Читать книгу Пассажирка - Александра Бракен - Страница 5

На Этте не осталось ни живого, ни сухого места; боль, разрывавшая голову, не могла ослабить удушливого запаха крови, пота и чего-то еще, по запаху похожего на фейерверки.

Девушка переводила взгляд с лица на лицо – вязаные шапки, кривые и потертые парики, влажные глаза, незаметно вытертые о плечи, – и ее разум начал соединять все это воедино, как если бы она читала с листа новое произведение. Ноты складывались в такты, такты – во фразы, пока, наконец, ее не пронзила мелодия целиком.

Она была не в музее. Значит, спасатели, очевидно, вынесли ее на улицу, подальше от странного буйства шума и света. Ее кожа, волосы и платье промокли насквозь из-за… из-за системы пожаротушения, сработавшей в музее, верно? А одежда… может, в соседнем здании шла какая-то пьеса и актеры выбежали помочь? Девушка не была уверена – что там пожарные носят под формой? «Нет, Этта, – подумала она, – они точно не носят ни свободных белых сорочек, ни ботинок с пряжками, ни шляп из “Театра шедевров”». Значит… пьеса. Театральная постановка. Их тоже накрыл взрыв… нападение или что там случилось; но какой прекрасный грим – они как настоящие.

Мама? Этта зашевелила было губами, но горло оказалось словно выскобленным лезвием. Элис. В Элис стреляли… Элис была… она…

Мертва.

Этого не может быть. Бред какой-то.

Она подняла дрожащую руку, чтобы стереть раздражение, унять жар, скопившийся за ресницами. Небо широко раскинулось над нею, не заслоняемое ни одним зданием. Они что, в парке? Дым по-прежнему стоял такой невыносимый, что Этта никак не могла уловить знакомую смесь городских выхлопов и прогоркло-сладковатого запаха гниющего мусора. Никаких сирен, сигнализации, только… скрип дерева. Плеск воды. Земля под нею подпрыгивала и перекатывалась.

Да, ты не в Метрополитене.

Этта потрясла головой, пытаясь прочистить ее и унять панику.

Ты не в Нью-Йорке.

Боже, что она успела навоображать: какая-то тесная комната, тело, кровь, оглушительный треск, падение…

– Мэм, – произнес сиплый голос, – как вы?

Вытянув шею, Этта заозиралась вокруг, глаза слезились от яркого солнечного света. Она не видела ничего, кроме кольца перепачканных лиц, пока от группы не отделились две высокие фигуры. Один, мужчина средних лет, носил оливковый плащ. Его рыжие с проседью волосы были завязаны сзади, у основания шеи. Он улыбнулся, обнажив желтые зубы.

Что-то блеснуло в его глазах, когда он обернулся посмотреть на стоящего рядом юношу. Тот был высок, даже по сравнению с гигантом подле него, и крепко стоял на ногах, несмотря на легкое покачивание палубы. Он слегка поклонился, лицо исчезло, но Этта уже его видела, и одного раза оказалось достаточно, чтобы запечатлеть черты в памяти. Кожа рыжеволосого мужчины была розовой на переносице и щеках, явно загорелой и обветренной, кожа юноши – глубокого, расцелованного солнцем коричневого цвета. Со стороны казалось, словно он подсвечивается изнутри теплым сиянием пламени. Издалека его лицо поразило Этту будто бы вырезанной из камня твердостью и невозмутимостью. Но за мгновение до того, как он выпрямился, вся сила его пристального взгляда навалилась на нее, и у девушки появилась секунда на то, чтобы и его рассмотреть: увидеть тонкие шрамы на скулах, порезы на давно небритом подбородке – жизнь явно юношу не баловала. Успеть увидеть призрак улыбки.

На две неловкие секунды позже, чем следовало, Этта поняла, что все ждут от нее какой-то реакции.

– Хм, – удалось выдавить ей. – О’кей?

Некоторые мужчины зашаркали, выглядя довольными. Многие казались обескураженными.

– Фока-рей? – повторил один из них, поднимая глаза.

