Читать книгу Чувство ожидания - Александра Шадрина - Страница 2

На тот момент было огромной удачей получить место преподавателя в «Промышленно-экономическом колледже», не имея никакого опыта за плечами. Помогли связи, конечно, и тот факт, что вот-вот должна была нагрянуть неожиданная проверка из Москвы. Руководством было принято решение быстро найти кандидатов на все свободные вакансии, и вот я уже числился в штате образовательного учреждения. Разумеется, я знал, что поработаю здесь «первое время». Ведь еще на последнем курсе университета меня вдруг стала интересовать экспертная деятельность. В области палеонтологии, археологии или, в конце концов, в ювелирном деле. Для этого необходимо было учиться дальше, поэтому колледж стал наиболее подходящим первым рабочим местом. Мне понадобилось два года, чтобы понять всю специфику моей работы, влиться в коллектив и перестать чувствовать себя студентом.

Это было странное время – энергии полно, задумок полно, а как все это воплотить, я понятия не имел. Еще не было ни интерактивных досок, ни проекторов, только учебники, доска с мелом и немного тематических фильмов. Да и сама история для большинства учебных групп оставалась второстепенным предметом. А запала у меня было много. Хотелось преподнести материал так, чтобы он был не просто понят студентами, но и вызвал хотя бы минимальный интерес. Справедливости ради, надо заметить, что к концу пятого года моего преподавания заинтересованность предметом заметно возросла, на пустые аудитории я никогда не жаловался. А еще в то время никто и не предполагал, что в России так обесценят среднее профессиональное образование. И сократят половину училищ и колледжей.

В тот первый год как молодому специалисту мне доверили только две параллели. У меня было по четыре «пары» каждый день и достаточно времени для продолжения своего обучения. И я, наконец, выбрал наиболее интересную для себя область. Уже тогда я посетил первый кратковременный курс для новичков, проходящий в Петербурге. Новая специализация меня настолько вдохновила, что я вполне реально представлял, кем буду через пару лет и стремился к этому.

А преподавание в колледже по-прежнему меня веселило и давало возможность практиковаться вести беседы с разным контингентом людей. Девушек в коллеже было заметно меньше, чем юношей, и они порой строили мне глазки даже в студенческой столовой. Скорее всего, путали со старшекурсником, потому что в качестве педагога меня знали далеко не все. Мне самому было 24, и я был привлекательным молодым человеком, о чем всегда знал.

Когда девушки стали заигрывать со мной на зачетах, меня это лишь смешило, ведь почти все они были не моего круга. Но мне нравилось за ними наблюдать, следить за их неуверенными тонкими намеками, за тем, как они взрослеют, как подают себя. Ведь особенности поведения складываются как раз к 16—18 годам, и потом остаются чаще всего неизменными. Я даже вполне мог улыбнуться особенно настойчивым девицам, но на оценках это никак не отражалось. И положением своим я никогда не пользовался, это было принципиально. Ни одна смазливая мордашка не стоила той репутации, которой я добивался с самого первого дня.

…Даже не знаю, когда я обратил внимание именно на эту девушку. Она училась на юриспруденции и была довольно симпатична, интересна, но выглядела уж как-то совсем «просто». Хотя на деревенскую простушку она тоже не была похожа, такие все больше пытаются всеми способами «закрепиться» в чужом городе, стремятся показать себя и, как правило, абсолютно нелепо копируют успешных и обеспеченных однокурсниц.

Хотя, скорее я обратил на нее внимание из-за того, что она постоянно находилась на моих парах в какой-то полудреме. Пару раз и вовсе засыпала. Но училась при этом вполне прилично и все время шпарила моими же выражениям и формулировками, что и вызывало интерес, потому что как можно спать и запоминать, о чем я говорю, я не представлял. Сначала я думал, что она тусит по ночам, но как-то, проходя мимо, услышал, что она отказывается идти с подружками в клуб вечером, потому что ее мамы уже неделю нет дома. Где в этом логика, я так и не понял.

И вот в один из дней я шел по своим делам недалеко от колледжа и стал свидетелем странной картины. У подъезда одного из домов стояла Она и спорила с каким-то мужчиной, который держал за руку мальчика лет пяти – шести.

