Читать книгу До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей (сборник) - Александр Звягинцев - Страница 5

Гланька подвезла его к гостинице. Она называлась женским итальянским именем «Джоли». Ледников выбрался из машины и не поверил своим глазам – в нескольких шагах от него высилось здание Скотленд-Ярда со знаменитым вращающимся призматическим треугольником.

– Интересно, с каким умыслом ты выбрала гостиницу рядом с этим учреждением? – спросил он.

– Чтобы быть за тебя спокойной, – не моргнув глазом ответила Гланька. – И потом, это любимая гостиница российского посольства. Так что к русским тут привыкли и не считают, что все они агенты КГБ и запойные пьяницы. И, кстати, говорят, что тут во время войны проводил некие неформальные переговоры сам Черчилль и потому есть подземный туннель прямо к его бункеру.

– Именно то, чего мне так не хватало, – подземный туннель!

Гланька быстро поцеловала Ледникова в щеку и умчалась приводить в порядок своего лорда, чтобы завтра утром Ледников мог с ним нормально проговорить. Как она сказала, главное – не дать ему надраться вечером, тогда есть шанс.

Номер был как раз такой, какие Ледников предпочитал. Дорогой, удобный, но без ненужных роскошеств, из-за которых чувствуешь себя будто в музее. Комната и спальня.

Вечер только начинался, и успеть еще можно было многое. Для начала Ледников договорился о встрече завтра утром с мистером Крейгом Вудгейтом. Встреча должна была состояться в пабе «Принц Альберт». А потом он позвонил своему студенческому приятелю Модесту Талалаеву, уже много лет жившему и работавшему в Лондоне. Несколько раз Ледников даже останавливался у него, когда был стеснен в средствах, чтобы не тратить деньги на гостиницу.

Модест был помешанным англоманом еще в студенческие годы. На первом занятии по английскому он представился преподавателю так: «Модди Талалаев». Преподаватель, измученный язвой и студенческой тупостью, поднял на него страдальческие глаза: «Модди Талалаев, значит?.. Очень приятно. А я – Харитон Петрович. Всего-навсего. Но вы уж тогда называйте себя лучше Мудди… Мне кажется, это будет и на английский манер, и больше соответствовать содержанию». Модест потом долго отдирал прилипшую к себе кличку, но любви ко всему английскому остался верен.

За проведенные в Лондоне годы он превратился в самого настоящего англичанина, говорящего по-русски с заметным акцентом. Но при этом Модест сберег в душе русскую удаль и даже ухарство, которые, правда, превратились в корректную английскую страсть к приключениям и экстравагантному поведению, разумеется, в свободное от работы время.

С помощью Модеста Ледников хотел посмотреть в глаза господину Энтони Кросби, материалы которого произвели на него столь сильное впечатление.

Модест понял его с полуслова. Он был в курсе скандала вокруг Гланьки. К тому же, как выяснилось, даже несколько раз имел дело с этой газетой, знал там пару человек, которые могли вывести на Кросби.

Он перезвонил минут через десять и сообщил, что сейчас господин Кросби пребывает в пабе рядом с редакцией и будет там еще, видимо, неопределенное время.

– Встречаемся у входа? – деловито осведомился Модест.

– Ты хочешь принять участие в допросе? – спросил Ледников.

– Нет, я буду стоять на стреме, – расхохотался Модест. И заговорщицки прошептал: – Ты только самое главное не забудь.

– Что именно?

– Что? Полоний, конечно! Будем этому гаду в эль полоний сыпать и тайны его мерзкие выведывать!

– Свихнулись вы тут со своим полонием! – буркнул Ледников.

– Полоний не трожь! – строго оборвал его Модест. – Для истинного лондонца это теперь святое.

У Модеста была по-детски большая голова и лицо постаревшего ребенка. На затылке начинала поблескивать аккуратная лысинка. Так как Ледников был выше его на голову, рассмотреть ее не составляло труда. Одет был Модест как истинный клерк, а в руках у него, разумеется, был зонтик-трость.

– Ну, пошли пытать? – нетерпеливо спросил Модест, даже не здороваясь. Можно было подумать, что они расстались только утром. Впрочем, последний раз они виделись летом в несусветную жару, буквально задушившую Лондон, а осенью Модест прилетал в Москву, и они вполне весело провели вечерок.

– А ты знаешь его в лицо? – спросил Ледников.

– Нет, но мне дали его словесный портрет.

Модест обожал в разговорах с Ледниковым вставлять всякие криминалистические и юридические обороты.

– Во-первых, он лысый, как коленка. Во-вторых, у него бородка типа эспаньолки. В-третьих, он будет основательно пьян. Думаю, что людей с такими приметами в этом пабе не очень много.

Модест оказался совершенно прав. Лысый мужчина с бородкой сидел за столиком у окна и был заметно выпивши. Вот только сидел он не один. Напротив него устроился какой-то блондин в легкой дубленке и что-то быстро говорил, близко наклонившись к собеседнику.

