Читать книгу Дорогая княжна - Александра Уба - Страница 2

Все неприятности стремительно наступающей осени лучше всего переживать в теплых сапожках.

Горестно вздохнув, Иви отошла от витрины торгового центра и тут же наступила в холодную лужу. Замшевые ботиночки незамедлительно промокли. Девушка закатила глаза. Она планировала купить новые сапожки к началу зимы, но они понадобились гораздо раньше. Целыми днями с неба на Нью-Йорк сыпалась мерзотная крупа, которая ночью замерзала и покрывала улицы ледяной коркой. Наутро же эта корка щедро посыпалась какой-то гадостью. Судя по всему, делалась она из реактивных отходов, и новые удобные ботиночки Ив пришли в полнейшую негодность.

Скорбно окинув взглядом сверкающее огнями и стеклами здание торгового центра, девушка вышла из лужи, сделала шаг – и тут же попала во вторую. На работе нужно быть меньше, чем через час, а прямо перед ней высится торговый комплекс, в котором на каждой витрине стоят симпатичные сапожки, а по всем этажам витает аромат кофе и булочек с корицей.

Через пару минут Иви с восторгом крутилась перед зеркалом, разглядывая обувку, сидящую у нее на ногах, но взглянув на ценник, чуть было не схватилась за сердце.

– Вы по ошибке указали здесь стоимость всего ассортимента? – сурово обратилась она к скучающему консультанту. Тот с готовностью направился к ней.

– А разве вы не считаете, что такая красивая юная дама может порадовать себя новыми сапожками? – тут же парировал парень, будто эта фраза всегда была у него на языке и дожидалась своего коронного часа.

Иви поморщилась.

– Вот ложка, – нежно промурлыкал продавец, протягивая ей железку с изогнутой ручкой.

– Зачем она мне?

– Чтобы надеть ваши э… э… туфли.

Иви перевела глаза на неприглядные баретки с разводами соли и реагентов на носах, и рука сама потянулась к кошельку.

Мельком взглянув на наручные часы, девушка поудобнее перехватила лямку сумки с фотоаппаратом, что оттягивала плечо, и безотлагательно помчалась к выходу.

Когда на горизонте уже показались широкие стеклянные двери, ноги в новых сапожках внезапно поехали в разные стороны. Перед глазами издевательски пролетела табличка «Осторожно! Мокрый пол!», Иви нелепо взмахнула руками, заваливаясь навзничь. Но падение почему-то длилось очень долго, а свет диодных ламп все удалялся и удалялся. Иви не успела по-настоящему испугаться, когда её тщедушная тушка ударилась обо что-то твердое, но упругое, похожее на… землю? Руки нащупали длинную траву. Такая не растет в конце осени. И уж точно – в торговых центрах.

«Охренеть», – здраво рассудила девушка, и тут же тихий внутренний голосок перебил женский вой:

– Панночка ляпнулись!..

Так и не поняв, о какой панночке идет речь, и что такое «ляпнулись», Иви внезапно провалилась в темноту.

Очнувшись, она осознала себя лежащей на чем-то до безобразия мягком и жарком. Приложив некоторое усилие, девушка восстановила в голове последние события. Она купила сапоги. Очень неплохие, кстати. Потом… кажется, она поскользнулась. Ага, скорее всего, стукнулась головой, и кто-то вызвал скорую… На скорой Иви никогда не каталась и за всю свою коротенькую жизнь на больничную койку попадала только один раз, да и то – в глубоком детстве. Но почему-то она была уверена, что в больницах не бывает настолько мягких кроватей.

Иви открыла глаза и уставилась в потолок. Хм, потолок. В больницах он простой, белый, а тут – высокий, сводчатый, да еще и с лепниной в виде виноградных ветвей. И что было еще интереснее – она не чувствовала того специфичного запаха, которым насквозь пропитаны стены и сами последователи Гиппократа. Девушка медленно повернула голову влево. Взгляд скользнул по вычурной мебели из темного дерева и по гобеленам с незнакомой геральдикой. Нет, это точно не может быть больницей.

А вдруг её похитили?! Затащили в секту!

