Читать книгу Странник - Александра Бракен - Страница 13

Николас, вдыхая мглу и холодный туман, поразился, вспомнив слова Джулиана, сказанные однажды: «Все города завидуют Парижу, а Париж завидует Праге». Укрывшись в нише здания, где их выбросил проход, он видел перед собой только оживленный открытый рынок. Погода испортилась, ночь вступала в свои права, прилавки стремительно пустели. Шаги и колеса телег стучали по брусчатке; разношерстная толпа в нехитрой цветастой одежде спешила прочь от дождя, разнося удивленный смех и крики. Николас надеялся, что его штаны и рубашка окажутся достаточно неприметными, чтобы не выделяться на местном фоне, но встревоженно понял, что это не тот случай; если только он не хочет примерить на себя роль крестьянина и разорвать свою одежду. Мужчины этого времени носили камзолы и жилеты, делавшие их похожими на нахохлившихся голубей, или, если ткань была бледной, на огромные яйца на ножках.

Он повернулся к Софии, обнаружив, что она скинула жакет, вытащила рубашку из брюк и стянула ремнем наподобие туники. Возможно, не совсем то, но и не столь вызывающе не то. По крайней мере, штаны у обоих остались неразорванными. Слабое утешение, но все же.

Хотя цвет кожи беспокоил Николаса меньше, чем в тех эпохах, через которые они прошли по пути сюда, он засомневался, удастся ли убедить местных, что он мавр или турецкий купец. Слава богу, улицы города хотя бы на время оказались темными и пустыми, и он хотел этим воспользоваться.

Конечно, до того, как покинул укрытие и как следует осмотрелся.

Теперь он понял, о чем говорил Джулиан. Ноги ни с того ни с сего взбунтовались, отказываясь идти вперед. Под струями дождя, стекавшими по лицу, пропитывавшими одежду, он, не отрываясь, глядел на два шпиля готической церкви. Пряничные фасады тянулись к низким облакам, четкие изгибы и углы фронтонов и шпилей светились в почти волшебном свете. Сперва они показались ему простоватыми, но Николас с восторгом обнаружил, что город бросает ему вызов, не открываясь с первого взгляда. Дороги и проулки, разбегавшиеся от рынка, ныряли в тень, маня тайнами. Место казалось неправдоподобным, словно бы чьим-то сном, запечатленным в камне и дереве.

София дала ему подзатыльник, выводя из задумчивости.

– «Надо поторапливаться! Нельзя медлить!» – передразнила она его. – Поэтому давай встанем столбом и будем глазеть по сторонам у всех на виду.

Несмотря на клятву не обращать внимания на ее колкости, Николас почувствовал, как ощетинивается:

– Я…

– Добрый вечер, милая леди и любезный сударь.

Николас резко развернулся, ища сквозь завесу дождя источник тихого голоса. В нескольких футах позади стоял белокурый мальчик в цвета золота и слоновой кости камзоле и жилете, забрызганных грязью и дождем чулках, и хмурился, глядя на них. Перо на его щегольской шапочке поникло и с хлопком вывернулось, когда он склонил голову.

– Моя госпожа приглашает вас на чай.

Если честно, горячая чашка чая казалась благословением небес. Но, прежде чем Николас успел согласиться, София ответила:

– Мы предпочитаем вино.

Он мог бы с этим поспорить, и очень решительно, но мальчик раздулся от важности и изящно поклонился. София ухмыльнулась Николасу, и он заподозрил, что что-то пропустил… какой-то шифр.

– Не соблаговолите ли вы с вашим… гостем… последовать за мной?

Золотой мальчик повел их вокруг башни и Николас снова замер как вкопанный, увидев огромные часы, испещренные символами, гербами, картами. На вид эти хитросплетения напомнили ему астролябию. София подошла к нему, прищурившись:

– Можешь убрать это нелепое выражение с лица? Это астрономические часы.