Этта приподнялась на локтях, вновь приковывая их удивленные взгляды, добавляя к ним свой собственный. У всех этот акцент – английский, что ли? На фоне их слов, растекавшихся, плавно завихряясь, ее тон казался грубым и резким.

Старомодная одежда. Старомодный выговор. Старомодный корабль?

Этта попыталась сесть, и внимание мужчин переключилось… с ее лица на… Она резко, со свистом вдохнула, обхватывая себя руками. Платье оказалось разрезанным по центру, так что пропитанная водой тяжелая ткань перестала держать форму.

Юноша бросил ей темно-синий сюртук. Шерсть царапнула холодную кожу, и Этте пришлось побороть желание зарыться в него лицом, чтобы исчезнуть.

– Мадам, вы в порядке?

Паренек, сидевший возле нее, был таким худощавым, таким невзрачным на фоне других, что почти отошел на второй план. Он поднял подбородок, разглядывая ее сквозь круглые, смехотворно маленькие проволочные очки, сидевшие на носу. Его странные штаны спереди насквозь промокли, как и гетры по колено, и ботинки с пряжками, и у Этты мелькнула бледная, но ужасающая мысль, что ее на него вырвало.

Лицо юноши окаменело под испытующим взглядом девушки; маленькая рука поднялась пригладить белый платок, искусно повязанный на шее, другая прошлась по волосам. Чистые руки – холеные, что не очень-то вязалось с тем фактом, что они были на… на…

Корабле.

Трясясь от страха, Этта вскочила на ноги. Сюртук не защищал от пристальных взглядов и не стал бы щитом от оружия, но в нем девушка чувствовала себя лучше.

– О боже… – выдохнула она.

Корабль. Она видела его перед… перед тем, как обрушились паруса и ее отбросило прямо в следующий вторник. Спина ударилась о ледяную воду, лодыжка вывернулась, когда она изо всех сил пыталась выгрести вверх. Годы тренировок в бассейне на 92-й улице – коту под хвост.

Пальцы слишком замерзли, а взгляд слишком подернулся пеленой, чтобы распутать сетку. Было очень больно – голова, грудь, все тело словно разрывались от необходимости дышать.

Я тонула.

Этта перевела взгляд с юноши в проволочных очках на того, с темными строгими глазами, кто заговорил, когда она очнулась. Он спокойно смотрел на нее, словно придирчиво оценивал. Слова проступили почти так же отчетливо, как если бы он вывел буквы на ее коже длинным пальцем.

Так вот, кто ты?

Скрестив руки на груди, он качнулся назад, повинуясь движению океана.

Океан.

Не Метрополитен.

Не Нью-Йорк.

Никакой земли в поле зрения.

Только два высоченных деревянных корабля.

Только мужчины… в костюмах.

Это просто костюмы. Костюмы.

Знаешь же, что нет. Этта попыталась сглотнуть, воспоминание о концерте рвалось из нее, раздирая сердце, легкие. Элис мертва. Я… Метрополитен… девушка…

Пожилой рыжеволосый мужчина распихал остальных, двигаясь размашистым шагом.

– Она в порядке, а работу никто не отменял, – сказал он экипажу, кивнув двум здоровякам впереди. Оба потеряли клочки бород и волос, словно бы спекшихся в комки, и оба были обнажены до пояса. Впечатляющие мускулы портило то, что Этта чуяла их за добрые десять метров.

– Мистер Фелпс, мистер Биллсуорт, пожалуйста, проводите экипаж этого корабля в трюм. И проследите, чтобы плотники начали свою работу немедленно.

– Есть, капитан.

Эти люди… они дрались, не так ли? Не просто дрались – убивали друг друга.

«Он сказал спустить их в трюм, – подумала Этта. – Запереть». Потому что… они враги? Где она, черт возьми? Как, черт возьми, она попала из Метрополитена на корабль на полпути в никуда.

– Так, милая, идите сюда, – сказал рыжеволосый – капитан, – поманив ее рукой с двумя недостающими пальцами. Этта не была уверена, что в тот момент доверяла инстинктам; от взгляда на него, окровавленного и огромного, сжималась грудь. Но в том, как он подходил к ней, не было ничего угрожающего, а слова не веяли опасностью. Девушка потрясла головой, чтобы избавиться от последней мысли, прежде чем та заставит ее сделать что-нибудь безрассудное, вроде дать ему свести себя вниз. Если он думает, что схватит ее, то получит каждую последнюю унцию Нью-Йорка, что в ней осталась. Этта завертела головой, ища что-нибудь острое.

