Читать книгу Настоящая принцесса и Бродячий Мостик - Александра Егорушкина - Страница 4

Высунув от усердия язык, Лиза повернула в замке ключ и бочком проскользнула в дверь. На душе было противно, и даже аромат прославленных Бабушкиных сырников ничуточки не улучшил Лизиного настроения.

– Елизавета! – загремела Бабушка из кухонных далей. – Ты прогуляла музыку?

– Бабушка! – Лиза решила сознаться с порога. – Меня Гертруда Генриховна выгнала! Совсем!

В кухне загрохотало, в освещенном дверном проеме показалась Бабушка и устремилась к Лизе.

– Как выгнала? Ты что, подложила ей дохлую мышь?!

– Я старалась! Я ничего… А она говорит, заниматься не будет больше! Позвонит тебе… Я играла, а Визирь шлепнулся, а Гертруда как заорет…

– Гертруда Генриховна, – поправила Бабушка строгим профессорским тоном, продолжая гладить по рыжей голове уткнувшуюся ей в шаль Лизу. – Какой визирь?

– Я ей все играла как надо! Правда! Мне даже самой нравилось! А она на «вы» меня стала называть, представляешь? А он почему-то упал!.. А она как закричит! И он как завопит!.. И выгнала!

– Может, лучше переоденешься и пойдем пообедаем? – неожиданно предложила Бабушка.

От волнений Лиза проголодалась и после супа и второго съела еще четыре сырника. Бабушка пила кофе, задавала вопросы и с удовольствием любовалась, как Лиза ест. Хотя корм был, к сожалению, не в коня: Лизе, с рождения маленькой и тощенькой, похоже, предстояло быть такой и впредь, несмотря на завидный аппетит. Поставив перед внучкой чашку какао, Бабушка сказала, что теперь ход событий ей более или менее ясен: Лиза хорошо сыграла гаммы и упражнения, потом начала разбирать с листа Мендельсона, и тогда новый Гертрудин попугай свалился с жердочки, а сама Гертруда Генриховна разгневалась.

– Не то чтобы мне что-то стало понятно, – призналась Бабушка, – одно могу сказать: ты тут ни при чем. И не она не будет больше с тобой заниматься, а ты с ней. Обидели мою маленькую! (На это Лиза фыркнула.) Не расстраивайся, Лиллибет, настоящие принцессы не огорчаются, когда на них кричат всякие там, они держатся прямо и гордо поднимают голову!

Лизе не очень хотелось именно сейчас играть в «настоящих принцесс» – любимую Бабушкину педагогическую игру; тем не менее она выпрямилась и задрала нос, но сразу же опустила его обратно и уставилась в чашку, разрисованную голубыми цветами:

– Она сказала, что из меня ничего не выйдет.

– И ты что, ей поверила? – удивилась Бабушка.

Лиза тоже удивилась: учительница же сказала, значит, правда. Лиза привыкла считать, что взрослые всегда правы, тем более учителя. Даже когда повышают голос.

– Ах, ну да, – поняла ее Бабушка и надолго замолчала. Лиза рассеянно утянула и съела еще один сырник.

– Ладно, – сказала Бабушка наконец. – Давай делай уроки, а я пойду всем звонить. Гертруде твоей…

– Гертруде Генриховне, – поправила ее Лиза. – Бабушка, а что значит имя «Гертруда»?

– «Драгоценное копье». Видимо, твоя наставница старается если разить, так наповал, – ответила Бабушка и удалилась.

Звонок Горгоне много времени не занял. Повесив трубку, Бабушка вошла, постучав, в комнату Лизы и некоторое время стояла на пороге и смотрела, как та сочиняет по-английски рассказ на тему «Моя квартира».

– Я слышу, ты тут, – не поднимая головы от тетрадки, сказала Лиза. – У тебя шпилька из прически сползает. Бабушка, а если я пишу про мою комнату, стоит описывать игрушки? – Она показала на плюшевую голубую свинью, жившую на диване. – А как будет «плюшевый?»

– Посмотри в словаре, – Бабушка тихо уплыла, и на кухне снова затренькал телефон.

