Читать книгу Душа без печати Бога - Александра Фокина-Гордеева - Страница 2

Влажные тени, иней на веках,

Я не желаю быть человеком!

Это неясное бремя сознания тянет за нити ко дну мироздания…

Темные улицы… длинные лестницы,

Сонные люди в своей посредственности.

Места мне нет в этой прострации,

В этом распятии, общей фрустрации.

Места нет в настоящем и в будущем!

Прошлое – пошлое утонуло, сгинуло

Упало навзничь… в пустоту кинуло,

Перекатываясь на костях былого понимания.

Ускользнуло в трещину, лишая внимания…

Смотрю на себя в зеркало, не вижу отражения,

Душа покинула это тело, без тени сомнения!

Ушла за человеком в темных одеждах,

Похоронила тихо в поле свои надежды.

В след тяжелой тенью двигаться по кругу,

В бреду неясности, в череде страстей,

Не умея более краснеть и мять в нерешение руки.

В ловушке собственной глупости,

В промежутке меж гранями ясностей,

В аду своих скоростей и восприятия странности

В длинне бессонных ночей и краткости нового утра.

Время промчалось стремглав, протащив ее по очередному кругу,

Указывая на уязвимость жизни и краткость минуты.

Земля захватила горло в свои корявые руки.

Дыхание стихло совсем, слабо проходит воздух…

Дух, стремительно ускользал, пытаясь подняться к звездам.

Она стремилась раскрыть глаза, увидеть светлое небо

Раскрасить его радостью сна, отворить тяжелое веко.

Но разверзлись стальные рты, уперлась головой в чье-то нёбо

И проживались мечты, как чужие, слепо, убого!

Переломало ее, жизнь не научила разбираться в дорогах.

Замотало саваном, привязало ко дну очередного дня

Замком тяжелым, массивным и строгим.

Ей! человек без души, я последую за тобою

В твою строку новостей, бесстрашия перед судьбою…

Безвкусие жизни чужой, почему-то нами прожитой,

Разбитые своей же рукой, протертые упертостью.

Сраженные таким же недугом, как ты – тоже угловатые и убогие.

Прикрывая проклятья судьбы,

Зависая в испуге над своими надгробиями…

Все кануло в безверие за тупой безысходностью

Оголяя и так совсем нагое, такое маленькое и беспомощное…

Нет ничего, пустота накрыла с головою многое.

Я принимаю тебя, моя душа, без печати Бога.

Я пишу с ошибками, говорю с ужимками,

Застреваю в безразличии,

Забываю, порой, рамки приличия.

Это свобода так во мне раскрылась?

Или совесть собрала чемоданы и ушла

За кем то менее сложным, не похожим на меня…

И более склонным к жизни и гармонии в себе.

Я не уверенна, что здесь еще что-то осталось,

Кроме пары чертей и сомнений, самую малость.

Я живу в своей странной реальности,

Лишенной длинны дня, сонной недели и годовой громадности.

Я живу в самом низу, у своего потолка порогового,

Куда глубина отпустила меня, мою душу без печати Бога…

Я не жду никого, наблюдаю за бегом силы.

Я шла за своей звездой, а она стала светить невыносимо,

В воде растворилась и уплыла за собственной яркостью

И, теперь, я осталась в своем мире без имен и признаков жизни – изгоем реальности.

Никогда не вспомню об ином, не обольщусь яркой пылью,

Останусь почти нагой, в обносках чуждой жизни.

Здесь была пустота – никого на горизонте.

Ее глубина нашла отражение в солнце,

И тысячи рек к воде океанов стремились

Сквозь рваный берег и бескрайние моря уныний.

Всё обнажилось – плечи, сердца и головы…

Все обнулилось, притупилось приступом голода.

Голода по безумной легкости…

Голода по своей совести,

Без фонов посредственных и лунной невесомости,

Без в клочья порванных дней…

Без дикой, неистовой скорости.

Я перестану быть разрозненной,

Путаться в чужих линиях.

Снова стану узнавать свое лицо

И, наконец, вспомню имя.

Доведенная до автоматики психосоматика.

Никакой дипломатии, отношения с запустением.

