Читать книгу Погода в апреле - Александра Родсет - Страница 2

я как книга.

я исключительное издание

для тебя одного,

подписанное дарственной надписью,

другим разрешается только

смотреть на обложку,

тебе – перелистывать, трогать,

читать, шевелить страницы…

читай меня,

заучивай наизусть,

словно я томик стихов

или редкая пьеса Шекспира,

а я втихомолку,

ночами,

на книжной полке,

буду дописывать

строфы, страницы, главы,

чтобы тебе никогда

не могло наскучить

читать, перелистывать,

трогать мои страницы…

Не хочу возвращаться

в реальный мир —

меня там никто не ждет.

По эту сторону двери – сад,

по ту – лишь стол и комод.

Лишь стол и комод,

и пустой пузырек —

как памятка, что сюда

единожды может попасть любой,

повторно – уже никогда.

Тут есть волшебство

и налаженный быт,

и белого чистит коня

тот, кто всем сердцем умеет любить,

кто ценит и верит в меня.

А там, за дверью, пустая тоска —

как накипь на супе дней…

Красную, синюю надо брать?

Мне ту, что не надо, Морфей.

Есть две исконные печали:

Любовь к Не-тем, любовь Не-тех,

И если вы о них не знали,

Вы, видимо, счастливей всех…

Не-той дорогою спеша,

С Не-теми вы идете рядом,

А Тот-кто-нужен, чуть дыша,

Украдкой вас проводит взглядом,

Но вам об этом не узнать —

Вы где-нибудь Не-там, впустую,

Не-тем даете вы понять

О том, что Те не существуют,

И зазеркалью по утрам

Вы улыбаетесь натужно,

А жизнь какая-то Не-та.

И точно, что не Та-что-нужно.

Они говорят, что дважды в одну

Реку никто не входит.

Они умнее и лучше меня,

Наверное, знают жизнь.

Ты только к речке – тут сзади кто-

нибудь за плечо тебя тронет:

«Не стоит. Дважды нельзя. Аминь.

Присаживайся. Садись.

Тут взрослые люди свой труп врага

Сидят и ждут месяцами,

Они рассматривают волну,

В том мудрости дофига,

Потом – всегда есть риск утонуть.

Ты, право же, не желаешь,

Похожей стать на чей-то чужой

Заждавшийся труп врага?»

Должно быть, к мудрости – мой позор —

Мой разум не тяготеет,

Мне хочется дважды в реку, и пусть

Там лед лежит, как стекло,

И сколько воды утекло с тех пор,

Значения не имеет,

И, кстати, мне чаще хотелось знать,

Куда ее утекло.

Возможно, догнать бы, сказать: «Вода,

Пора бы остановиться,

Зачем ты все время бежишь, вода?

Задумайся, дай ответ!

Чего тебе не сидится на

На чем тебе там сидится?

И что мне делать с самой собой —

В чем цель, если цели нет?»

Вода не ответит, молчат мудрецы,

И враг промолчит, иначе

Он, проплывая, будет не труп,

И снова потерян день.

А если дважды в реку нельзя,

То это совсем не значит

«Не плавать», «не мыться» и прочие «не».

Давайте пойдем в бассейн.

Мне надо привыкнуть,

что позже они вырастают.

Сначала-то кажется:

будем в индейцев играть.

У нас много дел —

то пираты с утра нападают,

то к вечеру надо

зарытые клады искать.

На завтра по плану

пещеры и поиски гномов,

попрыгать с утеса,

пугая русалок на дне.

А кто-то из наших вдруг раз —

и окажется взрослым.

И тут же забудет

дорогу на остров во сне.

Я нашим скажу: «Не рыдайте!

Так с вами не будет!

Взрослеть мы не станем,

мы здесь поселились навек!» —

но знаю, что вру.

Через месяц дорогу забудет,

наверное, Том. Или, может быть,

маленький Джек.

Лишь точно – не я.

И, конечно, не милая Венди.

В ней искра такая —

размером с хороший маяк.

Она же – как я,

в ней огонь никогда не истлеет…

…Мне надо привыкнуть.

А я не привыкну никак.

Странное дело.

В один дневник пишется,

а в другой нет.

Бумага, чернила те же

и там, и там,

в смысле, их отсутствие одинаково,

назови его diary, twitter

или вообще какой-нибудь

instagram.

Ведь что такое дневник,

если

вы в нем не верещите

о том, что кого-то

развлекает или смешит:

порезать душу на тряпочки,

вывесить —

смотрите,

какие цветные тряпочки

из моей души!

Всю пряжу судьбы

разобрать,

разложить на нити,

поставить вентиль

на собственный кровоток,

и, как долбаный археолог,

потом восклицать:

смотрите,

какой в моей голове

найден

хорошенький черепок!

Играть водевиль

на сцене

анатомического театра,

без ложной надежды

оставить

в истории некий след.

Искренность —

вид фиглярства.

Тем более непонятно,

почему в один дневник —

пишется,

а в другой таки нет.

Чувствую себя испорченной.

Очень.

Очень.

