти к реке… Потом…

Суп с котом, оборвал свои рассуждения Шатов, увидев, что из-за дома появилась Ирина. И куда она направит свои легкие шаги?

Ирина, небрежно помахивая большой сумкой, спускалась с холма по той самой тропинке, на которой проснулся Шатов. Здравствуй, дерево, сказал Шатов, ты решил искать тропинку возле реки, хотя она начиналась от самого дома. Теперь вот решай, самостоятельно исследовать тропу или в компании с симпатичной девушкой?

С симпатичной девушкой, сразу же подсказала внутренний голос. А хрен тебе. Именно потому, что девушка симпатичная и потому, что так откровенно рассматривала Шатова в комнате, идти лучше без нее. Подождем минут пятнадцать, а потом двинемся потихоньку следом. Очень не хочется снова вести странные разговоры и чувствовать себя полным идиотом. Во всяком случае, полным идиотом при свидетелях.

Шатов глянул на часы. Время пошло. Вы Ирина, идите, а мы пока подождем. Да, подождем пятнадцать минут. Попытаемся поразмышлять на досуге. У нас это в последнее время получается все хуже и хуже. Мы даже умудрились дорассуждаться до райской жизни.

Что мы имеем? Шатов почесал шрам. Мы имеем то, что после перестрелки на дороге в памяти появился небольшой провал. Отложили первый вопрос – что за перестрелка и кто стрелял в Шатова в лесу? И, кстати, почему это выстрел, вырубивший Шатова, не оставил на теле повреждений?

Вопрос второй – как и зачем Шатов оказался на тропинке, причем с багажом? Что бы там не говорил Дмитрий Петрович, но это все равно очень интересно. Как и зачем.

Третий вопрос – откуда Дмитрий Петрович знает Шатова, отчего плетет о том, что ждал уважаемого Евгения Сергеевича давно? И ведь, похоже, действительно ждал.

А потом еще четвертый вопрос, пятый, шестой… «Навсегда», – сказал Дмитрий Петрович. Ладно, это мы еще посмотрим. Поглядим. Навсегда…

Шатов посмотрел в сторону тропинки – Ирина уже исчезла из виду. Значит, нам пора, сказал Шатов и быстрым шагом двинулся к опушке. Будем играть в следопытов. Потому, что ни во что другое играть не получается. Рассуждать – не время. Как тот студент в анекдоте – чего тут думать, трясти нужно! Необходимо просто выйти за пределы возможного розыгрыша.

Старое журналистское правило – если тебя начинают дурачить, вешать лапшу на уши и дезинформировать, то необходимо увеличить круг своего общения по интересующей теме. Чем больше этот круг будет – тем лучше. Директор завода рассказывает сказки? Поговори с главбухом. Тот также врет? С кассиром. Рабочим, охранником, водителем, продавцом магазина напротив проходной… Всех просто невозможно проинструктировать. И кто-нибудь допустит оплошность. Или оплошность уже допущена, и нужно только найти свидетеля этой оплошности. И при этом вовсе не нужно давить или угрожать, достаточно правильно поставить вопрос, дать возможность человеку продемонстрировать собственную значимость или защитить свое доброе имя. Или еще чего… К каждому человеку имеется ключик, нужно только его подобрать. И возле каждой загадки где-то рядом валяется отгадка. Смотреть только следует правильно.

Вот как сейчас умный журналист Шатов смотрит перед собой и пытается высмотреть девушку с экзотическим именем Ирина. Тропинка – есть. Луг, с разбросанными по нему редкими островками кустарника – имеет место. Дальше, где-то в полукилометре, даже крыши домов виднеются. А вот Ирины – нету. То есть совершенно. А ведь должна она идти по тропинке.

Что скажете по этому поводу, следопыт?

Хрен его знает, товарищ майор…

– А я смотрю – вы куда-то пропали.

Шатов поздравил себя с тем, что не подпрыгнул на месте, услышав над самым ухом девичий голос. Поздравил и только потом медленно обернулся.

Ирина, мило улыбаясь, стояла у Шатова за спиной.

– Я двинулся к речке… – промямлил Шатов, – а потом…

– Увидели меня и решили составить компанию, – закончила за Шатова Ирина.

– Что-то в этом роде… – подтвердил Шатов.

– Тогда можно идти, – Ирина взмахнула рукой, отгоняя надсадно гудящего шмеля.

Шатов проводил взглядом насекомое, откашлялся и как мог беззаботнее спросил:

– А деревня, кстати, как называется?

– А это не деревня, – ответила Ирина.

– Село?

– Село.

– И как оно называется?

– Главное.

– Что главное? – не понял Шатов.

– Село так называется – Главное, – пояснила Ирина.

– Значит, есть еще и Второстепенное?

– Нет. Второстепенного – нет. Есть Второе, Третье… Еще деревни есть. И поселки.

– Веселые у вас тут названия, – вынужден был признать Шатов.

– Названия как названия, – пожала плечами Ирина.

– Нет, ну почему? Обычно бывают села Петровские, Ивановки, Красивые, Отрадные…

– И они поэтому лучше, чем Первое и Второе? – спросила Ирина. – Только из-за этого?

– Наверное, нет, – был вынужден признать Шатов.

– Вот и я так думаю, – Ирина посмотрела Шатову в лицо, – а это у вас от ножа?

– Что? – переспросил Шатов.

