Читать книгу Башня континуума. Владетель. Том 2 - Александра Седых - Страница 4

Последние две недели Гордон просыпался оттого, что Виктория ни свет, ни заря подскакивала в постели, будто ужаленная, и выбегала в коридор.

– Санитарная проверка! – выкрикивала она. – Санитарная проверка!

Она очень нервничала перед приездом старшего брата и хотела, чтобы его визит прошел на высоте. Оттого Виктория нещадно тиранила прислугу, заставляя чистить, полировать, мыть, подметать и убирать, хотя Гордону было заранее ясно, это не поможет, Кит все равно будет яростно поливать антисептиком дверные ручки.

– Папа…

Он скосил глаза и увидел заспанного сынишку, волочащего за собой плюшевого медведя.

– Можно я здесь посплю, папа, там слишком громко.

Не дожидаясь приглашения, малыш забрался в кровать, с удобством устроился и закутался в одеяло.

– Эй! Ты! Сопляк зеленый! Живо отдай одеяло! – прорычал любящий отец.

– Нет.

– Тогда хоть не пихайся!

– Сам не пихайся, – ответил сын непочтительно.

Вот сопляк зеленый. Выпороть его и поставить в угол, коленями на горох.

– Я-то как раз не пихаюсь, а ты пихаешься, постоянно пихаешься.

– Папа…

– Чего?

– Я пытаюсь немного поспать.

И заснул. Гордон, в конце концов, тоже задремал и минут через сорок проснулся оттого, что грохнулся с постели, чувствительно ударясь головой о ножку прикроватной тумбы. Как может пятилетний мальчик занимать столько места? Макс разметался по кровати, подобно морской звезде, пускал слюни и сладко сопел. Его славная веснушчатая мордашка воплощала чистоту и ангельскую невинность. В спальню заглянула Виктория.

– Гордон, почему ты лежишь на полу? – вопросила она очень недовольно.

– Ну, я…

– Ты помнишь, сегодня приезжает мой брат? Мы должны его встретить. Пойдем, посмотрим на комнаты.

Виктория имела в виду гостевые апартаменты, где их милости предстояло провести ближайшие три недели. Двухэтажные покои с отдельным входом, террасами и увитыми плющом балконами, занимали целое крыло здания и включали спальни, помещения для слуг и охраны, библиотеку, кухню, столовую, зимний сад, биллиардную, бассейн и бар. Не просто барная стойка у бассейна, а настоящий бар с зеркалами и барменом.

– Как, по-твоему, нормально? – спросила Виктория, очень тревожась.

Гордон украдкой хохотнул, глянув на бармена, которому явно предстояло нести службу круглосуточно.

– Не пойму, зачем поднимать столько шума. Ведь это просто твой брат.

– Да, но ведь Кит приедет не один, а со своей…

Виктория замялась, подбирая нужное определение.

– Подружкой, – сказала она, наконец, и немножечко всплакнула.

– Невестой, – поправил Гордон жену и с удовольствием пронаблюдал, как Виктория увядает, будто хрупкий цветок под палящими лучами солнца.

– Ты же сам говорил, что эта женщина – шлюха!

– Я мог и ошибаться…

– Ведь Кит все равно не женится на ней, правда?

Гордон не знал. Ему было все равно, женится Кит или нет, главное, чтобы он, в конце концов, был счастлив, хоть немного. Виктория отказалась разделить столь идиллический взгляд на вопрос. В несчетный раз обругав мужа дураком, она выпроводила Гордона бриться и одеваться.

– И сделай что-нибудь с лицом, у тебя помятый вид.

– А у тебя дурной глаз.

– Как?

– Глаз, говорю, у тебя дурной.

– Вечно ты мелешь всякие глупости!

Глупости или не глупости, а глаз у Виктории, как с ней случалось иногда, и впрямь сделался дурной. Когда она смотрела таким дурным глазом, молоденькие горничные покрывались прыщами, на кухне подгорали кушанья, лопалась и дымила проводка, скисало молоко и увядали цветы.

– Цветы завяли? – закричала Виктория на горничную, которая неосмотрительно оказалась в поле зрения хозяйки и теперь испуганно металась из стороны в сторону, будто зайчонок перед гипнотизирующим ликом удава. – Значит, принесите и поставьте в воду свежие! Что значит – где взять? Спросите у садовника! Какие же вы тупые, невероятно!