И дело не в том,

о чем вы подумаете наверняка,

просто

там, где другие видят

божий почерк,

я вижу сюжет

для мистического боевика.

Я специально затачивала

разум

острым.

Училась писать,

придумывать историю и конфликт.

И всякая жизнь,

от рождения до погоста —

лишь глина в руках маньяка —

лепить, лепить.

Конфликт и сюжет,

и в строку – любое лыко,

я к этому шла

и столкнулась к лицу лицом —

готово.

Испорчена.

И что мне особенно дико —

еще через уровень

это зовут «творцом».

У взрослых разумных людей

не принято

обращаться в повелительном наклонении:

«Брось бяку!» – или —

«Не наступи, здесь грабли!» – или

«Не рули на встречку!

Секунда до столкновения!»

Именно поэтому, общаясь с людьми моложе,

то и дело шокируюсь, подбирая

банты у чепчика —

они еще не такие, им еще можно

думать, будто им все понятно и все известно,

врываться, вмешиваться в чужие судьбы,

пока не дошла бессмысленность этой затеи,

и верить, что от этого лучше – будет,

и не понимать, что души, бывает, стареют

куда быстрее своих вместилищ.

У взрослых разумных людей,

которыми они станут,

для такой ерунды уже недостанет хранилища,

и законы кармы вдруг против них восстанут,

и некоторые – положим, не все, многие —

станут похожи на прочих, которых знаю.

«Ты едешь на встречку?

Хочешь моего мнения?

Что же…

Это твой выбор. Я его

уважаю».

Возможно…

я бы выкинула белый флаг,

но, к сожалению,

я ни с кем не веду войну —

это значит,

всем плевать на мою победу

и поражение,

на попытку справиться —

или на неудачу.

Я бы выкинула белый флаг —

пожалуйста,

я сдаюсь. Покормите меня

кашей манной,

и помните, что по каким-то конвенциям

с пленными

обращаться следует бережно и

гуманно.

Я бы выкинула – да он

никому не нужен.

Не нажила ничего, зачет по врагам —

и тот на двойку.

Это значит, пора

пореветь в подушку,

а потом взять и выкинуть

белый флаг.

На помойку.

Я научилась

совсем по тебе не скучать,

себя не обманывать,

будто вот-вот позвонишь,

забыть, что за музыку

требуется включать,

когда до безумия

режет по нервам тишь,

забыть все хорошее.

Собиралась-то все плохое,

но вот незадача —

они оказались рядом,

и все, что в душе

было связанного с тобою,

погибло, как Моцарт —

оно отравилось ядом.

Погибли печали,

и радости, и волнения,

на рваную душу

я ставлю теперь заплаты —

на стойкость,

достойную лучшего применения,

на верность,

достойную лучшего адресата,

на нежность —

ее «до востребования», в конверте,

куда-нибудь

к чертовой матери бандеролью,

и если б не это

стойкое чувство смерти,

я очень была бы рада

отсутствию боли.

Доживём до зимы

и растопим её в ручейки

от горячности рук,

от светящихся ласковых глаз,

и растают снежинки,

летящие, как мотыльки,

на огонь, разожжённый

для нас, и из нас, и про нас.

Ни единому ветру,

несущему злую метель,

не нарушить тепла,

не развеять твердынь и преград,

потому что у нас и для нас

будет вечный апрель

за один безусловно напрасно

пропущенный март.

Не понимаю, за что пострадал Галилей —

Вертится Солнце или Земля вокруг Солнца,

В центре Вселенной есть только один человек,

Возле которого всякое сущее вьется.

Только один и, конечно, у каждого свой

(И хорошо, если не многочисленно-общий),

Только один. Время суток, когда он со мной,

Я называю рассветом, а прочее – ночью.

Только один, словно клином на нем сошлось,

Сопротивляюсь – но крепко запуталось сердце.

Дайте мне точку опоры – я сдвину ось

К чертовой матери. Прочь.

Хоть куда-то деться.

А Галилей сквозь века мне помашет рукою:

«Не отвертеться. Солнце – оно такое».

Есть имя, я пробую его на вкус,

перекатываю между языком и губами —

отрицала в себе наличие чувств,

получила ожог о своё же пламя.

Есть имя. Перестала сама себе врать,

перестала хранить это внутреннее молчание,

когда поняла – устала скрывать —

мне нравится имени твоего звучание.

Повторять, повторять, говорить о тебе

с каждым, кто хочет или не хочет слушать,

шептать его в беззвучной мольбе —

не любить тебя

было бы много лучше,

разумнее, правильнее, и кроме того,

не так мучительно безнадёжно,

но поворот с указателем «бы»

пройден. Обратно уже невозможно.

Ласкать уменьшительно каждый звук

в единственно доступном прикосновении —

губами к имени – словно вдруг

оно не яд, а благословение.

…можно ли снова меня влюбить?

Не спрашивай. Нет. У меня депрессия,

я не уверена. Может быть.

У парня со стрелами нынче сессия,

он учится снова стрелять точней:

Главный поймал его на профанации —

палит, не глядя, в живых людей.