– Я устала, понимаешь! – на повышенных тонах говорила девушка. В ее серых глазах сверкали молнии, а лицо казалось еще более бледным, чем раньше. – Сколько можно меня эксплуатировать?!

Мужчина пытался как-то оправдаться, но он стоял ко мне спиной, поэтому мне не было слышно, что он говорит.

– Ты издеваешься что ли? – девушка уже чуть не плакала, а мальчик стонал, изнывая от необходимости стоять неподвижно, и все пытался вырвать руку. – Это последний раз, ясно? Мне еще учиться как-то надо! Куда я потом без образования, в дворники?

В этот момент ноги сами понесли меня зачем-то к этой странной компании. Когда я подошел, все трое замолчали.

– Добрый день. Что здесь происходит? – как можно строже спросил я.

Мужчина, чем-то отдаленно похожий на девушку, глянул на меня совсем недобро.

– А вы, собственно, кто такой? – поинтересовался он.

– Я преподаватель из колледжа, где эта девушка учится. – Я повернулся к ней: – С вами все в порядке?

– Все просто прекрасно, Олег Петрович, не стоит так переживать, – процедила сквозь зубы она. Потом перехватила ребенка, и последний раз взглянула на мужчину. – До свидания, папа.

Все трое как-то быстро разошлись, и я понял, что угодил на семейную разборку.

Когда на следующий день она вновь невидящим взглядом прожигала учебную доску, я уже не выдержал:

– Глебова, вы опять спите на моей паре! Чем вы ночью занимаетесь вообще?

Она мигом сфокусировала взгляд на мне, немного подумала, и стала прожигать уже меня. Видимо ей не понравилось, что я вчера стал свидетелем того разговора, потому что она вдруг взяла и выдала:

– Ночью? Сначала я отмывала кухню, потому что моему брату приспичило поиграть на ней манной крупой, потом отстирывала его джинсы, потому что отец не догадался привезти ему запасные. Ну а уж потом доделывала доклад по основам экономики. Продолжать?

– Почему вы? Почему не родители? – спросил я, хотя уже стало понятно, что она точно не с парнем кувыркалась.

– А где родители? А нет их!

Она быстро спрятала глаза, но я успел увидеть в них вселенских масштабов тоску и усталость. Тогда уже неловко стало мне.

Приблизительно через месяц в одну из суббот я также случайно заметил ее у выхода одного из крупных супермаркетов. У ее ног стояло три объемных увесистых пакета с продуктами, а она все примеривалась, не зная, как их взять у руки. Мне стало на секунду совестно, и я не смог пройти мимо. В тот момент я уже поймал себя на мысли, что она чем-то меня привлекает, хотя ничего особенного в ней на первый взгляд и не было.

Я предложил ей помощь, а она долго и решительно отказывалась. Но когда я узнал, что она собирается тащить все это пешком до дома, я молча схватил ее пакеты и понес к выходу, чувствуя, как она начинает злиться. По-прежнему ничего не говоря, я загрузил пакеты в багажник и попросил напомнить адрес.

Уже в машине я строго спросил, почему опять она занимается покупками и таскает такие тяжести. Почему-то ее злость теперь начинала закипать во мне. Как можно так безответственно относиться к своей дочери, которой… сколько? Шестнадцать? Семнадцать?

Она долго молчала. Но когда мы остановились у ее подъезда, я, глядя на нее сбоку, спросил еще раз:

– Глебова, ты почему молчишь? Я же вижу, что у тебя неприятности в семье.

– И что? В органы опеки подадите? – парировала она, не глядя на меня. – Впрочем, понимаю, вы обязаны это сделать.

– Причем тут органы? Просто по-человечески спрашиваю.

Она глянула на меня, как на умалишенного.

– По-человечески? В вашем-то возрасте? А вообще, учусь я хорошо, учебу не пропускаю, с синяками не прихожу, в милицию не попадаю, так что нет у вас интереса даже на внутренний учет меня ставить. А за то, что подвезли, спасибо.

И она вышла из машины! Просто вышла, забрала пакеты и ушла в подъезд! Если честно, уже тогда стало ясно, что характер у девушки сильный и нервы крепкие. А все еще бурлящий во мне тестостерон подал сигнал, что такое равнодушное отношение ко мне как к мужчине, требует какого-то действия с моей стороны.