Ледников устроился за соседним столиком, а Модест пошел к стойке заказывать выпивку. Расслышать, о чем толкуют Кросби и его светловолосый собеседник, было практически невозможно, в пабе уже начался вечерний бедлам. Ледников только увидел, как собеседник Кросби вытаскивает из кармана дискету для компьютера и кладет ее перед ним на стол. Кросби уставился на дискету пьяными глазами, но брать не стал, она так и осталась лежать перед ним.

Потом мужик в дубленке встал, наклонился над Кросби, сказал ему что-то явно угрожающее и вышел из паба. Тут как раз подрулил Модест с пивом.

– Ну, клиент свободен! – азартно прошептал он после того, как всосал полкружки. – Пошли вздернем нашего голубя на дыбу…

– Надо придумать, как мы ему представимся, – придержал его Ледников.

Модест снисходительно посмотрел на него:

– Кем представляются творческим людям? Поклонниками. Скажем, что читаем его опусы и нам очень интересно, не будет ли продолжения…

Ход был нормальный. К тому же Кросби пребывал в таком состоянии, что особые тонкости уже и не требовались. Он сидел, прикрыв глаза, и время от времени удрученно покачивал головой.

– Я буду добрый, а ты злой, – азартно сказал Модест. – Я хвалю, а ты давишь на предмет того, где он берет информацию.

Они подошли со своими кружками к столу Кросби и сели напротив. Причем Ледников умудрился так неудачно поставить свою кружку, что она целиком закрыла от Кросби лежавшую на столе дискету. Кросби на них никак не отреагировал. Деликатное покашливание Модеста тоже не произвело на него никакого впечатления. Тогда Модест бесстрашно ринулся в бой.

– Мистер Кросби, а я вас сразу узнал. Вы хороший журналист, мистер Кросби, и лихо пишете. Особенно нам нравятся ваши заметки о русских шпионах…

Ледников не успел вступить в разговор, потому что мистер Кросби разлепил веки и уставился на Модеста мутными глазами.

– Русские шпионы! – с ненавистью процедил он. – Пошли вы все к черту с вашими русскими шпионами! Я ничего не хочу о них больше знать!.. Что вы все ко мне лезете с этими русскими шпионами! Задолбали!

После этого вопля души Кросби с трудом поднялся, с еще бо́льшим трудом выбрался из-за стола и двинулся к выходу.

Модест с недоумением смотрел ему вслед.

– Мистер Кросби! – крикнул он, когда тот был уже у самых дверей.

– Да ладно, брось, – остановил его Ледников. – Он сейчас в таком состоянии, что от него ничего не добьешься… Завтра поговорим. Тем более есть повод!

– Какой?

– А мистер Кросби забыл одну маленькую штучку, – засмеялся Ледников, отодвигая свою кружку от дискеты. – Завтра мы ее благородно вернем ему.

Модест задумчиво уставился на дискету.

– Очень благородно – сначала спереть, а потом вернуть.

– Он просто забыл ее… – поправил его Ледников.

– Вот до чего доводят бедного англичанина эти вездесущие русские шпионы! – с пафосом воскликнул Модест.

– Дорогой Мудди, – проникновенно сказал Ледников, – вашему брату англичанину не мешало бы немного подлечиться. Иначе скоро вы будете сигать из окон с криком: «Полоний!»

– Нет, – уперся Модест. – Сигать из окон будут американцы, а настоящий англичанин честно пойдет навстречу опасности – закажет столик в ресторане «Полоний» и будет пить там зараженный чай.

– Ах да, я забыл! – хлопнул себя по лбу Ледников.

Еще в Москве он видел по телевизору репортаж из Лондона про какой-то никому не известный ресторан под названием «Полоний», который после известия об отравлении Литвиненко вдруг стал пользоваться бешеной популярностью, хотя в самом ресторане ничего не изменилось. Какие радости могут привлечь туда людей, он уразуметь так и не смог.

– Слушай, а ты вот можешь объяснить чего они туда прутся? Чего они там хотят увидеть?

– Ну… – закатил глаза Модест.

– Ладно, – отмахнулся Ледников, – не парься. И не начинай читать мне проповеди про истинных англичан. Знаем мы вас. Я тут смотрю по Би-би-си репортаж после какого-то футбола. И вот ведущая в студии говорит, что английские болельщики снова опозорили страну и нацию своим безобразным поведением. Ведущая, заметь, самая натуральная индуска. Сейчас, говорит, передаю слово нашему корреспонденту. Появляется корреспондент – араб с плачущими глазами. Показывает на мужиков за решеткой и говорит: вот они, те, кто позорит Англию, из-за кого порой стыдно называться англичанином. А за решеткой – одни англосаксы белые… Вот ты бы среди них точно сошел за своего! Так что – не пой, красавица, при мне ты песен Англии печальной! А то, знаешь, напоминают мне оне… кое-чего…

Но у Модеста и так не было никакого желания спорить. Он задумчиво чесал нос.

– Ну что, Ледников, вспомним молодость?

– Только, знаешь, без фанатизма.

