Читать книгу Волки без границ - Александра Александровна Фролова, Индира Искендер - Страница 2
1
Оглавление«Хьо нохчи кIанте бай мари гIур яц хьун!»
Ты выйдешь только за своего земляка.
Сколько себя помню, в ушах звучат эти мамины слова. Наверное, с тех пор как я начала осознавать, что в мире кроме чеченцев есть и другие национальности, а это, надо заметить, произошло в старшей группе детского сада.
Только за чеченца.
Эта непреложная установка нашей семьи никогда не подвергалась сомнению и комментариям. Моим мужем достоин быть только «свой». Не дагестанец или карачаевец и даже не ингуш. И, упаси Всевышний, не русский! Как говорят взрослые, лучше свой алкоголик и гуляка, чем порядочный парень чужой нации. Это убеждение течет в наших жилах с рождения, оттачивается и выхолащивается в течение жизни, оно – основа представления о семейной жизни любой уважающей себя девушки. А я себя уважаю.
Я – чеченка, а он – нет, поэтому тут и думать нечего.
Наконец-то качели освободились!
Не спуская глаз с Расула, я забралась на незамысловатую конструкцию из доски и пары цепей. Я, конечно, уже давно вышла из «качельного» возраста, но сегодня – особенный день. Сегодня мне нужен полет. Настроение у меня было дерзковато-игривое, хотелось сделать хоть что-то, чтобы проявить себя.
«Ро» – вверх!
«Берт» – вниз!
«Ро-берт, Ро-берт!» – отдавалось в сердце при каждом взлете-падении.
Цепи до боли вжимались в бедра. Честно признаться, я еле вместилась на эту дощечку – она явно рассчитана на детей задолго до моих объемов. Представляю, как это смотрится со стороны: семнадцатилетняя девушка в строгой черной юбке по колено и черном кардигане взлетает до предельной высоты и, зависнув там на секунду, несется вниз, грозя оборвать обе цепи. Девочки-первоклашки, поглядывая в мою сторону, хихикают в сторонке. Или у меня мания величия?
– Мамаша, ну сделайте ему замечание! Вы что, не видите?! – женский голос с ноткой истеричности вывел меня из пьянящего оцепенения. Если на площадке к кому-то возникают претензии, то в девяноста процентах это – мой двоюродный братец.
Трехлетний Расул, злобно сверкая глазенками, вцепился в чью-то машинку, повидавшую на своем веку немало приключений и аварий. Рядом, сидя на песке, орал другой малыш. Его мама, которая и обратилась ко мне за помощью, пыталась внушить моему родственнику, что брать чужое – нехорошо. Наивная – Расул почти не понимает русский язык. А если бы и понимал, кроме отца для него авторитетов нет, и увещевания посторонних людей нисколько бы его не тронули.
Не жалея новенькие лаковые мокасины, я резко затормозила качели и подошла к Расулу. Неужели по мне скажешь, что я гожусь Расулу в матери?! Всего-то накрасилась поярче… Я молча выдрала машинку из его рук и протянула плачущему мальчику. Иначе с ним нельзя. Но, как я уже сто раз наблюдала, обиженного ребенка не так просто успокоить. Матери пришлось поднять его на руки и отнести на безопасное расстояние.
– Боьхум ю хьо!1 – выкрикнул Расул и метнул в меня песком.
У меня не было настроения сюсюкаться, поэтому я крепко схватила его за шкирку и прошипела на ухо:
– Еще к кому полезешь – и мы уйдем домой.
Отпустив маленького забияку, я поспешила к пока не занятым качелям. За спиной послушалось шуршание очередной горсти песка.
Папа Расула, родной брат моего отца, очень гордился тем фактом, что его трехлетнего сына боится весь двор, включая детей постарше. Любое сообщение о том, что Расул опять подрался, вызывало его восторг и восхищение.
«Это – наследственное, – любил приговаривать дядя Хамзат. – Нас было пятеро братьев, и нас весь район боялся!»
А по-моему, гордиться нечем. На нас смотрели как на дикарей, спустившихся с гор. Во взглядах людей вечно читалось избитое «понаехали тут». Хорошо еще, что мое имя – Луиза. Не очень экзотическое, скорее европейское, чем кавказское, хотя у нас каждая третья – если не вторая – Луиза или Раиса. Когда мне приходится представляться русским, я не слышу в ответ «Повторите, пожалуйста?» или, чего хуже, с трудом сдерживаемый смех. Внешне тоже вполне могу сойти за местную: у меня, как у матери, светлая кожа и светло-голубые глаза – милиция еще ни разу не останавливала. Вот только акцент выдает: он не особо заметен, но так как мы дома разговариваем на родном языке, это не могло не отразиться на произношении русских слов. А в принципе я горжусь своей нацией и ни за что не променяла бы ее на другую.