Гордон не сомневался, что закончив с прислугой, жена всерьез примется за него, и мягко, плавно, ретировался. Не хотелось начинать утро со скандала. Он зашел на кухню, заварил себе чаю, вышел на террасу и сел, наслаждаясь тихим утром.

Наслаждаться толком не получалось, в голову лезли разные мысли. Взять хотя бы дом. Содержание губернаторской резиденции в должном порядке требовало колоссальных денежных вливаний, практически постоянного ремонта и несуразного количества обслуживающего персонала. Без присмотра дом моментально начинал разваливаться. Проседал фундамент, трещали балки, осыпались старинные фрески, вздувался паркет, рамы антикварных зеркал подергивались склизкой патиной, лоскутами сходила с отсыревших стен атласная обивка, скрипели дверные петли, мутнело столовое серебро и протекали водопроводные трубы.

Виктория и слышать не хотела о том, что хотя бы несколько месяцев в году жить в их городской квартире, очень благоустроенной кстати, в самом центре Санкт-Константина.

– Гордон, что ты вечно мелешь разную ахинею, ведь это твоя официальная резиденция, ты теперь губернатор! Что значит – нет денег на ремонт? Запусти руку в бюджет. Или бери взятки. Все так делают, разве нет?

Все так делали, правда. И он тоже. Но как он мог бороться с коррупцией и моральным разложением, если сам по уши погряз в коррупции и моральном разложении?

Гордон отхлебнул чаю, прижмурился и обреченно забормотал молитву Просветленному.

– Я спокоен и умиротворен, я благ, я полон света, яркого, ослепительного света, я сам свет, яркий, ослепительный свет…

Кто-то бессовестно перебил его на полуслове.

– Герр губернатор…

Гордон открыл глаза и увидел генерального прокурора, что было не совсем кстати, учитывая недавние размышления о коррупции. Однако у прокурора оказался повод для вторжения куда серьезней, чем коррупция. Ранним утром сегодня в лесах, в десяти милях от ближайшего населенного пункта и в двух милях от Топей, были обнаружены истерзанные останки двухлетней девочки.

– Кто обнаружил?

– Местные жители. Грибники. Пошли в лес за грибами, и вот…

Генеральный прокурор был бледен нездоровой меловой бледностью и мучился сильной одышкой. Гордон вспомнил, что у прокурора больное сердце и проблемы со взрослой дочерью. Наркотики, или мальчики, словом, то, что происходит, когда отец слишком много времени проводит на работе, а воспитанием ребенка занимается мать.

– Присядьте, сейчас принесу воды.

Гордон вернулся с графином и стаканом воды, и подождал, пока прокурор накапает в стакан и выпьет сердечные капли.

– Подчерк тот же?

– Да, все то же самое. Ребенка задушили чем-то вроде резинового жгута и… обглодали. Смерть наступила в районе трех-четырех суток. Личность ребенка пока не установлена. Сейчас мы проверяем все зарегистрированные случаи пропажи детей в Санкт-Константине и пригородах, а также…

Неизвестно отчего, но слова о резиновом жгуте вызвали мысль о длинном щупальце с присосками. Прокурор продолжал излагать обстоятельства чудовищной находки, Гордон раздраженно махнул рукой, заставив его замолчать.

– Вы ничего там не трогали?

– Нет. Следователи только что поехали туда…

– Хорошо, по дороге мне расскажете подробности.

– Вы тоже поедете?

– Само собой. Еще заедем за министром внутренних дел и министром обороны. Вместе нам будет куда веселей… и не так страшно в том темном, глухом лесу.

– Министр обороны? Вы считаете, пора подключать Регулярную Армию? – затосковал прокурор.

– У нас уже пятнадцать маленьких мертвых детей и еще четыре неясных случая пропажи малышей, скорее всего, связанных именно с этим делом. Что еще вам нужно? Массовые народные волнения?

Генеральный прокурор и сам понимал, что ситуация чрезвычайная, но он относился к тому сорту людей, которые всегда опасаются, как бы чего дурного не вышло, и радикализм губернатора пугал его. Деликатно покашляв, прокурор тактично заметил, что военные патрули в мирное время могут вызвать у населения ненужные ассоциации… с диктатурой, например.