Через две недели примерно в это же время я снова встретился с ней в том самом магазине. Она снова набирала целую корзину продуктов, и снова делала это в одиночку. И я снова не смог пройти мимо. От помощи она уже не отказывалась, но снова долго молчала. Осторожно подбирая слова, я смог убедить ее в искренности своих побуждений. Получилось быстро, потому что никаких эротических помыслов у меня по отношению к ней не было, а вот желание разобраться отчего-то возникло. Это было странно, и никакой логике не поддавалось. Я уговорил ее выпить чашечку кофе со мной в кафе, и наконец, узнал, почему вместо тусовок и свиданий она занимается такими взрослыми делами.

Опять же с детства окруженный вниманием и заботой, я и не предполагал, что где-то бывают такие вот семьи, где вполне нормально бросать несовершеннолетнего еще ребенка одного на неопределенный срок. Мать пыталась устроить свою личную жизнь, а отец, у которого была другая семья, вдобавок к этому и вовсе запросто приводил нянчиться своего ребенка от второй жены. Из-за чего, собственно, большинство бытовых вопросов легло на плечи этой юной хрупкой девушки, которую, в общем-то, никто к такой жизни не готовил заранее.

Это было для меня настолько дико, что я стал за ней осторожно наблюдать: на парах, переменах, в столовой, не совсем осознавая, для чего это делаю. Девушка в принципе была неплоха – оценки действительно хорошие, как я успел разглядеть в ее зачетке, моим предметом она интересовалась, во время коллоквиумов демонстрировала знания выше среднего, на семинарах не отсиживалась и легко принимала участие в различных учебных спорах. Внешность же позволяла сделать из нее красотку, ей бы только вьющимся белокурым локонам форму придать, простенькие джинсы заменить на зауженные – как они тогда правильно назывались? – да макияж чуть ярче. И вполне составила бы конкуренцию тем красавицам, с которыми я привык иметь дело.

Чисто по-человечески я стал проще относиться к некоторым ошибкам, которые она допускала в своих работах, редким опозданиям, а пару раз и вовсе закрыл глаза на то, что она во время пары спит на последней парте аудитории. Я, правда, не задумывался, что сонливость могла быть вызвана банальным недоеданием и отсутствием витаминов в организме. Особенно когда ее мать, исчезая, забывала оставлять необходимую сумму денег.

Я легкомысленно рассуждал, что многие молодые люди в таком возрасте начинают жить отдельно от родителей и это абсолютно нормально и правильно. Только не брал во внимание, что, во-первых, она – девушка, а во-вторых, у нее совсем не было поддержки за спиной. Нет, правда, мои друзья, которые рано оторвались от дома, имели совсем другое финансовое положение и большинство проблем решали, как говорится, с помощью одного звонка. Да и выбор это был вполне осознанный, а здесь, как говорится, девушку никто и не спрашивал.

Слава богу, что, несмотря на категорические разногласия в вопросе выбора мной профессии (обида со стороны родителей была почти смертельна, когда я наотрез отказался продолжать их общий бизнес), во всем остальном они меня поддерживали. Жил я в однушке, оставленной мне моей любимой бабулей. На свою собственную квартиру мне было предложено зарабатывать самому, раз уж я подался в какой-то «глухой, никчемный колледж», как выразилась моя мама.

Если честно, меня это устроило, так сильны были во мне упорство и упрямство. И слава богу, я во-время понял, что не хочу всю жизнь заниматься нелюбимым, хоть и прибыльным отцовским делом. Так я и жил в квартире со старенькой мебелью, занавесками на окнах и убогим кухонным уголком. Я был молод, любил хорошенько развлечься, поэтому делать ремонт не было ни желания, ни средств. Во всем остальном, что касалось бытовых вопросов, родители всегда своевременно приходили на помощь. А неблагоустроенная квартира заодно проверяла моих подружек уже на пороге: многие из них разворачивались, морща нос, не успев пройти в комнату. Меня и это устраивало, ибо несмотря на некие правила игры в нашей с друзьями компании, я всегда оставался человеком крайне избирательным. Мне нравилось заигрывать, доводить девушек до изнеможения, а то и сталкивать их друг с другом, но в постель ко мне удавалось попадать далеко не всем.