– Не бойтесь, милая, – твердо сказал он, по-прежнему протягивая руку. Мягкие глаза. Мягкий голос. Идеально для заманивания доверчивых инженю на преждевременную смерть.

– Я вам не милая! – прорычала она.

Мужчина закашлялся, неумело маскируя смех.

– Мы не какие-нибудь прохвосты. Любой, кто попытается навредить вам, кто бросит хоть один лишний взгляд в вашу сторону, наестся ракушек с киля.

Почему-то она ему поверила. Если бы они хотели ее смерти, то вряд ли стали бы вылавливать из океана и приводить в чувство.

Забавно, но от этого она не стала чувствовать себя безопаснее.

Эти люди были незнакомцами и, судя по их лицам, при виде ее так же удивились, как и она, увидев их. Если кто-то действительно знал, что происходит и где она, так это та девушка на нижней палубе – та, что толкнула ее в музее сквозь странную дверь, мерцавшую в воздухе.

– Прохвосты? – в недоумении повторила Этта. – Вы, должно быть… пираты?

Юноша, казалось, оскорбился, а рыжеволосый мужчина только пожал плечами:

– Да, пираты. В законе, хотя, полагаю, Его Величество с этим не согласится. Тот корабль… – он указал на соседнее судно. Бесчисленные линии веревок и крючья связывали корабли друг с другом. – Капер, снаряженный в Нью-Лондоне, в Коннектикуте. «Челленджер». А этот мы захватили, – продолжил мужчина.

Точно. Этта заставила себя кивнуть. Конечно.

Матросы, которых не отправили в трюм, теперь работали, снуя по палубе, как муравьи, восстанавливающие разрушенный муравейник. С другого корабля снизу вверх потек ручеек из досок и бруса. Истекающие кровью раненые исчезали в трюме и снова появлялись на поверхности, уже в бинтах.

Желудок Этты крутило, переворачивало и скручивало, и она подумала, что вот-вот начнет рвать сюртук по швам просто, чтобы сделать хоть что-то. Все лучше, чем сидеть и чувствовать себя беспомощной.

Ты не беспомощна. Находиться внизу – не то же самое, что выбраться наружу. Ей просто нужно… найти свой азимут. Отрастить «морские ноги». Или как там говорят пираты.

А теперь они расчищали палубу от…

Трупов. Скажи это, Этта. От трупов.

Элис. У них было что-то, чтобы причинить ей боль?

Убить ее, поправил голос у девушки в голове.

Она снова уставилась в воду, чтобы не видеть мрачной оперативности матросов, с каменными лицами запихивавших скрюченные вытянутые тела – их части – в полотняные мешки. На далеком горизонте не виднелось ни пятнышка. Ни земли. Ни кораблей. Только сверкающая синева, темнеющая вместе с небом. Только она, корабль, моряки и эти тела. Вода и пена, плещущиеся на палубе, приобрели отвратительный розовый оттенок.

Этта едва успела доковылять до фальшборта, перегнуться через него, увидеть темную воду и опорожнить желудок. Она закрыла глаза, пытаясь избавиться от образов, цепляющихся за ее сознание, словно канифоль за смычок. К тому времени, как она закончила, девушку трясло от усталости и крайней растерянности.

Но чувствовала она себя лучше. Чище.

– Мэм…

Туфли давно пропали… а были ли они на ней вообще? Пятка скользнула по краю заостренного металла, и она мгновенно ухватилась за идею наконец-то завладеть оружием. Этта нагнулась, чтобы его поднять. Зазубренный крюк оказался размером почти с ее голову, а весил в два раза больше – Этта еле-еле его подняла и чуть не выронила из рук.

– Мэм, ради бога, – протянул рыжеволосый, возводя глаза к небу. – Если позволите, я бы предпочел умереть от гарпуна, нежели от абордажного крюка. Меньше грязи тем, кому придется за мной убирать, вы уж поверьте.