Слушай внимательно, все, что наломали вынесем,

Пустим по течению приятия,

Перекосы, выносы, запросы на движение вне линии

Ничего конкретного не выявили.

Все осталось в запустении бессознательного прозрения,

Без увеличения внимания, на внутреннее распознавание

Опустошение низа не дало доползти до карниза.

Так и осталось все на бессознательном,

Уровне неуравновешенного восприятия…

Последняя секунда вне времени упала на сухой песок,

Придавила тяжестью вдохновение вне строк.

Мир развернулся в иную сторону, оголив зеркала,

В них больше нет отражения простым словам.

Завернуло валиком одеяло звездных крыш.

Я снова стала маленькой песчинкой,

Ускользающей по скользким дюнам вниз.

Скатилась вдоль бархана желтого сна

И осталась на берегу отчаянья совсем одна.

Снова бездна раскрыла свой беззубый рот.

И теперь не имеет значения, кто ее подберет.

Я не видела тебя днем, за свое отсутствие – в тебе пусто.

Ты никогда не покидал мой сон, мою жизнь наблюдал,

Как бы не было тяжело, и местами ребристо и грустно.

И никогда не была как теперь, далека мне дорога до дома

И не вижу ни тогда, ни теперь близких лиц на поворотах знакомых.

Мы с тобой – не разлей вода, выросли вместе и вместе родились,

Мы с тобой означали одно, пока этим не возгордились.

Мы с тобой два начала в конце, мы с тобой не имели начала.

Мы с тобой в одночасье уйдем, перейдем за земли покрывало.

Ты теперь тоже здесь, но незримо мне это присутствие.

Много воли пошло не в удел и покрылось сажей все лучшее…

Не грусти, я вернусь домой, только крюк заряжу пошире;

Оставлю по дороге всю боль и липкую печать гордыни.

Мне, поверь, не легко одной, но, это тоже мой выбор.

Я однажды вернусь домой, перейдя все углы конфликтов.

Я подлатала пустоту и вышло по другому.

Сквозь сонные миры и череду земного

Твоя стремительность помягче улеглась на дне,

Без моего участия, без грубых сцен, когда не в одночасье,

Когда не в унисон, когда милее плеть, чем счастье сон.

Дорога уходит вверх туда, где тени касаются солнца.

На ней никаких следов, линейность ровности плоской

Никаких доказательств летучести мыслей —

Ответы виноградом спелым зависли…

И больше никаких углов, узлов и узоров длинных,

И больше никаких шагов неуверенных, робких, зыбких…

Я останусь тут навсегда, в этих песках забвения,

Лишь выныривая иногда за очередным сомненьем.

Ты прости меня, душа моя,

Что, укрывшись с головой, я света твоего не замечала…

Только лишь еще вначале пару строк черкнула про тебя.

Прости, душа моя, что так нелепо я тобой в замызганных домах штаны до дыр стирала!

И, не смотря на все твои старания, не принимала во внимание неяркие тона кивков твоих.

Прости душа моя, что запросто, вот так, без лишнего раздумья, бежала в след ему, тебя теряв…

Еще тогда не ясно понимая пустого звука бьющихся зеркал…

Прости за тошноту и тучность городов, которые тебя из ночи в ночь терзали…

Тебя поистрепала, истощила свет прозрачный, за черте чем гонясь день от дня.

Не отпускай же на удачу всю жизнь мою без твоего огня.

Ты чуешь, чувствуешь все это, знаю я!

Украдкой ступая, словно тень, тебя и свет твой вспоминая.

Проскальзываю за тобой теперь, как ты тогда за мной не поспевая

Ты укажи мне путь и освети ту дверь, где ждешь меня, не ожидая…

Жил человек без души, но с красивым телом.

И вот он слонялся по миру безо всякого дела…

Вынимал, примеривал чужие души

Эта новее… а вот та, получше…

Оставляя кровавые раны,

Множил людей с дырами, кормил отравой…

Многих испортил лестью, некоторых ударом в спину.

Те, кто выжил, не смог вынести пустоты, в безверии сгинул.