А в Ней… в ней было что-то такое, что заставляло бросать на нее осторожные взгляды, казаться лучше, чем ты есть и чувствовать себя слабым, несмотря на то, что рядом с ней я был будто бы серьезнее и взрослее.

Честно-честно, я чувствовал себя слабаком, что было крайне занимательно и вообще не лезло ни в какие ворота! Потому что внутри этой хрупкой девушки жила такая силища, которую, как потом оказалось, невозможно сломать ни равнодушием, ни предательством родных людей. Чувствовала ли она тогда эту силу? Верила ли в нее?

Она осталась единственной девушкой, о знакомстве с которой не знала ни одна душа. Я тщательно скрывал этот факт в колледже и еще более тщательно от своих друзей и новой подружки. Для чего нужна была эта конспирация, я и сам не особо понимал, потому что Она и правда оставалась для меня лишь знакомой, у которой я иногда узнавал, как дела, оказывал помощь по мелочи, да несколько раз привез какие-то продукты из магазина.

Меня безумно смущали ее бытовые проблемы, и ничуть не прельщало лезть в ее семейные трагедии, но, черт побери, от ее прямого уверенного взгляда, от ее манер, которым в принципе, неоткуда было взяться, у меня холодок пробегал по спине. Как она всегда держала спину, какие выверенные у нее были движения, как умело она контролировала свои эмоции!

Но при этом она абсолютно не умела играть. Ее сопливых ровесников это, возможно и впечатлило бы, но меня, опять же привыкшего к девичьим актерским играм еще с лицея, было не провести. Поэтому в тот день, когда я сдуру зашел поздравить ее с семнадцатилетием (нынешние соцсети и мессенджеры не допустили бы этого), и она зачем-то стала прикидываться пьяной, хотя алкоголем от нее действительно пахло, я понял, что она играет, но не понял зачем.

А вот ее мать, просто разительно непохожая на свою дочь, вовсе не играла. Она действительно успела прилично выпить, видимо за здоровье именинницы, и весьма наглым образом стала меня соблазнять. Или провоцировать дочь, давая понять, что пока она не наладит личную жизнь, дочери и нечего и думать о своей. Это тоже стало очередным откровением, и тоже мне не понравилось.

Не знаю уж, чего там было больше, но именно в тот вечер я решил, что в такие игры я больше не играю. Но, похоже, именно тогда что-то щелкнуло в девичьем мозгу, что-то неуловимо изменилось, потому что в ее глазах, несмотря на наигранную развязность речи, читались совсем другие эмоции. И когда она, буквально упав мне на колени, с презрением в голосе выговаривала, что «ну конечно, с опытными дамами интереснее будет» и «может, ты вовсе из-за матери сюда пришел?» она, пожалуй, впервые увидела во мне не отзывчивого преподавателя, а молодого мужчину.

Так или иначе, я начал замечать, как она аккуратно и незаметно меня разглядывает, совсем не так, как ее одногруппницы. При этом с того дня она стала меня сторониться, едва заметно краснеть при виде меня и еще больше дерзить на парах, хотя я не предпринимал никаких попыток похитить ее честь.

Она пришла сама через пару месяцев. Поздно вечером, вся мокрая от дождя, и без звонка. Она не знала, где я живу, но как-то все же нашла. Она стояла на пороге такая… беззащитная и сильная одновременно. Она все для себя решила и сдаваться не собиралась. Ее не смущало ничего, даже моя убогая квартира. Она боялась лишь разочароваться. А я… в первую минуту не знал, как аккуратно выпроводить ее, не обидев, а уже через пять минут мне самому стало важным не дать ей разочароваться во мне. В ее «я может и отсталая, но я не могу… с ними» не было ни капли позерства, ни капли лжи. Она была настоящей маленькой леди и больше всего боялась быть похожей на свою мать.

И рядом с ней на один вечер я стал таким, каким никогда не был, и никак не понимал, как это получилось. Это было так ново, так притягательно и странно, что не верилось, что происходит со мной. Как будто раскрылась какая-то часть моей души, о существовании которой до этого момента я и не подозревал.

И еще долго потом я вспоминал запах ее волос, так и не согревшиеся ладошки и едва заметный шрам на левом запястье. И никак не мог избавиться от мысли, что упустил что-то крайне важное, потому что более искренней и настоящей девушки я потом больше не встречал.