У него обычно не спрашивали о происхождении шрама на лице, просто старались не смотреть на него. Это тоже раздражало, но все-таки это не требовало каких-либо действий от Шатова. На прямой же вопрос нужно было отвечать прямо.

– Шрам на лице – от ножа? – повторила свой вопрос Ирина.

– Нет, что вы, – лучше все это перевести в шутку, – это я брился, рука дрогнула.

– От ножа. И, судя по всему, прошло меньше года с того момента, как шрам появился у вас на лице.

– Ира, вам разве не говорили никогда, что задавать вопросы о внешности собеседника не очень этично?

– Говорили. Но шрам у вас просто замечательный…

– Да, его все замечают, – мрачно изрек Шатов.

– Да нет, просто он говорит о вас как об очень везучем человеке.

– Что вы говорите! – желчным тоном произнес Шатов, останавливаясь.

– Правда, – кивнула Ирина, – шрам начинается почти от самого глаза и заканчивается, я смотрю, возле артерии.

– А если он начинается возле артерии и заканчивается возле глаза?

– Нет, начинается он возле глаза, иначе шрам выглядел бы по-другому, – серьезно сказала Ирина.

– Посмотрели? – осведомился Шатов.

– Да.

– Трогать не собираетесь?

– Нет, спасибо.

– Тогда у меня есть предложение двигаться дальше.

Метров сто они прошли молча.

Все-таки, молодежь у нас невоспитанная, констатировал Шатов. Вот так, ни с того ни с сего начать рассматривать и обсуждать шрам на лице у незнакомого человека! Хамка. Правда, хамка достаточно образованная для того, чтобы определить возраст шрама и то, как он наносился.

И хирург действительно тогда, в октябре, сказал, что Шатову здорово повезло. Сантиметр туда, или сантиметр сюда и… Дракону тогда повезло значительно меньше. С другой стороны, это помогло Шатову принять решение – тащить раненого серийного убийцу на себе из водостока или пристрелить его на месте. Удар ножом – и Шатов нажимал на спусковой крючок пистолета до тех пор, пока не закончились патроны.

– Вы меня извините, – тихим голосом попросила Ирина, трогая Шатова за локоть.

– Да ладно, – махнул рукой Шатов, – не вы первая, не вы последняя. Шрамы вообще украшают мужчина, так что с этой точки зрения я почти красавец. Вы еще подпали под мое очарование?

– Честно? – неожиданно серьезно спросила Ирина.

– Честно, – несколько опешив, сказал Шатов.

– Подпала и давно.

Шатов кашлянул.

Давно. Она давно подрала под его обаяние. Бог с ним, с обаянием. Почему давно?

– Ира… – Шатов потер подбородок.

– Да?

– Я сейчас буду выглядеть полным идиотом… это не слишком приятное зрелище, но… – Шатов перевел дыхание. – Откуда вы меня все знаете?

– Нам о вас рассказывали, Евгений Сергеевич.

– Вы никуда не торопитесь, Ира? – спросил Шатов.

– А что?

– Пожалуйста, объясните мне подробно, кто и что вам обо мне рассказывал, – Шатов положил руку на плечо девушке. – Пожалуйста.

– Дмитрий Петрович рассказывал, в школе еще говорили. Ребята…

– Какие ребята?

– Наши. Одноклассники, – Ирина вдруг потерлась щекой о руку Шатова. – У вас тогда еще шрама не было.

Шатов отдернул руку.

В школе, с приятелями обсуждали. Шрама тогда еще не было. С ума они все посходили тут, что ли?

– В какой школе? И в связи с чем? – почти простонал Шатов.

Ирина засмеялась, протянула руку и погладила Шатова по щеке.

– Ира, прекратите это пожалуйста! – Шатов оттолкнул ее руку.

– Что прекратить? – с невинным видом спросила Ирина.

– Вот это! Что вам обо мне говорили?

– Что нам говорили?.. Говорили, что вы рядовой журналист, который используется в темную, который никак не может понять, что именно с ним происходит, и что рано или поздно он погибнет, – Ирина наклонилась и сорвала ромашку. – Потом, когда вам удалось выжить, нам сказали, что такие как вы могут внести хаос в тщательно просчитанный план, и что всегда следует учитывать таких, как вы…

Шатову показалось, что земля под ногами качнулась.

– Это вам в школе говорили?

– В школе. Мы тогда еще спорили, вам снова повезет или нет?

– Снова?

– Ну да, когда все началось заново…

– Ира, – Шатов взял девушку за плечи и тряхнул, – вы хотите сказать, что Дмитрий Петрович рассказывал вам о том, что меня преследует Дракон… серийный убийца. Он рассказывал об этом в прошедшем времени?

– Почему в прошедшем? В настоящем. День за днем. Вас привлекли в оперативную группу, потом погиб ваш сотрудник, потом Дракон, как вы сами его назвали, стал требовать от вас самого выбирать новую жертву… Мне больно, – сказала Ирина.

Шатов убрал руки.

– Это вам, – девушка протянула Шатову ромашку. – А мне нужно бежать.

– А мне нужно… – пробормотал Шатов, – … мне нужно поговорить с вами подробнее.

– Меня ждут, – Ирина оглянулась на село, до первых домов которого было уже совсем рукой подать. – Давайте мы встретимся после обеда… Или нет, обед, скорее всего, принесу не я, а Галка. Давайте встретимся вечером, после ужина. Часов в одиннадцать. В клубе.