Стонали ночами от невыносимого удушья

Люди обобранные, обворованные на души…

– Эй! Человек без души, верни мою сущность!

Верни веру в людей и легкость в насущном.

Ты ушел, так и не закрыв дверь, унес мой брелок с ключом.

Забрал черствый хлеб и банку с вареньем…

Вынес, все что мог, вытравил смех и веселье.

Гналась за тобой с оголенным мечем,

Но споткнулась о наваждение…

И так глубоко упала, что ни подняться, ни согреться…

Стой! человек без души, вот забери мое сердце —

Оно не может жить без души, а тебе в мою не одеться!

Ты забирай себе, все что осталось ни с чем,

Все, что спуталось и помялось, я постелю себе другую постель

Глубоко в земле, без простыней, подушек и одеяла.

Мы желаем быть ближе возможности вовремя остановиться,

Не стать частью массовой увлеченности, хаотичным ритмом.

В экстазе пустословия разгоняемся по полной,

Однозначно не попустит, придется искать чистые волны.

Притираемся боком да боком, дыры и ссадины

Нет уже мест гладких и ровных, лишь ямы да впадины…

По прямой бы пуститься, да петляют дороги,

Обойти, обползти, но сплетены в одно тугим рогом…

И уже пустота, вместо сказанного ранее.

Знать бы заранее всю эту конфитель,

И уметь во время переключать внимание.

Жизнь проведет черту, порогом разделит поле.

Пожелтеет картина в углу, пылью покроет шторы.

В полях моей памяти нет нити длинной и ровной,

Она лунной дорогой бредет за своей тенью ломкой.

В уголке моей памяти нет больше мест,

Все завалено старым хламом…

Только на снимке чужое лицо

С твоими глазами и новым шрамом.

Ты замолчишь, – в молчание есть спасенье,

Осунешься, сморщишься, что ж…

Твой выбор, пойти за сомненьем…

От всего что было, останутся лишь несколько нот,

Картина с вареньем и голубями, перо, чернила и черный кот.

Портрет молодой, красивой мамы, не отправленные письма отца.

Поношенные игрушки, два пистолета и старая гильза одна.

Красивые ровные ракушки…

Ни имен, ни мест, конкретных… только тени в безмолвии постигают

Сколько дней и ночей я одиночество примеряла,

Сколько тысяч длинных дорог под моими ногами промчалось,

Что бы вернуться в родной чертог и найти ничего – пустоту, – рваную рану.

Сколько всего поведать, привезти!

Сколько подарков и сильных мыслей.

Но теперь только пыль веков на дверях свинцовых виснет.

То ли птица кричит, то ли девчонка стонет,

То ли память стоит и ждет, в какой-то нелепой истоме,

Там, в глубине воды, в которой нет отражений

И во мгле могил ни отсветов, ни движений.

Мир стал пустым, раздробленным и суровым.

Швы стерлись до дыр, оголяя тело сухое.

Разошлись на кусочки ровные и ломкие половинки.

Больше уже ничего не припишешь этой картинке.

Вместе – где были мы – когда избегали печали.

Как это было тогда, еще до нас, в самом начале,

Еще до ровной черты, до проклятого срока.

Как в глубине Безначалия, рукой опираясь на Бога.

Покрывало небо своим звездным валиком,

Все, что без путей, оказалось совсем маленьким,

Совсем недосказанным и ветренным.

Глупым и слепым, как сама посредственность.

Не ровным и без прикрас, где-то в середине пустоты.

С маленькой не запертой дверцей у кромки зари.

Я замотала дыру под названием сердце

И завязала в узел мокрое полотенце,

Вытирая то, что стекало с петель, не запертой узкой дверцы.

Ты не откроешь ее, пусть душа на распашку.

Тихо прийдешь в тот дом и заберешь рубашку,

Запирая всю наготу, шепот и ласки

О том что было у нас останутся лишь затертые сказки.

Все неважно, только звезды слабо мерцают

Мерзнут в своем, одиночество примеряя,

Окутывая своим сиянием слабым

Все, что ушло без причины и следствия, кануло к адам.

Слова что срубали с плеча и тыкали в клоаку,