Гордон на это заметил, что ассоциации – дело вкуса, у него лично военные патрули ассоциируются исключительно с безопасностью мирных граждан. Что непонятного? Все понятно? Велев мятущемуся прокурору подождать десять минут, Гордон помчался наверх, лихорадочно натянул сапоги, свитер и куртку, так как с Топей даже в это теплое время года тянуло ледяной, промозглой сыростью. Дробовик он прихватил тоже. Мало ли кто или что бродило в непролазных чащах.

В коридоре губернатор наткнулся на жену.

– Гордон, куда ты?!

– Прости, надо ехать. Опять ребенка убили.

– Как? Но мы ведь собирались встретить моего брата! Я вообще не понимаю, какой смысл тебе постоянно ездить и смотреть на трупы…

– Я должен осмотреть место происшествия, – поправил Гордон несколько рассеянно.

Хотя, да, она была права, и на труп придется взглянуть тоже.

– Птенчик, я быстренько, вернусь к обеду.

– Ты не успеешь…

Он отодвинул жену с дороги, мягко, но непреклонно.

– Я ушел.

– Нет! Вернись! – вскрикнула Виктория.

Признаться, она бы сама здорово удивилась, если бы он послушался и вернулся. Мужчины! И, конечно, Гордон являлся типичным представителем глупого мужского племени и теперь бесстрашно рвался бороться с чем-то, о чем не имел ни малейшего понятия.

Виктория минуту-другую стояла посреди коридора, прижав руки к животу, где корчилась и ворочалась чудовищная ярость. Медленно она развернулась и пошла по коридору, устланному кричаще алыми ковровыми дорожками. Выйдя на балкон, она облокотилась на резные перила, глядя на чистое, свежее, лучезарное утро. Серые глаза ее вдруг сделались темно-зелеными, будто листья болотных кувшинок, светлые волосы потемнели и зашевелились на голове, как змеи. Губы Виктории разомкнулись и зашептали заклинание на древнем, давно забытом языке.

Там, куда она смотрела и шептала, зародилась буря. Пока еще невесомый ветерок промчался по саду, обрывая листву с деревьев и спелые плоды с яблонь и слив.

– Лети, лети, – прошептала Виктория.

Полностью послушная ее воле, буря, набирая обороты, вибрируя, ухая и грозно громыхая, помчалась к Топям. Сделав черное дело, Виктория успокоилась. Зеленый пламень погас в ее глазах, волосы снова приобрели нежнейший оттенок топленого меда и сделались гладкими, будто лучший шелк.

– Скатертью дорога, любимый.

Торжественная встреча в салемском Би-порту неприятно поразила Кита своим величественным размахом. Оркестр, горны, литавры, туш. Разноцветные ленты, воздушные шары, юные красавицы с цветами. Немыслимое количество охраны. В воздухе барожировали облачками прожорливой саранчи автономные футур-камеры Три-Ви каналов. Мраморные полы Би-порта, закрывая изысканные мозаики, устилали пурпурные с золотом ковры, вдоль которых выстроились местные чиновники высочайших рангов. Кит на первый взгляд узнал лишь главу салемского филиала «Ланкастер Индастриз» и директора Квадранта. Остальные были ему незнакомы, и он с ужасом понял, что придется знакомиться.

Если уж его поразил оказанный прием, что говорить о Шарлотте. Увидев в зале Би-порта такую толпу народу, охрану и футур-камеры, она вцепилась возлюбленному в рукав пиджака.

– Лорд Ланкастер…

– Миссис Лэнгдон, моя прелесть.

– Я думала, мы просто приедем навестить ваших родных. Вас всегда так торжественно встречают, да?

– Нет, это что-то новенькое. Обычно меня встречают тухлыми помидорами и плакатами с надписями «ДОКОЛЕ» и «ДОЛОЙ».

– Что мне делать?

– Держите меня под руку, молчите и улыбайтесь. Заодно отрепетируем нашу будущую совместную жизнь.

– Но…

– Закройте рот и улыбайтесь, я не шучу.

Он не шутил. Шарлотта закрыла рот и принялась улыбаться. Это было не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Уже через пять минут она отказалась от попыток удержать в памяти имена, должности и лица. Все эти мужчины слились в одно черно-белое пятно. Неожиданно где-то вдалеке мелькнуло что-то блаженно розовое. Шарлотта повернула голову и увидела блондинку божественной, ослепительной красоты. Облаченная в розовую шубку и розовую же шляпку, она махала им рукой в розовой перчатке. Конечно. Это была Виктория, его младшая сестра. Фамильное сходство поражало. Сестра была им в женском варианте, разве на пять лет моложе и в чуть более утонченной версии. Но в том, как она колотила охранников сумочкой по головам, чувствовалось что-то знакомое. Непреклонное.

