Читать книгу ДЕФИБРИЛЛЯТОР. Стихи 2011 - Александра Барвицкая - Страница 5

у «корабля»1 на Тульской

ежедневно под звуки альта

тысячи голубей красят тело асфальта

картинами Пикассо.

у «корабля» на Тульской —

солнце ли, снег ли, дождь ли —

стайки глухонемых – батоны ломают в крошки:

будет вам хлеб да соль.

у «корабля» на Тульской —

росчерком разноголосым

рукоположьем тонким – звуки в косы! —

сплетаются в унисон.

у «корабля» на Тульской,

проваливаясь в мир

голубей и глухонемых, спадает с небес Альтаир,

и цепляется в счастье весло.

у «корабля» на Тульской

застывают века и годы.

там жизнь принимает легонько роды

у любви.

…

а где-то в иной стране, на площади-гаджет,

табло: «голубей не кормить – гадят».

вера – это когда

слепо.

надежда – это когда видишь

едва уловимый краешек горизонта,

и ползёшь, сдирая наросты с души в клочья,

ползёшь туда – к краешку неба.

любовь – это когда слепо ползёшь за видимое,

сдирая в кровь наросты с души,

слепо ползёшь за видимый краешек в небо,

слепо ползёшь к тому,

кто находится там, за краешком.

счастье – это когда знаешь, что в тебе

вера, надежда, любовь

слепо ползут за видимый краешек – в небо —

к тому,

кто там, с другой стороны краешка,

в ком вера, надежда, любовь

так же слепо, сдирая наросты в кровь,

ползут за видимый краешек – в небо – к тебе.

Если ты бог,

из себя сотворивший Адама,

для нового «мы» – в добро! —

не пощади бок:

вынь из нутра самое

важное ребро.

Самое цельное и крепкое —

без соскоблины чёрной метки!

Именно то, которое —

явью снова —

будет держать опорой

вящего «мы» основу.

Для корневища рода

свою не щади природу!

И разотри в ступке —

в пух и прах!

Будущие поступки —

соль в руках!

В сверхзвуковые смыслы —

прошлого коромысло!

Праху добавь сердца —

тепла вдохни!

Но, запирая дверцу,

ключи храни.

Ключников нынче мало.

И расцвети алым! —

Не экономь на венах

для будущего колена.

…

Если ты бог —

создавая свою Еву —

не пощади бок,

не пощади чрева!

Я закрываю глаза,

и слепо иду,

доверяясь твоей руке, удерживающей мой пульс.

Что там под нашими стопами?

Скрип фрамуги вселенной?

Не отвечай! Я не хочу знать.

Молча веди туда, где правит твоё сердце.

Веди меня вверх —

на гору призрачного тумана сонной артерии.

Веди меня вниз —

в пропасть неги кипящей вены.

Веди туда, куда смотрят твои глаза,

где осязается только «всегда».

Веди туда, откуда начинается «мы»,

отрешая заблудшее «я».

Веди ослепшую – поводырём.

Веди ту, что верит твоим рукам.

Веди тихо,

чтобы шёпот шагов не нарушал ритма…

Твоя луна – бездонный родник неба —

живой источник одуванчику моего солнца.

Между ними натянуты

вечные

млечные

струны

космической арфы,

на которой играет соло каштановый мальчик.

В его устах – отражение всех аллюзий.

В его глазах – прекращение всех торнадо.

В его руках – осторожно и нежно время.

В его груди бьётся доброе сердце эпохи.

Пальцами перебирая волны вселенной,

создаёт он гармонию до-бемоль мажора

для голубого шара, где люди-дети

устали искать дорогу к константе счастья.

разбросаны слова по пыльным полкам

библиотечных вех.

легки они, уютны или колки,

несут ли грех —

просеивай слова. они – пустое.

они – враньё.

пока душа в зимовочном простое

ютится вороньём —

делами меряй правду отражений.

в чести – зеркальный люд.

а если под грудиной левой жженье —

молчи, браток. – не множь словесный блуд.

когда мячик луны закатит за небо очередным

облачком пенным,

когда встанут в счастливую очередь дни

нашей вселенной,

приезжай на восточный порог —

по компасу сердца —

к моей дверце.

приезжай туда,

где любовью сжигают ночи и города.

я распахну окна, раздвину тесные стены,

с карты вселенной сотру все синие вены,

а с ладоней твоих – паутинки чужих дорог.

а потом,

разукрашу счастливым запахом дом,

отключу электричеству пробки,

и выпущу из заветной коробки

ватагу солнечных зайчиков —

гулять на груди взрослого мальчика

колокольчиком чистого голоса.

и, наконец, перекрашу свои волосы.

Россия завалена белым,

хрустящим,

крошащимся

мелом.

Это я расписываю верхушки свода

перистыми облаками.

На половину года

хватает мела пока мне.

Собираю разбросанные камни.

За столом

приманиваю циклон

именного love you.