Нетушки, подумал Шатов, сейчас. Вечером меня уже здесь не будет.

– Ира, я хочу все выяснить немедленно.

– Вечером, – засмеялась Ирина, легко уклоняясь от попытки Шатова снова взять ее за плечи. – В одиннадцать, в клубе. Мы там с ребятами бываем каждый вечер.

– Ирина! – Шатов схватил девушку за руку, но та сделала какое-то неуловимое движение и высвободилась.

Шатов потер занывшее запястье.

– В одиннадцать. В клубе! – легко отбежав от Шатова на несколько шагов, крикнула Ирина. – И не забудьте, в четырнадцать ноль-ноль у вас обед. Обязательно.

Ну, не бежать же за ней, в самом деле. И руку она ему провернула очень профессионально. Хорошо еще, что пощадила мужское самолюбие и не заломила руку за спину, или еще как. В школе они, значит, его изучают… Веселая у них школа.

Шатов, значит, копался в крови и собственных соплях, а эти девочки и мальчики под предводительством Дмитрия Петровича внимательно за всем этим следили? И даже спорили, наверное, как быстро загнется зарвавшийся журналист, возомнивший себя борцом с мировым злом. Фигня какая-то.

Сваливать нужно отсюда и как можно скорее. Приехать домой, пообщаться с Мишей Хорунжим. А Миша подскажет, что именно нужно делать со школой, в которой детки учатся на живых примерах. Хорунжий, если сам не придумает, посоветуется с умными людьми. А там, глядишь, можно будет и наведаться сюда с поддержкой. Посмотреть, пощупать. Посмотреть Дмитрию Петровичу в глаза и пощупать его же за горло. И за другие болезненные места.

Можно будет. А пока нужно отсюда слинять. Сколько можно гостить, пора и честь знать.

Жаль, не спросил у девчонки, где тут у них почтамт и где останавливаются рейсовые автобусы. Ну, да ладно. Все отечественные села скроены по одному образцу – официальные учреждения, включая магазин, собраны в центре. И там же останавливаются автобусы.

Прошло с полчаса, прежде чем Шатов начал подозревать, что село со странным названием Главное отличается от всех населенных пунктов, в которых ему раньше приходилось бывать. Поначалу все казалось обычным. Вернее, не совсем так. Все казалось обычным, но с каким-то мелким штришком, с оттенком, который начал беспокоить Шатова, не попадаясь при этом ему на глаза.

Веселенькие аккуратные дома, пестро покрашенные заборчики и ухоженные сады в каждом дворе. Все это радовало глаз, но заставляло Шатова морщиться. Чистые выметенные улицы были недавно политы водой, чтобы прибить пыль. Асфальт на проезжей части был гладким и ровным.

Люди… Вот людей поначалу Шатов практически и не видел. Не было праздно шатающихся мужиков, или старух, стоящих и сидящих перед домами. Даже дети не бегали по улицам. И ни одной бродячей собаки.

И при этом село не производило впечатления вымершего. Жужжали пчелы, откуда-то издалека доносись петушиные выкрики, и что-то очень деловито бухало в отдалении. Похоже, что копер, прикинул Шатов. Что-то здесь строят.

Можно было конечно сходить к стройке, но это Шатов решил отложить на потом, как запасной вариант. Сейчас его больше привлекал центр села.

Село оказалось большим. Улицы – широкими, идущими строго параллельно, с очень четкими перпендикулярными перекрестками. Река, как смог увидеть Шатов, делила село на две части, соединенные добротным бетонным мостом. Недалеко от моста была пристань с несколькими лодками. И там Шатов обнаружил первого человека.

Крепкого сложения дочерна загоревший парень возился на берегу с перевернутой лодкой. Шатов несколько минут потоптался в отдалении, ожидая, что рано или поздно местный житель оторвется от работы для неизбежного перекура, но парень работал методично, вдумчиво и отвлекаться от работы до первых заморозков, похоже, не собирался.

– День добрый, – сказал Шатов, подойдя к лодке.

– Добрый день, – мельком глянув на подошедшего, ответил местный житель.

Шатов замешкался. Обычно в таких ситуациях люди, особенно сельчане, все-таки уделяли внимание новому человеку. Бросали взгляд на его одежду, просто смотрели в лицо и как-то реагировали на то, что незнакомый человек вдруг решил поздороваться. В таких случаях «добрый день» звучало, как просьба задать пару вопросов или что-то попросить. Воды, например. А ответ «добрый день» подразумевал обычно именно такое разрешение. Или не разрешение, если ответивший говорил фразу резко, с неодобрением.

Парень возле лодки просто сказал – добрый день. Даже не констатировал, а просто произнес, без интонации или оценки. И на Шатова он взглянул как на деталь пейзажа, без выражения. Посмотрел, увидел, что человек незнакомый и забыл о нем.

– Скажите пожалуйста, – Шатов переместился так, чтобы хотя бы частично попасть в поле зрения сельского труженика.

Труженик наклонился куда-то за лодку и достал банку с краской и кисточку.

– Извините, – снова напомнил о своем существовании Шатов.

Парень макнул кисточку в краску и аккуратно стал красить дно лодки в ярко-синий цвет.

– Мужик, я к тебе обращаюсь, – сказал Шатов, добавляя в интонацию немного грубости. – Или глухой?

– А не пошел бы ты… – не отрываясь от работы, процедил парень.

– Ты с рождения такой вежливый, или семья и школа постарались? – поинтересовался Шатов.

