Читать книгу 10+1. Рассказы о вымышленных людях в невымышленных местах - Александра Заскалето - Страница 7
Рассказ №5. Мужской род
Оглавление– Я это… люблю тебя,… наверное.
– Вась, ты чего?
– Да я не в том смысле…. Ну, в смысле…. Я тебя люблю.
– Васька! Ха-ха…. Ха. Ха-ха-ха! – Дима посмотрел на друга и, увидев, с каким серьезным лицом он это сказал, начал ржать в голос. – Васька, ты ж не голубой! Или ты мне врал столько лет? Признавайся, шельмец!
– Дим, хватит ржать. Конечно, я не голубой, ты бы точно знал. Просто я…, – договорить он не смог, потому что из носа снова пошла кровь. Устав вытирать ее рукавами, Вася просто задрал голову и ждал, когда из носа перестанет течь.
– Ай, дай, я сам, – с этими словами Дима вытащил из сумки носовой платок и приложил его к носу друга. – Вот жеж уроды все-таки: четверо на одного! Подонки.
Дима постоял еще несколько минут, держа платок, затем, убедившись, что кровь носом у Васи больше не идет, выкинул платок в ближайшую урну.
– Вааась, подожди здесь, я ща приду.
Оставив друга стоять у парапета, в который негромко ударялись волны, Дима пошел к кофе-стопу. Подойдя к киоску, он постучал по стеклу, чтобы привлечь внимание продавца.
– Молодой человек, будьте любезны, сделайте два кофе.
Одарив Диму презрительным взглядом, продавец поинтересовался.
– Каких?
– Большой латте с сиропом амаретто и большой американо.
– Хорошо. Через пять минут кофе будет готово.
– Готов.
– Что? – не понял продавец.
– Кофе – он мой, мужской род, а не средний, – вежливо произнес Дима с улыбкой.
– В отличие от некоторых, – буркнул продавец себе под нос, но достаточно громко, чтобы Дима услышал, однако он решил пропустить это язвительное замечание мимо ушей. Дождавшись кофе, Дима расплатился, взял два стакана и вернулся к другу.
– Держи, – протянул он стакан Васе, который к тому моменту уже перебрался на лавку. Хлебнув горячего напитка, Василий удовлетворенно выдохнул:
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста, здоровяк.
Друзья посидели еще немного, попивая, молча, кофе, потом все же Дима нарушил тишину. Повернувшись к Васе, он с озорной улыбкой спросил:
– Так что там…, ты меня любишь?
– Ну да, – просто ответил друг.
– Ай, ты мой хороший, иди я тебя поцалую, – с этими слова Дима начал, шутя, тянуться к Васиным губам.
– Димка, перестань, я совсем не в этом смысле, – засмеялся Вася.
– Ну ладно, Вась, серьезно, чего это ты? – друг какое-то время молчал, разглядывая свои ботинки, потом громко выдохнул и заговорил.
– Да… понимаешь, сегодня же день смерти отца. Я утром на кладбище ездил и, пока стоял там, все вспоминал, вспоминал….
– Петра Анисимовича, что ли, вспоминал?
– Да, и его тоже, а еще наше детство, юность, и потом…. Мы ж с тобой всегда вместе, даже после того, как ты признался, что… ну это….
– Да, понял я-я-я, – протянул Дима. Столько лет прошло, а Васька все стеснялся произнести слово гей или голубой.
– Я раньше думал, что мы просто с тобой лучшие друзья, не разлей вода и все такое, а сегодня понял, что люблю тебя. Просто мне любить больше некого, понимаешь. Я только сегодня врубился… Я раньше думал, что страшно, когда тебя никто не любит, но потом понял, что страшно, когда тебе некого любить, когда совсем никого из родни нет. Вот я и понял, что ты мне всех родней и что я люблю тебя…, как брата, – поспешил добавить Вася.
Дима посмотрел внимательно на друга, потом отвернулся и стал разглядывать море.
– Спасибо, Вась.
– Я просто хотел тебе сказать, чтобы ты знал.
Дима не поворачивался, а только всхлипнул пару раз.
– Дим, ну че ты? Димка, ну повернись, – Вася положил руки другу на плечи и повернул к себе. Дима плакал, по щекам бежали черные от размазанной туши слезы.
– Дурачок, – Вася обнял друга за плечи и притянул к себе на мгновение, а потом отпустил. – Не реви, бро.