– Возможно, вам следует остановиться на мгновение, чтобы продумать ход своих действий. – Юноша не двинулся с места, снова скрестив руки на широкой груди. Он говорил с нею?

Только теперь Этта заметила, что он такой же мокрый, как и она.

Идиотка! Ты же не сама поднялась обратно на палубу.

– Я не… Это вы… спасли меня? – спросила она.

– Полагаю, это очевидно, – многозначительно изрек он.

Старший пират повернулся к нему, не дав Этте увидеть выражение лица юноши. Снова взглянув на нее, он подмигнул:

– Не обращайте на него внимание. Он бывает добродушен раз в году, и этот день уже прошел.

Юноша коротко кивнул и сказал:

– Николас Картер. К вашим услугам, мэм. Это капитан Натаниэль Холл. Не откажите в удовольствии узнать и ваше имя.

Этта замялась, снова переводя взгляд от одного к другому. Капитан Холл сложил руки за спиной, ни на секунду не переставая улыбаться.

Положение находилось далеко за отметкой «странно», и Этту, все еще не уверенную, не сон ли это или галлюцинация, вызванная нервным срывом, этот простой вопрос привел в замешательство.

Возможно, вам следует остановиться на мгновение, чтобы продумать ход своих действий. Вспомнив слова Николаса, она снова вцепилась в сюртук. Потом слегка распрямилась, принимая решение.

Что бы ни происходило, ей нужно остаться в живых; а в данный миг лучший способ добиться этого – сотрудничать.

– Меня зовут…

– Генриетта! – раздался голос. – Где ты? Генриетта?

– Генриетта? – переспросил капитан Холл.

– Этта, – поправила она, ища источник крика. – Этта Спенсер.

Девушка появилась в облаке шелестящей зеленой ткани и темных волос. И без того бледное лицо стало мелово-белым, потом зеленым, когда она собралась с духом и огляделась. Она медленно шагала по запекшейся крови, еще не смытой мальчиками с ведрами.

Она! Значит, она ей тоже не приглючилась.

– Мадам, – произнес юноша в очках. – Ваш желудок окончательно успокоился?

Этта почувствовала запах рвоты, стерла рукой бисеринки пота, покрывающие ее лоб и верхнюю губу. Налитые кровью глаза девушки остановились на Этте.

– А ты заставила меня поволноваться! – выдохнула она.

Этта вскинула руки, чтобы удержать их обеих – и не дать ей подойти слишком близко. Девушка оказалась ниже ее, но выглядела выше из-за вьющихся волос, собранных на макушке, теперь свисавших набок. Ее широкая юбка окутала мокрую юбку Этты, а зеленый оттенок только усугубил больной цвет лица.

Не думаю. Этта изо всех сил вырывалась из рук девушки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Над карими глазами нависали густые темные брови, губы вытянулись в тонкую линию – улыбку, настолько же издевательскую, насколько и беспощадную.

Предупреждение яснее некуда: больше ни слова.

Этта изо всех сил старалась держать себя в руках. Открыла рот, наполненный острыми дикими словами, уже готовыми сорваться с кончика языка, и снова его закрыла.

Возможно, вам следует остановиться на мгновение, чтобы продумать ход своих действий.

Эта девушка знала, что произошло. Где они были. Ответы на вопросы начинались и заканчивались на ней, и единственный способ получить их – закрыть рот и слушать.

Ты знаешь, что произошло. Она тебя толкнула. Этта шумно выдохнула через нос, оглядываясь на море. Она боялась, что может не справиться с дурнотой, которую чувствовала.

– Ну зачем же, – мягким воздушным голосом проговорила девушка, – так паниковать? Я же сказала: все будет прекрасно! Разумеется, эти джентльмены не причинят нам, как пассажирам, никакого вреда.

– Бой может смутить даже самые крепкие нервы, – заметил капитан Холл. – Мисс?..

– Ох, София Айрон… э-э-э… Спенсер. – Она сделала маленький реверанс. Этта смотрела без капли сочувствия, как девушка выпрямилась и пошатнулась, зажмурившись и прижав к животу кулак. – А… это… моя сестра.

