Читать книгу Праймзона - Александр Зорич - Страница 5
Глава 5
Герои возвращаются
Оглавление«Прайм-индуктор является машиной, венчающей весь прайм-прогресс».
Из инструкции к прайм-индуктору
Прайм-индуктор замка Зальцберг располагался в глубоком подземелье, куда вела узкая лестница. В большинстве замков лестницы делались винтовыми, но в Зальцберге была прямая однопролетная лестница, длиной в сорок четыре ступени.
В целом же расположение прайм-индуктора следовало признать довольно обыкновенным. Подобной традиции – закапывать прайм-индуктор под землю – придерживались многие лорды.
А вот что было в Зальцберге необычным, так это четыре световых колодца, изливающих свет солнца днем и звезд ночью прямо на великую машину.
Каждый из этих четырех колодцев был накрыт хрустальным куполом, изготовленным не без посредства всё той же магии (но на строго научных основаниях, разумеется, ведь в Империи Доктов всё держалось на науке).
Благодаря особым тайным рецептам изготовления куполов даже в самую глухую ночь хрустальные линзы и полушария собирали достаточно света со всей небесной сферы, чтобы сносно освещать зал прайм-индуктора без участия ламп и факелов.
Стоило человеку спуститься в этот зал, как его охватывал священный трепет.
Сразу становилось ясно, что здесь совершается великое таинство смерти-возрождения, а вовсе не какая-то банальная некромантия.
Пошатываясь от выпитого грога, Рутгер припечатал к щеке Анабеллы почти братский поцелуй и спустился в подвал.
И, о чудо, одного взгляда на прайм-индуктор ему хватило, чтобы протрезветь!
Между машиной и Расчетным Ящиком стоял резной ореховый столик.
Его поверхность была прихотливо инкрустирована агатом, малахитом и розовым нефритом.
Рядом со столиком стояло кресло с высокой резной спинкой – к слову, Пипин Длинный обожал его.
Кресло подозрительно сильно походило на уменьшенный императорский трон. Да оно и неудивительно, ведь для своих воскресших в прайм-индукторе героев лорд был не меньшим авторитетом, чем император – для лордов и всех прочих сословий державы доктов…
Рутгер решительно уселся за инкрустированный столик. Он выложил на его прохладную, разноцветную поверхность каталисты своих героев, которые чудом успел захватить с собой из хранилища Медной Крепи, и погрузился в раздумья.
Крайним слева лег жук в янтаре – каталист Тео, Человека-без-Лица, да и в общем-то без тела. Точнее сказать, тело у этого героя имелось. Но состояло оно из особой эфемерной субстанции, уязвимой лишь для некоторых видов оружия.
Благодаря такой своей природе Тео умел перемещаться в пространстве как бы рывками – навык практически ненужный в жизни, но совершенно необходимый в жарком бою. Р-раз! И ты возле врага! Не успел враг вынуть из ножен меч – а его беспризорная голова уже скачет по земле!
Жук, застывший в янтаре, принадлежал к породе длинноногих жужелиц-красотелов. Он был не так величествен, как жук-олень, и не так забавен, как жук-носорог… Но те, кто интересовался фауной, знали, что в пределах Империи Доктов трудно сыскать жука быстрее, чем жужелица-красотел. И в этом плане выбор каталиста для Тео был более чем уместен…
Рядом с янтарным медальоном Тео сияла в свете звезд серьга в виде перерубленной спирали, каталист своенравной лучницы Фриды.
Фрида была любимицей Рутгера. И будь она не героиней, а земной женщиной, он не задумываясь предложил бы ей руку и сердце.
А так…
Рутгер был совершенно убежден в том, что отношения между лордом и героиней должны быть сугубо деловыми… Да, он знал, что не все лорды придерживаются этого правила. Но в его семье с лордским кодексом поведения было строго.
Перед смертью его отец взял с него клятву: никогда и ни за что Рутгер не станет водить шашни с женщинами, превзошедшими свою человеческую природу, одновременно и бессмертными, и бесплодными, и не укорененными в привычном жизненном укладе.
Тогда Рутгер поклялся – не раздумывая, прав отец или нет.
Но теперь, вместе с некоторым жизненным опытом, к Рутгеру пришло понимание: отец скорее прав, чем нет.
Да, ему нравилась Фрида. Но это «нравилось» было таким абстрактным! Таким платоническим! Безопасным и бесплотным.
