Читать книгу Общий враг - Алексей Александрович Жевлаков - Страница 1

1. Миротворец

“Да, сейчас бы уже летели домой, – подумал с горечью капитан Уильям Клейтон. – Нет, ну как же все-таки не повезло…” Теперь он уже почти раскаивался в том, что пять лет назад в порыве благородства решил взвалить на экспедицию двойную ношу. Предварительная информация обо всех мертвых мирах этой системы была собрана довольно быстро, а Энигма… Ну, ее можно изучать до бесконечности. Тут не то, что десяти лет – десяти веков не хватит. Она ведь так же неисчерпаема, как Земля.

Отражая плавное вращение тора с жилыми отсеками, за стеклом прямоугольного иллюминатора исчезала и появлялась планета-гигант, сорок девятым спутником которой стал “Птолемей”. Эту планету, похожую на Юпитер, но с широкими, почти как у Сатурна, кольцами, обнаружили по доплеровскому смещению линий в спектре ее звезды в начале XXI века, когда у человечества не было никакой возможности послать сюда даже автоматический зонд. Энигму нашли немного позднее с помощью орбитального телескопа. А первый корабль отправился к ней лишь через пятьсот лет. “Птолемей” был вторым. Он ничем не отличался от “Гиппарха”, и прибыть к цели должен был всего на месяц позже. Это было разумное решение – запустить сразу два одинаковых звездолета, и оно целиком оправдало себя. В условленном месте “Гиппарха” не оказалось, на связь он тоже не вышел. Оставалась призрачная надежда на то, что некая авария случилась уже после того, как он погасил субсветовую скорость, и экипажу удалось высадиться на одну из планет или на какой-нибудь спутник. Отчаянные поиски продолжались несколько месяцев. Тщательному осмотру подверглись даже все мало-мальски крупные астероиды. В конце концов, следы разумной деятельности и в самом деле были найдены, но оставили их, как выяснилось, не люди, а некие пришельцы, посетившие Энигму как минимум двадцать миллионов лет назад. После этого стало ясно, что искать дальше бессмысленно. Для “Гиппарха” потерпеть катастрофу в пределах звездной системы, двигаясь на безопасной скорости, было бы слишком большим везением. Гораздо вероятнее, что это случилось бы на пути длиной в сто десять световых лет. Отказ защитного поля – и корабль мгновенно превращается в облако плазмы. Да мало ли что еще могло произойти… В общем-то, это была чистейшая авантюра – достигнув всего нескольких ближайших звезд, посылать пятьдесят человек в такую даль, из которой даже Солнце нельзя увидеть невооруженным глазом. Но слишком уж велико было желание узнать, что происходит на этой планете, так неправдоподобно похожей на Землю. Как когда-то Марс, Энигма не давала покоя и распаляла воображение. Сколько она породила надежд! И все они сбылись. Может быть, потеря экипажа одного корабля – не такая уж и большая плата за обретение такого чуда?

Клейтон достал из деревянного ящичка сигару, обрезал ее конец и неторопливо раскурил. Нечасто он мог позволить себе это удовольствие – запас сигар был рассчитан на пять лет, но после продления срока пребывания здесь вдвое пришлось расходовать их крайне экономно. Втянув в себя изрядную порцию дыма, он выпустил кольцо, которое оказалось слишком неустойчивым и рассеялось, не пролетев и метра. Поморщившись, Клейтон повторил попытку. Вот теперь кольцо получилось идеальное – казалось даже, что его можно ухватить рукой и повертеть на пальце. Оно долетело до середины отсека. Чтобы закрепить успех, Клейтон отправил за ним целую вереницу таких же гладких колечек. Смешно, наверное, но это всегда поднимало его самооценку. Ведь кроме него, пускать дымовые кольца не умел ни один человек на корабле. Просто ни у кого больше не было такого редкого хобби, как курение.

Выкурив сигару до половины, Клейтон посмотрел в окно, за которым в очередной раз проносилась Атлантида. Эта огромная планета всегда вызывала у него отвращение. Ее клокочущая атмосфера с волнообразными полосами разноцветных облаков напоминала какую-то омерзительную органическую субстанцию, тлетворную и агрессивную. И почему Зинат решила, что это самое удобное место во всей системе? Вполне можно было бы обосноваться и где-нибудь поближе к Энигме. Диаметр “Птолемея” всего триста метров, и автоматические аппараты инопланетян его все равно не заметили бы.

В этот момент – ни раньше и ни позже, открылась дверь и в отсек вошла научный руководитель экспедиции Зинат Корвар. “Легка на помине”, – подумал Клейтон слегка раздраженно. Доктор Корвар терпеть не могла табачный дым, поэтому сигару пока придется погасить и отложить в сторону. Но, может, это отчасти и к лучшему – вместо одного сеанса курения получится целых два, хотя и укороченных.

– Извини, что помешала, – слегка смутившись, сказала Зинат.

Клейтон усмехнулся – все почему-то считали, что курение для него не просто приятное развлечение, а нечто вроде медитации, и мешать ему ни в коем случае нельзя.

– Ничего, ничего, – ответил он, туша сигару в пепельнице, – потом докурю.

Зинат села напротив него. Клейтон уже понял, что разговор будет серьезный. Эта маленького роста, склонная к полноте женщина, всегда носившая длинные волосы, отличалась редким оптимизмом. Уныние, тоска и отчаяние были абсолютно чужды ее жизнерадостной натуре. Но сейчас она была не похожа на саму себя. Вернее, похожа на ту, какой она была в те дни, когда умирали последние надежды отыскать оставшихся в живых людей с “Гиппарха”.

Помолчав, она сказала с натянутой улыбкой:

– Ты как Христофор Колумб во время его первого посещения Америки. Тот тоже начал курить и приучил к этому остальных.

– А что? – ответил Клейтон. – Может быть, все повторится. Я ведь вернусь знаменитым, и кто-то, возможно, захочет мне подражать. Курение снова войдет в моду…

Ему вдруг расхотелось говорить об этом. Веселого тут было мало, да и на благополучное возвращение он уже не очень надеялся. Сюда-то экспедиция кое-как добралась, потеряв половину состава, а на то, чтобы проделать обратный путь, везения может и не хватить. И, скорее всего, действительно не хватит.

– Что случилось? – спросил он.

– Пока еще, к счастью, ничего фатального, – вздохнув, ответила Зинат, – но эти наши юные друзья вызывают у меня все большее беспокойство.

– Плохо себя ведут?

Зинат погладила кончиками пальцев лежавший на краю стола металлический цилиндр диаметром с тарелку и высотой всего пять сантиметров. Эта вещь была найдена в развалинах древней инопланетной базы на одном из спутников Атлантиды. Кое-кто считал, что это некий сложный научный прибор, но почему бы этой штуке ни оказаться и чем-то вовсе безобидным – например, устройством для прослушивания музыкальных записей, или каким-нибудь кухонным аппаратом? В конце концов, ведь не наукой же единой жили эти существа…

– Просто ужасно. Честно говоря, я не знаю, что делать. Они повторяют все наши глупости, причем в десятикратно увеличенном масштабе, и если так пойдет и дальше, через несколько лет от них ничего не останется. Это просто какая-то планета самоубийц. Они все ненормальные.

Ее рука плавно соскользнула сначала с цилиндра, а потом и со стола. В этом замедленном движении чувствовалась усталая безнадежность.

– Троянцы сбросили на партизан маломощную ядерную бомбу, – сказала Зинат, – и, по всей видимости, не собираются на этом останавливаться.

– Ничего себе! – поразился Клейтон. – Да, плохо, плохо…

Это известие и в самом деле потрясло его. Хотя о том, что троянцы готовы использовать в этом аналоге Вьетнамской войны тактическое ядерное оружие, известно было давно, казалось почти невозможным, чтобы они настолько потеряли благоразумие.

– Есть информация о жертвах? – спросил он и тут же подумал, что вместо слова “жертвы” правильнее было бы использовать слово “потери”.

– Информации пока нет, – ответила Зинат, – но жертвы, конечно, должны быть. Теперь я даже представить не могу, какова будет реакция Ахайи. Среди погибших наверняка было много их советников.

– Ну, не станут же они наносить удар по самой Трое, – сказал Клейтон уверенно. – Да и по троянским войскам в этой стране тоже, скорее всего, побоятся. Может, пронесет?

– Не знаю, – вздохнула Зинат. – Совсем не уверена…

– Ладно, – улыбнулся Клейтон, – не бери в голову. Ну, будет очередной кризис, а такое и раньше случалось. В большой войне никто не заинтересован. Да и холодная война не сможет продолжаться вечно. Где-нибудь появится Великий Реформатор, который, в конце концов, развалит свою страну. Ну, а спустя десятилетия от имперского истощения рухнет и вторая страна.

– Здесь это вряд ли произойдет, – с горечью ответила Зинат. – Советский Союз выдохся, поддерживая военный паритет, потому что у него была неэффективная экономика и слабые союзники. Плюс крайне специфические проблемы, обусловленные генезисом этой страны, ее политическим устройством и ее местом в мире. А наши Ахайя и Троя равны так, словно их сделали по одному шаблону. Они могут продолжать гонку вооружений еще очень долго. Да, конечно – ничто не вечно. Но вечность тут и не требуется. Еще один кризис, подобный нынешнему. Еще одно ложное срабатывание системы предупреждения о ракетном нападении… И всё. На память об их былом существовании останутся только тени Хиросимы.

– Тогда, – сказал Клейтон, – надо просто спуститься туда и вправить мозги их лидерам. Твои люди, наверное, с этим справятся?

– Это бессмысленно, – ответила Зинат. – Не в лидерах дело. Ну, вправим мы им мозги. А как мы отменим законы геополитики?       Как мы заставим ахейцев и троянцев забыть века истории, когда их страны воевали, а во время перемирий без конца гадили друг другу исподтишка? И что нам делать с военщиной и хозяевами корпораций, делающих оружие?

– Да, – вздохнул Клейтон, – сложная ситуация… А что, если нам вмешаться в открытую?

– Нет, это исключено.

– Ну, я же не имею в виду высадки в столицах и выступления по телевидению. Можно было бы устроить им какое-нибудь знамение, послание от их бога. Они ведь, кажется, весьма верующие?

Зинат с недоумением посмотрела на капитана.

– О чем ты говоришь?

– Ладно, – ответил Клейтон, рассмеявшись, – шучу, конечно. Но получается, что мы совершенно бессильны?

– Нет, не совершенно. У меня есть абсолютно реальный план, хотя осуществить его будет нелегко.

– Любопытно, – сказал Клейтон, с интересом на нее посмотрев. – И что это за план?

– Мы должны разместить в окрестностях планеты систему противоракетной обороны, которая будет задействована в случае начала войны. С ее помощью мы уничтожим все ракеты, которые запустят Ахайя и Троя. Хотя их можно и не уничтожать, а, например, вывести на орбиту, или даже отправить в дальний космос – чтобы избежать радиационного загрязнение поверхности.

– Лихо, – ответил Клейтон, покачав головой. – Но ведь это тоже будет вмешательство, да еще какое.

– Да, но альтернативой будет полная ликвидация разумной жизни на планете, так что приходится выбирать меньшее зло.

Клейтон задумался. События на Энигме и в самом деле требовали принятия каких-то решительных мер, но предложение Зинат было слишком уж прямолинейным и, кроме того, сильно отдавало паникой.

– А так ли уж все это нужно? – спросил он. – Ядерная война уничтожит только две страны из ста с лишним. Ну, если добавить их союзников, то стран таких будет около двадцати. В них проживает от силы четверть населения планеты. Даже ядерная зима не уничтожит все человечество. Не хотелось бы, конечно, проверять это на опыте, но, мне кажется, они выживут, и лет через сто все восстановят. Может, вместо космических перехватчиков нам следует создать… ну, скажем, устройства для скорейшей очистки атмосферы?

– До необходимости очистки атмосферы лучше дело не доводить, – ответила Зинат с шутливой гиперсерьезностью.

– Хорошо, – ответил Клейтон. – Особых технических трудностей я здесь не вижу – кроме одной.

– Обеспечение скрытности элементов системы? – спросила Зинат.

– Да. Впрочем, у нас есть еще пять лет. Что-нибудь придумаем. Меня, правда, смущает один нюанс. Когда мы улетим, система должна будет работать автономно. Следующая экспедиция прибудет сюда еще очень не скоро. А если случится какая-то авария?

– Я думаю, ее можно будет сделать достаточно надежной. А в самом крайнем случае несколько человек могут остаться здесь, чтобы следить за ней.

– Ты думаешь, найдутся добровольцы? – с удивлением спросил Клейтон.

– Один, по крайней мере, точно найдется, – ответила Зинат.

Ясно было, кого она имела в виду. Клейтон вспомнил, что среди ее предков были шахиды-смертники, взрывавшие себя на улицах израильских городов. Видимо, от них Зинат и передалась через много поколений готовность к добровольному мученичеству.

– Перестань, – с досадой сказал капитан. – Одной тебе все равно будет не справиться. К тому же от одиночества ты можешь сойти с ума и натворить бед.

– Ну, во-первых, я не буду в полном одиночестве, – ответила Зинат. – Жители Энигмы не дадут мне скучать. А во-вторых, кто-то обязательно захочет остаться со мной. И таких может оказаться довольно много.

– Ладно, – ответил Клейтон. – Я подумаю и уже завтра сообщу тебе свое решение.

Зинат встала.

– Опять летишь на Смысл Жизни? – спросил Клейтон.

– Да, – ответила Зинат. – Это лучшее место на свете. Я там просто душой отдыхаю.