Ее укачало, поняла Этта.

– В самом деле? – Губы Николаса скривились. – Заметное сходство.

Этта была рада, что оглянулась, но не потому, что его шутка заслужила одобрение, а потому, что увидела реакцию Софии, когда та впервые его увидела. Тонкую приятную маску девушки прорвало отвращение. Всего на секунду, но впечатление отпечаталось в памяти.

Капитан Холл, скривившись, бросил взгляд на Николаса, прежде чем обратиться к юноше в очках:

– Не будете ли вы столь любезны, чтобы назвать нам свое имя, а также имя этого корабля?

– Ох! Разумеется. Корабль зовется «Ретивый», – сообщил он. – Я – Абрахам Гуд, помощник врача, а теперь, сэр, ваш покорный слуга.

– Не хотите сидеть в трюме, а? – хмыкнул капитан Холл. – Будете без сетований служить призовому экипажу?

– Почту за честь, – бодро заявил Гуд, расправив плечи, от чего, как заметила Этта, Николас закатил глаза.

– Где капитан Миллбрук? – спросила «сестра» Этты, оглядевшись по сторонам. – Теперь вы владеете кораблем?

Выговор у нее был не британский. С ее старательной интонацией, так отличающейся от того, каким тоном она говорила в Метрополитене, она скорее походила на восходящую звезду старого кино.

– Мне жаль, но он мертв, мэм. – Маленький человечек в очках шагнул вперед от леера, о который облокачивался спиной. Ему пришлось повысить свой хрустальный голос, чтобы перекрыть шум матросов на палубе.

Николас и капитан Холл переглянулись.

– Полагаю, это облегчает вашу работу, – заметил старший капер.

Николас пожал плечами, снова глядя на Этту:

– Вы не хотели бы вернуться в свою каюту и отдохнуть? Знаю, сегодняшний день был испытанием.

– Да, – поспешно ответила София, прежде чем Этта успела что-либо сказать. – Превосходное предложение. Мы можем по-прежнему пользоваться каютой рядом с большим салоном?

– Разумеется, я не отправлю ни одну из вас в кубрик с пленными, – сказал Николас. – Это было бы мелко.

Этта удивленно повернулась к нему. Так, значит… это он командовал кораблем, а не капитан Холл? Тогда… Холл командовал другим кораблем, который они упомянули, «Челленджером», а захватив этот, они поставили Николаса капитаном. Пленники, которых увели в трюм, – должно быть, все, что осталось от команды захваченного корабля. София взяла Этту под руку, снова привлекая к себе ее внимание.

– Сожалею о вашей утрате, – проговорил мистер Гуд.

Наверное, во взгляде Этты явственно проступило недоумение, потому что София впилась своими неровными ногтями ей в руку.

– Капитан Миллбрук приходился юным леди дядей, – сказал Гуд, поскребя голову. София, словно бы неожиданно вспомнив, что должна горевать, утерла глаза, пока помощник врача продолжал: – Он сопровождал их обратно в Англию после смерти отца и продажи плантации в Нью-Провиденсе. Мы отправились из Нассау несколько дней назад.

Нассау? Нью-Провиденс? Почему у нее возникло такое чувство, что они говорили не о Нью-Йорке и Род-Айленде?

– Ужасно прискорбно, – проговорил капитан Холл далеким от сочувствующего тоном.

– Простите мою грубость, но я… – с трудом сглотнула София, – но я отведу сестру вниз и мы не будем мешать вам. Возможно… – она снова сглотнула, зажмуриваясь, когда ветер поднялся и бросился на корабль, – мистер Картер, будет столь любезен, чтобы нас сопроводить.

Николас выглядел так, словно находил идею вырвать собственные ногти более привлекательной.

– Почту за удовольствие, – натянуто отчеканил он.

София строго улыбнулась и кивнула, пожелав капитану Холлу и мистеру Гуду хорошего дня. Этта уже достаточно твердо стояла на ногах, чтобы поплестись за ней. Николас поднял крышку люка: решетку из темного дерева.