Я вообще-то терпеть не могу гулять с Расулом, так как постоянно приходится разбираться с мамашами обиженных им детей. Ну и еще потому, что иногда меня принимают за его мать, то есть я выгляжу старше своих лет, а мне это, прямо скажем, не льстит. К счастью, эти добровольно-принудительные прогулки случаются нечасто. А сегодня я сама на нее напросилась: мне необходимо было побыть одной и еще раз прогнать в голове все произошедшее.
Едва я снова вошла в умиротворяющий транс полета, созвучного имени «Роберт», подошла какая-то девочка и попросила покататься. Похоже, никогда уже не наступит возраст, когда меня не будут сгонять с качелей!
На площадку заехал мальчик на красивом трехколесном велосипеде с кучей кнопок и рычагов. Малыши сразу окружили диковинку и ее счастливого обладателя. Я поймала загоревшийся взгляд Расула. Он вразвалочку подошел к велику, отшвырнув оказавшуюся на пути девочку постарше (обошлось, она не заплакала), и начал деловито тыкать в кнопки. Игрушка залилась бодрой детской песенкой, перемежаясь сигналами и звонками. Разум подсказывал мне, что лучше нам уйти, но сердце надеялось, что все обойдется. К велику подошла женщина и передвинула какой-то рычаг. Музыка прекратилась.
– Извини, малыш, так скоро батарейки сядут, – ласково сказала она.
Губы Расула незаметно дрогнули, и одним движением ноги он опрокинул велосипед на землю вместе с хозяином. Послышался рев. Я тут же подбежала к месту происшествия и, скупо извинившись за недостойное поведение «сына», схватила Расула за руку и потащила подальше от цивилизованного общества.
– Не хочу, не хочу! – ныл он, пытаясь вырваться на волю, однако мне надо было сосредоточиться, а в такой обстановке это невозможно. За спиной слышалось:
– …эти кавказцы… беспредел… житья нет… дикие… понаехали…
А ведь я всю жизнь живу в Москве.
Мы с Расулом перебрались в соседний двор. Детей там обычно не бывает, и сейчас он пустовал. Расул в гордом одиночестве принялся раскручивать себя на карусели, а я снова взгромоздилась на качели. Здесь цепей не было, и теперь я была зажата меж двух стальных прутьев, словно котлета, подхваченная кухонными щипцами.
«Ро – берт! Ро-берт! Ро-берт!»
Какое необычное имя. И очень ему подходит.
Впервые я увидела его у ворот нашей школы через неделю после начала занятий. Интересно, как это получается: видишь человека и еще без знакомства, без слов чувствуешь, что зацепило. Хотя Роберт был достаточно симпатичным, чтобы зацепить любую девчонку!
Два раза в неделю предмет моего интереса занимал свой наблюдательный пост и прохаживался вдоль забора, выискивая кого-то среди школьников. Иногда закуривал сигарету, но почти не затягивался, больше держал ее в руке, зажав между указательным и средним пальцем. Кого он ждал, гадала я, украдкой поглядывая на незнакомца. Девушку? Сестру? Дочь? На вид ему было лет двадцать пять – вполне возможно, что у него есть ребенок-первоклассник… Мне никак не удавалось это разузнать – сразу после уроков надо было идти домой с Камиллой, а поверять ей свое любопытство и, тем более, втягивать в слежку за незнакомым парнем я пока не собиралась.
Я заметила, что одет он каждый раз практически в одно и то же: или кожаный пиджак на белую футболку, или черный классический свитер, голубые или черные джинсы с прикрепленной к поясу серебристой цепью. Свитер мне нравился больше. Парень почти не смотрел по сторонам, уткнувшись в экран мобильного, только изредка бросал нетерпеливый взгляд на дверь школы. Вот и все, что я успевала рассмотреть за несколько минут, пока мы с Камиллой шли до ворот.
Так бы этот красавчик и остался для меня таинственным незнакомцем, если бы однажды Камилле не пришлось остаться после уроков для обсуждения внеклассного мероприятия.
В ожидании сестры я присела на лавочку возле школы и достала мобильник – почитать очередную скачанную книгу.
Вокруг с шумом носилась мелюзга из младших классов, но мне это не мешало. Я полностью погрузилась в чтение, слившись воедино с главным героем, и не сразу заметила, что меня кто-то зовет.
– Девушка! Девушка!
Я подняла глаза и… замерла. И даже слегка покраснела.