– Пустите! Что значит – подождать, пока закончится церемония? Почему я должна чего-то ждать? Вы понимаете, кто я такая?

И, разумеется, Виктория прорвалась через заградительные кордоны и, цокая каблучками, подлетела к брату, и, ввергнув его в невероятное смущение, принялась обнимать и целовать.

– Никита, мой родненький, сладенький, бедненький мой котеночек, – запричитала она на уни-глаголице.

– Виктория, прекрати, умоляю, ты с ума сошла.

– Просто я соскучилась, ужасно, ужасно.

– Я тоже, заинька, но не на людях же. Шарлотта, вы помните мою сестру?

– Да, конечно. Здравствуйте.

– Здравствуйте, здравствуйте. Как добрались? Жаль, мой муж не сумел вас встретить. В последний момент у него возникли очень важные дела. Дела! – повторила Виктория и фыркнула.

– Ведь твой муж губернатор, заинька, – сказал Кит слегка рассеянно, – у него в самом деле есть важные дела.

– Губернатор, губернатор! Если бы не я, разве бы Гордон стал губернатором?

– Наверное, если бы он не встретил тебя, то нашел и окрутил другую богатую дурочку.

Виктория потыкала брата кулачком в живот.

– Ты совсем ведь так не думаешь, правда? Все это ваша проклятая мужская солидарность. Что это на вас? – прибавила она, адресуясь к Шарлотте.

– Платье, – ответила Шарлотта, слегка выбитая из колеи ее напором.

– Простите, но это не платье, а какая-то дешевая тряпка. Не волнуйтесь, мы с вами пройдемся по магазинам и полностью обновим ваш гардероб, а потом я черкну вам адресок своего портного. Вы ведь не можете появляться рядом с моим братом в подобном виде. Знаете, что? Пойдемте, выпьем по чашке кофе, а то эти торжественные церемонии такие скучные и длинные.

Киту показалось, что на него налетело розовое торнадо и похитило любовь всей его жизни. Но он даже не успел расстроиться, потому что обер-бургомистр Санкт-Константина решил произвести лорда Ланкастера в почетные горожане. Киту пришлось стать звездой затяжной и несколько комической церемонии с распитием яблочного шнапсу, целованием грудастых фройлян и вручением символических ключей от города. Утомительно, зато Кит не упустил момент отрекламировать Девятьсот Двадцатые. Маркетинговая служба Корпорации установила, что его воззвания к потенциальным покупателям оказывают на аудиторию куда более положительный и умиротворяющий эффект, чем самые изобретательные и дорогостоящие рекламные ролики.

И совсем неплохо, что он продемонстрировал прессе Шарлотту. Всем нравятся истории о знатных аристократах и скромных цветочницах. Почти так же сильно, как истории о гордых и прекрасных принцессах и предприимчивых свинопасах. Интересно, что случилось все-таки. Почему Гордон не приехал.

Ни с того, ни с сего, он понял, что падает. Верные охранники подхватили его под локти.

– Милорд?

– Парни, не могу больше, выведите меня отсюда, мне надо на воздух.

– Вам плохо?

Нет, ему было очень даже неплохо, но он до такой степени вымотался, что засыпал буквально на ходу. И все-таки заснул, причем по-настоящему, глубоко и крепко, и на мгновение проснулся через два часа, когда они подъехали к резиденции губернатора, и охранники принялись бережно выгружать сиятельное тело из механо. Он приоткрыл сонные глаза и увидал низкое, черное небо, извергающее каскады воды. Сверкнула молния, одна, другая…

– Настоящее светопреставление, – сказал кто-то.

Молнии заставили Кита подумать о странных вещах вроде резиновых жгутов или щупалец, но, скорей всего, это был сон. Крепкий, здоровый, восхитительный сон.

К вечеру Виктория значительно поостыла и сама перестала понимать, отчего напустилась на своего несчастного работящего мужа. Убийство ребенка, несомненно, было чрезвычайным происшествием, и уж, тем более, если речь шла не об одном убийстве, а о целой серии убийств. Гордон должен был поехать и разобраться, и только бессердечная злая ведьма вроде нее могла напустить на него бурю.