– Так трогательно, Вась. И приятно. Спасибо, что сказал, – Дима вытер ладонью слезы с лица и глубоко вздохнул. – Так, все, – продолжил он, – надо это отметить.
– Че отмечать-то…, – грустно сказал Вася. – Никого не осталось, мы с тобой как два бобыля, даже девушек у нас нет…, у меня девушки, у тебя мужика. Так и помрем, никому не нужными, – Вася смотрел на море и чуть не плакал от досады. Дима знал, что в день смерти отца друг всегда грустит, ездит на могилу, разговаривает о чем-то с Петром Анисимовичем, а потом целый вечер смотрит какие-нибудь нудные фильмы. Сегодня же он был не просто грустен, а как-то обречен.
– Так ты что, правда, помирать собрался?! Щас, ага, – деловито произнес Дима. – Собрал-ка сопли в кулак и пошли пить.
– Дим….
– Пошли, пошли, – Димка выкинул пустые стаканы в урну, схватил Василия под руку, поднял его не без труда и поволок за собой. – Такушки мой дорогой, идем щас в твою любимую пивнушку и нажираемся в дюбель. Ты знаешь, я дядю Петю любил как родного, но ты сегодня просто превзошел сам себя: и в любви мне братской признаешься, и помирать собрался один на один со мной. Это попахивает затяжным депрессняком, надо пресекать на корню. Ты ведь знаешь, что роднее тебя у меня никого нет, так что, на тот свет я тебя не отпущу в ближайшее время…, ну трезвого – точно.
Дима терпеть не мог хоть малейшее упоминание о смерти. Человек-праздник, парень-позитив, лучший друг и, практически, брат – за это Вася его и любил, за то, что он всегда мог его развеселить и не давал ему соскучиться, спиться, уйти в депрессию или еще куда-нибудь.
Друзья прошли мимо Олимпийца, миновали Спортивную набережную и направились в сторону Семеновской, где неподалеку был любимый пивной ресторан Васи. На прохожих, которые то и дело оглядывались (некоторые с любопытством, большинство же – с искривленными от злобы и отвращения лицами) парни не обращали внимания. Дима был спокоен: когда рядом с ним находился этот накачанный здоровяк, его почти не трогали. Сегодняшние упыри – исключение: их было четверо, бритоголовые, двое с битами. Сначала они увидели только Диму и прикопались к его сумочке и мейкапу (хотя там был только тональник, тушь, да блеск для губ). Ударить не успели, Вася подскочил очень быстро и сразу стал выяснять «че за вопросы к моему другану». Короче, как всегда, слово за слово…. Собственно, биты битами, а против мастера спорта по карате и вице-чемпиона города по боям без правил эти биты почти ничто. Хотя Ваське сегодня досталось: нос разбили и синяков чуток наставили. Зато эти четверо еле удрали.
Проходя мимо торгового центра, слушая васькины рассказы про какие-то там очередные соревнования и «любуясь» разбитым носом друга, Дима, в который уже раз, подумал, что, если бы не он (гомосек и заднеприводный придурок, как называл его отец), у Васьки была вполне нормальная жизнь…. Был бы сам Дима жив сейчас? Сложно сказать.
***
Это странная и необычная, во всех отношениях, дружба началась, когда обоим было по десять лет. Вася уже тогда занимался спортом, причем очень серьезно, почти каждый день ходил на тренировки, выигрывал соревнования и все в таком духе. Во дворе он почти ни с кем не дружил, просто не было времени. Общался он только со своими одноклассниками, и то не со всеми, а еще с ребятами из секции. Но это все было не то, близкого друга у него на тот момент не было: в детстве Вася был неразговорчив. За его замкнутость и молчаливость детвора прозвала его Тормозом, он же, в силу воспитанности, всегда пропускал это мимо ушей и никому не отвечал на обидные слова. Дети жестоки. Вася знал это, так его научил отец. Он объяснил, что, если ты отвечаешь на оскорбление, то поощряешь обидчиков, а если все время будешь игнорировать, то недругам их же дурость скоро надоест и они отстанут.
Димку такому никто не учил. Поэтому, когда Вася встретил его в первый раз, он был весь побитый, в порванном свитере, но пытался отбиваться от троих обидчиков палкой.
– Тряпка!
– Слабак!
– Урод!