«Нет, – подумала Этта, пронзенная вспышкой воспоминания о трупе, крови, перекошенном лице. – Не заставляй меня идти туда».

Как будто у нее был выбор! София положила руку ей на поясницу и толкнула так сильно, что она чуть не наступила на подол собственного платья.

– Это совершенно безопасно, – успокоил Этту Николас, протягивая руку.

Она сосредоточилась на теплом давлении его пальцев, а не на крутизне спуска, запахе пороха и крови. Лестница оказалась просто рядом крутых мелких ступенек. Этта придерживала мокрую ткань платья одной рукой и цеплялась другой за край люка, чтобы не упасть.

Ей удалось и сохранить равновесие, и удержать глаза открытыми. В воздухе висел дым, тяжелый, но не слепящий. Она смогла получше рассмотреть длинный участок палубы перед нею. Свет лился через квадратные отверстия в борту корабля, куда матросы вкатывали большие пушки, закрепляя их веревками. Что было в другом конце палубы, она увидеть не смогла – мешала полотняная ширма.

Наконец, Этта заставила себя посмотреть вниз и обнаружила, что тело унесли, а пятна затерли – лишь тусклое пятно темнело на древесине. Ремонт начали незамедлительно: обломки, оставшиеся после битвы, сгребли к бортам корабля. Кто не был занят латанием дыр, сортировал кучи, выбрасывая бесполезные обломки дерева и стекла вон через бойницы навстречу поджидавшим поживу волнам.

Этта отступила к стене, освобождая дорогу другим идущим вниз. Пятки скользнули по чему-то холодному, привлекая ее внимание, и… там, на полу, прижимаясь к стене, обнаружилось нечто, напоминающее маленький нож для масла. Она едва поняла, что делает, прежде чем подняла его и спрятала в складках юбки.

«Что ты делаешь?» – саму себя спросила Этта, стискивая ножик, прижимая пальцы к гравировке на металлической рукоятке.

Защищаю себя.

Она понятия не имела, как им пользоваться, – какие там еще секреты, кроме того, что острие нужно держать от себя? Этта сосредоточилась на ноже, его форме, на том, как он нагревался в ее руке, с напряженностью, с какой набрасывалась на музыкальное произведение. Только тогда дыхание, наконец, выровнялось.

Ковыляя, схватившись за живот, рядом возникла София. Пара кожаных ботинок, хлюпая водой при каждом шаге, возвестила о прибытии Николаса. Этта знала, что после соленой воды эту пару оставалось только выбросить, но не позволяла себе чувствовать себя виноватой.

– Держитесь подальше от полубака, – сказал юноша, проследив взгляд Софии на брезентовые завесы. – Разве что в гальюн… э-э… в уборную, понадобится. Там зона команды. Вы вольны дышать свежим воздухом, когда заблагорассудится, но только после того, как мы закончим чинить корабль, и только с сопровождением. И ни при каких условиях не заходите в трюм, где держат другую команду.

– Мы… – София боролась со словами, замерев, чтобы преодолеть дурноту. Когда девушка снова открыла глаза, они горели в темноте. – Мы не будем иметь ничего общего с вами сверх того, что требуется.

– Полагаю, нет, – резко повернувшись, сказал Николас. – Я заранее отпрашиваюсь от совместных трапез.

– Вы, должно быть, наслаждаетесь, – огрызнулась София. – Как же быстро червь попытался снова забраться внутрь! Знай я, что это будешь ты, ни за что бы не согласилась!

Они знают друг друга, поняла Этта. Она переводила взгляд с одного лица на другое – явная ненависть Софии, осмотрительная невозмутимость Николаса – и не могла взять в толк, как такое вообще возможно.

– Если вам потребуется что-либо из аптеки или камбуза, – продолжил Николас, как будто она ничего не сказала, – пожалуйста, дайте одному из мальчиков знать. Он найдет вам все необходимое.

– Ты сегодня слугу не играешь, а? – усмехнулась София.