Теперь, трясясь от страха, Виктория смотрела выпуск последних новостей. По улицам Санкт-Константина, лакированно блестящим от проливного дождя, курсировала бронетехника в сопровождении мрачных тяжеловооруженных солдат.

– В связи с ухудшением криминогенной обстановки…

Потом показали старшего брата. О, какой он был восхитительный, невероятный красавец.

– Спин-передатчики серии Девятьсот Двадцать…

Гвоздем новостных выпусков стали не военные патрули и даже не приезд в их провинциальную глушь сиятельного лорда Ланкастера, а буря. Старожилы клялись репортерам, что не припомнят такой страшной непогоды. Поскольку старожилы из года в год твердят одно и то же, их слова не особенно впечатлили Викторию, зато впечатлили кадры побитых градом пшеничных полей, сорванные ураганным ветром крыши сельскохозяйственных построек и домов, и поваленные, а то и вырванные с корнями, деревья.

– Ой… ужас…

Ей требовалось выпить, но пить в одиночестве было моветоном. Виктория поднялась и пошла наверх, в детскую, где Макс демонстрировал миссис Лэнгдон свои сокровища: коллекцию камушков и ракушек. В свои пять лет он уже питал живой интерес к хорошеньким женщинам. Кажется, их ожидало раннее половое созревание. Хотя Виктория не особенно беспокоилась на сей счет. Она уже объяснила сыну все-все про пчелок и птичек.

– Устали? – спросила она у Шарлотты.

– Немножечко.

– И, проголодались, наверное? Сейчас сядем ужинать.

– А где папа? – спросил Макс, глядя на мамочку довольно подозрительно.

– Должен вернуться через пару часов.

– Но там дождь. И град. И молнии. А папа даже не взял зонтик.

– Так. Послушай меня, головастик. Папа уже взрослый и может сам прекрасно позаботиться о себе. А ты лучше иди, разбуди дядю Кита, и скажи, что скоро будем ужинать.

– А он не рассердится?

Виктория потрепала сына по белокурой голове.

– Может, и рассердится, но ведь поесть ему надо? А потом пусть спит, сколько захочется.

Сама она повела Шарлотту выпить перед ужином. Они устроились в гостиной с бокальчиками вина и очень мило побеседовали о шляпках, перчатках, цветах, детях и мужчинах. Чуть позже пришел Кит, все еще немного сонный, пить с ними не стал, а предпочел чашку кофе. Он не пить приехал, а провести время с семьей, и, главное, с очаровательной миссис Лэнгдон. Прогуляться с ней при луне. Сводить в ресторанчик. Показать местные достопримечательности…

– Виктория, здесь у вас есть какие-то достопримечательности? Я что-то подзабыл.

– Наше тухлое, вонючее болото, – фыркнула любимая сестра.

– Болото? – переспросила Шарлотта.

Да, Топи, черное пятно неправильной формы, очень заметное посреди яркой зелени единственного материка, которое они увидели, выйдя по Би-лучу в заданную точку стазис-пространства на орбите Салема. Кит объяснил это Шарлотте.

– Так это были болота? Ничего себе, они же огромные!

– На самом деле это просто болота, в них нет ровным счетом ничего интересного, – поспешно соврала Виктория, – если вы действительно хотите осмотреть местные достопримечательности, я поговорю с мужем. Гордон с удовольствием покажет вам столицу. Пойдемте ужинать.

Нельзя сказать, чтобы ужин прошел на высоте. Кит мог быть действительно интересным собеседником, но не сейчас, когда все его мысли полностью сосредоточились на Девятьсот Двадцатых. Оттого весь вечер он развлекал племянника и дам рассказами о поразительном триумфе инженеров Корпорации, сумевших решить проблему с охлаждением Второго Прототипа чипа Стандартного Дружелюбия, того самого, которым собирались оснащать передатчики серии Девятьсот Двадцать. Эта самая проблема с охлаждением некогда погубила столь многообещающий Первый Прототип. Суть заключалась в том, что после месяцев безукоризненной работы система охлаждения ЧСД отказывала, и Прототип плавился, как кусочек масла на горячей сковородке.