Те, кто нападал на хилого парнишку, помимо тумаков, одаривали его еще и бранью. Вася хотел было пройти мимо, но тут его взгляд встретился со взглядом Димы: Вася еще ни у одного сверстника не видел такой тоски и обреченности в глазах, на него как будто смотрел умирающий щенок. Вася долго разбираться не стал, он подошел и заслонил собой парня:
– Сидоровы, че вы к нему пристали? – Вася знал этих хулиганов, они были из соседнего дома, только имен их не запомнил.
– Тормоз, че ты лезешь? – обидчики тоже знали Васю, и хоть не убежали сразу в страхе, но палки свои побросали. – Ты за эту девку будешь заступаться?
– Я вам просто скажу, что если будете его бить, я буду бить вас, поняли?
Шантрапа поочередно плюнула ему под ноги и свалила. Вася так и знал, что с ним они драться не станут: хоть они глупые, но не полные дураки. Когда Сидоровы ушли, Вася обернулся к избитому мальчику.
– Тебе сильно досталось? – парень смотрел на него во все глаза. – Держи, дома пришьют, – протянул Вася ему оторванный рукав.
– Спасибо, – сказал мальчик, взяв рукав. Он поднял с земли потрепанный портфель, поставил его на скамейку, которая стояла неподалеку, и начал собирать журналы, разбросанные вокруг. Вася стал ему помогать. Журналы были все женские – на каждой обложке была тетенька в красивой одежде. Вася подержал один в руках и рассмотрел внимательно несколько страниц.
– Это для сестры, – буркнул смущенно мальчик, когда Вася отдал ему журнал.
– А почему они назвали тебя уродом, ты ведь не страшный, а наоборот красивый? – простодушно спросил Вася.
Мальчик сразу покраснел, и на лице отразилось некое подобие улыбки, которая правда, тут же исчезла.
– Они дураки просто, вот и все. Злые и дураки, – мальчишка нахмурился и сел грустный на скамейку. – У меня во дворе тоже все дураки. Одна девчонка как-то докопалась, что у меня ресницы слишком длинные для мальчика, я ей сказал, что она страшная. Так ее брат меня потом побил. И что они после этого, не дураки разве? – спросил со слезами в голосе мальчик.
– Наверное, дураки, – ответил Вася.
– А тебя они почему тормозом назвали? – вспомнил мальчик недавних обидчиков.
– Потому что дураки, – ответил Вася и мальчик засмеялся. Васька сам стал хохотать, так и не поняв, отчего. Наверное, потому, что они оба с этим мальчиком поняли, что все злые дети – дураки.
– Меня Вася зовут, – сказал он, когда перестали хохотать.
– А меня Дима, – мальчик протянул руку.
– Хочешь, я с тобой до дома пройдусь, чтоб никто больше не побил?
– Спасибо, только я не хочу домой, – Дима погрустнел, а потом неуверенно добавил: – Дома щас просто нет никого.
– Тогда пошли ко мне. У меня дома папа. Он, кстати, доктор наук, – гордо сказал Вася. – Он нас покормит.
– А он не будет ругаться, что ты меня привел?
– Неа, он вообще никогда не ругается. Он мне все объясняет. Вот и я ему все объясню.
Дома Вася познакомил Диму с папой, Петром Анисимовичем, которому все объяснил, – и про драку, и про рукав, и про то, что у Димы никого нет дома, а они голодные. Васин папа нового друга сына принял радушно, накормил, показал дом, где было много комнат и много книг, очень много книг. А еще пианино, большой телевизор и два маленьких, на стенах висели какие-то портреты старых дядек, карты, грамоты – все вперемешку. У Васи была большая отдельная комната с грушей, шведской стенкой, небольшими гирями, матом – в общем, половина комнаты напоминала спортзал.
В этот первый день в квартире Васи и его семьи Диме очень понравилось, но он и не думал, что потом полжизни там проведет. С первого дня знакомства мальчики стали лучшими друзьями. Они были очень разными – Вася молчаливый, скромный, сосредоточенный и упертый. Дима – любознательный, разговорчивый, неусидчивый. У Васи, кроме папы, никого больше не было, так сложилось. У Димы были мама, папа, сестра, две бабушки и два дедушки, но ни о ком из них мальчик никогда не рассказывал. Объединяло ребят одно – они всегда говорили то, что думали, особенно друг другу.