Клейтон кивнул с нейтральным выражением лица… Когда Зинат ушла, он заново раскурил свою сигару. Да, проклятые троянцы хватили через край… Конечно, интересно было бы увидеть своими глазами настоящую ядерную войну, а особенно то, что будет происходить после нее, но лучше и в самом деле попытаться как-нибудь предотвратить эту катастрофу. Клейтон представил себе, как удивятся троянские и ахейские генералы, когда увидят, что их ракеты под действием какой-то неведомой силы устремляются прочь от планеты и обрушиваются, например, на один из ее спутников. Если на его поверхности взрывать по одной боеголовке в секунду, то грандиозное световое шоу продлится несколько часов. С помощью этих взрывов можно было бы передать воюющим сторонам и какое-нибудь послание, зашифрованное в двоичном коде. Туда же, в дальний космос, можно отправить и бомбардировщики – предварительно вынудив катапультироваться пилотов… Технически это организовать и в самом деле нетрудно. А главное – будет чем заняться в ближайшие годы. Надоела эта бесконечная рутина…

Клейтон докурил сигару и, забыв о том, что на сегодня лимит исчерпан, тут же взял другую. Выпустив несколько колец, он прищурился, пытаясь разглядеть сквозь клубы дыма хотя бы приблизительный облик этой грандиозной Системы спасения. Для него, как инженера, задача была весьма интересной. Пожалуй, решить ее будет сложнее, чем ему показалось с первого взгляда, но тем лучше…

За окном на фоне вращающегося звездного неба пролетел аппарат, увозящий научного руководителя. Зинат, как всегда, отправилась в дальний путь одна. Смелая все-таки женщина…

Клейтон вернулся мыслями к Системе спасения. Что-то подобное американцы начали создавать в конце двадцатого века, но вскоре бросили из-за технических трудностей и окончания холодной войны. Потом, много позднее, полноценная стратегическая ПРО с элементами космического базирования все же была создана. Но вряд ли тот стародавний опыт чем-то поможет здесь и сейчас. Все надо придумывать заново… Клейтон уже начал вдаваться в детали, как вдруг ему пришла в голову потрясающая мысль. Противоракетная оборона сразу стала ненужной. Клейтон быстро произвел предварительные расчеты и с ликованием убедился, что все может получиться как нельзя лучше. Неугомонные троянцы и ахейцы перестанут тратить силы на борьбу друг с другом – у них найдутся дела поважнее. Только примет ли этот новый план Зинат? Впрочем, судя по тому, как скверно идут дела на Энигме, уговаривать ее особо не придется. А если и придется – ну что ж, она ведь из тех людей, которые понимают аргументы. Ведь это все так просто, так очевидно…

Смысл Жизни, внешний спутник Энигмы, напоминал заурядный астероид с максимальным диаметром сто пятнадцать километров. Собственно, когда-то он и был таковым, о чем напоминала его вытянутая орбита с большим наклонением к экватору планеты. Клейтон завис над его северным “полушарием” и внимательно всмотрелся в участок поверхности вблизи линии терминатора, между двумя небольшими кратерами, пытаясь невооруженным глазом увидеть челнок научного руководителя экспедиции. С этого аванпоста Зинат наблюдала за тем, что делалось на Энигме. Конечно, прямой необходимости в ее личном присутствии не было, но она хотела быть как можно ближе к месту событий. Челнок был так далеко, что заметить его удалось только по длинной, как стрелка солнечных часов, тени. Клейтон перешел на ручное управление и через десять минут лихо посадил свой аппарат рядом с “осью” этой “стрелки”.

– Ты как раз вовремя, – сказала Зинат, отвернувшись от мониторов. – Присаживайся…

В маленьком челноке, приспособленном под временную базу, было тесновато, но за огромным пультом Клейтон разместился с комфортом.

– Да, – сказал он, легонько похлопав подлокотники, – здесь, наверное, чувствуешь себя повелителем мира.

– Бывает, хотя и редко…

Помолчав, Зинат смущенно добавила:

– Я так привыкла следить за их делами, что уже не могу без этого обойтись. Когда я нахожусь на “Птолемее”, меня неудержимо тянет сюда.

– Понимаю, – ответил Клейтон. – У тебя развилась Энигма-зависимость.

– Наверное, – улыбнулась Зинат.

– Покажи-ка мне что-нибудь интересное. Войну, например.

– На войне-то как раз ничего интересного нет. Ахейцы только еще приходят в себя, а троянцы ждут, что они будут после этого делать. На месте взрыва до сих пор горит лес.

На главном мониторе появилась картинка, передаваемая с борта атмосферного микрозонда. Там, где взорвалась полуторакилотонная бомба, образовалось черное пятно – словно сигару потушили о зеленую скатерть. Оно все еще дымилось. В этом хаосе из поваленных и обугленных стволов совершенно затерялись остатки партизанской базы и трупы самих партизан.

– Погибло примерно триста человек, – сказала Зинат. – Не знаю, правда, сколько среди них было ахейцев.

– Может, их там и не было? – предположил Клейтон.

Зинат сделала мощный “наезд”, и капитан увидел сожженный и разбитый вдребезги летательный аппарат, валявшийся колесами вверх.

– Это их вертолет, – объяснила Зинат. – Машина была большая и комфортабельная. На таких обычно перевозят чиновников высокого ранга. Если троянцам было все известно, то я просто удивляюсь их дерзости.

– А какая, собственно, разница – уничтожить этот вертолет атомной бомбой или обычной фугаской? К тому же ахейцы знали, что троянцы постараются их ликвидировать при первой же возможности. Война есть война. Никакой особой дерзости я тут не вижу…

Клейтон повернулся к Зинат и, пристально на нее посмотрев, спросил:

– А на чьей ты стороне?

– Ни на чьей, – ответила она, пожав плечами. – Мне неприятны и те, и другие.

– Лукавишь, – усмехнулся Клейтон. – Такое беспристрастие даже богам не свойственно, а ты-то ведь человек, и притом весьма и весьма темпераментный.

Зинат слегка покраснела.

– Ну, если честно, у меня действительно не всегда получается соблюдать нейтралитет. Обычно я начинаю сочувствовать тому, кто проигрывает. В данный момент я больше на стороне ахейцев, хотя, повторяю, в этом конфликте хороши обе стороны.

Она напряженно помолчала, и, вздохнув, призналась до конца:

– Иногда мне даже хочется как-то повлиять на события, помочь кому-нибудь, или, наоборот, помешать. Я вполне могла бы устроить так, чтобы эта бомба не взорвалась, и никто бы ничего не заметил… Кстати, взгляни-ка сюда…

На мониторе появился Мистериум – внутренний спутник Энигмы, по размерам примерно равный Луне. Он совершал один оборот вокруг планеты ровно за ее сутки и, таким образом, был виден лишь из одного полушария. Обделенными оказались несколько десятков стран, но зато жители всего остального мира могли каждую ночь наслаждаться поистине феерическим зрелищем, поскольку из-за крайней близости Мистериума его угловой диаметр почти в десять раз превосходил угловой диаметр Луны в земных небесах, и на его диске можно было без всяких биноклей и подзорных труб разглядеть множество деталей. Конечно, это могло быть и чистой случайностью – ведь есть же в самой Солнечной системе аналогичная двойная планета Плутон, самый большой спутник которой тоже “висит” на стационаре. Но почему бы ни предположить, что орбиту Мистериума скорректировали пришельцы, посетившие Энигму двадцать миллионов лет назад? На борту “Птолемея” эта гипотеза была невероятно популярна…

Поверхность селеноида становилась все ближе, кратеры разбегались по сторонам, и, наконец, капитан увидел ахейскую базу. До нее было прямо-таки рукой подать, хотя съемка велась с расстояния в пять тысяч километров. На стартовой площадке стоял серебристый цилиндр космического корабля. Из него выгружали какие-то громоздкие и непрочные на вид конструкции.

– А вот куда все это отвозят, – сказала Зинат.

От космодрома отходила длинная прямая колея, оставленная колесами грузовых платформ. Она вела к месту, которое можно было бы назвать “долиной антенн” – их здесь было несколько десятков. Большинство представляли собой параболоиды всевозможных размеров, но были и антенные решетки, и даже похожие на домики с односкатной крышей рупорно-параболические антенны.

– Год назад их было меньше, – удивился Клейтон.

– Да, – подтвердила Зинат. – После того, как правительство снизило тарифы на перевозки, коммерсанты стали проявлять больший интерес к Мистериуму. Но все равно две трети этих антенн принадлежат государству. Недавно в строй была введена новая система военной связи. И готовится еще кое-что…

Она не стала уточнять, что именно, и переключила камеру микрозонда на базу троянцев, расположенную всего в пятидесяти километрах. Трое повезло меньше, чем Ахайе – Мистериум был виден едва ли с десятой части ее территории, причем у самого горизонта. Использовать его в мирных целях не было никакой возможности, поэтому искусственных спутников эта страна вынуждена была запускать гораздо больше. Но зато Мистериум был идеальным местом для слежения за Ахайей, поэтому троянская база почти целиком принадлежала военным. Здесь имелось свое подобие “долины антенн”, хотя антенн на ее территории имелось всего несколько. Они были просто гигантских размеров и предназначались для радиоэлектронной разведки. Рядом с базой на высоко поднятых платформах стояли инфракрасные телескопы раннего предупреждения, которым придавали характерный вид огромные противосолнечные бленды.

– Они могут отслеживать ракетные факелы на фоне планеты, – разъяснила Зинат. – А вот это уже посерьезнее…

Взору Клейтона предстала строительная площадка, загроможденная медленно движущимися землеройными машинами. Рядом заканчивался монтаж колоссального подъемного крана. Повсюду сновали крошечные фигурки в скафандрах – Клейтон насчитал их около двадцати.

– Что они такое строят? – спросил он с беспокойством.

– Здесь будет крепость, оснащенная боевыми лазерами. Ими можно будет сбивать ахейские ракеты еще на взлете. Ну и, разумеется, ничто не помешает наносить удары и по наземным целям. На этот проект ежегодно уходит примерно десятая часть всего бюджета министерства обороны Трои.

– Но это просто глупо, – ответил Клейтон. – Ахейцам не составит никакого труда уничтожить эту базу, или, по крайней мере, привести ее оружие в полную негодность. Я даже знаю, как это сделать легче всего…

– Троянцы прекрасно это понимают, – ответила Зинат. – Они ведь не глупее ахейцев и не глупее нас с тобой.

– Тогда зачем они выбрасывают столько денег на ветер?

– Ну, не совсем на ветер. Осуществляя этот проект, они уже получили полезный результат в виде новых технологий, хотя это, конечно, не главное. Вопросы престижа тоже не следует сбрасывать со счетов, хотя и это тоже не главное. А главное – это то, что крепость, почти бесполезная с военной точки зрения, будет оказывать мощное психологическое давление на противника, лишит его уверенности в себе и, может быть, заставит пойти на какие-нибудь политические уступки.

– Сильно сомневаюсь, – ответил Клейтон, покачав головой. – Они рискуют просто разбалансировать ситуацию и накликать войну раньше времени. Да и ахейцы, наверное, не сидят сложа руки и готовят адекватный ответ.

– Разумеется, – подтвердила Зинат. – Правда, их лазерные крепости будут двигаться по орбите. Это не очень удобно, и к тому же делает их более уязвимыми. А для их нейтрализации троянцы уже разрабатывают специальные спутники, которые будут висеть рядом, чтобы в случае чего не дать им сделать ни одного выстрела. Эдакие противолодочные корабли космоса…

– Да, – вздохнул Клейтон. – Дело дрянь.

И поспешно уточнил:

– Я имею в виду, на глобальном уровне.

Зинат утвердительно кивнула. Клейтон присмотрелся к ней и понял, что она, пожалуй, даже довольна. Нет, не тем, конечно, что ахейцы и троянцы готовы вцепиться друг другу в горло, а тем, что такие грандиозные события происходят под ее неусыпным наблюдением и даже как бы под контролем. Она уже считала этот мир своим, и его невероятная сложность вызывала у нее прилив гордости.

На мониторе появилась новая картинка. Клейтон увидел большой многоколесный вездеход с герметической кабиной. Он быстро двигался, раскачиваясь и поднимая тучи пыли. На его борту красовался символ Трои. Клейтон вопросительно посмотрел на Зинат.

– Он направляется к базе ахейцев, – ответила она, – и минут через десять должен достичь ее.

– Зачем? Их приглашали?

– Нет. База ведь почти военная. То, что сейчас произойдет – это обыкновенная провокация. Они хотят проверить, насколько крепки нервы у ахейцев. Такое уже не раз бывало раньше.

– А что они сделают, когда достигнут базы?

– Вероятно, то же, что и всегда – просто станут ездить вокруг нее, держа ахейцев в напряжении, а потом уедут. Или ахейцы вытолкают их со своей территории.

– Эти троянцы уже вконец обнаглели, – сказал Клейтон, поморщившись. – Пожалуй, я начинаю принимать сторону ахейцев.

– И совершенно напрасно, – ответила Зинат. – Поверь – ахейцы и троянцы друг друга стоят. Просто сегодня подошла очередь последних.

Она повернула к обескураженному Клейтону свое кресло и, сложив руки на груди, задала давно ожидаемый вопрос:

– Итак, на чем мы вчера остановились?

Клейтон немного замялся. На фоне этого совершенно реального мира с его настоящим трагизмом, план, который он придумал, показался вдруг почти нелепым и даже гротескным. Впрочем, если что, всегда можно будет представить его как шутку.

– Я всегда считал, что тебя не зря назначили на эту должность, – сказал Клейтон. – И твой план просто великолепен, но…

Капитану нестерпимо захотелось встать и продолжить этот разговор, прохаживаясь туда-сюда, но из-за крайней тесноты это было бы весьма затруднительно, даже если бы здесь имелась подходящая сила тяжести.

