Читать книгу Утопающий во грехе - Александр Звягинцев - Страница 8

Пассажиры московского рейса, прибывшего в Стокгольм, уже практически разошлись, когда трое полицейских в форме подошли к мужчине и женщине, стоявшим посреди зала ожидания и что-то оживленно обсуждавшим. Мужчина был уже немолод, седовлас, но статен и сразу чувствовалось, еще в полной силе. Женщине было лет тридцать, глаза ее блестели от слез.

Полицейские взяли их в кольцо, а потом из-за их спин вынырнул молодой человек в штатском. Он что-то сказал, потом вынул из папки лист бумаги и показал мужчине. Тот удивленно пожал плечами, какое-то время изучал документ, а потом растерянно поглядел на ничего не понимающую женщину.

Вернув бумагу молодому человеку, он обнял женщину, поцеловал ее в лоб, что-то настойчиво сказал ей и, высоко подняв голову, направился в сопровождении полицейских к выходу.

Женщина, словно окаменев, смотрела ему вслед…

Бывший старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры, а ныне адвокат Московской коллегии адвокатов, член Фонда социальной безопасности «Порядок и право», созданного покинувшими государеву службу по тем или иным причинам сотрудниками правоохранительных органов, Евгений Иванович Федоровский пил свой утренний кофе, щедро разбавленный молоком, и слушал по радио захлебывавшегося от возбуждения диктора.

Диктора можно было понять. Академика Губарева, возглавлявшего могучее научно-производственное объединение «Импульс», занимавшееся атомным машиностроением и, разумеется, причастного к разработке ядерного оружия, задержали на глазах встречавшей его в аэропорту Стокгольма дочери и предъявили ордер на арест по запросу министерства юстиции… США. «Ордер на арест выдан судом Западного округа штата Пенсильвания. Там в отношении господина Губарева ведется расследование по различным имущественным преступлениям», – сообщил журналистам представитель шведского управления юстиции.

Академика доставили в тюрьму предварительного заключения, где он был помещен в камеру, мало чем отличающуюся от «номера в двух-трехзвездном отеле». Так выразились сотрудники российского посольства, им удалось установить контакт с управлением юстиции. «Мы получили разрешение на встречу с господином Губаревым, сейчас определяется дата свидания», – сообщили они.

О каких именно преступлениях идет речь, шведский чиновник в своем сообщении не уточнил. Ему также было не известно, связано ли блокирование банковских счетов дочери господина Губарева, проживающей уже несколько лет в Швеции, с обвинениями, выдвинутыми в отношении ее отца. Зато он сообщил, что Соединенные Штаты добиваются срочной экстрадиции Губарева…

Тут же диктор перешел к комментариям экспертов всех мастей. И посыпались разъяснения и догадки по поводу инкриминируемых Губареву преступлений. Его подозревают в финансовых злоупотреблениях, связанных с деятельностью нескольких фирм, зарегистрированных им в США! Но он является носителем государственных секретов самого высокого уровня, выдача его иностранному государству может причинить колоссальный ущерб интересам России. Да что интересам! Безопасность государства под угрозой!

Особенно горячились, как и положено, депутаты. Они не понимали, как вообще можно было выпустить Губарева за границу. Особенно возбудился один депутат, который заявил, что в сложившейся ситуации российские спецслужбы должны подумать о физическом устранении Губарева, потому что если его выдадут США, из него там выбьют все российские секреты! Американцы умеют это делать, к нему могут быть применены пытки и психотропные средства!.. «Что же делать?» – опешил диктор. Надо поручить спецслужбам физически уничтожить Губарева, если будет принято решение выдать его американцам!

Тут Федоровский допил кофе и только головой покачал. Мели, Емеля, твоя неделя. Дорвались. А раньше о чем думали?

Несколько лет назад, когда Евгений Иванович Федоровский не был адвокатом, а был старшим следователем по особо важным делам, его пригласил заместитель Генерального и сказал, что его просят провести доследственную проверку по запросу одного народного депутата в порядке статьи 144 УПК на предмет наличия в деятельности Губарева состава преступления. Запрос касается коммерческой деятельности академика Губарева, в том числе и за рубежом. Проверку надо провести спокойно и аккуратно. «Сам понимаешь, Евгений Иванович, ситуация деликатная, – хмурился заместитель Генерального. – Губарев – фигура, человек государственный. Мы же не можем потребовать от наших зарубежных коллег представить информацию о его деятельности там. Они нас спросят: а по какому уголовному делу вы запрашиваете информацию?.. А дела-то нет… В общем, сам понимаешь…» Вот из таких «сам понимаешь» и был разговор. И Федоровский понимал… И задание начальства выполнил.