– А причина состояла в том…

И Кит самым подробным образом объяснил, в чем именно состояла проблема, и каким образом удалось решить ее, со всеми техническими терминами и математическими выкладками. Он был столь захвачен и увлечен своим рассказом, что у Виктории не хватило духу намекнуть брату, что они все умирают со скуки, не помогают даже отменные кушанья и превосходное вино. Два с половиной утомительных часа спустя Виктория уже почти стала разбираться в семейном бизнесе, то есть в устройстве и производстве спин-передатчиков, к счастью, вернулся муж и спас ее от этого кошмара. Его рык помимо обыкновения прозвучал для нее сладчайшей музыкой.

– Вот вернулся мой единственный и ненаглядный… я сейчас, извините.

Когда Виктория из столовой вышла в холл, первым, что бросилось ей в глаза, стала огромная грязная лужа на полу. Посреди этой лужи стоял дражайший спутник жизни, мокрый, помятый, грязный, злющий, как цепной пес. Его охранники выглядели не лучше.

– Добрый вечер, пупсик.

Пупсик явно не считал вечер добрым.

– ГРЁБАНЫЕ ГРИБНИКИ!!! – проревел он страшным голосом.

– Что, прости?

Он уставился на нее. Глаза его налились мерцающим огнем, а с мокрой одежды вместе с каплями стекали, искрясь, крохотные сгустки синего электричества. Сперва Виктория решила, что ей чудится, но нет, когда она протянула руку и коснулась края его тяжелой куртки, ее чувствительно куснуло током.

– Ай!

– Не трогай меня!

– Да что случилось?

– Я ведь тебе все объяснил. Какое из слов ты не поняла? Грибники? Или ГРЁБАНЫЕ?

Гордон хотел прибавить еще что-то, но тут весь позеленел, издал протяжный, исполненный боли и страдания стон, сунул охраннику свой дробовик и, не переставая стенать, бросился наверх, оставляя за собой мокрый грязный след.

– Так. Что случилось? – мрачно поинтересовалась Виктория у охранников.

А случилось то, что место, где грибники обнаружили растерзанную девочку, находилось в глухой чаще, в десяти милях от ближайшей крохотной деревушки, где, собственно, и проживали те самые грибники. В той глуши оканчивались все на свете дороги и тропинки. Проехать дальше, в лес, было решительно невозможно, оставалось бросить механо и идти пешком. Даже в солнечную и ясную погоду прогулка по глухой чаще могла показаться не самым легким и приятным делом, что уж говорить о проливном дожде, превратившим лес в подобие непроходимых тропических джунглей? Но эти мелочи не могли остановить губернатора, зато он несказанно взбеленился, обнаружив, что не все сопровождающие его официальные лица горят желанием совершать марш-бросок в десять миль сквозь заколдованные лесные дебри. После того, как Гордон обратился к сомневающимся с возвышенной, воодушевляющей речью, похоронная команда, наконец, двинулась в путь.

– Но вы все же ходили не зря? – спросила Виктория подавленно.

Зря или не зря, неизвестно, поскольку проливной дождь смыл практически все следы преступления. Кроме двух. Детских костей и крохотного красного башмачка, который лежал неподалеку, утопая в грязи и хвое.

Трогательная улика, немая свидетельница зверского преступления, довела герра губернатора до еще одного припадка бешенства. Вцепившись в следователя по особо важным делам, ответственного за раскрытие убийств, Гордон начал трясти его и поносить последними словами.

– Мы все здесь не кисейные барышни, но я в жизни такого не слышал…, – сказал один из охранников с невольным восхищением.

Остальные единодушно согласились с тем, что словарный запас герра губернатора производит необычайно сильное впечатление. Но дело было совсем в другом. А именно, пока губернатор в присущих ему изысканных выражениях отчитывал следователя, налитые грозной чернотой небеса раскололись и выпустили трезубец в миллиарды вольт необузданного, первобытного электричества. Молния ударила в дюйме от губернатора и поразила следователя, который как раз страстно клялся, что сам ляжет костьми, но разыщет убийцу!

– И что же? – спросила Виктория ошеломленно.

– А вот то, фрау Джерсей. Следователь поджарился, как хороший шашлык. Ну и запах стоял, доложу я вам.

Итого, обратно пришлось везти не один, а два трупа, причем второй труп всю дорогу благоухал жирным, сытным запахом жареного мяса. То ли из-за запаха, то ли вследствие пережитого нервного потрясения, но у губернатора капитально расстроился желудок. Причем настолько серьезно, что, в очередной раз отлучась в кусты, Гордон свалился недалече в глубокий, продолжительный обморок. Пришлось менять маршрут и вести губернатора в госпиталь.