– Тут требуется что-то другое… Надо сделать войну невозможной. Немыслимой. Ненужной. Короче, мы должны сделать Ахайю и Трою друзьями и союзниками. А стать таковыми они, очевидно, смогли бы только перед лицом какой-то смертельной угрозы. Таковой могла бы стать, например, угроза инопланетного вторжения.

На лице Зинат появилось величайшее удивление.

– Неужели ты предлагаешь сымитировать нападение на Энигму?

– Нет, – поморщился Клейтон. – Я же говорю, что это только пример. Просто он приходит на ум самым первым. Правда, выбор подходящих глобальных угроз невелик. Источником их во всех случаях должен являться некий общий враг, одинаково опасный и для Ахайи, и для Трои.

– Ясно, ясно, – быстро сказала Зинат. – Нужно выбрать какое-нибудь достаточно большое и достаточно нейтральное государство, равноудаленное от Ахайи и Трои во всех смыслах – даже географически, передать ему некоторые наши технологии и сделать из него опасного соперника этим двум странам? Руководство этой страны будет под нашим контролем, и начать войну мы ему не позволим, а от нападения извне они легко сумеют защититься. Так?

– Это тоже возможно, – сказал Клейтон, – хотя мне такое в голову не приходило. Да и равновесие в таком трехполюсном мире будет не очень стабильным. Нет, источник угрозы должен быть за пределами Энигмы. Почему бы ни взять на эту роль какой-нибудь астероид? Если размеры его будут достаточно велики, то от его падения не поздоровится всем. Ахайя и Троя просто вынуждены будут объединить усилия в борьбе с этой опасностью, после чего холодная война прекратится сама собой.

Зинат задумалась. Вездеход на экране мчался вперед, словно призывая ее думать быстрее.

– Ну, допустим, – сказала она с сомнением. – А что будет после того, как угроза столкновения исчезнет? Холодная война возобновится?

– Наверное, да, – ответил Клейтон. – Но, может быть, и нет. Это зависит от многих факторов. Хотя несколько лет разрядки – тоже неплохо. По крайней мере, в истории этих двух стран будет пример сотрудничества, на который смогут ссылаться будущие реформаторы.

Он помолчал и, улыбнувшись, добавил:

– От твоего проекта я тоже не отказываюсь. Будем осуществлять его параллельно, для подстраховки… Они остановились!

Троянский вездеход стоял на месте, вокруг него еще оседала поднятая колесами пыль. Зинат выглядела слегка озадаченной.

– Странно, – сказала она. – До ахейской базы еще больше трети пути. Посмотрим, что они говорят…

На экране появилась распечатка переговоров экипажа со своей базой. Сигнал был кодированный, но компьютеры “Птолемея” без труда справились с его расшифровкой.

– У них случилась авария, – сказала Зинат с облегчением. – Теперь им надо ждать второй вездеход, чтобы он увез их на буксире.

– Эх, какая жалость! – сказал Клейтон с притворным сожалением. – Так хотелось посмотреть, чья возьмет… Слушай, а это точно авария? Не может это быть… ну, скажем так, превентивным ударом ахейцев? Слишком уж к месту и ко времени это случилось.

– Нет, что ты – технологии не позволяют.

– Тогда, может, они сами что-нибудь там сломали, чтобы не выполнять это задание?

– Тоже едва ли, – ответила Зинат, правда, с меньшей уверенностью. – Машину ведь будут тщательно осматривать, и все может вскрыться. Тогда уж лучше прямо отказаться выполнять задание – наказание за это вряд ли будет более строгим.

Клейтон подумал, что кроме этих двух, могла быть и еще одна причина. Зинат столько времени провела здесь в одиночестве, будучи неподконтрольной никому на свете, и кто его знает, чем она тут занималась… На ее месте любой, наверное, хоть раз поддался бы искушению изменить к лучшему что-нибудь там, “внизу”. Он хотел сказать об этом, но передумал – не хотелось заставлять ее лгать. Да и какая разница, что за сила воспрепятствовала осуществлению безрассудных троянских замыслов. Если вездеход остановился по приказу Зинат – ну что ж, можно рассматривать это как прелюдию к предстоящему вскоре гораздо более серьезному вмешательству во внутренние дела раздираемой на части суверенной планеты…

Доктор Корвар с довольным видом вошла в отсек капитана, держа в руке металлический чемоданчик для документов. Клейтон, докуривавший уже четвертую сигару за день, облегченно вздохнул – наконец-то мучительное ожидание завершилось.

– Как дела, Зинат? – спросил он, протянув руку с сигарой к пепельнице.

– Все в порядке, – ответила с усмешкой научный руководитель, и слегка картинным жестом рассеяла дым возле своего лица. – Мы же в таких делах профессионалы. Хотя, если честно, достать все это было нелегко. И опасности мои люди подвергались изрядной.

– Ладно, ладно, – сказал капитан. – Для твоих коммандос не составило бы труда стащить ядерный чемоданчик премьер-министра Трои.

– Это было бы гораздо проще, – возразила Зинат.

Она положил чемоданчик на стол, и открыла его. Тот оказался буквально битком набит разной печатной продукцией. Зинат достала большую, но довольно тонкую книгу, мягкая обложка которой была оформлена в сдержанном академическом стиле – одно название на белом фоне.

– Ежегодный каталог малых планет, выпускаемый астрономическим союзом Ахайи, последнее издание, – сказала она с гордостью.

Клейтон взял эту книгу и неторопливо пролистал. Там оказались сплошные таблицы.

– Сколько их тут? – задумчиво спросил он.

– Около четырех тысяч, – ответила Зинат. – А это троянский аналог.

Она передала капитану еще одну книгу с очень похожими таблицами, но в твердой обложке, украшенной рисунком. Сразу бросалось в глаза, что алфавит в этих двух странах был один и тот же, да и чуть ли не каждое третье слово совпадало. Ахайя и Троя действительно имели много общего…

– Когда вышли эти книги? – спросил Клейтон.

Зинат взяла их и заглянула в выходные данные.

– Ахейская – в январе, троянская – в апреле.

– Сейчас август, – вздохнул Клейтон. – За это время они могли наоткрывать еще бог знает сколько астероидов.

Зинат протянула ему целую кипу астрономических журналов.

– Вот здесь самая последняя информация.

Клейтон стал просматривать их один за другим. Места, где сообщалось об открытии новых астероидов, были отмечены закладками. В одном из журналов он наткнулся на большую статью, судя по иллюстрациям, посвященную поискам инопланетного разума.

– Черт, здорово, – сказал он, покачав головой. – Надо будет все это перевести.

Закрыв, наконец, последний журнал, он с горечью добавил:

– Но это тоже неоперативный источник. Информация тут примерно двухмесячной давности, а нам желательно получать ее в реальном масштабе времени.

– Ты требуешь слишком многого, – ответила Зинат слегка возмущенно. – Оперативнее не получится. Вот если бы на этой планете было что-то вроде нашего старого Интернета, тогда другое дело. Но у них такого еще нет, и появится, дай бог, лет через десять.

– Но можно же взять под контроль телефоны и телефаксы главных специалистов по малым планетам. Можно подслушивающие устройства установить во всех обсерваториях, в конце концов.

– Это было бы очень трудно сделать, – ответила Зинат, покачав головой. – Да и зачем? Вся информация о вновь открытых астероидах и кометах стекается в одно место – Бюро малых планет Международного астрономического союза. У них там есть архив – вероятно, на магнитных лентах, или просто на бумаге, в картонных папках.

– Ну, так в чем же дело? – обрадовался Клейтон. – Поставьте “жучок” в нужный телефон, или подкупите секретаря.

– А где взять деньги? – спросила слегка ошеломленная Зинат.

– Ну, не миллиарды же он потребует за свои услуги. Небольшую сумму, я думаю, можно достать. Украдите ее, в конце концов.

Тут Клейтон не выдержал и рассмеялся.

– Да, представляю себе, как это будет выглядеть! Глубокой ночью инопланетяне останавливают на загородном шоссе автомобиль и вместо установления контакта, или, допустим, проведения медицинского осмотра, начинают вымогать у водителя деньги. Бедняга потом обращается со своим рассказом во все газеты, но ему никто не верит, потому что настоящие пришельцы не стали бы заниматься такими делами… Нет, это не пойдет. Лучше ограбить инкассаторский автомобиль. Или вытащить деньги из банкомата. Они у них, кажется, уже появились.

– Что ж, попытаемся, – почесав нос, неуверенно ответила Зинат. – Идея здравая… А что с этими книгами и журналами?

– Как что? Доставлять, и как можно быстрее. Материал тут большой, для работы с ним понадобится специальный человек. Кстати, есть у них издания уфологической тематики?

– Пока вроде бы нет, но, вероятно, когда-нибудь появятся.

– Постарайся, чтобы они не появились как можно дольше. Хотя почитать их было бы занятно…

Колоссальная, но очень легкая и изящная конструкция двигательного модуля придавала Пискиперу неожиданно воинственный вид. Без нее он был самым что ни на есть завалящим железо-никелевым астероидом, очертания которого с первого раза совершенно не запоминались. Зато с этой пристройкой, похожей то ли на хвостовое оперение, то ли на антенну радара, он казался титанической боевой машиной, замаскированной под малую планету. Сдернуть разрисованный кратерами серый чехол в три квадратных километра – и дух захватит от мощи и великолепия звездного “крейсера”, способного вдребезги разнести любого противника, который отыскался бы в этой захолустной планетной системе. Собственно, это и было оружие: хитроумная система коррекции траектории превратила обыкновенный кусок руды в скоростной высокоточный снаряд, примерно равный по взрывной силе всем вместе взятым ядерным боеголовкам Ахайи и Трои. Если обитатели Энигмы не сумеют вовремя столкнуть его с пути, то этим придется заняться команде “Птолемея” – ведь нельзя же допустить, чтобы астероид и в самом деле упал, погубив сотни миллионов невинных душ.

Грандиозный труд был почти завершен, и теперь нужно было отделить модуль, двигатели которого в течение долгих трех лет воздействовали на кувыркающуюся глыбу, медленно, но неуклонно изменяя ее орбиту. Чтобы было удобно следить за расстыковкой, Клейтон отлетел на своем аппарате примерно на пятьсот метров, и принялся в тысячный раз разглядывать детали рельефа Пискипера, которые давным-давно обрели названия, подчас весьма ироничные. Конечно, углистый хондрит с Энигмы был бы менее заметен, но и управлять им было бы труднее, а грубая техника инопланетян могла вообще развалить его на куски. Вреда эти рыхлые обломки принесли бы не намного меньше, чем один большой монолит. Отлавливать же их и уводить на безопасные траектории – дело долгое, пришлось бы взрывать…

Масса подсоединенной к астероиду конструкции составляла около пятисот тонн. Изготовить такую штуку где-нибудь между Землей и Луной – раз плюнуть, но здесь это потребовало немалого труда и долгого времени. Электроэнергия и рабочее тело для двигателей поступали с летящей рядом платформы, на которую установили один из генераторов, снятых с “Птолемея”. Пришлось, конечно, поломать голову над тем, чтобы связанные воедино кабель и гибкий трубопровод не намотались на астероид, а платформа не попадала под реактивную струю, но механически связать два искусственных объекта оказалось все же проще, чем организовать беспроводную передачу энергии и подвозку рабочего тела маленькими порциями.

Зинат осталась у себя на Смысле Жизни, хотя Клейтон настойчиво приглашал ее посмотреть на то, как Пискиперу будет придан последний толчок. Впрочем, в телескопы ей все будет видно и оттуда, а заодно можно будет оценить скрытность операции.

Клейтон два раза облетел вокруг Пискипера, снижаясь иногда метров до пятидесяти, и остался доволен: все эти годы работы велись так аккуратно, что поверхность астероида осталась девственной. Наследили только у “ног” модуля, на пятачке размером с четверть гектара, а за пределами этой истоптанной площадки о присутствии землян не напоминало ничего. Эти предосторожности могли оказаться напрасными, если бы астрономы Энигмы все-таки обнаружили астероид, но, к счастью, такой катастрофы не случилось. И в ближайшие сутки, скорее всего, уже не случится.

Капитан вновь отвел свою капсулу на полкилометра и стал ждать. Модуль по-прежнему стоял прямо и казался намертво пристыкованным к небесному телу, но на самом деле он уже едва держался – его основание было почти освобождено. Через несколько минут включились маневровые двигатели, и исполнившая свое предназначение конструкция отделилась от Пискипера и отправилась в автономный полет, похожая на удивительный дискообразный корабль. Она была больше не нужна, но все-таки Клейтон решил ее сохранить, отведя на окраину системы – туда, где инопланетяне не найдут ее и через сотни лет.

От основания модуля на поверхности астероида остались шесть симметрично расположенных неглубоких отверстий. Для того чтобы убрать их, существовал лишь один способ. В миллионе километров отсюда уже устремился к цели обтесанный до полной сферичности пятиметровый каменный шар с разгонно-корректирующим блоком. На скорости несколько километров в секунду этот снаряд врежется в Пискипер, образовав кратер на том месте, где раньше стоял модуль. Поверхность астероида вновь примет естественный вид, и никто не догадается, какая сила направила его по роковому пути.

“Надеюсь, вы справитесь с этой проблемой”, – мысленно обратился Клейтон к энигмийцам и, круто развернув аппарат, полетел обратно на “Птолемей”…

2. Ктулху

Маленький “Снупер” беззвучно вошел в атмосферу Энигмы, не встретив никакого сопротивления, как будто воздушной оболочки вокруг планеты не существовало. И замерцавшее вокруг аппарата холодное сияние ничуть не походило на раскаленную добела плазму, в ореоле которой с трудом пробиваются к поверхности метеориты и возвращаемые отсеки примитивных космических кораблей. На высоте примерно в километр Ситара Алонсо резко притормозила и перешла в горизонтальный полет.