Кисточка не дрогнула, методично двигаясь по доскам.

– Ты мне можешь сказать, где у вас почта? – теряя одновременно надежду и терпение, спросил Шатов.

Кисточка аккуратно опустилась в краску, отжала излишек и снова стала елозить по дну лодки. Прикрепленный к ней человек был невозмутим и неразговорчив.

– Веселый тут у вас народ, дружелюбный, – сообщил на прощание Шатов и пошел к мосту.

Интересно, где находится центр села – на этом берегу или на том? Шатов покрутил головой. С утра ему приходится вести себя как Буриданову ослу, делая выбор. Вот сейчас он только решит, что стоит идти на другой берег, как из кустов чертиком выпрыгнет Дмитрий Петрович и начнет восхищаться правильностью и изяществом выбора.

Можно бросить монетку. Шатов полез, было, в карман, но решил не корчить из себя идиота большего, чем есть на самом деле. Нужно просто подумать немного. Совсем чуть-чуть.

Шатов оглянулся на улицу, по которой пришел к мосту. У всех домов на ней есть одна общая черта. И у деревьев в садах – тоже. Шатов не очень хорошо разбирался в ботанике, но сады были посажены не слишком давно. Лет десять, а то и меньше назад. Дома, похоже, были того же возраста. Плюс правильная, почти классическая застройка. Что это значило? А значило это, что все село строили одновременно, по единому плану. И всех жителей одновременно охватило желание сажать сады.

Из всего это следовало, что село было относительно недавней постройки. Село на этом берегу реки. А вот дома на другом берегу… Их вообще трудно было рассмотреть среди высоких деревьев, которым явно было не десять лет. И улица за мостом сразу же делала резкий поворот. На левый берег строгая перпендикулярность линий не распространялась.

И центр, похоже, должен быть там, в исторической части села.

Шатов оглянулся на труженика и помахал рукой:

– Бог в помощь, приятель!

С тем же успехом он мог обращаться к лежащей на берегу лодке.

Всей реки было метров сорок, но на опоре моста висело два спасательных круга и свернутая в бухту веревка. Н-да, подумал Шатов. Он всегда полагал, что в людном месте можно держать ценные вещи без присмотра, только каждый день их пришлось бы обновлять. А вот здесь…

Странное село.

И то, что заречная его часть не носила на себе следа централизованного планирования, не делало село менее странным. Пустынные ухоженные улицы. Аккуратные дома и тщательно покрашенные заборы. И…

Шатов несколько раз постучал по калитке. И нет собак. Ни в одном дворе, мимо которого Шатов прошел, не было собак. Не то, чтобы бродячих. Вообще никаких. Только две или три кошки попались Шатову на глаза.

Странно? Очень может быть. Когда-то Шатову довелось читать результаты исследований каких-то импортных психологов. Они утверждали, что по соотношению домашних собак и кошек в обществе, можно судить о свободе и демократии в стране. Чем больше кошек и меньше собак, тем благополучнее общество. По этому критерию в Главном жили исключительно счастливые и свободные люди.

Ни хрена это Шатову не дает, но отложить это наблюдение на потом – стоит. Как и странное поведение лодочника. Как и невероятную для отечественных сел чистоту и порядок. Отложить. Подальше, чтобы не мешали поискам ответов на главные вопросы.

Стоп. Шатов замер перед первым официальным строением, встретившимся на его пути. Одноэтажное небольшое здание, с лавочкой возле крыльца. Небольшая табличка возле двери лаконично сообщала «Ветеринар».

Первой мыслью было зайти, но Шатов решил и это отложить. Почта. Ему нужна почта. Нужно найти почту…

Как сегодня печет солнце, меланхолично заметил Шатов. Он собрался идти искать почту, вместо того, чтобы войти к ветеринарному врачу и спокойно все выяснить. И где почта, и где останавливаются автобусы. И сколько километров до райцентра. А чтобы он не запаниковал, этот ветеринарный врач, увидев у себя в кабинете человека с частичной потерей памяти, можно сказать ему, что прибыл сюда на лодке. Оставил ее возле моста, а сам отправился…

Входная дверь была не заперта. За ней было небольшое помещение с четырьмя стульями вдоль стены и еще одна дверь. На этот раз – в кабинет.

Шатов постучал.

– Да, – ответили из-за дверей.

– Здравствуйте, – сказал Шатов, входя в кабинет.

– Здравствуйте, – ответил сидевший за письменным столом мужчина лет сорока.

Голос его, правда, немного дрогнул, словно от неожиданности, но Шатов решил сделать вид, что ничего особого не произошло. Мог же, в конце концов, местный Айболит ждать кого-то и немного удивиться, увидев совершенно постороннего с бандитским шрамом на лице.

– Чем могу служить? – спросил ветеринар.

– Извините, – Шатов улыбнулся самой дружелюбной своей улыбкой, – я турист…

Ответная улыбка Айболита стала немного напряженной. Совсем чуть-чуть. Не любят они тут туристов, что ли?

– Мы с приятелями сплавлялись по реке на байдарках, – Шатов присел на край стула, – возле моста остановились, чтобы купить хлеба, овощей, фруктов…

Ветеринар молча кивнул. Улыбка совершенно покинула его лицо, не оставив даже вежливого внимания. Мужчина теперь просто сидел и ждал, когда Шатов закончит свой рассказ. И рассказ этот не слишком хозяина кабинета интересовал.