Ее слова не сказали ему ничего, кроме того, что эта огромная астролябия служила скорее для определения времени, чем для его искажения. Мальчик петлял по улицам Праги с легкостью местного жителя, не обращая внимания на шедевры, вросшие в кожу города. Следующего за ним Николаса настолько поглотили городские чудеса, что ему потребовалось некоторое время, чтобы заметить происходящие вокруг странности.

Он сбавил темп, пытаясь понять, не обман ли это зрения… Николас ужасно устал и едва волочил ноги. К ним приблизилась очередная группка людей, предоставив еще одну возможность проверить. И… снова. Он втянул воздух, глядя, как солдаты, девушка, старик, несмотря на дождь, остановились и повернулись к ним спинами, пока они с Софией и мальчиком проходили мимо.

– Что ты все фыркаешь и пыхтишь? – поинтересовалась София. – Бормочешь, как выкипающий чайник.

– Нас чураются, – сказал он, понизив голос, чтобы ребенок не расслышал. – Или нашего провожатого.

Недоуменный взгляд Софии перерос в плохо подавляемое изумление, когда он проиллюстрировал свои слова, шлепая по лужам узкой улочки. Что сбивало с толку больше всего, так это то, что, вопреки недвусмысленности действий, люди не показывали никаких намеков на отвращение или презрение. В их глазах не было ни усмешки, ни ненависти, ни подозрения. От лиц пражан веяло спокойствием мраморных статуй, и, стоило троице пройти, люди снова поворачивались и как ни в чем не бывало продолжали свой путь.

Оглянувшись через плечо, мальчик, должно быть, уловил волнение Николаса, потому что вдруг сказал:

– Не тревожьтесь, сэр. Они ничего не могут с этим поделать.

Это значило… что именно? Их принуждали? Да так единообразно?

– Ой, я и забыла, – пробормотала София, отмахиваясь от попыток Николаса вовлечь ее в загадочную тайну. – Хитрость, чтобы отсечь ненужных свидетелей. Дедушка – Айронвуд – считает, что Белладонна отвалила всем в этом городе столько золота, что они даже имя ее не смеют выдохнуть, не говоря уже о том, чтобы обращать взгляд на нее саму или ее гостей.

Хотя в любую эпоху деньгам было под силу купить многое, происходящее казалось на ступеньку выше обычной сделки. Николас подошел к ближайшей женщине, похожей на служанку: постарше, в одежде без украшений, с прикрытой мешковиной корзинкой овощей в руках. Она оставалась невероятно спокойной, даже когда Николас подошел поближе, изучая безучастное лицо, и рискнул легонько дотронуться до женщины.

Она не шелохнулась. Даже не моргнула.

– Ты говорила, она не ведьма, – прошипел Николас, догоняя Софию с мальчиком. – Клялась!

– Она не ведьма, – возразила София, оглядываясь через плечо на женщину, которая встряхнулась, словно выходя из глубокого сна, и продолжила свой путь. Николас не упустил редкую вспышку неуверенности на ее лице, когда девушка призналась: – По крайней мере… я в этом не сомневаюсь.

Наконец, мальчик привел их на улицу, застроенную роскошными особняками; точнее, маленькими дворцами, с дверьми, способными, судя по всему, выдержать таран, и окнами, в которых мелькали свет свечей и вороватые взгляды слуг.

В самом конце улицы, за пышным пражским богатством, притаилась тесная лавка, завалившаяся так, что окна и дверь стояли под углом. Над окном, затянутым шторой, не было никакой вывески. Николас погладил пальцами Эттину сережку, висевшую на кожаном шнурке, вздохнул, чтобы успокоиться, и вошел вслед за Софией. Лавка выкашлянула теплую пыль и запах прелой земли. По комнате, словно путеводные звезды, были расставлены десятки свечей. Однако тусклый свет лишь придавал полкам с бутылками и кувшинами, частью треснутыми и полупустыми, еще более грязный и запущенный вид, чем кружево опутавшей их закопченной паутины.

Половина полок прогнулись или сломались, просыпав забытое содержимое на пол. Свечной воск капал на витрины и стулья, изношенные или вообще сломанные. Как Николасу ни хотелось оказаться в теплом доме, чтобы обсушиться и согреться, весь этот тлен будил только непреодолимый зуд по всей коже.