Внизу простиралась необъятная равнина, покрытая толстым слоем сверкающего на солнце снега. Ее пересекали уходящие в бесконечность автомобильные дороги и витиеватые русла скованных льдом речушек. В какой-то момент дорог стало больше, и немного в стороне промелькнула окраина города. Целый год за него шли бои, поэтому в нем не осталось ни одного целого здания. Он казался безжалостно растоптанным.

На мониторе вспыхнул предупредительный сигнал, и, оглянувшись, Ситара увидела летящий параллельным курсом заостренный предмет. Он был еще далеко, но и с такого расстояния можно было отчетливо разглядеть сильно скошенный назад киль и блестящий каплевидный фонарь пилотской кабины. Хотя опасность была минимальной, Ситара ощутила сильное волнение. Не очень-то приятно чувствовать себя мишенью. Впрочем, пилот истребителя наверняка был взволнован еще сильнее. Ситара не стала тянуть время, чтобы узнать, какое оружие он применит против нее, и просто прибавила скорости. Самолет словно ветром сдуло – он отстал мгновенно и безнадежно. В дальнейшем было еще несколько подобных встреч, и каждый раз Ситара решительно уклонялась от неравного боя.

Наконец, впереди показалась линия фронта, протянувшаяся на восемьсот километров. Последние несколько лет она оставалась почти неподвижной. Между двумя одинаково измученными армиями шла вялая позиционная борьба. Время от времени одна из сторон пыталась организовать наступление, которое неизменно – и очень быстро, захлебывалось. Стоявшие за спиной этих второразрядных нефтяных стран Ахайя и Троя могли длить эту войну бесконечно – вернее, до тех пор, пока у их вассалов не иссякнут людские ресурсы.

– Каспер, как дела? – спросила Ситара. Она боялась, что ответа не последует, но Каспер Фланаган ответил мгновенно:

– Отлично! Вокруг происходит так много интересного – тебе надо это видеть…

Голос его звучал вполне оптимистично. Впрочем, он ведь знал, что помощь вот-вот прибудет.

– Ладно, – бросила Ситара, – держись – я скоро там буду…

Она снизилась до высоты двести метров и уменьшила скорость. Сидящие в окопных траншеях солдаты в белых маскировочных комбинезонах с изумлением пялились на диковинный бесшумный аппарат, пролетавший над их головами. Дважды “Снупер” попытались обстрелять из ПЗРК, и один раз – из зенитного пулемета, установленного на гусеничной машине.

Царившее на передовой спокойствие, сопровождаемое деловитыми спорадическими перестрелками, нарушалось лишь в одном месте. Подлетев ближе, Ситара увидела, что здесь кипит настоящий бой. На тесном пятачке сошлись в схватке несколько сотен пехотинцев. Около десятка вертолетов висели в морозном воздухе, щедро поливая огнем своих и чужих. Из подбитого дымящегося танка с трудом вылезали обожженные, окровавленные танкисты. В эпицентре этого маленького, но оглушительно грохочущего ада лежал на снегу точный двойник “Снупера”. Корпус “Мустанга” был изуродован прямым попаданием не то снаряда, не то ракеты. Аппарат не мог взлететь, и над его пилотом нависла угроза пленения.

– Каспер, я уже здесь! – крикнула Ситара. – Сейчас я тебя подцеплю. О, черт!

В нее летели с разных сторон целых две ракеты, выпущенные с вертолетов. Когда они пересекли двадцатипятиметровую зону безопасности, автоматически сработала система защиты, превратив их в огонь и обломки.

– Твоя кабина сохранила герметичность? – спросила Ситара, установив свой “Снупер” над крышей “Мустанга”.

– Да, – ответил Фланаган.

– Прекрасно. Тогда – в космос!

Отбив еще одну ракетную атаку, Ситара подхватила “Мустанг” силовым полем и направила тандем вертикально вверх. Примерно через минуту они оказались вне пределов досягаемости оружия оставшихся далеко внизу армий. Теперь угроза могла исходить лишь от бесчисленных боевых платформ, круживших вокруг Энигмы, да крепостей на Мистериуме и Смысле Жизни. Все пространство под двумя лунами просвечивалось радарами и простреливалось лазерами, ускорителями элементарных частиц, электромагнитными пушками и ракетами-перехватчиками. Разумеется, против “Снупера” эти штучки были практически бесполезны, однако Ситара позволила себе расслабиться лишь тогда, когда отсчет расстояния до планеты пошел на миллионы километров. Только теперь она заметила, какая тишина вокруг – до этого ей все казалось, что где-то рядом по-прежнему гремят сотни стволов и рубят воздух вертолетные лопасти.

– Спасибо тебе, – сказал Фланаган смущенно. – И прости, что так получилось.

– Извинения принимаются, – ответила довольная Ситара ледяным тоном. – Но этого мало. Полагалось бы еще взять с тебя клятву не подлетать к Энигме ближе, чем на десять ее радиусов.

– Нет, Сита, это совершенно неприемлемо. Я должен всегда находиться рядом с планетой, потому что на “Хаббле” все воспринимается по-другому. Не зря ведь Зинат Корвар дневала и ночевала на своем челноке, почти не заглядывая на “Птолемей”.

– Она вела наблюдения со Смысла Жизни, крайне редко опускаясь на саму Энигму.

– Времена были другие. Сейчас Смысл Жизни занят, и мне ничего не остается, кроме как прижиматься к поверхности.

– И вот к чему это привело…

– Я в этом не виноват! Если бы система защиты не вышла из строя, ничего бы не случилось. И в самое пекло я, кстати, не совался – меня подбили на высоте семь с половиной километров. Зенитные ракеты у этих троянских лизоблюдов, конечно, хороши – ничего не скажешь…

– И как это тебя угораздило упасть прямо на линии фронта?

– А куда же мне было падать, если я висел прямо над ней?

Ситара улыбнулась и, отбросив показную суровость, спросила:

– Страшно было?

– Поволноваться, конечно, пришлось. Просто чудо, что я уцелел в этой мясорубке. К тому же у меня в голове все время крутился тот дурацкий поддельный фильм про вскрытие инопланетянина. Очень не хотелось попасть на экран в таком виде – с распиленным черепом и распахнутой грудной клеткой.

За те полтора часа, что продолжался перелет, Фланаган еще многое успел рассказать о своем приключении на Энигме. Он так и остался в кабине “Мустанга”, который из-за повреждений не мог состыковаться со “Снупером”. Устраивать же трюк с переходом через открытый космос большого резона не было.

Звездный корабль четвертого поколения “Хаббл” прятался от обитателей Энигмы в лучах местного солнца, обращаясь вокруг него по орбите радиусом всего двадцать миллионов километров. Эту нестерпимо жаркую зону лишь изредка посещали автоматические аппараты, изучавшие светило, так что риск попасться кому-нибудь на глаза был невелик. Корабль постоянно находился в тени, создаваемой простейшим экраном в виде плоского диска. С этим сияющим отражателем он выглядел точь-в-точь как фотонные звездолеты на рисунках в старинных книгах.

Примерно в ста метрах от него тандем распался. Подхваченный силовым полем, катер Фланагана исчез в шлюзовой камере, а вслед за ним туда юркнул – уже без помощи причального манипулятора-невидимки – аппарат Ситары.

Весело спрыгнув на металлический пол ангара и с наслаждением потянувшись, Фланаган отошел от “Мустанга”, чтобы осмотреть место попадания ракеты. Выражение радости моментально исчезло с его потрясенного лица. Похоже, он только сейчас понял до конца, каковы были истинные масштабы повреждений. Одна треть катера исчезла, оторванная мощнейшим взрывом, и только по невероятной случайности его кабина уцелела.

– Крепко ему досталось, – сказала вставшая рядом Ситара, покачав головой.

Снова подойдя к катеру, Фланаган долго и очень внимательно разглядывал образовавшуюся в его корпусе яму, обрамленную лепестками скрученного металла. Иногда он что-то там ощупывал, вызывая недоумение у наблюдавшей за ним Ситары.

– Ты что-то ищешь? – спросила она, приблизившись.

– Уже нашел, – радостно сказал Фланаган и, подергав за какую-то железку, громко позвал:

– Эй, Гектор! Подойди сюда.

Огромный многорукий робот, служивший техником ангара, подойти был не в состоянии, поскольку не имел ног – он величественно приплыл по воздуху, скользя в десяти сантиметрах от пола.

– Достань-ка мне вот эту штуку, – сказал Фланаган и, показав, что именно доставать, отошел в сторону.

Гектор без лишних вопросов протянул к загадочному предмету манипулятор. Раздался негромкий скрежет, катер качнулся от рывка, и робот отдал Фланагану почти треугольный металлический обломок, похожий на кусок какой-то трубы. На его выпуклой стороне сохранилась белая краска, поверх которой были нанесены буквы энигмийского алфавита.

– Это фрагмент ракеты, которая меня сбила, – объяснил Фланаган, осторожно поворачивая в руках этот зазубренный стальной черепок. – Сохраню-ка я его на память.

Он передал остаток ракеты капитану.

– Тяжелый, – задумчиво сказала Ситара, взвесив находку на ладони. – А что теперь делать с обломками самого “Мустанга”? Они, конечно, должны быть разбросаны по большой территории и отчасти сгореть, но хотя бы некоторые из них все равно могут найти.

– Пускай находят, – отмахнулся Фланаган. – Мы уже достаточно засветились, так что обнаружение каких-то обломков ничего не изменит. Да и в любом случае нам их не собрать все до единого. Пойдем…

Забрав у немного ошеломленной Ситары свой сувенир, он шагнул к выходу…

Она просматривала эти старые видеозаписи уже далеко не впервые, но они всё еще вызывали волнение. Запечатленное там казалось теперь почти нереальным. Короткая – меньше десяти лет, эпоха Великого перемирия была случайным эпизодом, не вытекавшим логически из предыдущих событий. И особых надежд на то, что подобное повторится, быть не могло – ведь новая угроза для всей планеты в виде гигантского астероида возникла бы еще очень не скоро. А что, кроме общей опасности, могло бы вновь хоть на некоторое время сблизить враждующие сверхдержавы? По всей вероятности, ничего. Так полагали многие на Энигме – так думали и на “Хаббле”.

Ситара вновь увидела, как огромное каменное ядро ударило в место установки платформы с двигателями, и мощная вспышка на мгновение увеличила яркость Пискипера в десятки раз. Тщательно выверенный толчок еще немного подправил измененную траекторию астероида, окончательно соединив ее с планетой, которую требовалось умиротворить. Выбитый из километровой глыбы фонтан раскаленной пыли рассеялся очень быстро, открыв глубокую воронку нового кратера.

– Обратный отсчет пошел, – сказал с усмешкой капитан “Птолемея” Клейтон, демонстративно взглянув на часы. – Торопитесь, ребята – времени у вас мало…

Инопланетяне заметили астероид лишь через полгода, когда он промчался мимо Энигмы, обещав вернуться довольно скоро – и уже навсегда. Правда, их астрономы определили вероятность столкновения не совсем точно – лишь в девяносто девять целых и две десятых процента, но хватило и этого. Один шанс на благополучный исход из ста двадцати никого не устроил. Вскоре ахейцы и троянцы решили объединить усилия в борьбе с этим необыкновенным общим врагом.

Пропустив несколько лет бешеной штурмовщины, Ситара включила запись события, венчавшего беспримерный труд.

На экране возник троянский экваториальный космодром. Одну из его стартовых площадок занимала ракета высотой с небоскреб. На таких обычно выводили в космос корабли, летящие к Мистериуму, но сейчас под ее головным обтекателем был совсем иной, гораздо более ценный груз.

У основания ракеты собралась многотысячная толпа, перед которой на возвышении стояли правители двух сверхдержав. Съемку проводило, конечно же, местное телевидение.

Каждый из премьер-министров произнес речь, после чего они обменялись металлическими символами своих стран, копии которых были тут же привинчены к корпусу первой ступени.

Старт состоялся на следующий день. Хорошо понимая историческое значение этого события, энигмийцы постарались запечатлеть его как можно более тщательно. Полет огромного носителя снимали мощные телескопы и рокеткамы. Первый блок межпланетного корабля вышел на орбиту и медленно развернул антенны и солнечные батареи. В последующие месяцы к нему присоединились другие, потом на космоплане прибыл экипаж… Работы на самом астероиде продолжались около года. Ситара включила повтор самых интересных эпизодов. Первая высадка на астероид… Швартовка корабля… Установка первого двигательного модуля… В свободное от работы время космонавты развлекались тем, что устраивали гонки вокруг астероида на самодельных электромобилях, снабженных прижимными ракетными двигателями. Этих аппаратов было два – ахейский и троянский, и счет после нескольких десятков заездов был примерно равным – с небольшим преимуществом ахейцев. Во время одной из гонок случился опасный инцидент: у троянской машины взорвался движок, и ее со скоростью сорок километров в час вышвырнуло в космос. Спасательная операция увенчалась успехом, пилота вернули вместе с его “болидом”, но гонки прекратились на целый месяц…

Плазменные двигатели, покрывшие значительную часть поверхности астероида, сначала остановили его медленное вращение вокруг оси, а потом откорректировали его орбиту. Он пролетел мимо Энигмы, хотя и на очень малом расстоянии. В момент наибольшего сближения его вполне могли поразить средства стратегической ПРО обеих сверхдержав, не нанеся ему, впрочем, особого вреда. Были даже планы сделать его третьим естественным спутником планеты, но от них отказались – по финансовым соображениям. Доставка с Энигмы тысяч тонн топлива стоила дорого. Однако вся созданная на астероиде инфраструктура находилась в исправном состоянии, так что вернуться к осуществлению того старого проекта можно было в любое время – если бы между Ахайей и Троей удалось возобновить сотрудничество. Но вот с этим-то как раз были проблемы.