А как все хорошо начиналось, тоскливо подумал Шатов, понимая, что повел себя как-то неправильно.

– Ребята послали меня за припасами, а мне, к тому же, срочно нужно позвонить в город… – интонация стала почти жалобной. – Не подскажете, где тут у вас почта с переговорным пунктом и магазин или рынок. Я не смог найти ни одной живой души, чтобы спросить.

Айболит снял очки, очень тщательно протер их полой белого халата, снова водрузил на нос. Откашлялся.

– Почту? – переспросил ветеринар.

– Да. И еще магазин и рынок.

– Рынок… – со странным выражением пробормотал ветеринар.

Это уже начинало напоминать фарс.

– Почта и магазин. Где? У вас? – как можно более четко произнес Шатов.

– Там, – рука хозяина кабинета указала в окно.

– Дальше по улице?

– Дальше. По улице.

– Далеко? – спросил Шатов.

– Далеко. То есть… Не очень. Метров пятьсот, – ветеринар полез в карман и достал носовой платок.

В кабинете было прохладно, но ветеринар вспотел. Капельки пота выступили у него на залысинах и лице. Шатову стало очень неуютно. Очень.

Он встал. Показалось, что Айболит облегченно выдохнул.

– Так вы говорите – пятьсот метров? – уже даже не стараясь улыбаться, спросил Шатов.

– Да, – торопливо кивнул головой Айболит.

– По улице?

– Да. Да, по улице.

Как он не добавил «побыстрее, пожалуйста», удивился Шатов, выходя из кабинета. Нервные тут какие-то люди живут в счастливом селе с названием Главное. Не общительные.

Оглянувшись с улицы, Шатов присвистнул – добрый доктор стоял возле окна и торопливо что-то говорил в телефонную трубку, искоса поглядывая на Шатова.

– А ябедничать – нехорошо! – крикнул Шатов. – Ябед никто не любит, доктор!

Айболит поперхнулся и выронил трубку.

– Благодарю за точную и полную информацию, доктор, – подчиняясь неожиданному порыву, Шатов закричал громче. – Вы мне очень помогли, доктор. Что бы я без вас делал! Спасибо.

Окно с треском захлопнулось. Шатов подождал, пока будет задернута еще и штора, и только тогда двинулся дальше. Странный доктор Айболит, в кабинете он сидит, посетителей боится так, что может обмочиться, продекламировал экспромтом Шатов.

Смешно. С другой стороны – отчего это ты, Женя, так радуешься? Тут впору плакать. Единственным дружелюбным человеком из тех, кого ты встретил с самого утра, оказался придуренный Дмитрий Петрович. Даже очаровательная Ирина чего-то от тебя хотела. Лодочник играл с тобой в молчанку, а бедный доктор Айболит сейчас наверняка занят стиркой своего нижнего белья по причине… По какой причине? И куда это доктор звонил?

Не забивайте себе голову, Евгений Сергеевич. Не нужно. Вы хотели на почту? Идите на почту. Это всего в пяти сотнях шагов.

На четвертой сотне улица закончилась и началась площадь. Хоть что-то человеческое есть в село, облегченно подумал Шатов, рассматривая памятник Ленину. Дежурная поза номер один – вождь без кепки указывает рукой в светлое будущее. Крупный памятник, в селах обычно обходились более мелкими изображениями, а то и вообще бюстами.

В одном из немногих прочитанных Шатовым детективов, автор цитировал ученическое сочинение: «На центральной площади стоит памятник Ленину с протянутой рукой, что символизирует будущее нашей страны».

За спиной у бронзового Ильича высились голубые ели и двухэтажное официальное здание.

Село и при советской власти, судя по всему, было из богатеньких, вон какую домину отгрохали под сельсовет. Или это было правление колхоза-миллионера? Шатов притормозил возле памятника, поборол в себе желание сунуться в оплот власти. Нужно вести себя проще и естественнее.

Почта, телеграф и телефон, как учил нас великий вождь и учитель.

Шатов осмотрелся, поймал себя на том, что стоит посреди пустой площади, и отошел под деревья.

Становилось жарко. От асфальта потянуло как из печки. Часы показывали уже почти половину первого. Однако, как время летит. Так можно нарваться на обеденный перерыв.

Шатов двинулся вдоль домов. Вот, рыбоинспекция, библиотека. В библиотеку Шатов чуть не вошел, пораженный тем, что в селе еще сохранилось подобное некоммерческое учреждение. Магазин. Шатов помялся, разглядывая сквозь окно продавца – даму лет тридцати. Ладно, потом. Вначале – почта.

Почты не было. Шатов обнаружил еще несколько магазинов, в том числе один книжный, поликлинику, кафе с летней площадкой, кинотеатр без следов запустения с афишей свежего американского боевика, прошел еще раз мимо памятника и оказался на исходной точке. Блин горелый.

Жарко.

На кольцевую прогулку по площади Шатов потратил пятнадцать минут. Спокойно, Жека. Кто тебе сказал, что почта находится на площади? Никто. Она может быть на одной из пяти улиц, уходящих от памятника. Нужно просто выяснить. Хотя бы у той продавщицы в продовольственном магазине.

Только не нужно действовать в лоб, как с ветеринаром. Мягко и ненавязчиво. Купить что-нибудь, обсудить качество товара, проконсультироваться.

