Читать книгу Блики Солнца. Сборник рассказов - Александра Ковальски - Страница 7

***

Эта история произошла много лет назад, в одной воинской части, где я служил, с одним человеком – моим другом – старшим лейтенантом Аврашиным. Какая теперь разница, из-за чего и как, важна лишь суть и героизм. Героизм, на который его толкнула девушка, сама того не подозревая. Героизм посмертный и, наверное, потому еще более запоминающийся…

***

Я лежал на койке в полутемной палатке и старался заснуть, то есть наоборот… старался не заснуть! Трудный дневной переход, плохое питание, неясность задания – куда и зачем нас перенаправили? – всё это в сумме порядком действовало мне на нервы. Я лежал на узкой походной кровати и ждал второго офицера нашего подразделения – старшего лейтенанта Аврашина. Его зачем-то срочно вызвали к начальству. Кажется, я всё же задремал, потому как вдруг увидел себя в нашей старой казарме в 15 км. от Грозного. Мы с другом только что приехали и отправились в штаб, чтобы зарегистрироваться. Кстати, думаю, стоит сказать, что мы были самые обычные «контрактники», уже «оттрубившие» в своё время 24 месяца в крохотной части. Я в мельчайших подробностях помню процедуру регистрации в штабе, а уже через 3 месяца начальник части – майор Коньков – зачитал нам приказ о передвижении ещё дальше на юг к г. Магас и ещё дальше, к незаметному Казбеку… всё дальше и дальше на юг, в чужую страну, дальше от дома, ближе к смерти! Шла война, и мы не расставались с АК даже во сне! Тяжёлые дни тяжёлой жизни, что поделаешь? война…

Где нет уверенности в завтрашнем дне, где нет уверенности в следующем часе, в следующей минуте, где нет надежды ни на кого, где нет ничего святого. Суровые, враждебные горы, жестокие бои, когда ты можешь оказаться ТАМ в любую секунду, потому как вражеские снайперы уверенно ведут прицельный огонь. У тебя нет надежды ни на кого… многие бойцы, идя в бой, сжимают в руках приклад оружия с нечеловеческой силой, целуют крест, надеясь на защиту Бога, но, порой даже Господу не под силу уследить и защитить бойца, так быстро всё происходит… война…

Здесь нет иных радостей, кроме писем, но они так часто теряются в пути, не доходят до нас… И мы можем только гадать, что и как у нас дома, здоровы ли наши близкие, всё ли у них в порядке…

Проснулся оттого, что чья-то тяжелая ладонь легла мне на плечо. Я открыл глаза. Рядом со мной на корточках сидел старлей.

«Что, дружок, умаялся?» – весело спросил он, и чертенята запрыгали в его зеленых глазах.

«Да, нелегкий переход нам на сегодня выпал», – ответил я и тоже улыбнулся.

– Ничего. Завтра ещё веселее будет! – успокоил меня друг.

– Что сказали в штабе? Могу я знать?

– Конечно. Торопит нас начальство. Говорят, на нашем пути банда какая-то действует. Изловить их надо бы…

– Изловим, раз надо.

– Да… пацанов только вот жалко… Молодые они ещё, … неопытные…

– Вот в бою и поучатся… от приказа ведь никуда…

– Да, от приказа никуда! Ладно, отбой, завтра рано выходить, еще до рассвета!

И он лёг на свою кровать, а я закрыл глаза и тоже попытался заснуть. У меня это получалось плохо. Я всё думал о своих родных, о маме, о жене, о крохотной двухмесячной дочке…

***

Провожая меня на вокзале, мама плакала, как по покойнику. Светка – жена – наоборот держалась молодцом. Ни слезинки, а в глазах тоска… Я тогда с ней даже не попрощался, как следует, … так чмокнул в щечку, обнял и в вагон… Она у меня на лисичку похожа: маленькая, носик острый и глаза чуть раскосые. Я только тогда это понял, что люблю её больше жизни. Она мне всё рукой махала, и что-то кричала в окно. Только позже я понял, что она кричала мне тогда: «Ты ОБЯЗАН вернуться!» – с тех пор я её так, и стал называть – моя Лисичка. И в каждом письме я пишу ей, что вернусь, потому что ей рано становиться вдовой, ведь ей всего 23 – она ещё учится в институте…