В кормовой части корабля, где они стояли, было три двери. Николас открыл первую справа, и Этта узнала маленькую каюту, из которой вырвалась. Вместо того чтобы позволить девушкам пройти, он огляделся, словно хотел убедиться, что в пределах слышимости никого нет. Они были одни, за исключением молодого матроса, который, стоя на коленях, тщательно скреб палубу камнем.

– Как я понимаю, – сказал Николас, понизив голос, – вы знали, что вас перехватит корабль. Верно?

Этта изумленно уставилась на него. Нет, они этого не знали. Час назад… Постойте-ка, сколько времени прошло с той минуты, как они были в музее?

– Дедушка явно сошел с ума на старости лет, – бросила София. – Доверять тебе!

– Возможно, тебя его заставила назначить безысходность, – парировал Николас. – Мне поручено доставить вас в Нью-Йорк, и, насколько я понимаю, это начало и конец нашей совместной истории. – Он поглядел через плечо в сторону полубака. – Чтобы не было лишних вопросов: остальные должны видеть в этом не более чем обычный трофей, который мы захватили. Понятно?

«Нью-Йорк?» – подумала Этта. Слово зародило крошечный кусочек надежды среди спутанной неразберихи дня.

– Интересно, что будет, если истина вскроется? – спросила София, сама кротость. – Что о тебе подумает экипаж, узнай они, что рискуют жизнями ради вознаграждения, которого никогда не увидят?

Что-то в этих словах задело юношу, и ему явно пришлось приложить усилие, чтобы взять себя в руки. Николас вскинул руку, ладонь хлопнула по дереву рядом с ее головой. До этого он стоял над Софией, выпрямившись в полный рост, но теперь наклонился, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.

– Унижайте меня, сколько влезет, мисс Айронвуд, выплевывайте любые гнусные ругательства, какие можете выдумать, но если снова будете угрожать моему средству к существованию, знайте: вы не избежите последствий.

Айронвуд?

София, даже не вздрогнув, ухмылкой смахнула угрозу с лица, позеленев и изобразив дурноту. Николас отступил назад, его глаза мерцали огнем, казалось горевшим в самом сердце. В повисшей тишине, где ход времени отмечал лишь ритмичный скрип скелета огромного корабля, Этта осознала, чему только что стала свидетельницей, что нащупала девушка: оружие, способное открыть старые раны.

Если такой была София, страдающая от морской болезни, то в какое же чудовище она превратится, когда обретет полную силу! Разрываясь между желанием, чтобы разговор продолжился, возможно давая ей побольше полезных сведений, и предвкушением красочной драки, Этта снова прижала тупой конец ножа к бедру, вдыхая холодный соленый воздух.

– Мы поняли, – наконец сказала Этта. – Спасибо.

Это возымело эффект, на который она надеялась: внимание Николаса вернулось к ней.

Он коротко кивнул:

– Я распоряжусь, чтобы обед прислали в вашу каюту. Отдыхайте, мисс Спенсер.

Этта кивнула, не отрывая взгляда от пальцев ног, выглядывавших из-под платья. Николас двинулся к ступенькам, и пропитанный дымом воздух вокруг них колыхнулся, кожу на затылке покалывало от ощущения, что его глаза напоследок прошлись по ней. Когда звук шагов на лестнице стих, Этта повернулась к девушке, стоявшей рядом:

– Что, черт возьми, происходит?

Прижав руки к губам, София стояла у переборки. При словах Этты она подняла лицо:

– Ни слова, пока я не скажу, иначе я за себя не отвечаю.

Этта снова распахнула дверь каюты и шагнула внутрь, обвив пальцами теплый металл ножа.

– Скажи мне, кто ты, – потребовала она.

В стене оказался маленький иллюминатор, впускавший лишь крохи света. София на нетвердых ногах нагнулась за металлическим фонарем, поднимая его на маленький столик. Этта отодвинулась, пытаясь держаться подальше от запаха рвоты и холодного, оценивающего взгляда Софии. Ей захотелось вернуться к двери, – если дело примет дурной оборот, она сможет вырваться наружу и запереть Софию внутри.

Девушка тяжело села на край встроенной койки, подпихнув к себе ведро ногой.

– Проклятый корабль, проклятый предатель, проклятое задание…

– Расскажи мне! – воскликнула Этта. – Как мы здесь очутились… и где это здесь? И кто эти люди?