В наши времена скрыть что-либо сложно. Но еще сложнее отделить зерна от плевел, потому что все перепутано, переплетено в единое целое. Конечно, у следователя есть абсолютное мерило – закон. Нарушен закон – один вывод, не нарушен – другой. Только вот в нынешние времена и стрелка закона вместо того, чтобы четко указывать единственно верное направление, мечется как угорелая, как стрелка компаса в районе какой-нибудь магнитной аномалии… К тому же человеческая натура в новой жизни не выдерживает, корежит ее страшно, такое лезет наружу…

Всеволод Андреевич Губарев, как показала проверка, был человеком ярким, сильным и… весьма неоднозначным.

Более чем успешный советский ученый-атомщик, он был еще и сильным организатором, что в научной среде большая редкость. Сам он себя считал деятелем уровня Королева и Курчатова, не меньше. Когда Советского Союза не стало, он возглавлял могучее научно-производственное объединение «Импульс», занимавшееся атомным машиностроением. Пришедшие в России к власти младореформаторы повернулись к науке задом. «Импульс», как и все подобные учреждения, оказался без поддержки государства и был обречен на медленное угасание в бедности, переходящей в нищету. Именно тогда замученные нуждой работники атомных станций организовывали голодные марши на Москву.

Но Всеволод Андреевич хиреть вместе с другими не собирался, а тем более ходить с протянутой рукой. Он посчитал, что человек с его мозгами должен уметь жить и в новых обстоятельствах. Под его началом были редчайшие научные разработки и великолепные академические умы, нужно было только найти на них покупателя, грубо говоря. В развалившейся стране денег тогда не было. Они были за океаном. Там вместе с бывшими советскими гражданами Губарев создал несколько фирм, которые стали выполнять заказы американских компаний, опираясь на мозги и гигантские возможности ученых «Импульса». Деньги за выполнение этих заказов позволили сохранить «Импульс», выжить в условиях, когда другие подобные учреждения, рассчитывавшие по советской привычке на помощь государства, вымирали как громадные и неповоротливые динозавры на морозе.

Но, как выяснил Федоровский, Губарев не торговал государственными секретами и не делал ничего, что могло идти в разрез с интересами России. Он был искренний государственник и патриот. Другое дело, что самонадеянность и упрямство его не знали границ. Его убежденность, что он такой же выдающийся бизнесмен и капиталист, как и ученый, была чрезмерной. Все-таки он не знал в достаточной степени, как устроен современный рынок и какие там есть подводные камни.

При этом он не скрывал, что «Импульс», впрочем как и другие научно-исследовательские учреждения в России, был вынужден использовать счета в западных банках в период хаоса. «Чтобы деньги не пропали безвозвратно в недееспособной российской финансовой системе», как он сам тогда выражался.

А потом пошли неизбежные слухи, что деньги с этих счетов Губарев использует в личных целях. Ему даже пришлось давать на сей счет объяснения в российской прокуратуре. Объяснения были приняты к сведению и в возбуждении дела тогда было отказано.

Однако его способность вести свой «Импульс» по рыночному морю была замечена, его стали активно привлекать к решению общегосударственных вопросов. И тут он действовал в своем стиле – бурно, много, самоуверенно и не обращая внимания на обиженных и недовольных его активностью, не думая о том, что у него есть достаточно недоброжелателей. В том числе и заграничных. Через какое-то время опять возник скандал – в Америке фирмы, созданные Губаревым и сотрудничавшие с «Импульсом», обвинили в присвоении денег, выделенных Министерством энергетики США на помощь России в утилизации ядерных отходов. Появились разоблачительные материалы в прессе, зарубежной и российской. Губарев высокомерно отмахивался, объясняя происками завистников и политическим заказом. Американцы неожиданно историю свернули, Губарев торжествовал. И вот такое продолжение…

Дома не сиделось, и Федоровский поехал в Фонд. Не то чтобы были срочные дела, скорее, хотелось увидеться с кем-то из старых знакомых, поговорить, наверняка все обсуждают случившееся с Губаревым.

Так оно и оказалось. Главных мотивов было два. Во-первых, во времена Советского Союза американцы, конечно, не пошли бы на такую грубую провокацию. А во-вторых, Губарева, конечно, выманили в Швецию, уже прошла информация, что были арестованы счета его дочери, собственно, потому он так и рвался в Стокгольм.

