Читать книгу Привет из прошлого. Или из прошлого с приветом - Алексей Аимин - Страница 6
ПРИВЕТ
ВТОРОЙ
ностальгический
ОглавлениеЕсли уж чего и вспоминалось, то это детство. Пусть кто-то где-то и сочинял страшилки типа:
«Волосы седые на головке детской,
хорошо живется нам в стране советской!»,
На самом деле было все не так уж и страшно, а даже весело.
Во Владивостоке сухо,
А у нас дожди все льют.
Я сижу один под мухой,
По стеклу дождинки бьют.
Барабанят мелким градом,
Даже звон стоит в ушах,
Вспомнил я как мы с отрядом
Проходили в лагерях.
Там трубили нам горнисты,
То подъем, а то обед,
Наш вожатый выпив триста,
Вдруг ушел в «нейтралитет».
Мы ж оставшиеся двести,
Положили на язык,
Васька побежал к невестам,
Я ж задумался и сник.
Разошлись пути-дорожки,
Васька больше по бабью,
Я же в час по чайной ложке
Тихо думаю и пью.
Мысль поймал! Сижу довольный,
Дождик льет, а я впотьмах,
Тост поднял слегка фривольный:
За свободу в лагерях!
Говорят, что освобожденные рабы иногда тоскуют по своим цепям. Но это несколько иное. Да, нас застраивали в колонны, повязывали галстуки, учили песням, типа:
«И как один умрем, в борьбе за это».
Но мы тогда, совершенно не задумывались, зачем надо было «за это» дело умирать. Мы собирали металлолом и макулатуру, сажали деревья и переводили стариков через дорогу. Мы почти все были беззаботными у нас была вся жизнь впереди. Верили что будем жить при коммунизме, тем более Никита Сергеевич клятвенно к 1980 году его пообещал. Так что попасть туда в тридцать лет было совсем неплохо.
Правда, вначале 60-х мне пришлось не раз отстаивать часовые очереди за хлебом. Возможно, именно тогда на контрасте обещаний с действительностью в народе и родилась мысль, ставшая анекдотом:
«Коммунизм в отдельной стране построить можно. Только кто в этой стране будет жить?»
Тем не менее, с середины 60-х жизнь стала налаживаться. В магазинах появился не только хлеб, но еще и сыр, масло, мясо, колбаса. А в универмагах (универсальные магазины) образовались залежи безвкуснойодежды и обуви.
Организовались первые садоводства, где трудовой народ выращивал овощи, фрукты и ягоды. Не знаю как у кого, но у меня от того времени осталось устойчивое отвращение к варенью из черной смородины. Во-первых, я ужасно не любил ее собирать, а во-вторых, меня настойчиво кормили этим засахаренным продуктом, одновременно требуя за это хороших отметок.
В первый класс меня отправили в серой униформе, в которой присутствовали фуражка с кокардой и ремень. В школьный набор входили пенал с перьевыми ручками, чернильница и сине-зеленые тетради в клеточку и линеечку, где на обложке было написано:
Помни всегда, открывая тетрадь,
Что Ленин учился на круглые пять.
На уроках нам рассказывали о подвигах советских людей в гражданской и отечественных войнах и конечно же о пионерах героях. Среди последних образцом честности был Павлик Морозов, который, если кто подзабыл, откинув родственные связи «заложил» своего родителя. Помню, однажды я был здорово обескуражен, когда в разговоре на кухне при упоминании этого самого Павлика, сосед дядя Леша, процедил: «В семье не без урода». Но обдумывать такие заявления желания не было, ведь мозги у нас не так были повернуты, чтобы чего-то обдумывать. Видимо потому мы часто пересказывали внутри дворовые стишки с определенным подвохом, принимая их за чистую монету:
Хорошо, что наш Гагарин,
Не еврей и не татарин,
Не бурят и не узбек,
А наш советский человек!
Юность тоже прошла, а вернее просквозила с чувством первой школьной любви и жаждой новых открытий. Страна осваивала космос, кругом пели уже другие песни: «И на Марсе будут яблони цвести». Все это было пропитано огромным патриотизмом, которое продолжало в нас жить и в студенческом возрасте, когда вроде бы пора было принимать взрослые решения, но…
Как это было все давно,
о, Боже мой!