Медальон в виде солнца с лучами принадлежал повелителю молний и любимцу грома – бесстрашному Буджуму.
Именно Буджума лорд Данзас предпочитал брать с собой, отправляясь на поиски опасных приключений.
Но именно его Рутгер меньше всего любил видеть в своем замке! Дело в том, что деятельная, кипучая натура Буджума не могла и пяти минут просидеть без дела. А «дело» у Буджума было известно какое – эксперименты с громами и молниями.
От выходок Буджума Цитадель Аиста загоралась четыре раза. Медная Крепь – шесть!
Окрестные ремесленники и виноделы уже несколько раз обращались к лорду Данзасу с челобитной, умоляя его держать Буджума подальше от их поселений. И Рутгер не знал, как объяснить им простую истину: удерживать Буджума от чего-либо не так просто, потому что он всегда делает только то, что в данный момент взбрело ему в голову!
Наконец, каталист крысолова Дитера – перстень с черным сердоликом…
На него Рутгер смотрел особенно долго.
С одной стороны, он очень любил Дитера и его шустрых крысок. Они были обучены таким забавным трюкам! Душка Босх даже умел писать свое имя на песке! А сам Дитер рассказывал такие уморительные истории и анекдоты!
Но! Но оживление Дитера требовало такого количества прайма… Как бы не ввести Анабеллу в расходы, которые будут настолько значительными, что их заметит ее батюшка! Заметит и, чего доброго, оттаскает дочурку за золотистые косы! Пипин Длинный недаром ведь слывет жадиной! За каждый бесследно растворившийся жбан вина, за каждый горшочек меда, за каждый мешок зерна этот достойный муж готов лично драть с челяди три шкуры! И он, Рутгер, не раз был тому свидетелем, когда ухаживал за его дочерью.
В общем, лучше пусть каталист Дитера подождет лучших времен, когда у его хозяина будет чуточку больше драгоценного прайма…
А вот изобретатель – человек очень нужный.
Его каталист – крохотный серебряный циркуль – Рутгер нежно взвесил на руке. Сколько замечательных идей подсказал ему рассудительный и благородный Шелти! И сколько раз, лишенный его советов, он, Рутгер, проигрывал в карты!
В общем, Шелти был остро необходим Рутгеру. Прямо скажем, он был незаменим! И лорд не мог дождаться той минуты, когда он вновь сможет опереться на знания и инженерный гений этого героя.
С Шелти-то он и начал…
Основная сложность в воскрешении героев заключалась в определении точных пропорций между различными сортами или, если угодно, цветами прайма.
Каждый сорт прайма, отвечающий своей стихии, определял уникальную конфигурацию и талантов героя, и его характера, и даже… количества веснушек на его щеках!
Для вычисления пропорций прайма служил Расчетный Ящик.
Как и всякий лорд, Рутгер четыре года учился пользоваться этим приспособлением и достиг в этом деле подлинного мастерства.
Он был настолько уверен в себе, что уже давно перестал пользоваться справочниками, которые ежегодно выпускались Имперским Ученым Советом «для сомневающихся и начинающих».
Стоило Расчетному Ящику покончить с каталистом Шелти, как Рутгер, мельком взглянув на стрелки приборов, открутил вентили подачи прайма в индуктор.
Заурчала, запела чудесная машина, задрожал, заколебался в звездном свете воздух.
И свершилось таинство…
Створки крышки прайм-индуктора распахнулись. Из саркофага вышел абсолютно нагой Шелти. Весь его облик лучился внутренней силой и благородством.
– Приветствую вас, хозяин! – спокойным, ровным голосом сказал изобретатель.
Выражение его правильного широкого лица было абсолютно безмятежным, будто он видел хозяина всего-то полчаса назад, но потом отлучился по какому-то мелкому делу.
– Рад видеть тебя, дружище, – Рутгер радушно улыбнулся воскрешенному герою.
– В первые же секунды после материализации, – также бодро продолжил Шелти, – я размышлял о том, как нам усовершенствовать оборону нашего замка с востока – ведь об этом вы просили меня во время нашего последнего дела. И я пришел к выводу, что…
– Постой, не части, – отгородился ладонью от изобретателя Рутгер. – Во-первых, наш замок теперь никакой не «наш», но об этом я расскажу подробней, когда восстанут все твои товарищи… А во-вторых, сейчас я приказываю тебе озаботиться совсем другой проблемой. А именно решить: где нам, беглецам, которых милостиво приютила Анабелла, дочь лорда Сентора, достать для всех нас подобающую одежду и оружие.