Выбравшись из душного облака пухового одеяла, девушка встала на ноги и неуверенно ощупала белый балахон, в который была облачена. Завязан он был на горле и был снабжен издевательскими для такой целомудренности кружевами. Оставив неразрешенной происхождение хламиды, Иви резво пошлепала босыми ногами к замеченному ранее зеркалу. Оказавшись перед ним, она замерла.

Это была она – и точно не она. С первого курса художественной академии Иви красилась в блондинку. Но потом осознала, насколько это дело хлопотное и затратное (особенно в условиях фриланса), и цвет обновлялся реже, чем хотелось бы. Но сейчас её блондинистость была явно натуральной. Никакого намека на отросшие русые корни. По щекам рассыпались бледные веснушки, которых у нее отродясь не было. Но зато шрамы от ветрянки пропали. Черты лица остались точно её собственные. Недолго думая, девушка задрала длиннющую рубашку. Ага. И природная тощесть тоже её собственная.

Воздев глаза к роскошному потолку, девушка нахмурилась.

– Это шутка такая?! – грозно поинтересовалась она, но Небесная Канцелярия не удостоила её ответом.

За дверью послышались торопливые шаркающие шаги. Дверь распахнулась, и в комнату пышным румяным колобком вкатилась женщина с подносом в руках, на котором ютился заварник, пончики, фрукты и что-то еще. Увидев Иви, она чуть не выронила свою ношу.

– Панночка! Девочка! Проснулись!

Мозг закоротило.

Иви нервно огляделась.

– А чего вы сразу на ножки? Нельзя-нельзя!

Женщина двинулась на Иви, подпихивая её подносом в сторону кровати.

– А телефон есть? – пришла в голову здравая, на первый взгляд, мысль. Сейчас такое время, что телефон-то уж везде есть. Но на лице тётки отразилась крайняя степень недоумения. Всё же затолкав Иви в постель, та брякнула поднос с содержимым ей на колени и скорбно поинтересовалась:

– Совсем плохо, да? Надо сказать вашему батюшке. Уж вдруг захотят пан ваш отъезд перенести. А вам покушать надо, панночка.

– Отъезд куда? – ляпнула Иви, разглядывая вкусности. Живот предательски завыл.

Тетка зацокала языком, потеребила расшитый узорами передник и выкатилась из комнаты. В животе снова заурчало. Иви схватила с подноса бутерброд с вяленым мясом. Было бы неплохо еще выяснить, где она оказалась. Отставив поднос, девушка снова выбралась из кровати, подошла к окну и отдернула плотную тяжелую ткань. В глаза ударил яркий солнечный свет, а взгляду открылся сад. Явно запущенный. И очень-очень… старый? Нет, правильнее будет старинный. Похоже, у этой семьи финансы поют романсы, если она не может позволить себе садовника. Методично пережевывая бутерброд, девушка побрела по комнате. Остановившись возле картины, на которой было изображение какого-то пышного пожилого мужчины с седой, аккуратно подстриженной бородой, Иви автоматически посмотрела на дату и подпись художника.

«Пан Войцик. Шерпин, год 895 от Катаклизма».

Бутерброд встал в горле. Ладно, с фамилией неизвестного пана все понятно – она либо чешская, либо польская. Но что такое «шерпин»? Город? Страна? Месяц? И причем тут Катаклизм?

Ещё раз подняв глаза на портрет, Иви вдруг почувствовала в душе смесь обиды и некой неприязни. Эти эмоции точно были не её: всё-таки она видела этого человека впервые. Скорее всего, они принадлежали бывшей хозяйке этого тела. От бредовости этой мысли, Иви нервно хмыкнула.

Настроение неуклонно приближалось к минусовым отметкам. Странная какая секта. Про такую она ни в одном фильме не видела. Сейчас бы пригодился Гугл.

За дверями послышались шаги, и в комнате снова появилась тётка-колобок, но на этот раз с мужиком с картины.

– Панночка Эвиночка! Опять на ногах! – всплеснула руками нянька. – Ну нельзя её в пансионат! – она обратилась к мужчине, который с крайне недовольным выражением лица взирал на растрепанную Иви и крутил цепочку часов.

– Помолчи, Янина, – оборвал её пан.

В сознании Иви нянька только же обзавелась именем. Да и она сама, кажется, тоже.