Собственно, отношения между двумя странами начали портиться еще до того, как двигатели на астероиде завершили свою работу. Альянс вечных противников стал выдыхаться по мере отклонения траектории Пискипера от Энигмы. Это напоминало то, как по мере ослабления нацистской Германии все больше трещало по швам боевое братство союзников по антигитлеровской коалиции. Потом общая угроза исчезла – и мир поразительно быстро вернулся к старым временам холодной войны. Торжественная встреча участников спасательной экспедиции стала последним напоминанием о былой идиллии. Возобновилась приостановленная было гонка вооружений. Отчасти положение стало даже хуже, чем до Великого перемирия. Развернутые для борьбы с астероидом производственные мощности нельзя было просто так взять и закрыть на замок до какой-нибудь следующей оказии, поэтому им, разумеется, очень быстро нашли новое применение, после чего милитаризация ближнего космоса пошла вперед семимильными шагами. Военные базы появились даже на Смысле Жизни, а на Мистериуме начали размещать ядерное оружие. Возможно, во всем этом и была некая романтика грандиозных космических проектов (подобных тем, что в изобилии разрабатывались и на Земле в первые годы космической эры), но точно не было никакого смысла, так как это не прибавило безопасности ни одной из враждебных сторон. Скорее, наоборот: непомерная сложность боевых систем, следствием которой стало огромное количество отказов и ложных тревог, только усиливала риск случайного начала войны.

Словом, к моменту прибытия “Хаббла” мир Энигмы, как и во времена “Птолемея” сорок лет назад, стоял на краю гибели, и отходить от этого края по доброй воле явно не собирался.

Глубоко задумавшаяся Ситара не сразу отреагировала на настойчивый сигнал интеркома.

– Наши наблюдатели только что сделали поразительное открытие, – судя по голосу, Фланаган сам еще не успел оправиться от потрясения. – Думаю, тебе нужно это увидеть. Кажется, у туземцев дела даже хуже, чем мы думали.

– Хорошо, – ответила Ситара и, выключив видео, отправилась к капитану.

Взволнованный Фланаган нетерпеливо поджидал ее в ситуационном центре, куда стекалась информация от всех источников, разбросанных по планетной системе. Это были и зонды, и пилотируемые аппараты, и приборы на самом звездолете. И, разумеется, здесь принимали радиосигналы, излучаемые техносферой Энигмы. В архивы попадало буквально всё – и телеметрическая информация с ракет, совершающих испытательные полеты, и записи развлекательных программ, и переговоры альпинистов, покоряющих очередную вершину…

– Произошло то, чего просто не могло быть, – сказал Фланаган. – Смотри…

На большом экране появились немного несоосные кольца планетарных орбит. Где-то в промежутке между седьмым и восьмым по счету вдруг появилась яркая точка. Она начала двигаться по направлению к центральной звезде, оставляя за собой огненно-красную линию.

– На расстоянии примерно в два миллиарда километров мы обнаружили комету, – говорил Фланаган. – Сейчас она приближается к солнцу.

Похолодевшая Ситара уже начала догадываться, что за этим последует – и не ошиблась. Точка пересекла орбиты внешних планет и, набрав скорость, врезалась прямо в Энигму.

– Это произойдет через шесть лет, – сказал Фланаган.

– Невероятно, – произнесла Ситара почти шепотом. – Тут нет никакой ошибки?

То, что она увидела, было всего лишь мультиком, и поверить, что эти нарисованные линии верно отражают реальность, было почти невозможно.

– Ошибка исключена, – ответил Фланаган. – Диаметр этой кометы примерно пять километров – всего вдвое меньше, чем у того астероида, который, как когда-то считалось, погубил динозавров.

– И отвести эту комету будет гораздо труднее, чем Пискипер…

– Разумеется. Этот чокнутый Клейтон и его такие же чокнутые друзья выбрали весьма небольшой астероид с прямым движением, орбита которого была почти в плоскости эклиптики. А у этого гиганта движение обратное. Скорость столкновения составит примерно пятьдесят километров в секунду. Оборудование для коррекции траектории надо забрасывать на комету уже сейчас, но она слишком далеко. А когда она подойдет ближе, будет уже поздно.

Фланаган посмотрел на капитана взглядом, в котором читалось затаенное торжество зловещего пророка.

– Но ведь со времен Пискипера прошло много лет, – неуверенно ответила Ситара. – Они многому научились, и возможностей у них теперь стало больше.

– Тоже, конечно, верно, – вздохнул Фланаган. – По крайней мере, свои химические ракеты для полетов на Бангер и Манфред они довели до совершенства. И установили флаги на других планетах. Все-таки холодная война – замечательный катализатор прогресса.

Помолчав, он добавил:

– Мы отправили к комете зонд номер четыре, который был к ней ближе всего. Дня через три он долетит до нее, и мы увидим, как она выглядит вблизи. А заодно и сможем точно рассчитать, в какое место на Энигме она ударит. Хотя, в принципе, это не имеет никакого значения, так как не поздоровится всем. Катастрофа будет глобальной.

Капитан отвернулась от экрана и впервые за все это время внимательно посмотрела на научного руководителя экспедиции. Он как будто надышался чистым кислородом. “А ведь здорово, черт возьми!” – именно это было написано на его раскрасневшемся от возбуждения лице. Наверное, точно так же он выглядел, когда сидел в подбитом “Мустанге” и наблюдал за феерическим сражением, которое бушевало вокруг. Хоть он и называл своих предшественников “чокнутыми”, но сам-то едва ли уступал им по степени “чокнутости”. Или правильнее было бы назвать это просто смелостью и страстью к приключениям?

– А мы сами можем оттолкнуть эту комету? – спросила Ситара. – Просто она еще на таком расстоянии, что толчок понадобился бы совсем небольшой.

– Мы проработаем этот вариант, – ответил Фланаган, помедлив. – Хотя…

Он потер подбородок, и в глазах его появилась хитрая усмешка.

– А может, это все отчасти и к лучшему? – спросил он. – Пискипер хоть и временно, но все же примирил Ахайю и Трою. Этой комете вполне по силам сделать то же самое.

– А что потом? – спросила Ситара. – Все опять вернется на круги своя?

– Наверняка, – усмехнулся Фланаган. – Но, тем не менее, местное человечество получит еще один незабываемый урок.

– И сколько же таких уроков еще понадобится, чтобы они окончательно образумились? – спросила Ситара.

Это был почти риторический вопрос, и Фланаган только слегка пожал плечами…

Два миллиарда километров были в четырнадцать раз больше ста сорока миллионов, и на пористую и темную, как древесный уголь, внешнюю корку пока еще бесхвостой кометы падал свет, в двести раз менее яркий, чем тот, что озарял Энигму. Неудивительно, что тамошние астрономы до сих пор ничего не заметили и не подняли тревогу. В конце двадцатого века комету Галлея обнаружили всего за три с половиной года до ее прохождения через афелий, да и то только потому, что точно знали, где искать. Хотя она была даже чуть ближе к телескопам, чем Ктулху, да и по размерам превосходила его втрое. Название апокалипсической комете дал ее первооткрыватель, молодой астрофизик, не захотевший назвать ее своим именем. Это было, безусловно, куда лучше, чем предлагавшийся кое-кем блеклый и лишенный фантазии вариант с Пискипером-2. Впрочем, как ни назови это вырвавшееся из бездны древнее чудовище, его траектория и способность устроить на планете-цели грандиозный погром оставались неизменными…

Каспер Фланаган и Ситара Алонсо медленно летели метрах в двадцати от поверхности кометы. Их бесформенные, жутковатые тени скользили по малочисленным кратерам и причудливым изгибам сложного рельефа. Только так – своими тенями, они и могли прикоснуться к этому небесному телу. Рано или поздно сюда прилетят космические корабли энигмийцев, и любые следы землян будут почти наверняка обнаружены. Конечно, площадь Ктулху в сотни раз больше, чем у Пискипера, и шансы на то, что случайный отпечаток ноги или след пробоотборника попадутся на глаза инопланетянам, соответственно, во столько же раз меньше, но рисковать все-таки не стоило.

Время от времени Фланаган, заметивший внизу что-либо интересное, входил в крутое пике и опускался почти к самой корке, а Ситара терпеливо ожидала, пока он удовлетворит свое любопытство.

– У энигмийцев кометы тоже были вестниками несчастий? – спросила она после того, как ее спутник совершил очередной спуск.

– Да, – подтвердил Фланаган. – Человечеству Энигмы были свойственны те же предрассудки, что и нам. Даже и сейчас у них многие верят в то, что кометы могут оказывать мистическое влияние на события повседневной жизни.

– И теперь в кои-то веки их вера получит хотя бы одно неоспоримое доказательство…

– Если только они окажутся бессильными предотвратить столкновение.

– В таком случае предотвратим его мы!

Фланаган молчал так долго, что Ситара подумала, будто он вообще не ответит. Но он все же ответил:

– Тогда надо предотвратить его сейчас – потому что через шесть лет не получится. Технически это, конечно, будет возможно, однако мы выдадим себя с головой.

Помолчав, он добавил:

– Что, впрочем, будет не такой уж большой платой за сохранение разумной жизни на планете… Но я бы не торопился. У нас еще есть время в запасе. По моим прикидкам, год или два. Это то время, в течение которого мы сможем откорректировать орбиту Ктулху с минимальным риском засветиться.

– У нас-то время есть, – согласилась Ситара. – А у энигмийцев?

– У них его действительно мало. Эту комету они могут обнаружить сегодня, а могут и через три года. Поэтому я хочу навести их на след.

– Как это можно сделать? – спросила Ситара со смешком. – Послать какому-нибудь астроному анонимное письмо с предупреждением?

– А почему бы и нет? Вполне возможный, хотя и не самый лучший, вариант.

– И какой же вариант будет наилучшим?

– При котором никакого письма не будет. Пусть, например, этому астроному приснится вещий сон, сопровождаемый яркими картинами всемирной катастрофы.

– А если он не верит в вещие сны?

– Тогда этот сон приснится ему еще раз, а потом еще раз – и так до тех пор, пока он не захочет проверить, есть ли в нем какой-то смысл.

– У тебя уже есть подходящая кандидатура?

– Есть несколько. Сейчас думаю, кто из них больше подходит.

Ситара вздохнула, почувствовав легкую зависть. Интересными все-таки делами приходится заниматься этим научникам. По сравнению с их лихими “спецоперациями” и аналитическими изощрениями монотонный труд экипажа корабля выглядел скучной рутиной. Бортинженеры и пилоты просто поддерживали в исправном состоянии системы “Хаббла”, дожидаясь не скорого еще отправления в обратный путь, когда им вновь придется задействовать свое искусство полетов в межзвездном пространстве. Обслуживающий персонал академии наук, да и только… Впрочем, и экипаж, и “пассажиры” звездолета отдавали должное друг другу, и никогда между ними не возникало никаких трений по поводу того, кто важнее в экспедиции.

– Эта комета уже много раз посещала окрестности Энигмы, – добавил вдруг Фланаган, оглянувшись. – И последний раз это было примерно восемьсот лет назад. Жаль, что так давно.

– Жаль? – удивленно переспросила Ситара.

– Ну, да, – с досадой подтвердил Фланаган. – Астрономия была еще слабой, угломерные инструменты никуда не годились, закон тяготения не открыли… А ведь случись это сотни две лет назад, могли бы рассчитать ее траекторию и предсказать столкновение.

– Двести лет ожидания конца света, – задумчиво проговорила Ситара. – Наверное, это нанесло бы сильный отпечаток на всю их культуру.

– Несомненно. Все произведения искусства были бы пронизаны предчувствием будущей катастрофы, а философия наверняка имела бы характер самый упаднический. Эта эпоха декаданса продолжалась бы до тех пор, пока труды пионеров космоса не дали бы человечеству надежду на будущее.

Они перелетели через невысокий холм и увидели свой корабль, который узким поплавком висел над северным полюсом кометы, отбрасывая короткую тень. До него было еще далеко – около километра. Старый “Птолемей” выглядел бы с такого расстояния куда более внушительно, однако и суперкомпактный “Хаббл” смотрелся весьма неплохо. Ни один из энигмийских межпланетных кораблей не мог тягаться с ним размерами.

На борту звездолета открылись створки квадратного люка, после чего из ярко освещенного ангара медленно вылетел катер.

– Это группа Хансена, – сказал Фланаган. – Летят на Энигму. А попутно заглянут на Атлантиду.

– А почему только на одном катере? – спросила Ситара.

После того случая со своим падением Фланаган приказал, чтобы катера летали только парами.

– На спутниках Атлантиды энигмийцев нет, и подстраховка не нужна, – ответил научный руководитель. – А к тому времени, как они прибудут на Энигму, их догонит второй катер, который сейчас занят.

Люк ангара закрылся. Крошечный вагончик летел под небольшим углом к поверхности и вот-вот должен был начать разгон, чтобы через несколько суток прибыть к единственному газовому гиганту этой системы.

И вдруг на горизонте что-то ослепительно вспыхнуло. Ситара зажмурилась и ощутила на лице жар, как от пламени взрыва. Открыв глаза, она увидела гигантский газовый вихрь, яростно извергавшийся в небо. Этот вихрь был таким плотным, что звездолет исчез – от него остались только тускло мерцавшие сигнальные огни. Фланаган вскрикнул и, кувыркаясь, умчался прочь. Резко развернувшись, Ситара устремилась за ним. По темной поверхности кометы словно пробегали гигантские волны – это вырывавшиеся из ледяных недр сгустки водяного пара и тучи обломков неровно затмевали солнечный свет. Отбросив пока мысли о том, что случилось (взрыв атомной бомбы? вулкан?), Ситара врубила движки своего скафандра на полную мощность и вскоре догнала Фланагана, который, описав пологую параболу, медленно падал вниз. Она ухватила его, когда до поверхности оставалось всего несколько метров, остановила беспорядочное вращение и потянула вверх.