– Я понял вас, хозяин, – кротко промолвил Шелти. – Не смею вам мешать. Буду размышлять над проблемой, которую вы передо мной поставили!
Вторым из недр прайм-индуктора восстал молниеносный Буджум.
Вопреки обыкновению, он был мрачен и апатичен.
– Доброй ночи, господин, – произнес он, медленно вращая головой. – Сдается мне, мы в гостях?
– Именно так, в гостях, – подтвердил Рутгер. – Поэтому будь так добр, ничего тут не подпали!
– Вы же знаете, хозяин… Я нечаянно…
– За нечаянно – бьют отчаянно… Есть такая поговорка у простолюдинов.
Третьим произведением чужой прайм-машины и талантов Рутгера стала прекрасная лучница Фрида.
Четвертым – безликий мечник Тео…
Увы, на Тео машина дала сбой!
Однако то, что с процессом воскрешения что-то пошло не так, Рутгер понял лишь тогда, когда прайм-индуктор издал протяжный вой и мелко затрясся всем корпусом.
Исправить положение было уже нельзя – все цвета прайма были поданы внутрь индуктора, это значило, процесс не отыграешь назад, пропорцию не изменишь!
С замиранием сердца Рутгер ждал окончания таинства.
Вдруг створки распахнулись.
Однако вместо Тео, привычного старины Тео, бесплотного и незаменимого в бою меченосца, на площадку перед прайм-индуктором выступил… чернотелый, четырехрукий гигант!
Ну то есть гигантом он был лишь в сравнении с настоящим героем без лица.
И, в отличие от подлинного Тео, у возродившегося псевдо-Тео лицо имелось!
Уродливое, искаженное гримасой ненависти ко всему живому, с длинным крючковатым носом и косматыми седыми бровями…
Рутгер, хотя слыл картежником и гулякой, все же по праву мог считать себя опытным оператором магического делания. Он мгновенно понял, что произошло.
Одного взгляда на чернотелого обнаженного гиганта ему хватило, чтобы понять: из-за пренебрежения Расчетной Таблицей он ошибся с дозировкой сортов прайма, и чужой индуктор ошибся. Результатом этой ошибки и стала та роковая мутация героя, которую он видел перед собой!
И еще вопрос, узнает ли его этот мутант или нет!
За несколько коротких мгновений перед мысленным взором Рутгера промелькнули картины ближайшего будущего – такого вероятного и такого отвратительного.
Вот чернотелый гигант псевдо-Тео поднимается вверх по лестнице, туда, к жилым покоям…
Вот оттуда доносятся испуганные женские крики, лязг оружия сонной стражи, детский визг, грохот расшибаемых дверей…
И вот уже мутант вламывается в хранилище прайма Пипина Длинного – ведь известно, что все мутанты помешаны на прайме…
Конечно, вряд ли охрана позволит ему поживиться хозяйским добром. Но ведь наверняка погибнут невинные люди, пострадают герои, имущество и, главное, безупречная репутация Анабеллы!
Всё, что они с Анабеллой поклялись сохранить в тайне, тотчас выплывет на поверхность… Батюшка будет гневаться… Анабелла станет плакать… А ее младшие сестры-подростки, те еще штучки, начнут издеваться над ней, перестанут слушаться и оказывать почтение…
Рутгеру стало так жалко Анабеллу из нарисованного его услужливым воображением будущего, что он резко вскочил со стула с резной спинкой.
Нет, он не даст этому будущему сбыться!
Он, лорд Данзас, восстановит гармонию! Он сможет перечеркнуть допущенную ошибку! Хватит с него вообще ошибок! Пора поступать правильно!
Тем временем четверорукий гигант размашисто шагнул вперед.
Но тут же остановился и покачнулся, словно бы на секунду потеряв равновесие. Вероятно, трансформация героя переносилась им не без сложностей.
Рутгер выхватил меч, подскочил к гиганту и, в глубоком выпаде, пронзил покачивающегося, рассеянно недоумевающего мутанта насквозь.
Тот заревел. Да так, что затряслись стены Зальцберга.
Вверху лестницы открылась окованная дверь. В темном проеме показалось перепуганное личико Анабеллы.