Шатов чуть не обжег руку о металлическую дверь магазина. Как ни странно, но в торговом зале было прохладно и пахло то ли кофе, то ли шоколадом, а не сложной смесью продовольственных и хозяйственных товаров. И выбор продуктов был весьма и весьма обширным.

– Жарко, – сказал Шатов.

– Жарко, – согласилась продавец.

– У вас есть что-нибудь холодненькое?

– Вот, – дама указала на застекленный холодильник у себя за спиной.

– Очень хорошо, – Шатов наклонился над прилавком, – тогда мне водичку без пузырьков. Пол-литра.

Дама неторопливо подошла к холодильнику, достала бутылку, вытерла ее чистым полотенцем и поставила на прилавок.

Молча. И взгляд ее блуждал по магазину, аккуратно избегая Шатова.

Спокойно, в который раз напомнил себе Шатов, избегаем резких движений и выражений. Не интересен ей покупатель. Она вообще не разговаривает с посторонними мужиками. У нее, наверное, очень ревнивый муж, который может любовно начистить физиономию просто за не вовремя оброненную улыбку.

Шатов расплатился, открыл бутылку и отхлебнул. Маленький глоток. По такой жаре любая выпитая жидкость имеет тенденцию просачиваться из желудка сквозь кожу и проявляться влажными пятнами на одежде. Крохотными глотками.

– Не поверите, – Шатов вытер губы рукой, – я заблудился.

Судя по всему, дама за прилавком не поверила. Или не услышала. Или ее вообще не волнует то, что кто-то заблудился у нее в магазине.

– Никак не могу найти почту.

– Что? – продавец вздрогнула и немного испуганно посмотрела на Шатова.

– Почту найти не могу. Местный ветеринар сказал, что это где-то здесь…

Дама явственно сглотнула. На ее лице проступило нечто среднее между удивлением и обидой.

– А я не могу найти, – закончил Шатов.

Продавец схватила полотенце и стала протирать прилавок.

– Эй, – окликнул ее Шатов.

Ноль внимания.

– Мадам!

Продавец вытерла прилавок и перешла к бутылкам на полках. А лодочник красил, не отрываясь, лодку. А ветеринар куда-то начал звонить. С ума они посходили, что ли?

– Я журналист, – Шатов достал из кармана удостоверение, – вот, пожалуйста. Я не американский шпион. Мне нужно просто позвонить в город. Или отправить телеграмму.

Перегнувшись через прилавок, Шатов тронул продавца за плечо. Она вскрикнула и отшатнулась, уронив на пол бутылку пива.

– Извините.

– Пошел отсюда! – взорвалась продавец. – Что ты хулиганишь? Делать нечего? Позаливал глаза и пристаешь? Я вот сейчас милицию позову!

– Чего вы расшумелись? – возмутился Шатов. – Кто хулиганит? Никто не хулиганит. Я вежливо спросил, где находится почта. Я даже могу за пиво заплатить.

– Заплатить! – взвизгнула продавец. – Пошел отсюда, козел. Ноги твоей чтобы здесь не было. А то я вот…

– Милицию? – спросил Шатов.

– Милицию!

– Хорошая идея, – обрадовался Шатов. – Где тут у вас участок? Я пойду и сам сдамся за мелке хулиганство.

– Туда, – указала продавец в сторону памятника.

– В местный Белый дом?

– Туда.

– Премного вам благодарен, – вежливо поклонился Шатов, прижав руку с бутылкой воды к сердцу, – что бы я без вас делал.

Продавец наклонилась и стала собирать осколки разбитой пивной бутылки.

– Денежки за пиво я все-таки положу, – сообщил Шатов, выкладывая мелочь, – чтобы считать конфликт исчерпанным.

Продавец не ответила. Шатову показалось, что она всхлипнула.

– Еще раз – извините.

Дурдом какой-то! Большой такой дурдом. Село для идиотов и неврастеников. Их всех сюда собрали, чтобы они могли жить полноценной жизнью и не чувствовать себя в окружении нормальных людей ущербными. А тут прибыл орел-интеллектуал Шатов и начал смущать больные умы.

Тогда ему нужно было искать не почтамт, а главврача.

Уже час. Местный милиционер мог уйти попить и покушать.

Шатов подошел к зданию за памятником. Одуряюще пахли хвоей распаренные ели и розы перед входом. Бутылка в руке казалось ледяной.

Дверь открывалась наружу. За ней был коридор. И ряд дверей, обитых дерматином, в лучших традициях бюрократии. На первой же двери красовалась табличка «Милиция».

Шатов выдохнул и, не стучась, решительно дернул дверную ручку. Дверь открылась легко.

– Здравствуйте, – решительно сказал Шатов, входя.

– Здравствуйте.

За столом, боком к закрытому жалюзи окну сидел старший лейтенант милиции. Гудел кондиционер, старший лейтенант отложил в сторону книгу и обернулся к посетителю:

– Присаживайтесь.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Шатов. – Я к вам за помощью…

– Замечательно, – улыбнулся милиционер и представился. – Старший лейтенант Звонарев Илья Васильевич. Участковый инспектор.

– Евгений Сергеевич Шатов, журналист. У меня такое дело…

– Я могу посмотреть на ваши документы? – улыбаясь, спросил участковый.

– Да, конечно, – Шатов достал из кармана рубашки удостоверение и протянул его через стол. – Вот.

Звонарев открыв красную книжечку внимательно изучил ее содержимое и посмотрел на Шатова, словно сличая фотографию с оригиналом.