Тот самый парень возвышался надо мной, ожидая, пока я обращу на него внимание. Он был в черном свитере, а я, как назло, собрала свои длинные светлые волосы в простецкий пучок!
– Можно присесть? – он кивнул на мою сумку, занимавшую оставшуюся часть лавки.
– Да, конечно, – я неспешно убрала сумку и снова уставилась в экран.
Парень сел рядом. По коже пробежал приятный нервный холодок.
Клумбы вокруг школы устилала опавшая листва и плоды каштанов, перегнивающие дикие яблоки и груши источали терпко-сладкий аромат. Светило мягкое солнце бабьего лета, и то ли от близости симпатичного парня, то ли от витавшего над школой своеобразного запаха осени – у меня слегка закружилась голова. Я не собиралась знакомиться, мне достаточно было этих удивительных молчаливых минут, проведенных с ним на одной лавочке.
Парень по привычке что-то листал в своем телефоне. Я притворялась, что читаю, а сама краем глаза рассматривала его лицо, впервые так близко. Темно-карие глаза, окаймленные тонкими усиками и бородкой губы, аккуратные волны густых кучерявых волос почти до плеч – он совсем не похож на русского, но и на нашего тоже. Кто же он?
– Ты случайно не из одиннадцатого «А»? – вдруг спросил он, повернув голову. Надеюсь, я достаточно быстро среагировала и отвела взгляд – чтобы он не воображал себе, что я на него пялюсь.
– Да, – ответила я, обрадовавшись поводу поговорить и при определенной доле везения выяснить, наконец, мучивший меня вопрос.
– Че там, у вас же уже закончились уроки?
– Да, я просто жду сестру.
– А Коляна небось опять к директору вызвали? Что-то долго его нет…
– Какого Коляна? Смирнова или… – фамилию новенького Коли я не запомнила.
– Дицмана, – подсказал парень. – Я его брат, если что.
Брат Коли Дицмана? Я недоуменно уставилась на этого педантичного симпатягу. Брат парня, который, едва переступив порог нашей школы, стал легендой? Того Коли, который таскал в чехле электрогитару, потому что после уроков репетировал с собственной рок-группой? Того самого, который носил ядовито-зеленые «Гриндерсы», а сегодня пришел выкрашенный в рыжий цвет с пятнами золотого блонда по всей голове? И кто заводил десять новых знакомств в день благодаря своему остроумию и дерзости? Они абсолютно не были похожи между собой ни внешне, ни в манере поведения.
Новоявленный Дицман-старший поймал мой удивленный взгляд.
– Сходства мало, правда? – усмехнулся он. – Мы – братья по отцу, а мамы разные. Так что он задерживается, ты не в курсе?
– А он у директора.
– Так я и знал! По поводу?
– По поводу волос.
Я прыснула со смеху, вспоминая реакцию каждого из учителей, когда они замечали Колин причесон.
– Побрился налысо? – нарочито ахнул Колин брат.
– Лучше бы побрился. Наш директор вряд ли оценит его старания.
– С ним одни проблемы, – вздохнул Дицман-старший. – Стоит отлучиться на пару дней – и очередной сюрприз.
– Такой возраст, – пожала плечами я и тут же упрекнула себя: как по-старушачьи это звучит!
– Меня Роберт зовут, кстати, – представился он.
– Луиза, – поддавшись действию погожего денька, я кокетливо взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. В глазах Роберта блеснул озорной огонек. Полметра осени между нами наполнялись чем-то вязким, тянувшим нас друг к другу, как растянутая жвачка для рук, чем-то неведомым, а потому опасным и одновременно желанным.
Я, наверно, успела бы досчитать до пяти или шести, когда он, наконец, произнес:
– Интересное имя. Не Лиза, а Луиза. Коротко можно звать тебя Лу.
– А тебя Роб?
– Или Боб.
– Редкое имя.
– Мама постаралась. Коляну больше повезло.
– А что это за фамилия Дицман? Кто ты по нации?
Это – «святой» вопрос, который я должна была задать парню прежде, чем строить глазки. Хотя я уже не тешила себя надеждой, что он окажется моим земляком, но все равно мне стало интересно.
– Фамилия еврейская, – ответил Роберт. – Тут такое запутанное дело. Видишь ли, папа мой – еврей, а мама – русская. Но евреи ведут национальность по матери, так что по папе я – русский, а по маме – еврей.
Я вежливо улыбнулась, а про себя подумала: «Ва Дел, еврей! Хуже не придумаешь. Вот невезуха!».