– Мадам! – прокричал мальчик.

Малиновый занавес за дальним прилавком зашуршал, и из-под портрета ребенка с кукольным личиком вышла молодая женщина. Волосы, словно вороново крыло: черные с естественным блеском, заиграли в свете свечей даже без приколотой к ним золотой с жемчугом сетки. Висевший на шее тяжелый золотой крест нырял в низкий лиф землянично-розового шелкового платья – наряд совсем не вязался с клубившейся вокруг пылью. Лицо с огромными глазищами и полными губами приковывало взгляд, да так, что Николас шагнул к женщине без видимой на то причины. Мысли, силясь разобраться в самих себе, размякли по краям.

Женщина приласкала мальчика, склонившись, провела пальцем по его переносице, со сладкой – чистейший мед – улыбкой. Он кивнул в ответ на ее шепот и радостно подскочил к стоящему неподалеку табурету, схватив тонкую книгу в кожаном переплете.

Женщина мерцала в свете свечей, улыбаясь гостям. Ее кожа, золото, бисер и металлические нити, пронизывающие платье, – все взывало, ярко и смело. Свет поймал ее, словно пламя на стекле.

Николас отшатнулся, склонил голову набок, чтобы получше ее рассмотреть. В том, как она, не двигаясь, мерцала, словно свечи, горящие на прилавке, было что-то, что заставило его усомниться в своих глазах.

– Видишь? – усмехнулась София. – Я же говорила: скоро ты и думать забудешь о Линден.

Он повернулся к ней, цепляясь за слова, которые еще секунду назад теснились на кончике языка. Все было не так. Николас не чувствовал натиска влечения, сбивающего с ног, как с Эттой, но… это было… ближе к приступу, наступающему, если выпить слишком много виски на пустой желудок. Недуг.

– Добро пожаловать, – сказала женщина так тихо, что Николас с Софией снова шагнули к ней, чтобы расслышать. Свечи повторили их движение, и, всего на мгновение оторвав взгляд от женщины – Белладонны, – он заметил, что среди вонючего множества разбухших сальных свечей одна горела кроваво-красным.

– Добро пожаловать, уставшие странники, – сказала она, на этот раз с улыбкой, обнажившей прекрасные белые, словно жемчужины, зубы – неслыханные для этой эпохи. – Чем я могу помочь вам?

Эта женщина? Та самая, что сражалась с Сайрусом Айронвудом и обрела независимость? Возможно… ее загадочное очарование… способно растопить даже каменное сердце?

– Мы прибыли купить сведения, – ответила София, опершись рукой и бедром о прилавок.

Николас поднял взгляд на слабо выгнутый свод потолка, недо-купол. Большую его часть покрывала влажная пелена пыли и плесени, побуревшая от времени, но то тут, то там виднелись идущие по краю мистические символы. На вершине сиял серебром большой лунный серп, наполовину скрытый нарисованными вокруг темными облаками.

– Я обладаю множеством прекрасных вещиц, – уклонившись от прямого ответа, сказала женщина. – А еще обо многих слыхала.

– А можно безо всей этой шелухи сразу перейти к делу? – поинтересовалась София. – Меня заверили, что вы знаете всех и вся. Если это не так, мы пойдем в другое место.

– Возможно, вы могли бы немного подробнее описать, что именно ищите? – слова Белладонны лились, словно их издавала скрипка.

– Мы ищем сведения, касающиеся, – проговорил Николас, – путешественников особого толка.

– Возможно, ты мог бы изъясняться чуть менее конкретно и гораздо более уклончиво, – качая головой, пробормотала София. – С удовольствием встречу здесь следующее столетие.

Под половицами раздался звук: топот, от которого, казалось, трещали даже балки над головой. С ближайшей стены сорвался портрет бледного мужчины и упал рядом с мальчиком. Когда позолоченный угол ударился об пол, портрет выбросило из рамы. Шаги протопали под ними – София вытянулась и вслушалась. Николас положил руку на висящий на боку нож:

– Что за черт? – спросил он.