«Не надо было тогда государство разваливать», – подумал про себя Федоровский, глядя на горячившихся коллег, от которых когда-то тоже кое-что зависело, вот и сидим теперь, рассуждаем! А что касается провокаций, то… Допустили бы в советское время, чтобы дочь такого человека жила в Швеции, имела свой бизнес – пусть и всего-навсего по разведению собак! – и счета в банках?

Тут в кармане заелозил мобильный. Оказалось, ему звонят от того самого заместителя Генерального, который поручал ему в свое время проверить дела Губарева, и с которым он не общался уже, считай, года три… Ну да, у них там сейчас горячее время настало! Заместитель просил подъехать как можно скорее. Федоровский кочевряжиться не стал – он и сам был всю жизнь человек государственный, да и умрет им, что бы там ни случилось с этим злополучным государством в дальнейшем.

Понятно было, что разговор пойдет о Губареве, и Федоровский вспоминал все, что ему удалось в свое время накопать, чтобы разговаривать сугубо по делу, а не предаваться стариковским воспоминаниям, которые он терпеть не мог и запретил себе в разговорах с другими людьми.

В прокуратуре после переезда в новое здание Федоровский еще не бывал, так что с любопытством оглядел новое помещение и впечатляющие интерьеры. К заместителю его провели сразу, видимо, все действительно дымилось и обстановка была как на пожаре. Но разговаривал заместитель спокойно, он вообще был человек выдержанный. Правда, начал без лишних слов и вопросов, что Федоровскому даже понравилось – разговор намечался именно по делу, а не о том о сем.

– Про Губарева ты в курсе, – сказал заместитель, с которым они с давних лет были на «ты» – Сам понимаешь, ситуация аховая…

– Я вот не очень понимаю, на кой черт он американцам так срочно понадобился?

– Да кто его знает… Скорее всего, у них там очередная истерика с атомным оружием Ирана, хотят добыть от Губарева показания, что за получением ядерных секретов странами-изгоями стоят проклятые русские… Выборы на носу, вот они и закусили удила. А потом, у них там умников в кавычках тоже хватает. Да и голова идет кругом – хозяева мира… Как говорил товарищ Сталин, головокружение от успехов наблюдается. Ладно, не о них речь, – решительно прервал себя заместитель.

– О Губареве…

– Вот именно. Ты с ним тогда хорошо поработал, много чего узнал… Так вот, сейчас перед нами стоит вопрос: что предпринять? Американцы требуют его выдачи и обещают ему справедливый и честный американский суд. Теперь многое зависит от его согласия. Как ты думаешь, может он согласиться на упрощенную процедуру экстрадиции в Америку?

Федоровский посмотрел на напряженное лицо заместителя и твердо ответил:

– Может.

Заместитель удрученно покачал головой.

– Может, – повторил Федоровский, – потому как уверен, что может доказать кому угодно свою правоту. А правым он себя считает всегда. Гордыня и самомнения непомерные…

– Может, – соглашаясь, протянул заместитель. – Да что может! Уже заявил, что готов предстать перед американским судом в любой момент и уверен, что защитит там свое доброе имя… Вот послушай.

Заместитель взял листом бумаги, лежавший перед ним и зачитал:

– Господин Губарев заявил, что готов предстать перед судом в США. «Я воспользуюсь своим правом предстать перед американским судом как свободный человек, чтобы доказать свою невиновность, – заявил он. – Я готов сделать все, чтобы очистить мое имя от ложных обвинений. Я готов для участия в честном судебном процессе в США. Но я должен быть уверен, что американским спецслужбам будет запрещено контактировать со мной во время моего пребывания в США и предпринимать какие-то действия против меня».

– Когда же он успел? Я что-то не слышал.

– Да вот пока ты ехал и успел. События сейчас катятся, сам понимаешь, как снежный ком с горы.

– Ну да, его стиль. Все знает, все понимает, и никаких сомнений.

– Да нет, в науке своей он, может, и все понимает. А вот в политике… Дадут они ему гарантии по поводу спецслужб! Да сколько угодно!.. А потом им же и сдадут.

– А мы? – спросил Федоровский. – Мы что-нибудь можем сделать?

Заместитель посмотрел на него с непонятной усмешкой и буркнул:

– Протесты мы можем шведам выражать! С выражением!.. Доказывать вздорность и неправомерность обвинений, которые ему предъявляют американцы. Но это путь долгий и не слишком перспективный. Наверняка американцы хорошо приготовились к такому развитию событий. Тем более что у себя дома они могли подготовить любой набор обвинений… Да и шведы будут на их стороне. И есть вариант более короткий.