Фланаган был жив. Обломок, ударивший его в грудь, не пробил силовую оболочку скафандра.

– Как ты? – спросила Ситара.

– Ты опять меня спасла, – растерянно ответил вышедший из шока Фланаган, осторожно щупая поврежденное место. – Но ничего – мы еще поквитаемся…

– Двигатели работают?

– Да, но управлять ими я не могу. Пульт разбит.

– Ладно – дотащу тебя сама. Ты здесь очень легкий.

Руки у Ситары тряслись, но Фланагана она держала крепко. Они поднялись на несколько сотен метров – как раз на такой высоте висел корабль. Его по-прежнему было плохо видно, так как извержение продолжалось – пусть и не с такой силой, как в самом начале. Небо затянула белесая пелена испарений.

– Немов! – позвала Ситара вахтенного. – Отведи корабль в сторону! Выведи его из этой струи.

– А где катер Хансена? – с тревогой спросил Фланаган. – Они летели прямо над местом взрыва.

– Его, наверное, не видно за этой завесой, – неуверенно ответила Ситара, стараясь отыскать взглядом исчезнувший аппарат.

Фланаган попытался вызвать Хансена, но тот не ответил. Причиной этого могла быть неисправность передатчика, но огромная мощность взрыва заставляла подозревать самое худшее. Защитное поле экипаж катера наверняка не включал, поскольку здесь оно было вроде бы ни к чему, а энергии для его создания требовалась уйма.

Звездный корабль медленно сдвинулся с места и покинул опасную зону. На его корпусе остался грязный налет, из-за которого корабль выглядел закопченным. Долетев до люка шлюзовой камеры, Алонсо и Фланаган в последний раз с отчаянной надеждой осмотрели небо, где пропал злополучный катер, и вернулись на борт…

Уродливая ледяная глыба кометного ядра уже не дымилась. Внезапно пробудившись и выбросив несколько миллионов тонн пара, который окутал ее мутным облаком, она вновь погрузилась в сон.

Фланаган вздохнул и, отвернувшись от окна, сказал:

– Мы произвели соответствующие расчеты. Взрыв, разумеется, передал комете небольшой импульс…

Он сделал паузу.

– И что? – спросила Ситара, у которой захватило дыхание.

– Мощности этого выброса хватило, чтобы уничтожить катер Хансена, но траекторию кометы он изменил не сильно. Теперь она должна пролететь примерно в двадцати тысячах километров от поверхности Энигмы.

– Получается, что столкновения не будет? – обрадовалась Ситара.

– Я бы не торопился утверждать такое, – уклончиво ответил Фланаган. – Наши расчеты точны, однако комета – это не астероид. Когда она близко к солнцу, извержения постоянно сбивают ее с курса. А двадцать тысячи километров – слишком узкий зазор. Но даже если она и не врежется в Энигму, последствия такого близкого пролета будут катастрофическими. Ядро кометы окружено роем обломков, который основательно прочистит пространство вокруг Энигмы. Все спутники и все орбитальные станции будут уничтожены или выведены из строя. То же касается и большинства баз на Мистериуме и Смысле Жизни. Обломки побольше могут войти в атмосферу планеты и взорваться, подобно Тунгусскому телу. Таких обломков может оказаться не один и не два. Словом, величина даже и такого ущерба будет вполне соизмерима с величиной затрат на спасательную экспедицию. Поэтому на месте энигмийцев я бы как можно скорее приступил к ее организации.

– Но для этого они должны открыть эту комету…

– Они ее уже открыли.

Увидев на лице капитана безмерное удивление, Фланаган добавил, чуть улыбнувшись:

– Мне только что об этом сообщили. Взрыв создал вокруг кометы облако, которое увеличило ее яркость. Не намного, правда – всего на две-три звездных величины, однако хватило и этого. Теперь они, разумеется, будут держать ее под прицелом постоянно… В конце двадцатого века подобное случилось с кометой Галлея. Правда, она не приближалась, а удалялась. Такой же примерно взрыв, вызванный выделением внутренней энергии, произошел, когда она была за орбитой Сатурна. Яркость ее возросла, и это позволило наблюдать за ней дольше, чем предполагалось.

Ситара почувствовала, как ее захлестывает радость, близкая к эйфории.

– Представляю, какая там сейчас поднимется паника! – воскликнула она.

– Уже поднимается, – ответил Фланаган. – К сожалению, в тайне это открытие сохранить не удалось.

Ситара встала и подошла к окну. Висевшая в полусотне километров Ктулху выглядела тусклым извилистым месяцем. Воронку от недавнего взрыва не было видно. Ситара представила, как со стороны солнца, ставшего заметно ярче, сюда прилетают один за другим корабли энигмийцев… За оставшиеся считанные годы инопланетяне вряд ли успеют создать что-то новое, поэтому выглядеть их флот будет наверняка до боли знакомо. Айсберг покроется ажурными конструкциями из металла и пластика, которые превратят его в управляемый объект. А потом начнется медленный, миллиметр за миллиметром, увод оживающей кометы в сторону. Все же далеко ее отвести не успеют, поэтому обитателей планеты ждет феерическое зрелище, а их спутники и лунные базы все равно жестоко пострадают. Хотя расстраиваться по этому поводу нечего – ведь большинство из них все равно не стоило бы запускать и монтировать. Можно будет только поблагодарить Ктулху за столь быструю и совершенно бесплатную демилитаризацию ближнего космоса…

– Уверен, что они справятся, – сказал Фланаган, вставший рядом.

– Конечно, справятся, – ответила Ситара. – Другого выхода у них нет. Но я им все-таки не завидую…

3. Сын таксиста

– Одиэй – зайди ко мне сегодня, – с натугой выдавил из себя Ампо Ампуэльт и немедленно положил трубку, словно боясь, что ему начнут задавать разные неудобные вопросы.

Одиэй Одайо, профессор Арпиганского технологического университета и директор Космической лаборатории, сразу почувствовал тревогу. Тон у ректора был какой-то странный. Не к добру это… Впрочем, день сегодня выдался из тех, когда разнообразные неприятности сбиваются в пробку, словно автомобили на перекрестке, и делают жизнь сущим кошмаром. Сначала он обжегся кипятком, когда разбил стакан с утренним чаем. Событие, само по себе незначительное, задало тон этому несчастливому понедельнику. Вскоре в одном из цехов Лаборатории, где проводили динамические испытания, загорелся распределительный щит. Сотрудник, пытавшийся погасить огонь, схватил впопыхах не тот огнетушитель и получил удар током через пенную струю. До смерти его не убило, но комиссию теперь все равно придется создавать, и результаты расследования наверняка окажутся роковыми сразу для нескольких начальников. А после полудня пришло известие, что телекомпания “Видео ТВ” прекращает работу над почти готовым сериалом “Путь к звездам”, и расторгает контракт. Это был удар похлеще электрического… Казалось бы – хватит на сегодня, однако высшие силы на этом не остановились и сделали Одиэю еще одну пакость, выведя из строя компьютер в его кабинете. А теперь, как апофеоз всего, еще этот звонок Ампуэльта…

Молодой техник, вызванный для ремонта, уселся в кожаное директорское кресло и принялся неторопливо постукивать по клавиатуре. Вид у него был крайне важный и отчасти даже самодовольный. Еще бы – завладеть хотя бы на время компьютером почти легендарного Одайо, который, молчаливо признав верховенство узкого специалиста, скромно примостился в сторонке, став похожим на рядового посетителя. На мониторе мелькали надписи и картинки… Одиэй заметил жадное любопытство в глазах этого парня. Хоть последний и работал в университете, однако главу Космической лаборатории знал, как и большинство жителей страны, в основном лишь по телевизионным выступлениям. Может быть, он думал, что в этом компьютере, как в продолжении внутреннего мира Одиэя, хранятся, помимо скучных документов и стандартных прикладных программ, какие-то удивительные вещи. Что ни файл – то радиопослание к инопланетянам или экзотический пейзаж предполагаемого внефараллийского мира. Жаль, что нельзя ознакомиться с содержимым жесткого диска более тщательно…

– Кстати, в вашем компьютере сгорел вентилятор, – сказал техник.

– Да? – опешил Одиэй. – А впрочем, он в последнее время и вправду как-то странно гудел.

– Давно это началось?

– Гудение? Не знаю… Месяц, а может, два назад.

Электронщик только покачал головой – дескать, ну вы даете, господин профессор… Потом он достал из чемоданчика отвертку и открыл системный блок.

– Его можно починить? – слегка растерянно спросил Одиэй.

– Я поставлю новый, – ответил техник. – И еще придется переустановить операционку.

– И надолго вы лишите меня компьютера?

– Сегодня уже не успеть, – ответил техник, посмотрев на часы, – поэтому вы получите его завтра в первой половине дня.

После этого он ушел, забрав компьютер с собой. Одиэй почувствовал недовольство и даже легкую обиду, хотя объективных причин для этого не было никаких. Рабочий день у электронщика уже заканчивался, так что все правильно…

Теперь надо было сходить к ректору. Предчувствуя, что ничего хорошего тот ему не скажет, Одиэй долго оттягивал визит, занимаясь текущими делами. В конце концов, точного времени Ампуэльт не назначил. Но настал момент, когда оттягивать дальше стало нельзя. Одиэй медленно и аккуратно разложил по местам все бумаги, полностью очистив рабочее пространство стола. Потом оглянулся вокруг в поисках причины еще хоть немного задержаться. Так, так… Цветы не политы. Он взял стоявшую на подоконнике почти полную бутылку, вода в которой за день должна была полностью дехлорироваться, и обильно, с большим запасом, полил высохшую почву в горшках. Ну, вот – теперь уж точно всё. Пора идти.

По прямой между ним и далеким кабинетом Ампуэльта было примерно триста метров, но с коридорами, которые соединяли между собой все здания университета, выходило не меньше пятисот. Любой новичок заблудился бы в этих лабиринтах. Одиэй новичком не был, но иногда все же предпочитал совершать переходы по улице – так получалось быстрее. Неудивительно, что сейчас он пошел именно коридорами. Торопиться ему не хотелось.

Проходя через фойе главного корпуса, он задержался у доски с объявлениями, а потом еще остановился поговорить на житейские темы с деканом физического факультета. Разговор затянулся минут на десять, после чего они расстались, и Одиэй пошел дальше. Время от времени он выделял из толпы студентов тех, которые учились у него. Таковых ему встретилось немного – двое или трое, но почтительно здоровались с ним все – и шедшие навстречу, и обгонявшие. Следствие всемирной известности… В иное время это было бы просто приятно, а сейчас еще и добавляло уверенности перед предстоящей встречей, которая – он это остро предчувствовал, будет нелегкой. День, полный неудач, должен был увенчаться соответствующим финалом. Что это будет? Разнос за тот несчастный случай? Или что-то посерьезнее?

Ампо Ампуэльт был один в своем огромном кабинете, на стене которого, неизвестно для чего, висела необъятных размеров политическая карта мира. На ней были выделены Литуранское королевство и Теллемунская империя, окруженные, словно кораблями эскорта, своими протекторатами, сателлитами и союзниками разных порядков. Обе “авианосные группы” обладали примерно равными потенциалами, так что предугадать результаты гипотетического боя между ними было бы затруднительно.

С противоположной стены на эту карту взирали король и премьер-министр. Портрет номинального правителя был несколько больше по размерам. Именно с этого портрета изображение Алдайна IV было перенесено на введенную недавно новую купюру достоинством в двести эмо.

Поздоровавшись с деканом, Одиэй сел. Помолчав, Ампуэльт сказал:

– Мне сообщили о происшествии в Космической лаборатории. Прискорбный случай… Впрочем, это к делу не относится. Я позвал тебя, чтобы поблагодарить за многолетнюю безупречную работу в стенах нашего университета, и сообщить о том, что… В общем, о том, что с первого числа твоя работа здесь завершена. Приказ я уже подписал. Вот, можешь ознакомиться.

Не ожидавший такого Одиэй все же сумел сохранить внешнее спокойствие.

– Могу я узнать причины? – спросил он, заглянув для проформы в бумагу. – Я имею в виду, истинные.

Слегка смутившийся Ампуэльт машинально взял в руки точилку для карандашей, потом отложил ее и сказал:

– Ты их и сам знаешь. Лифт является одной из них, но далеко не единственной.

– Мог бы для приличия придумать что-нибудь другое, – ответил Одиэй с презрительной усмешкой. – Недостаток квалификации или что-нибудь еще… А то как-то уж слишком цинично получается.

– Ну, почему же цинично? Любая страна имеет право защищать себя от внутренних угроз.

Одиэй понял, что дискутировать бесполезно. Решение принято, и принято отнюдь не Ампуэльтом. И все же, не удержавшись, он язвительно сказал:

– Эх, Ампо… И охота тебе марать грязью свою репутацию. История ведь все равно воздаст тебе по заслугам. И тебе, и тем негодяям, перед которыми ты лизоблюдствуешь.

Одиэй кивнул в сторону портретов.

– Ты слишком уж много возомнил о себе, – ответил Ампуэльт, сделав вид, будто эти слова его совершенно не тронули. – Не думаю, что твоя роль в истории настолько значительна, чтобы мне стоило беспокоиться о том, что скажут по поводу всего этого наши потомки.