После пары недель их знакомства, когда Дима в очередной раз обедал у Васи и его папы, Петр Анисимович вызвал нового приятеля сына на разговор. Как и было заведено в семье доктора наук, он не стал выпроваживать Василия из кухни под надуманным предлогом, а просто сказал, что пришло время им с Димой познакомиться поближе. Когда Вася, пошел делать уроки, его папа спокойно спросил Диму:
– Твои родители тебя бьют?
– Нет, – сказал Дима, опустив голову.
– Дим, ты меня пойми, я не хочу лезть не в свое дело. Просто ты первый мальчик, с которым Васе удалось подружиться, – вздохнул дядя Петя. – Все остальные дети его либо обзывают, либо боятся, либо завидуют. И я очень хочу, чтобы у него был настоящий друг…, такой как ты, но я должен знать, что ты однажды не исчезнешь, потому что сбежишь из дома из-за того, что родители тебя бьют. Или еще по каким-то причинам.
Дима молчал.
– Скажи правду, почему ты так не любишь возвращаться домой?
– Я, между прочим, тоже Васе завидую, – буркнул Дима. – Но не так, как все остальные.
– А как?
– Я тоже хочу, чтобы у меня был такой папа….
– Доктор наук? – слегка улыбнулся Петр Анисимович.
– Нет. Папа, который все объясняет и все понимает.
– Значит, бьет тебя папа?
– Нет! … Нет, меня никто не бьет, – поспешил добавить Дима. – Петр Анисимович, они меня не бьют, честно. Они просто не любят меня, совсем. И обзывают все время, особенно папа.
– Почему?
– Я не знаю. Они с мамой ничего толком не объясняют мне. Они говорят, что я не похож на мальчика, что я слишком слабый, что я не могу за себя постоять, папа даже однажды меня плохим словом назвал.
– Каким?
– Я не хочу говорить.
– Ладно, а за что он тебя так назвал? – Дима покраснел до кончиков ушей, но все же решил открыться:
– Я мерил мамино платье и туфли, просто… мне просто очень захотелось посмотреть, ну что получится. А… а папа…. Я не знал, что он уже с работы вернулся, он увидел и сорвал с меня «бабьи шмотки», как он сказал. Ну и потом долго ругался и матерился.
– А мама тебя разве не защитила?
– Нет. Папа рассказал все маме с сестрой и с того дня они со мной практически не разговаривают. Они… они говорят, что лучше бы я родился девочкой, а еще лучше, если бы я не рождался вообще, – после этих слов Дима стал плакать. – За что они так, дядя Петя?
Петр Анисимович обнял Диму и стал его утешать. Он ничего не говорил, пока мальчик не успокоился. А потом налил ему чаю, достал конфеты и попытался объяснить, почему его не любят родители.
– Понимаешь, Дима, не все люди одинаковые, и не все мальчики одинаковые. Кому-то нравится бокс, карате, спорт в общем, а кому-то рисование, музыка, мода…
– Девчачьи штучки – так все это мой папа называет, – вставил грустно Димка.
– Кто-то это и так называет, хотя это не значит, что модой могут интересоваться только девочки. Взрослые ведь тоже разные. Вот твои родители – они просто не знают, что есть разные мальчики, поэтому ты для них другой, а другой – значит, плохой и странный. Так, по крайней мере, они считают. А я, например, много читаю и знаю, что во все времена были мальчики, которые отличались от сверстников, любили совсем не то, что все остальные и так далее.
– Но ведь это не значило, что они плохие или… или уроды?
– Нет, конечно, нет. Ты просто должен понять, что можешь быть каким хочешь, но иногда это придется скрывать…. Так устроено в этом мире, вернее, в этой стране.
В тот день дядя Петя еще долго объяснял Диме, что, если он отличается от остальных, это значит только, что он другой. Просто другой. Не плохой и не хороший, а другой. В десять лет Дима понятия не имел, что он гей, он даже слова такого не знал. Он знал только, что ему не нравится ходить на бокс, любовь к которому пытался привить отец, не нравится скучная серая, коричневая и черная одежда, в которую одевала мать, в то время как сестра красовалась во всем разноцветном. То, что Дима в 10 лет был особенным, но не знал, каким именно, понял только Петр Анисимович. Тогда на своей кухне он не стал сразу вываливать на мальчика все тонкости его особенной натуры, а просто объяснил, что другим быть не страшно, надо просто не всем об этом рассказывать и показывать. А еще дядя Петя попросил Диму никогда не бросать Васю, никогда. Правда, попросил он об этом позже, примерно через три года, когда понял, что друзья стали настоящими братьями – не по крови, но по духу.