– Тогда поехали ко мне, я сброшу эту проклятую сбрую, – он подергал себя за жилет, – и покатим по злачным местам. Мы пройдемся по ним Карфагеном!

Это было выражение, которое прочно вошло в их арсенал после прочтения романа Юрия Трифонова «Старик».

– Компьютер у тебя дома есть? – осведомился Ледников. – Посмотреть, что там на этой дискете? Прежде чем благородно возвращать…

– Найдется, – успокоил Ледникова повеселевший Модест.

Пока Модест приводил себя в надлежащий вид, Ледников включил компьютер и вставил в него дискету. Файл на ней был только один. Когда Ледников открыл его, то увидел себя самого. Это была фотография, взятая с обложки книги, которую они недавно издали с отцом. Выглядел на ней Ледников крутым молодцом – темные очки, камуфляж, тельняшка… Натуральный коммандос. Люди в издательстве попросили что-нибудь необычное для контраста с фотографией отца, на которой он в строгом костюме сидел в роскошном старинном кресле, положив руки на трость. Вот Ледников для смеха и дал им фотографию, сделанную несколько лет назад во время поездки в воинскую часть. Издательские художники тогда чуть не заплакали от счастья.

Налюбовавшись собой, Ледников принялся за текст. Он был невелик. В нем коротко излагалась его биография – сын бывшего заместителя Генерального прокурора, выпускник юрфака университета, следователь прокуратуры, потом следователь прокуратуры по особо важным делам, занимавшийся несколькими секретными расследованиями совместно с ФСБ, в последнее время занимается расследованиями и аналитическими прогнозами под видом журналиста…

Близкий друг семьи Востросаблиных, особенно близок с Аглаей Востросаблиной. Есть сведения, что он прибыл в Лондон для проведения завершающей стадии операции, жертвой которой стал молодой российский бизнесмен Рафаэль Муромский…

В общем, при небольшом умении из этого портрета вполне лепился образ тайного агента КГБ, выполняющего особые задания.

– Ледников, это ты, что ли?

Модест из-за его спины рассматривал фотографию на экране монитора. Он был уже в джинсах и зачуханном свитерочке с залихватской надписью «Unlimited» на груди.

– Ну ты, блин, красавчик! Супермен!

– Когда это было! – усмехнулся Ледников.

– И что все это значит? Они принялись за тебя? – озабоченно спросил Модест.

– Видимо, на основе этой информации мистер Кросби должен был состряпать продолжение своей шпионской саги, – предположил Ледников. – Но почему-то заупрямился… Почему? Может, потребовал повышенный гонорар?

– А может, совесть заела? – предположил Модест. – Помнишь, как он взвился насчет русских шпионов?

– Конечно, английские джентльмены взяток не берут!

– Одно другого не отменяет, – парировал Модест. – Не забывай, это не какие-то солнцевские отморозки!

– Что ж, тем более необходимо завтра поутру побеседовать с мистером Кросби. Может, с похмелья у него и совесть взыграет…

– Бывает, – согласился Модест. – Мне с похмелья всегда кажется, что я уже никогда в жизни не совершу ничего предосудительного. Представляешь себе? Но у нас-то с тобой пока ни в одном глазу. Помчали!

Лондонский вечерок прошел в лучших московских традициях. Они с Модестом обошли чертову тучу пабов и баров и порядком набрались. Но Ледников, помня о том, что завтра у него трудный день, себя контролировал.

В общем-то он был совершенно вменяем, когда позвонила Гланька. И тем не менее та сразу подозрительно спросила:

– Ледников, ты тоже набрался? Господи, что же у меня за судьба такая! Только одного уложила, чтобы он завтра был вменяемый, так тут же другой накачался!

– Глань, все, что ты говоришь, звучит просто чудовищно. Со стороны можно подумать, что у тебя два сожителя!

– А знаешь, что-то в этом есть… – задумчиво протянула она, ничуть не смутившись. – Я вдруг подумала, что…

– Что?

– Ничего, – засмеялась Гланька. – Сам подумай. И будь добр, запомни, что завтра мы ждем тебя к обеду. Надо серьезно поговорить. Седрик начал психовать, он хочет обратиться в полицию, к премьер-министру… Ну и все такое прочее. Вплоть до ООН. В общем, хотелось бы, чтобы ты завтра был трезв и годен для серьезного разговора. Вот уж не думала, что встанет проблема, как свести вас с Седриком в трезвом виде!

О дискете Ледников ей ничего не сказал – хватит с нее впечатлений.

Только в начале первого Ледников уговорил разошедшегося Модеста отправиться домой. В Москве-то уже была глухая ночь, и он валился с ног от усталости. В гостинице он, прежде чем уснуть, мысленно подвел некоторые итоги дня – надо было дать работу подсознанию на ночь. Утром, как знал Ледников, мозг непременно выдаст несколько идей и соображений.

И хотя он всегда мучительно плохо спал на новом месте, на сей раз заснул легко и быстро, словно в своей московской квартире, а не в номере лондонской гостиницы рядом со Скотленд-Ярдом.