Прожитыми уроками

наше «Мы» правлю.

Биение пульса слушаю…

Письма мои осыпаются крошевом

хлеба, кормящего душу,

напрямую – в твою Вену.

Опять ты не спишь, наверное,

улетаешь столицы менять.

Как ты там – без меня,

хороший?

девять дней до исхода.

и сорок ав2 —

позади —

утекает

в песок.

испарённую воду

пустынных глав —

в груди —

замыкать срок.

время сбрасывать ношу тел —

балласт

затрудняет ход.

обновлённостью —

наш удел —

в девятый войти восход.

забрюхатив барханом,

печь

крематория,

ржавя пасть,

шкуру прошлого будет жечь! —

наше рабское

жрать

всласть,

отрыгнув иллюзорный жом —

тот, что в сладкое мажет рот —

тельценосным сном,

миражом! —

нам – без шкур – за громом – вперёд!

девять дней без огляда

камни

в ногах

крошить.

не моли о пощаде.

так надо.

Он так решил.

девять сумерек нам до дома. —

ночь,

не дрожи!

девять суток застряли комом. —

только бы пережить!

девять дней до земли,

в которую

держим

путь.

девять дней до исхода.

не дли!

эти бы

дотянуть.

чёрного мрамора крошки3

в перистом небе висят

крайнего срока гирей. —

ровно на двадцать четыре

в два раза по шестьдесят

(и ни секундой больше!).

в выдержанном вине

зимнего чана —

прокипячённые.

(о чём вы? —

набравшиеся до отчаяния

за девяносто дней!)

поворачиваясь то одним,

то другим боком —

вселенскую наготу прикрывая личным —

высушиваются выпотрошенным

солнцепёком:

двустранным столичным.

(песочек назвался – пророком?

значит – жди своего срока!)

открывается в полночь ров. —

ноль-ноль – на швейцарских.

циферблатные – к чёрту! – швы!

и по талии коридора миров

перетекает царство

секунд живых.

здесь песок даст камням фору! —

смело

в руках мни!

бесконечность – всего лишь форма,

создающая тело

времени.

западный ветер – капельками росинок —

задувает под плащ московского марта

круглой радуги поцелуй.

в преломлённых лучах спектральной

атомной нежности – семь влажных

движений губ.

красное – ласковой вязью бежит по сердцу,

срывая с него шелуху одежды

закоченелых зим.

оранжевое – пьянит апельсиновым соком,

ручейком продвигаясь по коже

от кончиков пальцев к шейному позвонку.

жёлтое – щёки румянит солнечным зайкой.

кончик носа щекочет запахом трав – зелёный.

лёгкостью голубое приподнимает ресницы к небу.

синее – нежит запястье, ровняя пульс.

а примостившееся у мочки уха фиолетовое —

шепчет

красному своему собрату:

«не прерывай движения.

помни.

мы —

радужный круг».

тело истории было уже загаженным —

до истерии с возникновением гаджетов,

до самогона постгорбачёвской «браги»,

до гулага,

до rusticorum terra,

до точки

в лубянской лодочке,

до Бриков,

до петли Англетера —

были странные лики.

до кинохроник и лампочек Ильича,

до «перекованного» меча,

до орала. —

орало

тело!

до тридцати Иудиных,

до мигрени Пилата,

до постулата

Ирода,

до Саломеи,

до головы на блюде,

до

Содо-

ма,

до садо-ма…,

до лестницы

Вавилона,

до любого закона,

до змея.

чёрные дыры, латаясь белыми пятнами,

горлом зашитым надрывно сипят! но мы

знаем, что даже ещё до Евы —

до первоматери! —

сделала

дело

своё старательно

дева

Лилит.

только одна

она

ли?

чем выше плотности рост —

тем меньше цена единицы.

дрянной квартирный вопрос

испортил не только столицы.

чем гуще набит живот,

тем ниже душа живёт.

закон притяженья – вес

имеет и за пределом.

играя на интерес —

мамона народы раздела.

по тельцу земли – метастазы

ползут, разъедая двери.

метит вселенский разум

зверя.

от сбора таких урожаев —

у неба чернеет в руках.

но поэты – божьих детей рожают —

в подвалах и на чердаках.

на первый-второй – расчёт! —

покажет гамбургский счёт.

я бросаю тебя, как курильщик бросает курить —

двадцать раз ежедневно, давая зарок – к понедельнику.

как бросается солнце в клетушные фонари —

рубным праздником предновогоднего ельника.

как бросаются звёзды с небес на вселенский призыв —

обеспечивать собственной смертью желания Homo.

как бросаются птицы на камни во время грозы.

как с дороги бросаются путники в запахи дома.

как бросаются ИЛы на взлётные миражи —

в беспосадочный взмах – от моей до твоей столицы.

как в сохранности комы – питается воздухом жизнь.

как в молчании – от поцелуев немеют лица.

как бросается море на сушу —

пульсацию плоти

слушать.