– Вот, – сказал Шатов, – я немного заблудился в ваших местах и очень хотел бы связаться со своей редакцией…

Старший лейтенант закрыл удостоверение и в легкой задумчивости постучал им о стол.

– Что-то не так? – спросил Шатов.

– Да нет, все нормально, – снова улыбнулся милиционер и протянул Шатову удостоверение.

– Заблудились, говорите…

– Да. Вышел к селу, хотел найти почту, а люди словно вымерли все…

– Люди работают, – сказал участковый назидательно.

– Все? – удивился Шатов.

– Конечно.

Снова улыбка. Старлей улыбается, как заводной, словно стремится компенсировать неприветливость других обитателей села.

– Мне очень нужно позвонить в редакцию и сказать, что со мной ничего не случилось.

– Понятно, – кивнул участковый, еще раз заглянув в удостоверение Шатова. – Квасу хотите?

– Квасу? – Шатов квасу не хотел, но если это могло установить доверительные отношения с местной властью… – Да, очень.

– Тогда подождите меня минут пять, – попросил Звонарев и встал со стула. – Пять минут.

И дверь за ним закрылась. Удостоверение осталось лежать на столе, между книгой и фуражкой.

Какой замечательный здесь участковый! Просто душка. Умчался за холодненьким квасом для гостя. А вот село какое-то странное. Неестественное. А вот старший лейтенант…

Шатов посмотрел на дверь. А что, для участковых инспекторов естественно изображать из себя гостеприимных хозяев? Или официантов? Не исключено, правда, что Шатова уже ищут по официальным каналам, сообщили всем ментам, что в результате нападения на машину пропал приезжий журналист из самой области, и что нужно немедленно его найти. А тут к старшему лейтенанту Звонареву приходит сам пропавший журналист. Заулыбаешься тут. Не то, что за кваском, за шампанским побежишь. Не кто-нибудь, сам Женя Шатов.

Как это соотносится с приемом у Дмитрия Петровича? Никак. Твою мать, вполголоса выругался Шатов. Никак это ни с чем не соотносится. У него вообще никак ни что ни с чем не соотносится. Нападение на машину – отдельно. Ласковый Дмитрий Петрович и Ирина – отдельно. И село это Главное – совсем отдельно.

Врачи и продавцы устраивают истерику, а милиционеры бегают вприпрыжку за кваском.

Кстати, Шатов задумчиво посмотрел на свое удостоверение, чего это его так внимательно рассматривал старший лейтенант? Удостоверение как удостоверение. На обложке надпись «Обзор». На другой стороне, тоже золотом, «Пресса». А внутри есть фотография и печать, удостоверяющие…

Шатов чуть не выронил удостоверение. Ничего оно не удостоверяет. Ничего.

Нет ни фотографии, ни печати, ни подписи главного редактора агентства. Девственно белые листочки бумаги.

Интересно. Очень интересно. Что же это должен был подумать старший лейтенант Звонарев Илья Васильевич, получив подобный документ? И что должен подумать сам Евгений Сергеевич Шатов, журналист, обнаружив, что случилось с его документом?

А что, собственно, случилось? Кто-то удалил из удостоверения страницы с текстом и заменил их чистыми. Когда? А все тогда же, между выстрелом в лесу и пробуждением на тропинке. Зачем?

А зачем здесь все происходит? И что теперь делать? Встать и уйти, пока не вернулся старлей? И куда он ушел, не за квасом же, в самом деле? Может, он сейчас весело звонит психиатру, и с минуты на минуты за Шатовым должны будут приехать добрые санитары со смирительными рубахами наперевес.

Шатов встал и прошелся по кабинету.

Что бы он там ни подумал, но его нужно заставить позвонить в город. В редакцию. Или, черт с ним, попросить, чтобы он связался с майором Быковым из городского управления автоинспекции. И пусть спросит, знает ли тот журналиста Шатова со шрамом на всю щеку. С такой особой приметой ошибиться трудно. И, кроме того, у Шатова в сумке есть паспорт.

Был паспорт, поправил себя Шатов через десять минут после лихорадочных поисков документов. Паспорта в сумке не было. Сволочи.

Кем бы ни были те, кто украл паспорт и обработал удостоверение, они все равно сволочи. Суки.

Шатов почувствовал, как внутри у него все сжалось. Это было последней каплей. Самой последней. Он еще крепился, еще мог играть с самим собой в прятки, весело болтая с самим собой и делая вид, что все происходящее только повод для иронии и сарказма.

Страшно.

Ему действительно стало страшно.

Это происходит не с ним. Это не может происходить с ним. Это вообще ни с кем не может происходить. Ему слишком хорошо знакомо это чувство. Он уже в избытке нахлебался его раньше, в прошлом году, когда по его следам шли убийцы, когда Дракон начал играть с ним… Ему тоже казалось, что все это происходит не с ним, что это не может с ним происходить.

Он думал, что никто не смеет вот так вторгаться в его обычную жизнь. Вторгаться!

А вырвать его из его привычной жизни, из его мира и швырнуть в другой, нереальный и странный? Это кто мог сделать? Чушь, нелепость, игра воображения… Это все – все – создано только для того, чтобы поиздеваться над ним, Шатовым? Еще раз чушь.

Все это должно иметь реальное объяснение. Ясное и простое. Предельно простое и ясное. Но что делать Шатову?

Зазвонил телефон на столе.