Доделав уроки и запихнув тетрадки в рюкзак, Лиза вспомнила было о своем намерении полистать Брэма, но взглянула на футляр, позабытый в углу, и ей стало совестно. Она очень любила свою скрипочку, простенькое фабричное изделие, и сейчас ей казалось, что Горгона накричала даже не столько на саму Лизу, сколько на ни в чем не повинный инструмент. «Да еще я сама хотела ее выбросить! Правда, всего на секундочку, но ведь ужасно хотела же, значит, считается», – покаянно подумала Лиза. Когда-то Бабушка объяснила крошечной Лизе, что у уважающего себя музыкального инструмента должно быть собственное имя, и назвала первую малюсенькую скрипочку Виви. Нынешняя скрипка была уже третья по счету, большая, взрослая, и звали ее Виви Третья. Открыв футляр, Лиза раскутала зеленый шерстяной платок и погладила теплое дерево. «Виви, прости меня, пожалуйста, это все из-за Горгоны», – прошептала Лиза, и уже хотела устроиться на диване с книжкой, как в дверь снова постучала Бабушка.

– Дай-ка, Бетси, английский посмотреть. Очень интересно, как у тебя получилось про игрушки. Завтра физкультура, смотри опять форму не забудь. Я понимаю, что ты не любишь физкультуру, но ходить на нее изволь.

– Там эстафету надо бегать. И строем стоять заставляют, – пискнула Лиза. – И ходить. Настоящие принцессы не ходят строем.

– Настоящие принцессы, – усмехнулась Бабушка, – держатся достойно в любых обстоятельствах. Кстати, Лизетта, ты не могла бы немножко еще поиграть сегодня вечером? Я тут пригласила одного хорошего человека тебя послушать. Да не бойся ты, он добрый. А я хочу, чтобы он тебе объяснил, что все у тебя получается.

Лиза переполошилась и побежала срочно репетировать. Она торопливо поставила пюпитр, тщательно натерла смычок канифолью, раскрыла учебник, приложила скрипку к плечу и взмахнула смычком.

Девочка даже не заметила, как после первых же звуков Бабушка с очень странным лицом выплыла за дверь, бормоча под нос непонятное: «Вот и дождались». Еще Лиза не заметила черно-белого кота, который устроился снаружи на подоконнике, прижав к стеклу розовый нос, – того самого кота, который вызволил ее из лабиринта проходных дворов.

Ровно в семь раздался звонок в дверь. Обещанный хороший человек оказался крепким пожилым бородачом небольшого роста, в серебряных очках. В одной руке гость держал букет очень красных роз, а в другой – огромный, поразивший Лизино воображение торт в коробке с прозрачной крышкой. Вручив Бабушке цветы, хороший человек галантно поцеловал ей руку и воскликнул:

– Все молодеешь, профессор!

– А вот Лиллибет, – зардевшись, представила Лизу Бабушка и многозначительно посмотрела в глаза гостя. – Елизавета, это Андрей Петрович Филин, мой старый друг.

– Счастлив познакомиться, Ваше высочество, – сказал Андрей Петрович и поклонился, блеснув из-за очков круглыми веселыми глазами. Лиза смутилась – ей не понравилось, что про игру в принцесс знают, оказывается, какие-то незнакомые, хотя и симпатичные люди. Еще ей не понравилось, что Бабушка при госте называет ее разными именами. Обычно она этого не делала, приберегая все сорок вариантов имени «Элизабет» (Лиза сама в словаре английских имен посчитала!) для общения наедине.

– Сначала послушаем музыку, а потом со спокойной совестью съедим тортик, – продолжил меж тем гость и вдруг подмигнул Лизе так, что она сразу же перестала смущаться. «Концерт» вполне удался: Лиза даже не боялась своего зрительного зала, состоявшего из взволнованной Бабушки с оранжевым вязаньем в руках, очень серьезного и сосредоточенного Филина и двух невидимых в вечерней тьме котов на подоконнике. Сыграв свою небольшую программу, она даже поклонилась, как положено, и вопросительно взглянула на Бабушку. Бабушка так же вопросительно поглядела на Филина.