– По-моему, это ты возомнил обо мне. Ты ведь сказал, что моя скромная персона представляет смертельную угрозу для всего нашего государства. Поверь, мое честолюбие удовлетворилось бы и меньшим.

– Дела сдашь своему заместителю Лиамтору, – проговорил Ампуэльт, не глядя на Одиэя. – У меня всё.

Одиэй встал и, не сказав ни слова, вышел.

Возвращался он по улице. Его слегка пошатывало. Где-то на середине пути он даже присел на скамейку, чтобы отдышаться и хоть немного прийти в себя. Да, финал этого дня превзошел все ожидания…

Войдя в свой кабинет, он остановился возле стола, за которым провел столько аудиенций и совещаний, и простоял так несколько минут. Его вдруг охватило пронизывающее чувство одиночества. Даже высказать все, что он думает об Ампуэльте, некому – секретарша в увольнении, а Лиамтор в Лаборатории.

Да, завтра же придет тот парень с отремонтированным компьютером. Впрочем, это уже заботы Лина – как и все остальное. Хотя кое-что придется сделать самому. Память компьютера почистить, убрать все сугубо личные файлы, коих там накопилось уже на полсотни гигабайт. Ну, и это тоже выкинуть…

Одиэй подошел к модели космического лифта, которая стояла в углу, напоминая то ли фантастическое растение, то ли какой-то замысловатый физический прибор. Сам лифт представлял собой довольно толстый металлический стержень в пластмассовой оболочке, вертикально укрепленный на глобусе Фараллии. Сверху на этот стержень был нанизан маленький глобус Анемара. Лифт, разумеется, был невероятно утрирован: если уменьшить его диаметр в той же пропорции, что и длину, он стал бы невидимым.

Идея соединить некоей транспортной магистралью два столь близких небесных тела возникла давным-давно – об этом еще сто с лишним лет назад написал в одном из своих романов Гимуэрр Гиалар, который тоже не был здесь пионером. Однако до появления углеродных нанотрубок все проекты космического лифта оставались не более чем инженерными фантазиями. Теперь, когда проблема подходящего материала почти решена, к строительству колоссальной башни можно было бы приступить лет через десять после начала работ, но… Одного взгляда на глобус Фараллии было достаточно, чтобы понять, какие трудности, помимо чисто технических, могут воспрепятствовать осуществлению этого проекта.

Точка, над которой испокон веков неподвижно висел Анемар, находилась на территории Теллемунской империи, и ничего поделать с этим было нельзя. Теллемунцы, кстати, весьма гордились доставшейся им привилегией видеть главное ночное светило прямо в зените. Недаром же Анемар украшал герб их страны. Многие литуранцы поэтому опасались, что в случае постройки лифта у Теллемуна появится возможность шантажировать Литуранию угрозами ограничить или вовсе ликвидировать ее доступ к этой транспортной артерии. Предложение строить лифт именно там казалось им самым настоящим предательством. Одиэй уже устал объяснять, что никакого смысла блокировать доступ к основанию башни у теллемунцев не будет, поскольку литуранцы в ответ могли бы точно так же заблокировать им доступ к другому концу. Ведь Анемар-то не является территорией Теллемунской империи! Нехотя соглашаясь с этим аргументом, противники лифта начинали говорить о его ненужности, поскольку три четверти всех полетов к Анемару совершались для снабжения военных баз, а возить на лифте военные грузы будет, ясное дело, невозможно. Да и вообще, с нынешним относительно скромным грузопотоком Фараллия-космос-Фараллия неплохо справляются и ракеты, так что вертикальную “железную дорогу” будет просто нечем загрузить.

На это Одиэй отвечал, что космический грузопоток столь невелик именно потому, что ракеты не позволяют сделать его больше, но он сразу вырастет, когда появится на порядок более экономичное транспортное средство. В доказательство он приводил свой любимый пример из давней истории. Когда изобрели печатный станок, многие полагали, что идея выпускать книги большими тиражами бессмысленна, поскольку для них не найдется столько покупателей. Но когда книг стало много, они упали в цене, и спрос на них увеличился. Нечто подобное обязательно произойдет и сейчас. Доходы от одного только массового космического туризма составят миллиарды эмо в год. А что касается невозможности использовать лифт в военных целях, то Одиэй не видел здесь ничего страшного. Более того, он рассматривал этот грандиозный проект как средство сблизить два великих народа, заставить их перейти от конфронтации к сотрудничеству. Да, Королевство и Империя станут зависимы друг от друга в гораздо большей степени, чем сейчас, но именно это послужит гарантией того, что их отношения не зайдут в тупик очередного глобального кризиса. Космические тревоги 3077 и 3119 годов показали, что Литурания и Теллемун способны забыть на время о своих разногласиях перед лицом общей угрозы. Почему, спрашивается, они не смогут сделать это ради общего блага?

“Да вот потому! – со злостью сказал себе Одиэй. – Идеалист я хренов. Не будет этого никогда”.

Ему захотелось вырвать стержень с Анемаром из глобуса планеты, изломать его и выкинуть на помойку. Но, поразмыслив, он решил этого не делать. Пусть уж макет останется в университете. На память…

Приехав домой, Одиэй сразу понял по лицу жены, что случилось нечто неприятное. “И здесь проблемы”, – подумал он, однако спрашивать ни о чем не стал…

– Нам нужно серьезно поговорить, – сказала Ханта, медленно прикрыв дверь столовой, и села напротив Одиэя, который заканчивал ужин.

– Давай поговорим, – угрюмо ответил Одиэй.

Ханта долго молчала, словно собираясь с духом.

– Не тяни резину – выкладывай, – сказал Одиэй. – Меня сегодня уволили, так что все остальное я и подавно переживу.

– Как уволили? – растерянно спросила Ханта.

– Очень просто – взяли да уволили. Одним росчерком пера. Я больше не профессор Арпиганского института и не директор Космической лаборатории.

Ханта нервно поправила волосы на виске. Видно было, что она потрясена до глубины души этой дикой новостью.

– За что? – спросила она.

– За призывы к сотрудничеству с теллемунцами. Это считается у нас подрывной деятельностью.

– Подожди, подожди… Но ведь нельзя же уволить человека только за это! Ты должен подать на них в суд.

– Я это, разумеется, сделаю, – ответил Одиэй, утвердительно кивнув, – но шансов выиграть у меня практически нет. Так только, для очистки совести…

Он отодвинул от себя пустую чашку и вытер губы салфеткой.

– Абсурд какой-то, – произнесла Ханта, покачав головой. – Ведь тебя же знают во всем мире!

– Ну, и что? – ответил Одиэй, пожав плечами. – И не таких увольняли, и даже сажали. Неприкосновенным у нас является только его величество Алдайн IV.

– Нет, но… Так все равно нельзя. Ты слишком заметная фигура. Твое увольнение наделает много шума. Зачем им поднимать такой грандиозный скандал?

– А кто его будет поднимать? Диссидентские издания? Кто их услышит… Конечно, теллемунская пресса встанет за меня горой – и мне это будет не очень-то приятно. Не хочу быть поводом для нападок на Литуранию как таковую. Но что поделать – сами виноваты…

Помолчав, он добавил:

– Съемки фильма, кстати, тоже отменили – по случайному совпадению, именно сегодня.

– И это тоже? Господи…

– Да ладно – переживем. Уйду в частный бизнес – там на мои убеждения смотреть не будут. Или писателем сделаюсь… А о чем ты хотела поговорить?

– Да так… Все это ерунда…

Глубоко вздохнув, Ханта встала и собралась уйти, но Одиэй сказал:

– Я ведь вижу, что что-то случилось. Не надо от меня ничего скрывать.

Поколебавшись немного, Ханта вернулась на место и сказала:

– Это связано с Эгни.

– Что там опять? – насторожился Одиэй. – Неужто контрольную по физике завалил?

– Он… В общем, он подрался с каким-то парнем из другого класса.

– Удачно?

– Досталось обоим, – резко ответила Ханта, возмущенная, как видно, таким чисто спортивным интересом.

– Ну, что ж… В конце концов, такое случается иногда. Мне кажется, особо беспокоиться нечего. Или он все-таки сильно пострадал?

– Тот парень сказал, что его отец – то есть ты, предатель и теллемунский шпион. Ну, Эгни и врезал ему.

Одиэй почувствовал, как ком подкатил к горлу. Его сын дрался за него… Маленький мальчик незаметно вырос – и стал правильным человеком.

– Где он? – спросил Одиэй, не заметив, что голос его опустился почти до шепота.

– Сидит в своей комнате.

Одиэй буквально вскочил и рванулся к выходу, но Ханта, вставшая у него на пути, изо всех сил толкнула его в грудь обеими руками.

– Подожди! – сказала она почти с ненавистью.

– Мне надо его видеть!

– Так больше не может продолжаться! Это будет повторяться снова и снова. А потом и до демонстраций возле нашего дома дойдет. Нам будут угрожать по телефону, шины прокалывать. Ты ведь знаешь, как это делается. В конце концов, нас взорвут или подожгут. Я боюсь!

Ханта вот-вот готова была разрыдаться в истерике.

– И что ты мне предлагаешь? – спросил Одиэй. – В прямом эфире покаяться? Призвать к войне с Теллемуном? Поцеловать портрет Алдайна, стоя на площади?

– Я знаю, что ты не будешь этого делать, – ответила Ханта, вытирая слезы и пытаясь успокоиться. – Поэтому…

Она виновато взглянула на мужа и, быстро отвернувшись, тихо и с трудом проговорила:

– Нам надо расстаться. Разъехаться. Эгни я возьму с собой. Прости, что говорю это в такую минуту, когда тебе и так тяжело, но выхода нет.

“Вот она – последняя неприятность”, – подумал Одиэй. Ему вдруг стало смешно, и он рассмеялся нервным, неестественным смехом.

– Ханта, – сказал он, проведя по щеке рукой, словно стараясь разгладить, убрать эту корчившую лицо улыбку. – Ты не права. Это, в конце концов, единичный случай. Тот парень – он просто кретин. К тому же он получил за свои слова, и больше такого не скажет.

– Найдутся другие, – ответила Ханта.

Одиэй понял, что спорить с ней сейчас бесполезно. Надо подождать, когда у нее пройдет потрясение.

– Ну, вот тогда и решим, что делать.

Ханта больше не стояла у него на пути. Одиэй подошел к двери в комнату сына и, прежде чем повернуть ручку, негромко постучался.

Эгни лежал на кровати, повернувшись на правый бок, и о чем-то сосредоточенно думал. Возможно, перед его внутренним взором вновь и вновь прокручивалась “видеозапись” той драки. Вздрогнув, Одиэй увидел, что один глаз у него подбит.

Прикрыв за собой дверь, Одиэй сел на краешек кровати и просидел так, наверное, с полминуты, не зная, как начать разговор.

– Как зовут того парня, с которым ты дрался? – спросил он, наконец.

– Тау, – нехотя ответил Эгни.

– А с чего он вообще заговорил об этом? Вы поссорились?

– Да.

Помолчав, Эгни добавил:

– Мы играли в паал. Он нарушил правила. Мы начали спорить…

– И он выложил свой последний аргумент, – кивнул Одиэй. – Сволочь…

– Ничего – нос я ему все-таки разбил, – сказал Эгни с гордостью.

– Молодец. С такими только так и надо… Но неужели он сказал это всерьез? Неужели он и вправду считает меня шпионом?

– Тупица он, вот и все.

– Да, – вздохнул Одиэй. – И сколько еще таких на свете…

Он оглядел комнату. Она была буквально завалена моделями космических кораблей и боевых роботов из киноэпопеи “Пираты Галактики”. На одной из полок, рядом с пластмассовыми фигурками забавных инопланетных монстров, стояла заключенная в рамку фотография Лемуса Лебара – с его собственноручной подписью. Заполучить столь ценный раритет было не так-то просто – Эгни выиграл его в одном посвященном сериалу конкурсе.

Одиэю тоже нравилась знаменитая космическая сага – он хорошо помнил, как тридцать лет назад сбежал с уроков, чтобы посмотреть первую серию, где звездолеты изображались с помощью моделек, а Лебар был еще совсем юным. Но все же Одиэй никогда не был отъявленным фанатом этого фильма, и временами подтрунивал над сыном, у которого наследственное влечение ко всему, что связано с космосом, приняло такую вот, несколько патологическую, форму. И ладно бы у него снесло крышу только от самих “Пиратов Галактики”! Это, в конце концов, не столь уж редкое явление. Но с некоторых пор Эгни начал проявлять лихорадочный интерес к ядерному оружию и всевозможным средствам его доставки. В его комнате появились модели бомбардировщиков и крылатых ракет, а видеотека пополнилась фильмами о ядерной войне и постъядерном мире. Объяснялось это просто: в одной из последних серий “Пиратов Галактики” проскользнуло упоминание о том, что звездные королевства были основаны фараллийцами, которые бежали со своей планеты, пережившей ядерную катастрофу. Сделав небольшое насилие над здравым смыслом, можно было сказать, что именно Бомба породила тот чудесный мир, в котором действовали харизматические герои “Пиратов”. И когда Эгни видел на экране грибовидные облака и сметаемые взрывной волной небоскребы, его воображение рисовало ему пока еще отдаленные во времени и в пространстве панорамы великих звездных столиц и картины грандиозных космических битв. Нет – он, конечно же, понимал, что все это ерунда, и никакие звездолеты с переселенцами не поднимутся с обезлюдевшей Фараллии. Но представлять себе такое было интересно…

– В нашей жизни, вероятно, скоро произойдут кое-какие перемены, – сказал Одиэй. – Сегодня меня вызвал к себе ректор и сказал, что универ больше не нуждается в моих услугах… В общем, с поедельника я безработный.