– Я не обязана ничего тебе рассказывать после этой воистину умопомрачительной демонстрации бес… – София немного напряглась. – Бестолковости.

– Ты толкнула меня! – взвилась Этта, выпуская гнев. – Ты что-то со мной сделала… притащила меня сюда!

– Конечно, я тебя толкнула, – фыркнула София. – Ты не мычала, не телилась. Мы сто лет там проторчали, а ты все плакалась, как дура. Я сделала нам обеим одолжение.

– Это ты… – Этта с трудом выдавливала из себя слова. – Ты застрелила Элис? Она пыталась помешать тебе притащить меня сюда?

Мозг Этты отчаянно пытался связать, почему Элис оказалась там, не в зале и не наверху, в мамином кабинете. Девушка не проверила, была ли сумочка при ней – в любых других обстоятельствах она бы, возможно, посчитала бы, что ее пытались ограбить. Но выходило слишком много совпадений. И объяснение казалось слишком простым.

– Элис? – в замешательстве повторила София. – Ты про старую кошелку? Не знаю, кто в нее стрелял, – там были и другие Айронвуды, приглядывающие за нашими успехами. Если это не один из них – что ж, я тоже не собиралась сидеть и ждать, пока тот, кто бы это ни сделал, добрался бы до нас.

Этта смотрела на нее, тысячи мыслей превращались в вопросы. Софию рассмешило ее ошеломленное молчание, и последний изношенный зажим, удерживающий самообладание Этты, наконец-то лопнул.

Девушка выхватила нож, ее грудь вздымалась, тело трепетало, когда она приставила его к горлу Софии. Зверь в ней взял верх над логикой, состраданием, терпением. Мерзость, текущая по венам, была незнакомой и пугающей.

Что ты творишь?

София уставилась на нее, темные глаза лишь немного расширились. Потом она нетерпеливо щелкнула языком и потянулась им к лезвию, пока на кончике не выступила капелька крови.

Прежде чем Этта успела отшатнуться, София обвила свою руку вокруг ее руки, отодвигая нож на долю сантиметра от своего горла. Лунный свет мог бы позавидовать ее коже, такой бледной и гладкой она казалась. Темные глаза горели диковатым одобрением. Словно Этта прошла негласное испытание. Этта чувствовала трепет пульса Софии, легкий и теплый, когда девушка снова притянула их руки к своему горлу, скользя по обнаженной плоти.

– Сюда, – сказала она, – прямо сюда. Они истекут кровью, как резаные поросята, прежде чем успеют взвизгнуть и ты сможешь улизнуть. Запомни это.

Этта кивнула, ее горло слишком сжалось, чтобы говорить, когда София вырвала нож из ее пальцев и с силой швырнула в переборку, где тот и остался, подрагивая.

– Они не ожидают этого от тебя, – продолжила она, – и я, к своему стыду, тоже не ожидала. Это хорошо. Я люблю бойцов. Но против меня ты этим ничего не добьешься.

– Сказала девчонка, которая не может перестать блевать, – Этта едва узнала себя за этой злостью и все менее узнавала себя в охватившем ее чувстве беспомощности.

Она словно бы снова тонула, безвольно наблюдая за поверхностью воды, темнеющей с каждой секундой. София поднялась, взяла со стола серебряный кувшин и налила воды в маленькую фарфоровую чашу, потом плеснула на лицо, шею, руки. Закончив, окинула все гневным взглядом:

– Ненавижу этот век. Какой же он… неотесанный, правда?

Этта услышала свой собственный шепот:

– Какой век?

– Ты правда не делала этого раньше? Ты действительно понятия не имеешь. Поразительно! – София подняла голову, поджав губы. – Угадай.

Этта не хотела произносить этого вслух, но другого способа узнать не было.

– Восемнадцатый? – предположила она, думая о костюмах. – Ты притащила меня в восемнадцатое столетие?

Отчаянье сделало ее голос высоким. Скажи мне, скажи мне, скажи мне…

– Никто тебя никуда не притаскивал, – возразила София. – Ты путешествовала.