– Весьма и весьма многообещающе, – сказал Филин. («Вполне удовлетворительно», – с облегчением перевела про себя Лиза на привычный горгонский язык.) – Итак, Наталья, ты считаешь, что теперь с Лизой пора заниматься мне? Я с радостью…

– Думаю, пора, только, Филин, похвали ее, пожалуйста, поподробнее, – вдруг попросила Бабушка. – Эта дама наговорила бедняжке такого, что и у тебя пропало бы всякое желание к инструменту прикасаться, не то что у бедного ребенка!

– Не знаю, что там сгоряча сказанула моя коллега, но мне представляется, что девочка у нас способная. Будет из тебя, Елизавета, толк, и какой! У тебя ведь абсолютный волшебный слух!

Лиза кивнула и потерла нос – иногда это помогало ей не краснеть слишком быстро.

– А ты знаешь, что это такое?

– Ну… – замялась Лиза. – Это значит, что я могу, например, скрипку без камертона настроить…

– Никто не объяснил! – Андрей Петрович даже руками всплеснул. – Нет, ты, конечно, права, но ты говоришь об абсолютном слухе – а он вовсе не редкость, вот и у меня он тоже есть. А вот абсолютный волшебный слух – это совсем, совсем другое дело, Лизавета. Похоже, ты можешь слышать то, что другие не могут. Давай-ка попробуй хоть прямо сейчас: послушай, как капает вода из крана на кухне, как шуршит сквозняк страницами раскрытой книги на Натальином столе, как до сих пор поют струны твоей скрипки – а ты ведь давно перестала играть! Попробуй! – он увлеченно блеснул очками и внимательно уставился на Лизу.

– Ой, – сказала Лиза пять секунд спустя. – Прямо волшебство какое-то!

– Не то чтобы волшебство, хотя в некотором смысле все музыканты – волшебники. Вот Паганини, например, или Лист. А Моцарт – вот был кудесник!

– Какой из нее Паганини, в самом деле! – вмешалась Бабушка.

– Пока, конечно, никакой, и слава Богу, – ответил Филин, – но есть основания полагать, что даже сейчас музыка нашей девочки вполне может производить… м-м-м… нетривиальное впечатление на… м-м-м… некоторых слушателей.

– На попугаев, – сказала Лиза. – Некоторых.

Она не знала, что такое «нетривиальное впечатление», но, кажется, догадывалась. Надо будет в словаре посмотреть для уверенности.

– Что еще за попугаи??! – удивился Андрей Петрович.

Бабушка кратко пересказала ему историю с Визирем. Филин помрачнел и задумался.

– Какая впечатлительная птица, – сказал Андрей Петрович наконец довольно озабоченно. – Будем считать, что он птица, хотя мне в это не верится… А как имя-отчество моей нелюбезной коллеги? Та-ак… – протянул он, услышав ответ, и почему-то посмотрел на Бабушку с глубокой укоризной. – А со старыми друзьями посоветоваться, а, Наталья? Сколько они уже занимаются – надеюсь, недавно?

Бабушка вдруг опустила глаза и втянула голову в плечи, а Лиза, увидев это, с усилием закрыла разинутый от изумления рот.

Филин продолжал:

– Ладно, предположим, что напортить ничего не успели. Значит, Гертруда Генриховна и ее новый попугай Визирь… И какого он цвета? Ах лазоревый? И говорящий? Тогда с ними обоими все ясно. Явились, значит, – пробормотал он себе под нос и продолжал: – Да, ходить к ней нашей Лизе, пожалуй, больше не стоит. Никогда. Расстались – и точка… Наталья, душа моя, нальют ли в этом доме чашку чаю? – добавил он совсем другим тоном.

Потом они долго пили на кухне чай с замечательным тортом, сырниками и яблочным пирогом, который Бабушка шутливо называла «И мы не лыком шиты». Лиза скромно сидела с краешку, воздавая должное угощению и почти не участвуя в беседе взрослых. У нее нашлось новое занятие, казавшееся ей лучше любых разговоров: она слушала, слушала, слушала звуки, на которые раньше не обращала внимания – шепоток оседающих взбитых сливок, чмоканье пузырьков в закипающем чайнике, стеклянный шорох песка в сахарнице, шелковый шелест снегопада за окном, бархатный перестук кошачьих лапок на карнизе. Да уж, «никто не объяснил», а сама она раньше не додумалась…