– Что сказал доктор? – спросила Виктория.

– Да ничего серьезного, скорее всего, нервы. Прописал ему таблетки от желудка. Вот.

Виктория забрала лекарство, велела охранникам пойти, передохнуть, а сама поднялась наверх, в спальню. Гордон был в ванной и, судя по всему, чувствовал себя довольно скверно.

– Эээ… пупсик?

– По-хорошему прошу, уйди!

– Не кричи на меня, я совсем не виновата, что ты валялся в кустах без штанов.

– Зато ты теперь довольна и счастлива, не так ли?

Неправда. Виктория предпочитала видеть мужа живым, здоровым и в штанах. Кто-то должен был зарабатывать ей с малышом на пропитание.

– Ты мог погибнуть.

– Да это как раз ерунда; а ведь теперь придется привлекать к делу другого следователя. Потребуется, по меньшей мере, три недели, чтобы он смог хотя бы изучить материалы дела. Что за… невезение!

– Да…

– Я приму душ, переоденусь и пойду поздороваюсь с твоим братом, не волнуйся.

Виктория не волновалась. О чем ей было волноваться? Она стала поднимать его невероятно грязную, мокрую и тяжелую куртку, брошенную прямо на пол, когда во внутреннем кармане заверещала спин-трубка

– Гордон…

Он из-за шума воды не слышал, так что она ответила сама. Это был министр внутренних дел. Он скорбно поведал Виктории, что с ним только что связались из морга и сообщили о пропаже трупа.

– Ребенка? – испугалась Виктория.

– Нет. Следователя! Его, понимаете ли, убило молнией…

– Да, я уже слышала эту историю. Я думала, тело отвезли в морг…

– Вот именно. Патологоанатомы подготовили труп к вскрытию и пошли перекусить, а, когда вернулись, труп таинственным образом испарился. Взял и бесследно исчез!

Виктория поразмыслила.

– Может, следователя молнией только оглушило, а не убило? А потом он очнулся и ушел.

Министр нервно рассмеялся.

– Не хочу терзать вас подробностями, моя дорогая, но это случилось у нас у всех на глазах, поверьте, бедняга умер, попросту зажарился, у него сгорели волосы на голове, на руке расплавились часы и обручальное кольцо, а хуже всего – его прорезиненный дождевик…

– Понятно.

Министр помолчал.

– Я вот тут подумал, пожалуйста, не говорите мужу. Он-то человек золотой, добрейшей души человек, но, как найдет на него, хоть святых выноси. А труп мы разыщем, ведь не может быть так, чтобы пропал? Ну, вы подумайте только! Ушел! Надо же!

– Скажите, пожалуйста… извините за вопрос… а труп следователя настолько важен для расследования этих убийств?

Министр замолчал, наверное, раздумывая над этим заковыристым юридическим казусом.

– Почему вы спрашиваете, Виктория?

– На тот случай, если вы все же не найдете его.

Министр отвечать не стал, а пожелал супруге губернатора приятного вечера, еще раз попросил ничего не говорить мужу и откланялся. Виктории лишь осталось пожелать удачи в заранее бесплодных поисках. Она-то знала, что погибший следователь сейчас тайными тропами, известными только мертвецам, направляется в Топи, к Хозяину, чтобы пополнить армию Спящих.

– Виктория, с кем ты разговаривала? – спросил Гордон из ванной.

– С министром внутренних дел.

– Чего хотел.

– Да просто интересовался, как ты добрался домой, и еще, не станешь ли ты возражать, если мы в воскресенье пригласим его к нам пообедать.

Гордон надолго замолчал, кажется, его опять выворачивало.

– Ты что-то полюбила звать его к нам на обеды, – проскрежетал он, наконец.

– Ну… министр… веселый и забавный… всегда рассказывает такие смешные вещи… про трупы, например, и… Гордон?

– О-о!

– Я поняла, пупсик. Пожалуй, лучше оставлю тебя наедине с твоим ужасным горем.