Пан Войцик разглядывал Иви долго. Просто стоял и смотрел, подкидывая в руках луковицу часов. А девушка все чувствовала на языке неприятный привкус антипатии.

– Прибери пани, Янина, – наконец заговорил он и засунул часы в карман. – И скажи медикусу, чтобы осмотрел еще раз. Если не найдет никаких… отклонений, отъезд состоится в назначенное время.

Смерив дочь не самым приятным взглядом, пан вышел из комнаты.

– Пойдемте, панночка. Вот мы волосики приберем, приоденемся. Это ж надо, – нянька доставала из ящичков заколки, – дочь родную как кобылицу продавать. Всё из-за денег, будь они неладны…

Усадив Иви перед зеркалом, Янина начала расчесывать длинные пряди. Происходящее было сюром чистой воды. В магию Иви не верила. Как и в экстрассенсов, призраков и драконов. Самой здравой и самой логичной была теория о том, что она ударилась головой и теперь лежит в коме. И мозг решил развлечься, сгенерировав несуществующую вселенную. Но, так или иначе, если ей придется провести в ней некоторое время, почему бы не разобраться что к чему? Оказаться в лечебнице для душевнобольных, пусть даже в придуманном мире, Иви совершенно не хотелось.

– Точно нигде не болит, панночка? – Янина ловко перевязывала косы расшитыми лентами.

– Точно, – уверенно подтвердила Иви, но это была не совсем правда. Болел мозг.

Янина отодвинулась, оглядела плод своих трудов и резво покатилась к шкафу. Из его недр появилось нечто, похожее на халат. Накинув его на плечи Иви, нянька снова подтолкнула её к кровати.

– Пождите, панночка, сейчас медикуса позову, – и женщина, чуть покачиваясь из сторону в сторону, вышла из комнаты.

Медикусом оказался мужчина преклонных лет, растерявший все волосы, но оставивший при себе ясный ум и зоркий глаз. С невозмутимым видом и явно чувствуя себя хозяином положения, господин (кстати, не соизволивший назвать своего имени) попросил Иви встать ровно, всё так же невозмутимо расстелил на прикроватном столике льняную тряпицу и начал раскладывать на ней медицинские приборы. От одного взгляда на них у Иви побежали мурашки. Про анестезию тут, наверное, и слыхом не слыхивали. Не дай бог чего случится. Закончив, медикус жесткими и холодными руками ощупал плечи и позвоночник девушки, периодически встряхивая как куклу; попросил закрыть глаза и сесть, затем – встать; постучал небольшим молоточком по коленкам. Осмотр закончился тем, что медикус попросил панночку высунуть язык, а чужая душа едва не померла от стыда, заставляя Иви тоже испытывать некий дискомфорт. Удовлетворительно хмыкнув, мужчина вернулся к тумбе и начал методично собирать инструменты, которые ему даже не пригодились. “К счастью”, – подумалось Иви. Когда медикус закончил с инструментами, из его саквояжа появились бумага, перо и чернильница. Нагнувшись над тумбой, он что-то черкнул на бумаге, разбрызгивая чернила по сторонам, помахал листком в воздухе и аккуратно свернул его в трубочку.

– Вот это отдать пану. А после передать в академию.

Иви молча взяла записку.

Настроение затерялось где-то в минусовых дебрях.

*****

«Пир во время чумы» – вот так бы описала Иви состояние поместья. Когда девушка пыталась выяснить, что же стало причиной бедности, Янина сначала отмахивалась, ведь «негоже вам, панночка, такими делами головушку забивать», а после всё же призналась, что на землю напал мор, и за несколько сезонов от урожая практически ничего не осталось. Соответственно, торговать было нечем, и финансовое положение некогда богатой и влиятельной семьи покатилось под откос. Но это не мешало хозяину устраивать игровые партии в покер, на которых подавались не самые дешевые сигары, отнюдь не бюджетный алкоголь, а сами паны щеголяли друг перед другом дорогущими сюртуками. Почти все слуги были распущены, в семье остались лишь несколько личных горничных, кухарка да лакей. Нетрудно было догадаться, что пан Войцик был в долгах, как в шелках. Но, тем не менее, он не поскупился на удобную коляску с блестящими шишечками на колесных втулках и десятком мягких подушек на сиденьях, когда пришла пора отправиться в институт.