Курс повышения квалификации.

В общем, ушел. Точней, улетел.

Но ты не надейся. При чем тут драма?

Я мишень для пристрелки эротовых стрел.

Это не хобби, скорее, карма.

Лук? У меня; не таскать же с собой

этот, единственный, сверхзадачный.

Стреляет он там?.. У него запасной,

попал – так насмерть, зато однозначно.

Умею ли я? А чего тут уметь…

берешь вот так, как с обычным луком —

вот красные стрелы – от страсти гореть,

вот эти синие – сделать разлуку.

Ты думаешь, шеф не берет отпусков?

Стреляю, клянусь тебе водами Лето!

В себя? из лука? А ты подождешь

до изобретения арбалета?..

Сам? Там же места живого нет…

А босс узнает – так быть скандалу.

Ладно, попробуй, пока не рассвет…

Навылет. К Аиду… я так и знала.

Виртуальный роман

С виртуальным Романом…

Как в артериях кровь,

Байты мчатся в сети,

И пульсирует жизнь

В тесных рамках экрана,

В душу рвется любовь

Под логином «прости»…

Виртуальный роман…

В обращениях – трепет,

А в эмоциях клавиш —

И нежность, и грусть,

Ты в рождение чувства

С тревогой поверишь…

Я не требую правды

И даже боюсь;

Хрупкий мост из реальности

В чистые чувства —

Словно души в раю,

Всех условностей вне,

Мы ласкаем сердца

И творим безрассудство…

Disconnect и разлука.

Мечтай обо мне.

Утром, когда просыпаешься,

светлый и ласковый,

встречая солнце,

ты смотришь не в окна и небо —

твой взгляд останавливается на мне,

и ты смеёшься,

ты утверждаешь,

что солнце есть я.

А я улыбаюсь,

я не могу согласиться,

ведь я-то знаю,

что подлинное солнце —

это ты.

…запоминаю

каждое твоё слово,

каждую искорку взгляда,

произнесённую

в небо, где звёзды

тают в лучах восхода,

в небо, где солнцем

празднуется победа,

в небо. С тобою,

хочешь? Летим на крыльях,

будем, как птицы,

или глаголом – птиться,

будем,

и станем капельками рассвета…

Ты – как вода.

Тобою хочу напиться,

надышаться, наслушаться,

пальцами осязать…

Ты – как вода.

Глоток – и хочу опять.

Если на улице дождь,

И все горбятся, уворачиваясь от капель,

Иди прямо, иди улыбаясь,

И кто-нибудь решит,

Что именно над тобой нет дождя,

Что именно над тобой сияет солнце,

И кто-то пойдет за тобою вслед,

Думая, что за милостью валар —

Не понимая, что ты улыбаешься,

Потому что просто любишь дождь.

А навстречу, промокший, счастливый,

Кто-то другой без зонта.

Улыбнешься, подумаешь – свой.

Он понимает счастье

В волнах, бегущих с небес.

Рассыплет дождь осколочками лето,

рассеет запах леса и грибов…

Скажи мне, дождь, бывает ли на свете

счастливая несчастная любовь?

От звуков песни – захватить дыханье,

от слов тепла растаять, словно снег,

когда одарит крохами вниманья

нелюбящий любимый человек —

скажи мне, дождь, бывает ли такое —

быть рядом, но не вместе – и сиять,

и безответно радости и боли

бесценными дарами собирать?

Дождь в водостоке пробасит в ответ:

У сумасшедших? – почему бы нет…

Отличный кролик. Плюшевый, как надо.

На лапах – пятки; гнущиеся уши;

И скошенность игрушечного взгляда

Приоткрывает плюшевую душу.

Чудесный кролик. Нужного размера —

Он создан под «сидеть в моих ладонях»,

Он, сидя, греет пальцы мне и веру,

Что наши чувства убыль не затронет,

Он – твой подарок. Превосходный кролик,

Такой, как я – он добрый и усталый,

Свидетель слез моих, безмолвный стоик,

Он переждет их все, как ливень малый,

И в первую зарю моей улыбки

Не дрогнет кнопкой вышитого носа,

Он мудр, он понимает без ошибки —

По щёкам счастье катится без спроса;

Он видел все и потому молчит —

Какая тщета счастье утешать!

Что до разлуки… Время не стоит,

Он может ждать. Мы вместе будем ждать.

Ждать,

искать среди букв, проваливаться

между ними в без-

воздушные пробелы,

ждать,

замереть, не смея отчаиваться,

делая ожидание

вопросом веры,

ждать

так умело и целенаправленно,

чтобы судьба устыдилась обманывать,

ждать

как голгофы и как экзамена,

зная, что ждать как процесс —

не главное,

ждать,

так послушно и так безропотно,

чтобы смягчить

суровую карму

ждать,

и молчать с подругами опытными —

будут смеяться, что делаю драму,

ждать,

сомневаться,

бояться, надеяться,

превозмогая души смятение,

ждать – и дождаться

во славу сентенции,

что верным

всегда будет

вознаграждение…