– Какой же?

– Видишь ли, вот передо мной лежат результаты проверки, которую следователь Федоровский проводил в отношении Губарева по запросу народного депутата, и отказной материал столетней давности… Вот они, – заместитель потряс в воздухе знакомыми Федоровскому материалами проверки. – И основания сейчас к тому есть более чем достаточные. Разные доброжелатели столько фактов, как они пишут, преступной деятельности Губарева накопали, столько заявлений нам настрочили, что все это без ревизии финансово-хозяйственной деятельности «Импульса» и без бухгалтерских и прочих экспертиз не проверить. Значит, что нужно делать? Нужно возбуждать дело. И вот только тогда по всем международным канонам мы сможем требовать экстрадицию господина Губарева.

– Думаешь, сработает? Как-то уж слишком радикально… Губарев не испугается…

– Другого выхода нет. Обстановка требует действовать неординарно. Уголовное расследование, связанное с деятельностью Губарева в качестве руководителя объединения, нужно проводить в России. А потому правомерно будет требовать его экстрадиции именно в Россию.

– Ну да, но…

– Как юристы, мы с тобой понимаем, что обстоятельства дела, связанные с российским ходатайством об экстрадиции, создадут серьезную конкуренцию тем обстоятельствам, по которым требуют выдачи Губарева США, – занудным голосом крючкотвора произнес заместитель. – Согласно международной практике, особое внимание в таких случаях обращается на гражданство преследуемого и на место совершения деяний… Так что у нас будут хорошие шансы получить господина экс-министра обратно.

– Если он согласится вернуться на таких условиях, – с сомнением покачал головой Федоровский.

– Думаешь, нет?

– Ну, голову на отсечение не дам, но очень сильно сомневаюсь…

– Я вот тоже. Если он сам согласится на выдачу в США, то вернуть его будет практически невозможно… Так что делать посоветуешь?

– Время надо потянуть. Сколько возможно. Дать ему самому подумать. Он человек упрямый и самолюбивый, но способен принимать трудные решения… Знаешь, что его сейчас больше всего гложет?

– Что?

– Как он, такой умный и хитрый, мог угодить в капкан!?.. Это его мучает ужасно.

На этом, собственно, и расстались. Заместителя срочно вызвал Генеральный, а Федоровский не спеша двинулся домой.

Через несколько дней из СМИ Федоровский узнал, что адвокат господина Губарева сообщил, что его клиенту стало известно, что российскими правоохранительными органами расследуется против него уголовное дело и прокуратурой поставлен вопрос о его экстрадиции на родину.

«В Россию он намерен вернуться только как честный человек, но не как преступник или подозреваемый», – передал его слова адвокат.

Ай да господин Губарев, молодец, невольно восхитился Федоровский, все просчитал, все варианты предусмотрел. Только вот не хочет понимать, что другого выхода у него нет. Как и в коммерции, он тут играет не на своем, а на чужом поле, где свои правила и понятия.

Через два дня по всем каналам обрушилось сенсационное известие – господин Губарев умер в тюрьме… Результаты вскрытия зафиксировали остановку сердца, которая стала следствием сильнейшего анафилактического шока.

Что такое анафилактический шок, Федоровский знал, приходилось сталкиваться – аллергическая реакция. Причиной, как оказалось, стало лекарство, которое Губарев попросил сам, сказал тюремному врачу, что принимает его много лет, и оно ему всегда помогает. На самом деле принимать это лекарство ему было категорически противопоказано. Особенно в его состоянии. Был ли это несчастный случай или сознательное самоубийство, никто сказать не может. Сегодня адвокаты господина Губарева должны передать его дочери конверт с посланием лично для нее. Возможно, там хранится разгадка. Но захочет ли дочь раскрыть правду миру?

В фонд Федоровский в этот день не поехал, хотя и собирался. Гадать хором о судьбе Губарева не хотелось. Он почему-то был уверен, что и в письме дочери разгадки нет. Губарев был не тот человек, чтобы взваливать на нее еще и это. Скорее, написал что-то ободряющее и отдал какие-то распоряжения по наследству.

Федоровский вдруг вспомнил: волки, попав в капкан, способны отгрызть себе лапу, чтобы спастись. Но выживают ли они потом вообще или влачат какое-то время жалкую жизнь калеки, которого в любой момент могут загрызть даже свои? Губарев, угодив в капкан, повел себя иначе.

2005 г.