Об институте Иви тоже узнала немного, лишь то, что он находился почти в восемнадцати часах езды от поместья, и что там каждый год собирали девиц из самых благополучных семей. Никто не знал, что именно происходило в академии, но зачастую её выпускниц видели блистающими в лучах света высшего общества. Иви же сделала вывод, что сейчас её ждет два варианта: либо её везут в институт благородных девиц, либо в бордель. А что? Она часто видела в фильмах, как какой-нибудь благородный джентльмен находил себе спутницу жизни именно среди женщин для удовольствия. По сюжету он должен был упасть перед ней на колени, признаваясь в такой порочной, но такой страстной любви, а потом увезти в закат. В сказочную жизнь.

Отъезд был назначен на семь утра, и для Иви это стало испытанием, но она не могла не признать – сборы вышли красивыми, как в кино.

Ив разбудили дворовые девушки. Одеты они были по-праздничному: в белых вышиванках, замужние были в высоких красных намитках*. Подняв Иви с постели и заведя красивую песню, девушки сперва проводили её в ванную, сами обмыли, облачили в кружевное исподнее. Скорбно вздыхающая Янина прибрала ей волосы, вплела в них белые ленты; девушки в это время готовили платье и собирали в саквояж последние вещи: меховую муфточку, теплые чулки, что-то из косметики. Переодев Иви в пышное платье, девушки проводили её в холл усадьбы, где уже ждал извозчик. Янина сунула ей в руки узелок с вкусностями и взмахнула перед девушкой рукой в жесте, очень отдаленно напоминающем перекрестие.

После няньки к лже-пани приблизился сам хозяин поместья. Абсолютно формально заключив девушку в объятия и трижды поцеловав её в обе щеки, пан сухо сказал:

– Твой путь к выпуску должен быть безупречным галопом, а не нелепым ковылянием – только так ты сможешь послужить на благо семьи. В противном случае, тебя будет ждать святая обитель, где ты будешь приносить успокоение всем заблудшим душам. Я уверен, если ты не справишься, это будет самым достойным вариантом твоей дальнейшей судьбы.

Иви закусила губу, присела в неуклюжем поклоне и забралась в коляску. Монастырь? Не-е-ет, это не для нее. Смирение, испытываемое частью чужой души, к которой девушка пока не смогла привыкнуть, она игнорировала.

Лошадка резво бежала вперед, коляска катилась по грунтовой дороге, иногда подпрыгивая на кочках; разгорался по-осеннему поздний рассвет. Жуя рогалик, Иви с интересом разглядывала природу и иногда горестно вздыхала, жалея, что фотоаппараты в этом мире еще не изобрели.

Соотнести местность с реальной страной не удавалось. Холмы везде были холмами, трава – травой, и деревья облетали так же, роняя листья на прохладную землю.

Порывшись в сумке, которую она собирала собственноручно, Иви достала небольшой блокнотик в мягкой обложке и угольный карандаш. Усевшись настолько удобно, насколько это было возможно в постоянно подпрыгивающей коляске, девушка начала схематично набрасывать неспешно проплывающий пейзаж.

Это была одна из её милых странностей, над которой посмеивались родственники и немногочисленные знакомые: зарисовывать всё на свете. Иногда рисунки выходили кривобокими, иногда – довольно неплохими, но так или иначе, они перестали быть просто увлечением, когда Эвелин решила поступать в Парсонс.

Учеба взбесила её в первую же неделю: Иви представляла себе старейший колледж искусств совсем по-другому. В её мечтах это были полеты фантазии, бессонные из-за вдохновения ночи, живопись – фантастические миры на холстах… Но ночи оказались бессонными не из-за наплывов вдохновения, а из-за зубрежки древнегреческих ордеров. А рисовать нужно было кувшины и головы.

Через полтора года рисования кувшинов бунтарская душа не выдержала, и Иви, отчислившись с курса и победоносно ткнув в беспристрастные окна колледжа неприличным жестом, стала рядовым фотографом-фрилансером.

Закончив картинку, Иви перекусила очередным бутербродом и задремала, убаюканная покачиванием.