Шатов встал со стула и подошел к окну.

Телефон продолжал звонить. И хрен с ним, подумал Шатов, это явно не к нему. Это к старшему лейтенанту Звонареву, ушедшему на пять минут и слоняющемуся уже… Шатов посмотрел на часы и присвистнул. Часы показывали, что Шатов провел в этом кабинете уже больше часа.

Телефон трезвонил, не переставая.

– Да, – не выдержал Шатов и поднял трубку.

– Евгений Сергеевич? – спросила трубка голосом участкового инспектора.

– Да, с нетерпением жду кваса и объяснений.

– Евгений Сергеевич, вы не сердитесь, – без извиняющихся интонаций сказал Звонарев, – мне срочно пришлось уехать по делу…

– А фуражку вы свою оставили на столе мне на память? – саркастически поинтересовался Шатов.

– Кому она нужна по такой жаре, – резонно возразил Звонарев.

– И что прикажете делать мне? – спросил Шатов.

– Идти обедать, – спокойно сказал Звонарев.

– Мне нужно позвонить в город.

– У нас нет междугородней связи.

– Тогда отправить телеграмму.

– Телеграфа у нас тоже нет, – ровным голосом сказал старший лейтенант.

– Тогда я просто уеду, – как угрозу выкрикнул Шатов. – На автобусе.

– Автобусы у нас не ходят, – Звонарев был сух, деловит, просто ставил в известность человека, что ничего из его попыток вырваться из этого безумия не получится.

– Слушай, старлей… – начал Шатов.

– Это вы меня послушайте, Шатов, – перебил участковый, – перестаньте заниматься ерундой.

– Вы называете ерундой…

– Я называю ерундой то, что вы делаете в селе. Из-за вас могут пострадать ни в чем не повинные люди.

– Мне нужно выбраться отсюда, – повторил Шатов.

– Вам нужно идти на обед, – ответил Звонарев.

– Пошел ты, – Шатов с грохотом бросил трубку на аппарат. – Пошел ты, знаешь куда?

Шатов спрятал удостоверение в карман, вышел из кабинета, постоял немного в коридоре, прикидывая, не стоит ли попытать счастья в других кабинетах, махнул рукой и вышел на площадь.

Но как жарко!

Шатова замутило. Он все равно отсюда уедет. Нет автобуса? Хрен с ним, можно поймать частника. Тут, или на трассе. Если частник будет отказываться везти – отберу машину, пообещал себе Шатов. Набью морду и угоню машину. То, что водить умею очень плохо – плевать. Не на ралли. Просто доехать до нормального населенного пункта.

Жарко.

Пришлось расстегнуть рубашку. Какие все добрые! Не забудьте пообедать! В устах участкового это звучало, как требование вернуться к Дмитрию Петровичу. Требуй у кого-нибудь другого. Захлебнись своими требованиями, подавись.

Никто не заставит его вернуться в ту сосновую рощу и в домик, который он, если верить Дмитрию Петровичу, блестяще выбрал. Просто фантастически.

Шатов потер глаза, пытаясь отогнать пелену, наползающую откуда-то со стороны солнца. Как будто марево студнем заполнило всю площадь и нетерпеливо расталкивает плечами дома и деревья вокруг.

Прозрачное желе с привкусом пыли залепило глотку Шатова и не дает дышать. Тело покрылось потом.

Не хватало еще теплового удара, пробормотал Шатов. Вытащил из сумки бутылку с водой и вылил содержимое себе на голову. Легче не стало.

Нужно где-то присесть. Просто посидеть в тенечке, попить прохладного. Тут где-то было кафе. Симпатичное такое сооружение, очень уютное на вид и со столиками на летней площадке под широкими белыми зонтами.

Совсем рядом, нужно только перейти площадь. Всего несколько шагов.

Всего несколько шагов по раскаленному асфальту, с трудом продираясь сквозь желе марева. Все вокруг дрожит. И асфальт начинает пружинить под ногами, словно превращаясь в пластилин. Или в то же самое марево, которое навалилось на Шатова, как гигантская медуза.

Гигантская медуза с обжигающими щупальцами, огненными нитями, которые оплели все тело Шатов и постепенно всасываются в его плоть. Как больно!

Шатов рванул рубашку, которая облепила его и не давала дышать.

Больно.

Огонь пропитал все тело Шатова и достиг мозга.

Шатов сжал виски, покачнулся. Или это асфальт пошел волной, пытаясь опрокинуть Шатова?..

Мозг от жара пошел пузырями, со свирепой болью лопающимися в черепе.

Руки перестали слушаться, пальцы корчились, как хворост в костре, с каждым движением умножая боль.

Марево уже поглотило все вокруг, осталось только удушливое вязкое месиво. И боль. Боль. Боль.

Шатов упал на колени. Кажется, он закричал. И крик этот только умножил боль.

Встать. Нелепая болезненная мысль. Встать? Это слово потеряло смысл в хаосе боли. И все потеряло смысл. Не было ничего, что Шатов мог бы противопоставить боли. Ничего.

Полыхало тело. Каждая клеточка выворачивалась наизнанку, и каждая секунда растягивалась в бесконечность.

Перед глазами металось багровое полотнище, каждое движение, каждый вздох, каждая мысль несли с собой только боль.

Шатов попытался заставить свое тело подняться. И даже не успел понять, зачем это ему. Просто для того, чтобы сделать хоть что-то.