***

На юг, на юг, на юг…

Длинные дневные переходы, бесчисленные развалины за спиной, верный АК в руках, фляжка… Нестерпимая жара днём, адская духота ночью… Ни ветерка, воздух настолько плотный, что, кажется, его можно разрезать ножом на кусочки. От жары тянет в сон днём, духота не даёт заснуть ночью. Солдаты измотаны, офицеры озлоблены, командование бьется в истерике… Сумасшедшие дни, чокнутые ночи и ни секунды покоя… И вот, наконец, мы у цели. Едва мы устроились на обед, как ко мне подошел посыльный и передал, что меня ожидают в штабной палатке. Мысленно злобно матерясь, что мне не дали нормально поесть, я отправился в штаб-палатку. Когда я вошёл, старший лейтенант взглядом приказал мне встать рядом с ним у выхода и молчать. Я повиновался. Начальник спецоперации зачитал нам приказ, недавно полученный от командования по рации. Там было много красивых и воодушевляющих слов, но суть заключалась всего в двух-трёх предложениях.

– Вот что, товарищи офицеры, – сказал нам начальник после прочтения приказа, – главное, что вы все должны усвоить – это то, что в штабе получено сообщение, что в нашем районе сосредоточены крупные силы бандформирования Халима. Наша задача – найти и уничтожить боевиков. Самого Халима взять в плен! Всё понятно?

– Так точно, – отвечал начальнику хор голосов.

Вот так мы очутились перед лицом чудовища, имя которого – Война.

***

Вечером того же дня произошло еще одно важное событие. Едва закончился ужин, как на дороге, ведущей к городу с севера, было замечено густое пылевое облако – к городу шли БТРы! Это была долгожданная подмога, которая должна была нагнать нас ещё в пути. Когда все 3 машины остановились вблизи нашего лагеря, прошёл слушок, что подмога задержалась в пути из-за почты! Так оно и оказалось на самом деле! О Радость! ПИСЬМА!!! Долгожданные вести из дома, от родных и близких людей! Суровый старший сержант раздал письма. Некоторые солдаты получили по два-три… Это была радость для всех. Бойцы читали и перечитывали письма, разбирая знакомый почерк матерей и жён, плакали и смеялись, вспоминая родных, оставшихся дома…

Я тоже получил письмо от мамы. Она писала, что дома всё хорошо, что все здоровы. Но дороже этих вестей, были строки в конце письма, написанные Лисичкой. Она тоже писала, что всё хорошо, что Лидочка – наша дочка – сильно изменилась, повзрослела, что уже «разговаривает». Света передавала привет и брату, просила, чтобы я не оставлял его в бою одного…

Я долго сидел у фонаря, стоявшего в нашей палатке на походном столике. Всё читал и перечитывал письмо. Серёга тоже получил письмо в тот вечер. У него «на гражданке» осталась невеста. Они так и не успели пожениться, но она обещала его ждать, во что бы то ни стало! Её звали Лиза. Она часто писала ему, он говорил, что о любви, о том, что соскучилась, что ждёт его, считая дни до встречи! Я уже лёг спать, погасив фонарь, когда вошёл Сережка, молчаливый и понурый.

– Что-то случилось? – полусонно спросил я.

– Ничего. Так… пустяки, – сказал он и тут же спросил, – Что мама пишет? Как у них дела?

– Всё хорошо. Лисичка написала, что Лидочка уже «разговаривает»!

– Рад за тебя.

– А у Лизы как дела? Это ведь она прислала тебе письмо?!

– Да, она. У неё, … у неё всё в порядке…

– Точно?

– Ага! Написала, что выходит замуж!

– Что? Когда? Как же так? Она же … – вопросы сыпались из меня, как гильзы из автомата.

– Вот так просто! Отставить вопросы, товарищ младший лейтенант! Спите!

– Серёж, я же…

– Товарищ младший лейтенант, Вам не ясен приказ?

– Ясен, – я только тяжело вздохнул.

– Значит исполняйте!

– Есть, товарищ старший лейтенант! – неохотно пробурчал я, снова ложась на койку и закрывая глаза. Серёга был из тех людей, для кого личное пространство не было пустым звуком.

***

Я проснулся оттого, что кто-то яростно тряс меня за плечо, пытаясь разбудить. Открыв глаза, я увидел перед собой Серёжку.

– Вставай, лежебока! Нас уже ждут! – сказал он, и голос его не предвещал ничего хорошего.