– Что тут происходит, Рут? – спросила она.
– Да так, небольшой производственный брак, – с победительной усмешкой сказал Рутгер, отирая окровавленный меч о штаны. Сам же тем временем подумал: «А Дитер-то, оказывается, везунчик. Раз не получилось с Тео, придется оживить крысолова…»
А когда Рутгер покончил с восстановлением героев, он вновь встретился с Анабеллой в зале старинной библиотеки замка Зальцберг.
И хотя Рутгер не знал, что именно стало тому причиной, но Анабелла, зябко кутающаяся в норковый палантин на фоне высоченных стеллажей, уставленных необъятными, с кожаным тиснением на корешках, фолиантами, вдруг показалась ему… такой… нестерпимо желанной!
Почти… любимой!
Надо сказать, Рутгер сам испугался собственных внезапных чувств.
Откуда они, чудь их разорви, вообще взялись? Ведь еще днем, когда он мчался к Анабелле на Зубане, он думал о ней как о милой, доброй девушке, с которой его связывают отношения, больше всего напоминающие дружеские. Он думал и о том, что их роман изжил себя, да и вообще непонятно на чем стоял, когда длился… Рутгер был уверен, если бы у него была сестра, а не брат, с этой вот сестрой его и связывали бы в точности такие отношения, какие были у него с Анабеллой: отношения, исполненные нежной заботы, но при этом в интимном смысле совершенно холодные!
Но сестра сестрой, а теперь плоть его буквально… трепетала от близости Анабеллы! И в этом у знатока женского пола Рутгера не было никаких сомнений!
«Неужели приворотное колдовство? И не в какой-нибудь Ардонии – а у нас, в просвященной Империи Доктов? Но кто, кто приворожил меня? Анабелла? Едва ли! Зачем ей, такой высокородной, такой богачке, искать моей любви, любви неудачника и гуляки… И потом, это ведь она, она требовала, чтобы мы расстались! Говорила, у нее нет больше чувств, что ей тоскливо и скучно…»
Но додумать свою мысль Рутгер не успел.
Неведомая сила буквально швырнула его на колени перед девушкой, которая, чтобы скрыть волнение, заплетала и вновь расплетала свою длинную золотую косу.
Анабелла, завидев коленопреклоненного Рутгера, в страхе отпрянула.
Ведь перемены, произошедшие в сердце Рутгера, которые она теперь явственно ощущала, стали сюрпризом и для нее!
– Анабелла… Милая… Я так благодарен тебе за помощь. – Рутгер покрыл белую, нежную руку Анабеллы, которой ему каким-то чудом удалось завладеть, торопливыми поцелуями. – Даже не знаю, как я смогу отблагодарить тебя за все твои хлопоты… и за тот риск, который…
Анабеллу неожиданно сильно тронула внезапная страстность Рутгера, рядящаяся в одежды простой признательности.
Хотя она старательно пыталась отогнать от себя назойливую мысль о том, что случится, если эта страстность инициирует продолжение их вроде бы окончившегося романа. Что скажет папенька, у которого, конечно, свои планы на ее судьбу? Что скажет свет? Да и вообще, хочет ли она сама этого? Не минутная ли это блажь?
Словом, Анабелла благоразумно промолчала. Тем более что говорил, и притом охотно, разгоряченный Рутгер:
– Я не знаю, что я могу сейчас сделать для тебя, чтобы отблагодарить тебя за твою доброту… Но я обещаю тебе, Анабелла, я клянусь тебе, что каждый вечер, засыпая, я буду думать о тебе. И мысленно благословлять твои дни и ночи… А еще я буду, – Рутгер запнулся, подбирая выражение поточней, – целовать тебя… Но это – исключительно в знак моей глубочайшей благодарности!
Анабелла вдруг почувствовала, что на душе у нее стало светло.
– Только лишь в знак благодарности? – тихо переспросила она, поглаживая Рутгера по волосам.
– Не только… Но также и в знак… в знак… чего-то такого, чему я не могу подобрать название! – честно признался Рутгер.
Анабелла улыбнулась – загадочно и одновременно с этим соблазнительно:
– Рут… Ну что же ты стоишь на коленях?! Ведь пол… его мыли вчера утром. Вставай, пожалуйста, вставай!
Анабелла жестом побудила Рутгера подняться.
А когда тот поднялся, она… приникла к его животу своим животом и впилась в его губы своими влажными, пахнущими вишней губами!