Женщина безмятежно улыбнулась.

– Я продаю лучшие эликсиры. Возможно, вас заинтересует домашний набор для вашей прелестной супруги?

– Он не про то, тупая ты корова…

Слова Софии оборвал исполинский удар двери о стену позади нее и внезапное появление черного клубка, расшитого серебром шелка и кружев. Едва появившись на пороге, клубок покатился к ним с силой и яростью грозовой тучи.

Женщина ростом почти с Николаса шагнула вперед. Нижнюю половину ее лица скрывала вуаль черного кружева, глаза светились кошачьим желтым. Три мелких жемчужинки – то ли продетые в кожу, то ли державшиеся неким искусством – тянулись вниз из уголков ее глаз, словно слезинки. Декольте скромно прикрывала сплошная вставка из белой ткани, а то, что Николас сперва принял за кружево – поднимающиеся и закручивающиеся линии – оказалось татуировкой. Когда она повернулась к Софии, Николас заметил, что ее белоснежные волосы заплетены и подвязаны причудливой петлей.

– Кто…? – женщина наклонилась к Софии, принюхиваясь.

София тихо вскрикнула от удивления, отмахнулась, но женщина уже двинулась дальше. Николас инстинктивно отскочил, когда она обратила внимание на него и тоже обнюхала, похрюкивая при этом, словно свинья, раскапывающая особенно вкусный трюфель, и поклацывая зубами за вуалью. Он уловил ее запах: землистую нотку, которую почувствовал еще при входе в лавку.

– Мэм, – начал он со всем хладнокровием, на которое оказался способен, – не будете ли вы так добры…

Она повернулась, распространяя запах влажной земли и лаванды.

– Господин, пожалуйста, позвольте мне показать вам наши новые поступления, – с неугасимой улыбкой проговорила женщина за прилавком. Другая посмотрела сначала на нее, потом на мальчика.

– Загаси ее, – если первая женщина слова выпевала, то вторая перемалывала зубами.

Отметив место в книге, золотой мальчик подошел к прилавку, положил обе руки на его пыльную поверхность и подпрыгнул как можно выше, задувая красную свечу, привлекшую внимание Николаса.

Белладонна исчезла, растворившись в свечном дыме, потянувшемся к скрипящим стропилам. Уладив дело, мальчик вернулся к табуретке и, подняв книгу, вновь погрузился в чтение.

София прыгнула вперед, с диким выражением лица заглянув за прилавок в поисках женщины, встретилась взглядом с Николасом, снова заглянула и покачала головой.

Исчезла. Пропала.

Невозможно.

Наверное, ему следовало признать, что они приближались к теням сверхъестественного. Николас решил, что нужно быть настороже и, как ни мало верил в высшие силы, поймал себя на том, что повторяет за капитаном Холлом: «Господи, спаси и сохрани».

– Как…? Она…? – Николас не был уверен, что хочет спрашивать.

Женщина в черном снова метнулась к Софии; та схватила с пола книгу в кожаной обложке и швырнула ей в голову, промахнувшись буквально на дюйм. Принюхавшись еще шумнее, женщина, в конце концов, протянула руку, «капая» серебристо-черными кружевами с рукава.

– Иди сюда, зверушка.

София отступила назад. Прежде чем Николас успел рвануться к ней, женщина схватила ее за руку и крутанула, словно чтобы отшлепать. Одним плавным движением Белладонна задрала рубаху Софии сзади, выдернув что-то из-за пояса. На мгновение Николас подумал, что это очередной обман зрения, потому что, когда ее рука вынырнула, в ней оказался длинный тонкий клинок с отломанной рукоятью – зазубренный коготь. Основание украшало большое кольцо с хитросплетением тонких серебряных лент.

– Боже! – вырвалось у Николаса, когда женщина, махнув острием под носом, удовлетворенно втянула воздух. – Он все время с тобой? – спросил он Софию. – Но откуда?