Когда нас призывали к коммунизму,
И словно на сеансе спиритизма,
Пред нами Ленин был всегда живой.
Нам говорили: – повернем мы реки вспять,
Сады посадим и в цветах утонем,
Америку конечно перегоним
И будем яблоки им с Марса поставлять
А нам же это было все до фени, —
Куда зовут нас представительные дяди,
У нас рубахи были все в губной помаде
За те года сейчас и платим пени.
Зовут вернуться, повернуть все вспять
Но мы уже давно умнее стали
На светлом прошлом зубы обломали, —
Жаль молодым вот все «до лампочки» опять!
Сейчас это большая ценность
Ностальгия
Временной ностальгии подвержены практически все. Сколько раз от нашего старшего поколения мы слышали:
«Вот в наши времена и утки были жирнее и девушки красивее».
К этому вполне можно добавить – и вода была мокрее, и водка крепче.
Первые ощущения, они всегда бывают самыми яркими и остаются в нашей памяти на всю жизнь, и первая любовь и первая рюмка. Трудности если и были, то не столько у нас сколько у родителей – во что нас одеть и чем накормить?
С начала 70-х до начала 80-х пошла спокойная размерянная жизнь с постепенным улучшением благосостояния граждан и заполнением малогабаритных квартир коврами и хрусталем. В программе «Время» нас уверяли, что мы живем правильно и чуть ли не лучше всех.
А и правда, выпить было можно, закусить есть чем, а что еще человеку надо?
Именно о тех застойных временах и ностальгировал мой знакомый в середине 90-х:
Однажды на голову что-то мне упало,
И неприятно было мне сперва,
Потом наоборот приятно стало,
Как будто бы чужая голова.
И будто снова я во временах застоя,
Я молодым себя и сильным ощутил.
И хоть и был на выходе с запоя,
Но ощущенье будто месяц я не пил!
Залез в карман – там рубль сорок восемь,
Да, на портвейн должно бы мне хватить,
Должок с соседа пять рублей испросим —
И погуляю! Чтобы вам так жить!
Куплю грамм двести докторской колбаски,
В томате кильку – тридцать три копья,
Пузырь московской – это ж просто сказка!
На опохмел оставлю два рубля.
Включу я телевизор черно-белый,
Под чмоканье генсека так идет!
Собрался было я идти на дело,
Но радио услышал – идиот.
Оно всем голосом гнусавым разъясняло:
Подорожало все с сегодняшнего дня,
И голова моя на место сразу встала,
А как задумано красиво было, бля…
наш руководитель «Застоя» причмокивал и любил целоваться
Ну, с водкой и килькой в томате перебоев не было. Правда с мясом происходила метаморфоза и на прилавках лежало «нечто». Вот как это обыгрывалось в анекдоте:
Встречаются два приятеля.
– Ты не знаешь, как теперь скот забивают на мясокомбинатах?
– Да вроде электротоком.
– А я думаю, гранатами подрывают, в какой магазин не зайдешь – одни головы да копыта.
Все, конечно, знали, куда исчезает остальное – под прилавок, откуда его можно было заполучить лишь знакомым мясника, или любому в обмен на услугу или за переплату. Такое положение наблюдалось больше в провинциальных городах, в Москве и Ленинграде дефицит был не так заметен, да и марку с трудом, но старались держать. Вот еще один анекдот того времени на эту же тему:
Одессит в Ленинграде читает вывески на магазинах «Ленмясо», «Ленрыба», «Ленмолоко».
– Я не знаю как там в Херсоне, но у нас в Одессе точно не разрешат «О де мясо», «О де рыба», «О де молоко».
Когда умер Брежнев, я сам видел, как люди плакали. Видимо многие чувствовали, что с ним закончилась определенная эпоха, жизнь пусть и монотонная, но предсказуемая. И они не ошиблись.
Оговорка радиокомментатора на похоронах Андропова:
«Все политбюро в полном составе идет к могиле» —
оказалась в какой-то мере пророческой.