Солнце уже медленно катилось к закату, когда коляска подъехала к большим воротам. Иви проморгалась, с интересом разглядывая тонкую ковку створок. Двое мужчин в строгой форме распахнули ворота, и коляска покатила по ровной аллее. За воротами оказался целый мир: сад со статуями и фонтанами, небольшие домики, о назначении которых пока приходилось только догадываться, и самое главное – огромная усадьба, больше похожая своими размерами и великолепием на настоящий дворец. Коляска остановилась у большого крыльца, на котором толпились девушки. Их было около пяти десятков; большинство – со своими гувернантками.

Когда Иви присоединилась к девушкам, на нее никто не обратил внимания.

Через некоторое время на крыльцо вышла высокая, очень худощавая и очень морщинистая женщина. Одета она была в строгое платье; волосы, тронутые сединой, были уложены в сложный узел на затылке, а поджатые губы выражали вечное недовольство.

– Добро пожаловать в академию Сен-Рур, – заговорила она поскрипывающим голосом и с ярко выраженным гавкающим акцентом. Иви на секунду подумалось, что дама непременно должна была быть немкой в реально существующем мире.

– Меня зовут графиня Гофман, и мне была доверена забота о юности и младости. Вы же можете называть меня Мадам. Вы все знаете, для чего вас здесь собрали. Ваше пребывание в стенах академии будет длиться три месяца, за которые вы должны стать бриллиантами, сверкающими в лучах славы ваших королевств. Не заблуждайтесь: Сен-Рур – не простая школа, и уж тем более не тюрьма. Это нейтральная территория, на которой вы сможете познакомиться с представителями высшего общества, а заодно и преумножить свои знания, – директриса обвела притихших девушек цепким, колючим взглядом. – Сейчас вы должны оставить всё, что привезли с собой из дома. Вам выдадут несколько комплектов формы, а ваши наряды будут отданы вашим провожатым. Прошу за мной.

Махнув сложенным веером в полководческом жесте, графиня гордо двинулась внутрь здания. Новоиспеченные студентки поспешили за ней стайкой цыплят. Оказавшись в академии, Иви ахнула. Ее, как художника – пусть и любителя – не могли оставить равнодушной богатые яркие фрески, которыми был расписан потолок, причудливые витые колонны, статуи, которые, казалось, не могли принадлежать руке человеческой – настолько изящными и утонченными они были. Не обращая внимания на то, что многие студентки застряли на пороге, разглядывая академию, директриса целеустремленно неслась вперед, на ходу объясняя правила школы.

– Подъем и отбой по звону колокола. После десяти вечера в комнатах не должно быть посторонних. Письма отправляются и раздаются адресатам в начале каждой недели. Расписание классов вы найдете в общей гостинной. Она прямо по коридору, третья дверь налево. В комнатах вас уже ждет форма и всё необходимое для того, чтобы жить три месяца, ни в чем себя не ущемляя. Сейчас, – Мадам остановилась у первой двери, – я прошу вас переодеться и сложить вещи в корзины, подписанные вашими имени. Это касается и всех ювелирных украшений.

Девушки зашушукались, прикрывая рты ладошками и поглядывая на графиню.

– Ваши наряды будут выдаваться вам по особым случаям: на официальные вечера и, конечно же, на выпускной, – заметила Мадам, недовольно поджала губы и развернула внушительной длины список, который держала в руках.

– Галлахер, Андервуд и Войцик! – провозгласила директриса. Наступила тишина. Краем глаза Иви заметила, что из толпы к графине пробираются две девушки, и тоже начала двигаться в ту же сторону. Остановившись перед директрисой, девушки ловко исполнили книксен. А Иви так и осталась стоять, хлопая ушами. Директриса в недоумении воззрилась на нее.

– Вы не хотите меня поприветствовать? – сухо поинтересовалась она. Иви прикусила губу, щеки её вспыхнули. Промямлив извинения, она неуклюже поклонилась. Директриса ткнула в сторону резной двери сложенным веером.

– Это ваша комната. Можете располагаться.

Двери распахнулись, пропуская девушек в комнату, и закрылись, отрезая их от прежней жизни и знакомого мира.