К утру дождь совершенно прекратился. Кит проснулся, умылся, поцеловал сладко спящую красавицу-невесту, позавтракал и пошел прогуляться. Поместье губернатора производило впечатление размерами, ухоженностью и общим великолепием. За полтора часа Кит едва-едва обошел четвертую часть владений. Он с искренним удовольствием полюбовался цветущими садами, теплицами и оранжереями. Затем с приятностью угостился свежим хлебом, свежим маслом, свежим сыром, свежими сливками, свежими оливками и отменным домашним вином. Выйдя к озеру, он устроился на берегу с удочкой, которую принес один из вышколенных, насмерть запуганных Викторией, служащих. Гладкая, упитанная форель, уставшая от сытой и обеспеченной жизни, сама нанизывала себя на удочку, и Киту оставалось лишь вытащить рыбу из воды, осторожно снять с крючка, чтобы не нанести тяжелых увечий, и бросить обратно в пруд.

Он расслабленно занимался этим, пока не пришел любимый, угрюмый зять.

– Доброе утро.

– Доброе утро, Гордон. Как самочувствие?

– Спасибо, что спросил. Ты вроде со своей дамой хотел полюбоваться достопримечательностями?

Кит бы не отказался проехаться по городу, но Гордон все еще выглядел довольно неважно, да и исторические достопримечательности Санкт-Константина были связаны, в основном, с бескомпромиссной борьбой Салема за независимость от Империи.

– Может, лучше завтра?

– А тебе в голову не приходит, что завтра мне на работу. Нет, само собой, я должен буду развлекать тебя и твою подружку, будто я какой-то дешевый клоун.

Кит не обратил внимания на злобное ворчание. Он и сам отменно умел злобно ворчать под нос. Поворчав, Гордон сел рядом на траву, и они обнялись.

– Ну, ну, все не может быть настолько плохо.

– Я тоже так думал, пока не свалился в тех кустах… без штанов… на глазах у трех десятков чужих мужиков…

– Все это потому, что ты ешь овощи. И рис. Объясни мне, зачем тебе просветление. Пойми, там, куда ты стремишься, ничего нет. Пуфф! Конец света. Тотальная аннигиляция.

– А ты, смотрю, по-прежнему считаешь себя самым умным на свете, заносчивый сопляк.

Кит усмехнулся.

– Разве нет?

– А разве да? Ты считаешь, там ничего нет, а я считаю, что очень даже есть.

– Что же?

– Что-то настолько прекрасное, что ты себе и представить не можешь.

Симпатичная физиономия губернатора приобрела при том настолько странное, даже зловещее, выражение, что Кит просто не решился продолжать этот слегка сумасбродный разговор. К тому же, у них имелись куда более серьезные темы для бесед, чем неумолимая уверенность губернатора в своем грядущем просветлении.

– Гордон, давай сюда свой документ.

– Да. Минутку.

Ловко, будто факир, Гордон достал свернутую подзорной трубой бумагу из рукава пиджака и протянул их милости. Кит отдал ему удочку и пустился в чтение. Прошение государю Императору, помазаннику милостью Божьей… о временном расширении полномочий губернатора… в связи с усилением сепаратистских тенденций…

– Хорошо. Я передам твое прошение… по адресу.

Гордон выглядел несказанно изумленным.

– Хорошо? То есть… это будет просто?

– Не стану врать, совсем не просто, но я сделаю это для тебя.

Гордон и впрямь не блистал умом, но в одном соображал на редкость хорошо. Он не пытался забраться Киту в голову, и разузнать, правда ли, будто тот поддерживает сэйнтистов, и, если да, то зачем? Нет. Гордон принял как данность, что Кит знает, что делает.

– Кристофер, пусть о тебе болтают, им вздумается. Они тебя не знают, а я знаю, и знаю, что ты знаешь, что делаешь… что бы ты ни делал. И еще. Ты можешь на меня положиться, я тебя всегда и во всем поддержу.

Кит засмеялся, обнял его за шею одной рукой, а второй обвел пространство кругом них.

– Погляди, глупыш, сколько кругом грязи…

– Ну, это после долбаной бури.

– Нет. Это аллегория, деревенская ты дубина.

– А, – протянул Гордон.

– Кому-то давно следует убрать всю эту грязь и вынести мусор.

Они посмотрели друг на друга. Ммм, наверное, это была любовь.

– Кто-то?

– Ну, мы можем целую вечность сидеть здесь в обнимку и ждать, пока придет этот кто-то… или заняться всем сами. Что скажешь?