«Вот это да… – только и успел подумать Рутгер. – Похоже, ее тоже приворожили!»
Поцелуй Рутгера и Анабеллы хотя и был импровизированным, вышел долгим и вдумчивым. Как будто они стремились наверстать все те неслучившиеся поцелуи, которые могли бы быть, если бы они не разлучились, за эти долгие месяцы порознь…
Ни Рутгер, ни Анабелла не спешили закончить этот бесконечный поцелуй. И хотя это был всего лишь невинный контакт истосковавшихся по близости губ, и у лорда Данзаса, и у дочери лорда Сентора возникло ощущение, что этот поцелуй является прологом к чему-то значительно более важному и нежному. К чему-то, что, возможно, будет длиться всю их жизнь…
Наконец, тяжело дыша, они раскрыли объятья, глядя друг на друга с вожделением и радостью.
Рутгер заговорил первым:
– Анабелла, милая, только не говори мне, будто только что ты поцеловала меня как… как сестра! И что этот поцелуй был… ошибкой, – прошептал Рутгер.
– Ты же знаешь, Рут… Я не люблю врать… Поэтому говорить тебе такое я… никогда не стану! – смущенно промолвила Анабелла и опустила глаза. – Я признаю только, что целовала тебя так, как целовала когда-то… Когда мы были близки… Но тогда и ты признай, что ты пришел ко мне не только как к подруге мятежной юности. А и как… к красивой и желанной девушке! И что в глубине души ты… И что ты, хотя и не осознавал этого…
– Да… в глубине души я всегда… тебя любил. Даже когда мне казалось, что не любил… И я всегда жалел о том, что мы расстались… После тебя у меня не было никого, с кем меня связывало бы что-то, кроме… постели…
Анабелла долго не отвечала. Было видно, что внезапные перемены и радостны для нее, и одновременно ее тревожат.
– Рут… Ты говоришь такие странные вещи… Но я почему-то… верю тебе! – воскликнула Анабелла.
– И правильно веришь… Это здорово, что ты мне веришь, моя славная, моя фигуристая аристократочка! Ты знаешь, – вдруг Рутгер почувствовал, что его больше не гложут чувство жалости к себе, неуверенность в завтрашнем дне и стыд за содеянное, – впервые за все это время я понял, зачем… зачем мне жить дальше!
– И зачем же?
– Анабелла! Теперь, после этого поцелуя, у меня появилась цель!
– И что это за цель? – Анабелла посмотрела Рутгеру прямо в глаза.
– Анабелла, я хочу, чтобы ты вновь полюбила меня… Но не так, как любят неудачников. Не свысока… Не по-матерински… А так, как любят победителей…
Анабелла внимательно выслушала Рутгера, но торопиться с ответом не стала, словно бы решая, не шутит ли ее старый-новый возлюбленный.
Тем временем Рутгер продолжил:
– Я хочу вновь стать победителем, Анабелла… Я не хочу больше играть… Не хочу пьянствовать… Мне противно быть должником… Я хочу, чтобы ты вновь поверила в меня. И в нас…
– Рут… Я…
Анабелла хотела сказать еще что-то одобрительное, что-то красивое и правильное, но Рутгер не предоставил ей такой возможности. Он вновь обвил тонкую талию девушки своими жадными руками и привлек ее к себе.
…Рутгер и Анабелла целовались еще долго. И целовались бы они еще сутки, если бы в дверь библиотеки не постучала условленным стуком доверенная служанка.
– Госпожа! Госпожа! – Голос служанки беспокойно дрожал. – Ваш батюшка прислал гонцов. Велел передать, что возвернется в течение часа! Велел греть воду для омовения и жарить поросенка в винном соусе!
Анабелла бросила на Рутгера извиняющийся взгляд, полный немой муки. Мол, ну что тут сделаешь? «Поросенка в винном соусе»! Ни дня не дают пожить в свое удовольствие!
Но Рутгер и безо всяких намеков со стороны Анабеллы понял: ему и его героям пора в дорогу.
Отступая к хорошо знакомому потаенному выходу, что вел из библиотеки в сад (сколько раз Рутгер пользовался им во время их минувшего романа!), лорд Данзас думал о том, что еще долго, возможно несколько дней, его пальцы и платье будут отдавать мускусом и розой, корицей и пихтой – драгоценными духами прекрасной золотоволосой Анабеллы…