Стоило только словам слететь с его губ, как он догадался. Тело стража Линденов в Нассау с маленькой раной в ухе. Подоспев к нему первой, она подобрала клинок в ночной тьме, так, что он ничего не заметил. И держала его… зачем, собственно? Его живот окаменел, когда он представил, с каким удовольствием она прирежет его во сне.

София даже не посмотрела в его сторону.

– Откуда вы узнали, что он у меня?

Николас заподозрил, что вопрос адресован настоящей Белладонне.

– Кровь пахнет тухлыми козьими кишками, – прорычала женщина. – Сгодится за входную плату.

Держа клинок над свечами, Белладонна изучала что-то на кольце, Николас не мог разобрать, что… может, выгравированное солнце. Дыхание колыхало вуаль, прикрывавшую рот.

– Плату? – Николас расслышал недоверие в собственном голосе.

– Да, зверушка. Плату. Здесь заключаются сделки. Или ты ждешь, что я предложу вам выпивку и луну с неба?

– Сведения подойдут? – оглядывая женщину со своей обычной подозрительностью, поинтересовалась София.

– Зависит от того, что именно вы хотите приобрести, – ответила Белладонна. – Я предпочитаю обмен. Время от времени. Мальчик, закрой лавку.

– Да, мадам, – у него достало дерзости бросить на нее раздраженный взгляд – дай почитать! – но проигнорировать приказ он не осмелился.

– Детишечки, – пропыхтела Белладонна, ведя Николаса с Софией к двери за прилавком. – Только на закуску и годятся.

София подавилась удивленным смешком, а вот Николасу не показалось, что ведьма шутит, учитывая, как буднично, с потрясающим пренебрежением, она крутила лезвие.

– Она может пойти со мной, – заявила Белладонна, кивая на Софию, спускаясь по темной лестнице, – а ты катись к дьяволу, тюфяк, раз не понимаешь шуток. И да… на вашем месте я бы задержала дыхание на последних ступеньках. Грохнетесь в обморок – скатитесь на свой страх и риск.

– Простите? – уловив намек на что-то смутно гнилостное, Николас поймал себя на том, что делает, как велели.

Подвал, освещенный слабым оранжевым туманом, ползущим по ступеням вверх от расположенных внизу огней, находился двумя пролетами ниже. Николас смутно припомнил слова Джулиана о подземном городе в некоторых частях Праги, где горожанам пришлось надстроить улицы и дома, чтобы избежать затопления. Создавалось ощущение, что они пробираются по темной вене к бледным костям города.

Свет исходил от очага в углу мастерской. Первую небольшую клетушку, через которую они прошли, в основном заполняли травы, развешенные на просушку, и, как показалось Николасу, инструменты стеклодува. Узкая неровная каменная артерия соединяла комнату со следующей. В самом центре располагалась печь, камни которой укладывались друг на друга, словно коржи. Печь окружали бутыли, многие с длинными, полыми трубочками для переливания жидкостей в незамысловатые бутылки пониже. Проходя мимо, Белладонна наклонилась, раздувая небольшое пламя, горящее в печи.

Следуя за ведьмой, София с Николасом уткнулись взглядом в колоколообразную печь с небольшими отверстиями, бочонками и снующими вокруг мышами.

– Вы алхимик? – спросила София, пытаясь осмыслить странную обстановку.

– Точно подмечено, – невозмутимо кивнула Белладонна. – Балуюсь. Могу предложить тебе мои эликсиры молодости, зверушка. Выглядишь старше своих лет.

Николас схватил Софию за плечо, прежде чем жажда убийства, отразившаяся на ее лице, успела вырваться на свободу.

Еще один коридор – и они у цели: в маленькой темной комнатке. Единственным ее обитателем оказалась картина шириной во всю стену. Взгляд Николаса упал на луну, светящуюся посреди темных облаков, потом на волны, омывающие пустынный, незнакомый брег.

– А теперь, – велела Белладонна, – ничего не трогайте, не смотрите в зеркала, не садитесь на мои стулья и, прежде всего, помните, что воров покарает древнее правосудие.

София саркастически отсалютовала, а Николас положил руку на нож.

Не говоря больше ни слова, Белладонна повернулась и вошла в картину.