Бегом, все бегом, … второпях, как будто сейчас мина взорвется. Уже на улице, при построении я смог допытаться от старлея, что разведгруппа засекла врага на западном склоне. Мы были обязаны срочно направиться туда, для уничтожения группы боевиков численностью в 30 человек. «Бой будет жаркий!» – мелькнуло у меня в голове. Спешно построились, погрузились на БТРы и вперёд, сметая всё на своём пути.

Гудят машины, трясет на ухабах разбитой дороги, пыль летит в глаза, в нос, пот струится по лицу, заливая глаза. Было жарко и душно. Старлей запретил бестолково расходовать воду. Мы мчались настолько быстро, насколько это было возможно. Но вскоре дорогу нам преградил обвал. Пришлось спешиться и топать через горы. Всё необходимое несли на себе – оружие, боеприпасы, воду, лекарства. Несколько часов мы двигались за противником, пытаясь его догнать. Нам не составляло труда определить направление его движения, примет было сколько угодно: обломанная ветка, небрежно брошенный на землю окурок…

Я чуть подотстал, поджидая старлея – командир шел последним. Поравнявшись со мной, он спросил:

– Что устал?

– Никак нет! – ответил я.

– Тогда почему отстаешь?

– Серёг, как думаешь, они это делают нарочно?

– Не знаю. Либо они поспешно бегут, что мало вероятно, ведь их почти в два раза больше, чем нас; либо… увидим.

И старлей бодро зашагал вперёд. Я посмотрел ему в спину, и в душе у меня шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие, но солдат, а, тем более, младший офицер должен полагаться только на факты, а не слушать какие-то там предчувствия!

***

Мы накрыли боевиков неожиданно. Хотя, можно сказать и наоборот – они накрыли нас неожиданно. Мы вышли на небольшое плато, где и расположились на отдых враги. Они довольно громко и весело переговаривались, жарили на костре мясо. Мы начали обстреливать их, но неожиданно мы сами оказались в окружении – это была ловушка и мы, как последние идиоты, попали в неё! Бой, в самом деле, оказался жарким. Стреляли со всех сторон. Казалось, что моя роль состояла в том, чтобы не подставляться под пули. Я тоже палил по сторонам, по всем кустам, за которыми, как мне казалось, скрывался враг. Невозможно передать словами тот ужас, что творился там, на узком горном плато, скажу только одно – мы захватили самого Халима живым, а его банду – чуть больше 30 человек – развеяли. Многих перебили, но двоим или троим, удалось бежать!

Отойдя на несколько десятков метров назад мы присели отдохнуть и подсчитать потери.

– Что, дружок, притомился? – спросил меня старлей, садясь рядом со мной и закуривая.

– Есть немного! – ответил я, тоже закуривая.

– Так сказать, с боевым крещением … – Серёга не закончил мысль. Резко оттолкнув меня, крикнул: «Берегись!», закрывая собой…

Я сам толком не понял, что произошло. Только мгновения спустя сообразил, что друг заметил вражеского снайпера, целящегося в меня…

Снайпера сняли тут же, … но… слишком поздно.

Ребята помогли мне поднять старлея. Повернув его на спину, я увидел, как по губам у него стекает тонкая струйка крови.

– Не умирай! Что я скажу Светке? – шептал я, держа голову друга на коленях. Он только посмотрел на меня грустными глазами и тихо сказал:

– Поздно… Лизе скажи… чтобы счастливая… была, не плакала… Светка… простит пусть, – он безвольно уронил голову. Я закрыл его глаза, и слёзы потекли по моим щекам… Я плакал, впервые в жизни я плакал от горя, … от потери родного мне человека… от сожаления, что не смог выполнить приказ жены, не уберег…

***

Серёжке посмертно присвоили очередной звание – капитана. Все мы – погибшие и выжившие – были награждены медалями и орденами за мужество и героизм. Лишь три недели спустя после гибели друга, получая за него георгиевский крест, я узнал, что мой прямой командир знал, на что идёт, его предупреждали, что банду Халима так просто не взять, но он решился, он просился туда – к Магасу, просился для того, чтобы обезвредить боевиков, чтобы погибнуть и прославить свое имя.

Мне кажется, он уже тогда знал, что Лиза его не дождётся и, наверное, именно поэтому стремился снискать славу, пусть даже и посмертную…