Положа руку на сердце, признаюсь, что когда Роберт ко мне подсел, я надеялась, что он окажется чеченцем, и я смогу с ним общаться. Когда он представился, я надеялась, что он окажется кавказцем, и, возможно, это сойдет мне с рук… хотя вряд ли… но вдруг… А вот русский еврей!.. Теперь шансов – НОЛЬ. Даже минус сто. И думать не стоит!
– Ты – антисемитка? – Роберт заметил мое напряжение. От него ничего невозможно скрыть. – Скинша? Или как там это называется…
– Нет-нет, – поспешно ответила я. – Просто не знала, что у евреев все… э-э-э… так сложно.
Вроде выкрутилась. А зачем? Не проще было сказать «Да» и уйти, выбросить эту дурь из головы. Если нет никаких перспектив, к чему вообще пытаться что-то изобразить?
Я не могла, как мои одноклассницы, встречаться с парнями от нечего делать. Прежде чем встречаться, я должна быть уверена, что смогу в будущем выйти замуж за этого человека, иначе к чему все эти перья? А за Роберта я выйти не смогу ни при каких обстоятельствах… Разве что вдруг останусь круглой сиротой. Круглой сиротой – это значит, кроме отца и матери, брата и сестры потерять всех бабушек, дедушек, теть и дядей, кузенов и кузин, племянников и племянниц, считая двоюродных и троюродных. И это как минимум.
– Социальные сети? – Роберт, между тем, продолжил общение, кивнув на мой телефон.
– Я читаю книгу.
– Какую?
– «Числа».
– Врешь?! – воскликнул Роберт. – Я тоже.
Я скорчила недоверчивую мину. Тогда в доказательство он протянул мне свой мобильник и подсветил потухший экран. Я пробежала глазами текст. Да, знакомые имена. Вот так совпадение! А, может, это – судьба? Но, вспомнив про обстоятельства, я подумала, что скорее, это – НЕСУДЬБА.
– Я на «Бесконечности» уже, а ты?
– «Хаос», – назвала я вторую часть трилогии.
– Любишь фантастику?
– Посоветовали, – пожала я плечами.
Я любила читать все, что касалось подростков, будь то фантастика или реализм. «Числа» мне перекинула одноклассница и, в общем, книга мне нравилась.
– Сколько тебе? Семнадцать?
Роберт явно собирался продолжать знакомство, задавая все новые вопросы. Я лишь кивнула. Разум «уважающей себя чеченской девушки» настойчиво рекомендовал мне незамедлительно встать со скамейки и гордо удалиться в школу. Я не шелохнулась. Ничего же не будет, если мы немного поболтаем – протестовал голос сердца, замиравшего от каждого взгляда Роберта.
– Мне двадцать три.
Я удостоверилась, что за мной не наблюдают любопытные глаза, обладатели которых потом могли бы по нашей внутренней «почте» донести брату или родителям, что я общалась с посторонним парнем. Вроде все чисто.
– У тебя много братьев? – я решила из вежливости тоже что-нибудь спросить.
– Только Колька. А у тебя?
– Брат и сестра. Вот и она, кстати.
В это время на пороге школы появилась Камилла, а за ней – Дицман-младший. Испытывая одновременно досаду и облегчение, я поспешно поднялась ей навстречу, чтобы она чего не подумала про нас с Робертом.
– Как меня тошнит от этой школы, – заявила Камилла, подходя ближе. – Ну что, идем?
Она подхватила меня под руку и потянула со двора.
– Пока, – одними губами произнесла я, обернувшись к Роберту.
– Увидимся, – довольно громко ответил он, махнул мне рукой и уставился на голову Коли, который как раз снял перед ним бейсболку и отвесил поклон до земли.
Почему он сказал «Увидимся»? Что он имел в виду – вежливо прощался или правда хотел снова меня увидеть? Зачем расспрашивал про возраст, про книгу? Неужели я ему понравилась? Забавно и… приятно…
Именно над этими вопросами я и размышляла, гуляя с Расулом.
Интересно, такие же чувства испытывает мотылек, летя на свет раскаленной лампочки, а рыба – заглатывая приманку? И хочется, и колется. Впрочем, они – безмозглые существа, ведомые инстинктом, и не знают, чем закончится их риск. А вот я, разумная девушка знаю, что если дам волю чувствам, это приведет к катастрофе. Но, слава Всевышнему, я не влюбилась в Роберта. Я контролирую ситуацию. Это был просто легкий, ни к чему не обязывающий флирт. Если он еще раз ко мне подойдет, я его отошью. Или еще немного поиграюсь потихоньку, а потом выброшу из головы.
Только за «своего». Я – чеченка, а он – нет.
1
Ты зараза!