я

бросаю

тебя,

как наркотик,

в тебя

я

бросаюсь…

звук расщепляет слова —

впрыскивается в форму.

кормится звуком трава —

пьёт корнем.

из глушизны веков

тянет соки.

зреют для всех сроков —

травы-сроки.

каждой травинке – свой

звук – в пищу.

да заглушает вой —

корни рыщет.

криком взойдёт трава. —

кровь – в росы!

будет почти жива —

к покосу.

сену сухих годин

звук – чальник.

выживет лишь один —

молчальник.

вынуть сердце и третье зрение,

отстегнуть крылья,

обожжённые стратосферой,

сдунуть пыль и,

укрыв покрывалом веры,

положить в камеру хранения.

и шагнуть

в путь —

незнакомый —

отвесный:

– жизнь – прими! —

жить с людьми

равно-ценно-весной.

вернуться в назначенный срок —

по судьбе —

через сорок… —

себя возвращать себе.

время безвремения —

снегозёма

годы —

(с плеч долой – уродов!) —

в ночь под воскресение

в камеру хранения:

между сном и дрёмою —

под замок – подранков! —

(ивою —

вязанка!)

ничего, что окают! —

(тесен им вокзал такой!)

самому крикливому —

меж шумящих прочих —

рот заклеить скотчем!

ключ – скрошить рукой.

снова с сердцем и с ветром в спину! —

навсегда это место покинуть.

и войти, не оглядываясь, в воскресение

днём весенним.

Время сгустило плотность. —

Праху оставив тленное.

Время открыло рот. – Есть!

Кровью вскормить гения!

Путь из земли – да – в землю —

Не для меня. Приемлю.

Кровью сочится слово —

По позвонкам – в небо.

Сроком земным – условным —

Стану для неба – хлебом.

Стрелки —

срослись – в стрелы.

Руки —

сплелись – в звуки.

Стрелки в руках – мелом.

Звуки – бельмом гулким.

Время настало вере —

Вечность вдавить в виски.

Время открыло двери —

В Ершалаим ПОЭТский.

Время – тугим замесом —

Тысячелетье – в час!

Барышни-поэтессы,

Я покидаю вас.

Там – за прямой чертой —

ни чёрного нет, ни чёрта.

И за чертою той

воздуха нет спёртого.

Эта черта – ценой

почётной —

знает, почём цепной

чёт нам.

Переступить черту —

шаг – взлётный.

Там – за чертой – во рту

вкус чётный.

Нечеты все сочту

в круг – чётко.

Перешагнём черту,

нечета сбросив чётки.

спрятал в груди зерно —

под зиму.

чтоб сбереглось оно —

тишью укрыл зримой.

не унесут воры —

в чёрным-черно-края.

да, не склюёт ворон! —

твоя!

чтобы на век – (не час!) —

в жито!

чтоб не коснулся сглаз —

зёрнышком в грудь вшита.

для хлебосольных лет —

(зла – мимо!) —

от холодов и бед

в этой груди хранима.

дышит уже земля. —

солнце – пашет!

снег напоит поля —

наши!

и за верстой – версту —

будет легка ноша!

скоро я прорасту,

мой хороший.

птицей была, б, кабы

в небе могла плавать.

спасибо тебе – за жабры.

спасибо тебе – за заводь.

сеть починяй, желанный,

да излови внутри.

не забывай – желаний

сбудется только три.

не растранжирь на похоть.

счастья проси со дна.

я – золотая.

плохо

только,

что жизнь – одна.

Уже – не совсем глина. —

Ещё – не совсем Ева.

Уже – позвонки – в спину!

Уже – теплота – в чрево!

Уже – аритмий клёкот —

Артерией – влит – в русло.

Уже – под гортанью – рокот,

И на языке – русский.

И глаз обозначен – летом —

Пожаром – на лбу – алым.

И дело – всего – за Малым. —

Дыханье вдохнуть – в это.

День озарён солнцем. А ночь – никем.

Луна моего неба – в стране иной.

Но слышу её дыхание за спиной.

И чувствую руки на позвоночнике.

Движения плавны, легки и почти сухи,

Но скручивают по суставам его быльё.

Луна выжимает тело моё – бельём.

И вдоль позвоночника – в небо текут стихи.

Не ревную к другим странам,

к чужим столицам,

к языкам не ревную странным,

к цветным лицам,

не ревную к чужим песням,

к иным взглядам,

не ревную к дождям пресным,

к вина градам.

Не ревную. Хотя – знаю:

хватило б сил!

Не ревную. – Вручила знамя.

Моё – неси!

Не ревную. – В руках сила:

через края!

Я – Россия.

И я —

единственная

твоя.

Нет, и не будет, другой дороги.

Не изменяй судьбе.

Средь миллионов чужих – пологих —

Выпала – в суть – тебе!

Труден тот путь. Но дадутся силы. —

Каждому – по шестку!

Чтоб не сбивался в пути, мой милый,