После введения свободных цен у основной массы людей, простых тружеников и пенсионеров, подгибались коленки, в тот момент, когда они проходили мимо прилавков, которые быстро начали наполняться импортным ширпотребом. Народ не сразу осознал то, что было утеряно и еще пытался шутить:
Нет, ребята, я считаю, сгоряча
погребли мы Леонида Ильича!
Помер? Мало ли что помер! Что ж с того?
Вон другой Ильич лежит – и ничего.
Тот лежит Ильич, а этот бы – сидел,
оставаясь как бы вроде бы у дел.
И, насупившись, молчал бы, как живой,
покачнешь его – кивал бы головой…
Я не знаю, что за дурость! Что за прыть!
Лишь бы где-нибудь кого-нибудь зарыть!
Ни носков теперь, ни сахара, ни клизм…
А какой был развитой социализм!..
Евгений Лукин
Деньги теряли вес на глазах. Именно тогда тысячу рублей стали называть куском, ведь за нее в начале 90-х можно было купить только кусок колбасы. Люди стали все чаще жаловаться и на помутнение в голове и ослабление других частей тела. У меня это невольно зафиксировалось:
Сны меня давно не посещают —
Эротические, я имел ввиду,
И, похоже, что-то мне мешает —
Я грешу немного на еду.
То ли мне калорий не хватает,
Витамины может быть не те,
Ну а может что-то выгорает
Когда жарю на своей плите?
А когда откушав блин горелый,
(У меня же масло – дефицит),
Я невнятно ощущаю тело
И в глазах по странному рябит.
И за этой странноватой рябью,
Словно у Ван-Гога и Де-га
Не воспринимаю стать я бабью,
Не волнует грудь или нога.
А волнует то, что вымирает
Вся страна, хотя и нет войны,
И народ все больше забывает
Что такое эротические сны.
Кстати о хлебе и вине. Большая часть людей в начале девяностых ностальгировала именно по этим, в советские времена доступным по цене и самым необходимым продуктам. В одной из самиздатовских книжек провинциального поэта, я нашел этому прямое подтверждение:
В столовой ели хлеб бесплатно,
Стояли соль, горчица, перец.
Вино там пили аккуратно —
Нам в коммунизм хотелось верить.
Тем временем прилавки заполнялись бросовыми импортными товарами, имеющими броские этикетки и непомерную цену. Появившаяся на экранах телевизоров реклама помогала взгревать эти цены, но порой очень раздражала. В народе даже родились контр-рекламные отбивки:
«Упса» – хороший аспирин, —
Вот только после пучит, блин!
Хоть памперсов значенье велико, —
Зато без них ходить легко!
На сеновал ее, пожалуй, не зови —
Пока не купишь ей «Понтин Про-Ви».
Хоть каплю заподозрил, что ты трус, —
Купи для подстраховки «Олвейс – Плюс»!
Жаль поздновато завезли к нам «Бленд-а-Мед»,
Когда уже зубов здоровых нет.
Здесь надо немного оговориться. «Понтин Про-Ви» – шампунь, «Олвейс-Плюс» – женские гигиенические салфетки, ну а «Бленд-а-Мед» – зубная паста.
В киосках и ларьках появились не только шоколадные батончики «Сникерс» и «Марс», но и страшно дефицитные в советские времена коньяк «Наполеон» и ликер «Аморетто», причем по вполне доступной цене. Если в начале 80-х в Крыму я видел «Наполеон» по 36 рублей (10 бутылок водки), то здесь он соответствовал всего 2—3 бутылкам родного зелья.
На столах у простых тружеников по поводу и без повода появлялись пузатенькие пятизвездочные бутылки, с красивой этикеткой. И хотя на вкус он соответствовал среднему самогону, все делали вид, что пьют божественный напиток.
Но когда народ катастрофически обнищал тут-то и появился новый продукт – голландский спирт «Рояль».
Его производили по некоторым данным, в Польше. Повальное увлечение им, наблюдалось в 90-е годы прошлого века, когда водка была по талонам.