– За что тебя уволили? – спросил сын, резко поднявшись.

Одиэй рассказал ему то, что уже рассказывал Ханте, добавив некоторые подробности.

– Можешь передать своему Тау, что шпионить мне теперь будет негде и не за кем.

Эгни подавленно молчал, переваривая услышанное. Потом глухо, сквозь зубы, процедил:

– Вот уроды… И что ты будешь делать?

– Сначала подам на них в суд, а потом… Не знаю. Есть вероятность, что меня восстановят. А если нет – плевать. Не пропаду и без этого.

– Ты-то не пропадешь, – вздохнул Эгни. – А твои проекты?

– Ну, Лин доведет их до конца.

– А поиски внефараллийских цивилизаций?

Одиэй усмехнулся, вспомнив, как неделю назад они долго, часа два, разговаривали на эту тему. Эгни сокрушался по поводу того, что освоение дальнего космоса будет очень скучным процессом. Никогда люди не встретят на других планетах того, что было так красочно описано фантастами, и никогда не испытают тех приключений, которые выпало испытать героям фильмов и книг. И попытки связаться с инопланетянами по радио тоже бессмысленны. Они либо слишком далеко, либо разминулись с нами на десятки, а то и сотни миллионов лет. Одиэй был несколько удивлен таким пессимизмом поклонника “Пиратов Галактики”, хотя, конечно, рассуждал Эгни совершенно правильно…

– Чтобы их искать, вовсе не обязательно работать в универе. К моим прямым обязанностям это все равно не имело никакого отношения.

Эгни сел рядом с отцом. Они оба долго молчали. Потом Одиэй спросил:

– А этот Тау… Он угомонится?

– Не угомонится – еще получит, – резко ответил Эгни.

Одиэй ободряюще похлопал его по плечу и, чувствуя себя почему-то страшно неловко, сказал:

– Мама просто смерть как перепугалась. Думает, это только начало.

– Знаю.

– Даже хочет уехать с тобой куда-нибудь.

– Она говорила… Только никуда я не поеду. Пусть уезжает, если боится, а я останусь с тобой.

– Спасибо, Эг… Но, может быть, она и права – хотя бы отчасти. Я и в самом деле подвергаю вас риску.

– Папа, не говори так! – сказал Эгни с обидой. – Дело не в этом. Я ведь все вижу. Вы без конца ругаетесь, а раньше этого не было. Почему вы не можете жить нормально, как все?

Одиэй опустил голову, словно подсудимый, которому зачитывают приговор. Ему было невыносимо стыдно. Наверное, они с Хантой и вправду зашли слишком далеко в своем тупом эгоизме и бессмысленной неуступчивости. Дальше так продолжаться не может – надо или окончательно разводиться, или, стиснув зубы, делать вид, будто все в порядке, чтобы не травмировать ребенка.

– Что я могу сказать? – устало сказал Одиэй. – Все так сложно… Мне, поверь, и самому это надоело.

– Ты еще любишь маму? – спросил Эгни.

“Ну, зачем, зачем он все это спрашивает?” – в отчаянии подумал Одиэй.

– Да при чем здесь это? Любишь – не любишь… Постоянные конфликты – это еще не признак нелюбви. Можно любить человека и одновременно мучить его. Просто мы слишком долго вместе. И, видимо, немного устали друг от друга. Такое часто случается. Нашей любви нужно второе дыхание.

Эгни молчал, вдумываясь в эти слова. Опасаясь новых неприятных вопросов, Одиэй поспешил покинуть его.

Войдя к себе в кабинет, он сел за стол и, глядя на проплывающих по экрану компьютера виртуальных рыбок, оцепенел. События уходящего дня, воспринимавшиеся до этого как вереница отдельных провалов, сливались теперь в одну грандиозную катастрофу. На душе было такое адское месиво, что хотелось застонать и провалиться сквозь землю.

На фоне этого мрака вдруг сверкнула, как молния, простая и ясная мысль о самоубийстве. Одиэй откинулся на спинку кресла и начал прикидывать, каковы могут быть плюсы и минусы у столь радикального выхода из положения. Покончить со всеми проблемами одним махом – это выглядело довольно заманчиво. Одиэй не был религиозным человеком, и его совершенно не беспокоили обещанные церковью загробные кары за добровольное лишение себя жизни. Беспокоила его, как и всех, сама перспектива ухода в предполагаемое небытие. В принципе, человек умирает каждый день – вернее, каждую ночь. Недаром же сон порой называют маленькой смертью. Но после сна просыпаешься – в этом все дело…

Одиэй вспомнил о многочисленных попытках доказать существование загробной жизни. Некоторые из предлагаемых доказательств выглядели более-менее убедительно. Может, там и впрямь что-то есть… Вот только трудно было представить, чем можно заниматься на том свете в течение многих тысяч, а потом и миллионов лет. Но даже если бессмертным душам и не придется проводить вечность в полном безделье… Человек, проживший миллион лет – это казалось чем-то абсурдным. Как он сможет удержать в памяти такую бездну воспоминаний? И чем для него станет, в конце концов, эпоха его фараллийского бытия? Ничтожным эпизодом, не имеющим почти никакого значения?

Эта мысль придала Одиэю бодрости. Да, всё на свете – суета сует, и какая разница, когда придет конец – сейчас, или тридцать лет спустя… Потом он будет с улыбкой вспоминать эти колебания, как сейчас он с улыбкой вспоминает свои терзания по поводу полученной в третьем классе плохой оценки.

Одиэй вдруг словно очнулся и почувствовал ужас. Ему показалось, что мысль о самоубийстве вот-вот окончательно овладеет им и, полностью подавив волю, заставит его встать на табуретку и затянуть петлю на шее. Нет, черт возьми! Это не выход. Он должен жить – хотя бы для Эгни. И должен попытаться нанести всей этой мрази ответный удар. Чтобы не было стыдно ни перед самим собой, ни перед предками.

Да – эти проклятые предки вечно требуют от него слишком многого. Сейчас Одиэй думал о них почти с ненавистью. По-настоящему великим из этих аристократов был только Урту Урапал, живший при Палпусе Двенадцатом. Одиэй посмотрел на его портрет, висевший на стене. Князь Урапал, занимавший тогда пост государственного секретаря, был изображен при полном параде – его великолепный мундир украшали все ордена, какие только имелись в стране. Долгое время этот человек был фактическим правителем Литурании, манипулируя тупым и безвольным королем словно перчаточной куклой. После кончины государя Урапал попытался посадить на трон своего ставленника, но проиграл придворной группировке маркиза Тельзимара. Лишенного всех званий и почти всего имущества Урапала сослали на далекий остров в Западном океане. Но до острова опальный князь так и не доплыл – умер в пути. Умер, скорее всего, не своей смертью, хотя прямых доказательств тому и нет.

Трудно сказать, насколько по заслугам он получил. Даже Одиэй не мог определиться в своем отношении к этому историческому персонажу. В предке ему импонировали ум, смелость и отчаянное везение. Но все эти достоинства перекрывались колоссальными недостатками. Князь отличался жестокостью, вероломством и лицемерием. А уж о его алчности и тщеславии ходили легенды. Так что баланс, наверное, получался все-таки отрицательным.

Но, во всяком случае, Урапал был очень яркой и интересной личностью – в отличие от его ничтожных потомков, среди которых выделялся разве что Кампру Калифус. Да и тот остался в истории лишь потому, что чуть не убил на дуэли величайшего литуранского поэта Кадо Кампиэля. Одиэй сильно недолюбливал этого своего родственника. Гонора и пьяной удали у Калифуса было хоть отбавляй, а ума, и особенно благородства – не больше, чем у карманного воришки. Хотя… Как-то раз, проиграв последние деньги, он собрался было податься в пираты, но, в конце концов, не захотел позорить свой княжеский титул – единственное, что у него еще оставалось. Похвально, конечно, но лучше бы он тогда засунул поглубже свое аристократическое чистоплюйство. После Урапала княжеский титул уже трудно было бы чем-то замарать. Да и кому какое дело сейчас до всех этих титулов и прочих пережитков феодализма? А вот иметь среди предков настоящего пирата было бы здорово!

Остальные представители вконец обедневшего рода не стоили упоминания. Были среди них мелкие чиновники, мелкие бизнесмены, мелкие инженеришки… Все только мелкие, мелкие, мелкие… Природа, породив такого колосса, как Урту Урапал, решила, видимо, как следует отдохнуть на его потомках.

А потом вдруг появился он – Одиэй Одайо. Это было просто удивительно, и выглядело так, будто с их обесславленного рода сняли, наконец, проклятие вечной ничтожности. Хотя произошло это не сразу. Отец Одиэя был простым таксистом, и в большое будущее своего сына никогда не верил. Радовался, конечно, что тот учится в школе на “отлично”, но к его увлечению астрономией относился прохладно. “Великим ученым тебе все равно не быть, – наставительно говорил он, – поэтому шел бы ты лучше в инженеры. По крайней мере, будешь иметь хороший заработок и прочное положение”. Почему он был так уверен, что в науке Одиэю ничего не светит – непонятно. Хотя так уж сильно осуждать его за слепоту, наверное, не стоило. Ему, простому человеку, сыну и внуку таких же простых людей, и в самом деле трудно было поверить, что кто-то из потомков Урту Урапала сможет громко заявить о себе.

Все же, наперекор его воле, Одиэй поступил на отделение астрономии физического факультета. Отцу пришлось смириться – а через год он умер, так и не увидев, чего достиг его сын.

Одиэй занялся поиском и исследованием экзопланет, и добился на этом поприще больших успехов. Однако широкую известность ему принесли научно-популярные книги и телевизионные выступления. Он стал настоящей телезвездой и, наверное, самым знаменитым ученым современности. Отдельные коллеги, правда, относились к нему с неприязнью, считая, что прославился он благодаря импозантной внешности и актерским данным, а вовсе не благодаря научным заслугам. Отчасти Одиэй признавал правоту этих завистников – каких-то грандиозных открытий за ним и вправду не числилось. Должность директора Космической лаборатории была скорее административной – ну, в лучшем случае, инженерной (мечта папы все-таки осуществилась, хоть и замысловатым путем). Данные с маленьких межпланетных станций, которые Лаборатория в изобилии изготавливала и запускала, использовались другими – ведь нельзя объять необъятное… Все это так. Но ведь кроме великих ученых нужны и великие пропагандисты науки. И что же плохого в том, что Одиэю удалось немного потеснить на телевизионных экранах (и даже на страницах бульварной прессы) скандально известных певцов и актеров?

Одиэй посмотрел на полку, где стояла “Серебряная антенна” – премия, которую он недавно получил за свой цикл телепередач “Вселенная”. Воспоминание о былом триумфе согрело душу и пробудило мысли о новых захватывающих планах. Сводить счеты с жизнью расхотелось окончательно…

4. Третье вторжение

В последующие дни не происходило ничего особенно интересного. Одиэй, как и прежде, каждый день ездил в университет, но уже только для того, чтобы передать дела и обрубить все концы.

Параллельно он готовился к судебному процессу, который должен был состояться через две недели. Разумеется, если решение об увольнении принималось на самом верху, ждать справедливости от суда не имело никакого смысла. Но Одиэй все же не хотел сдаваться без борьбы. И ради предков, конечно, тоже, но в основном ради Космической лаборатории и космического лифта.

Получив свое, Тау предпочел не нарываться на новые неприятности. Последователей у него также не нашлось. Пережив кратковременный приступ паники, Ханта слегка успокоилась и уже не говорила о срочном отъезде.

Из-за того, что увольнение освободило его от множества повседневных забот, Одиэю начало казаться, что вокруг стало как-то очень спокойно и тихо – словно выключился гудевший круглые сутки прямо под ухом промышленный вентилятор. Правда, выглядело это зловещим затишьем перед бурей – а бурей, конечно же, станет суд. Одиэй и представить себе не мог, какое событие на самом деле перевернет всю его жизнь – причем в самом скором времени…

Как-то утром, настроив газонокосилку-робота и собираясь вернуться в дом, Одиэй вдруг вспомнил, что еще не заглядывал сегодня в почтовый ящик. Идти до него было неохота, тем более что никаких писем Одиэй не ждал. Газеты он не выписывал, а журналы получал на почте. Что там может быть? Какой-нибудь рекламный буклет, не содержащий, как всегда, никакой полезной информации? Все же Одиэй нехотя подошел к ящику, висевшему на столбе рядом с калиткой, и, открыв его, обнаружил, к своему удивлению, довольно толстый пакет. “Вот так всегда, – подумал Одиэй. – Сюрпризы случаются, когда меньше всего их ожидаешь”. Повертев пакет в руках, он удивился еще больше, ибо не увидел на нем ни марок, ни печатей – только надпись: “Одиэю Одайо. Очень важно!” и внизу надпись: “Трюм Тренулар, Энулемия”. Странно… Зачем этому всемирно известному человеку отправлять ему какое-то странное послание? Невольно вспомнились слова Ханты насчет того, что скоро их дом попытаются взорвать. Может, это и в самом деле бомба? Оглянувшись на газонокосилку, которая с легким жужжанием ехала вдоль забора, оставляя за собой полосу короткой, идеально выровненной травы, Одиэй осторожно пощупал пакет, пытаясь определить, что в нем могло находиться. Судя по всему, внутри была пачка бумажных листов, проложенных для несминаемости картонкой. Нет, вряд ли это бомба. Хотя, конечно, отправитель мог насыпать туда какой-нибудь химической или бактериологической дряни…

Одиэю вдруг стало противно от своей трусости. Захлопнув с раздражением ящик, он вошел в дом, разрезал пакет ножницами и вытряхнул его содержимое на стол. Кроме внушительного по объему текста с какими-то схемами и графиками, послание содержало примерно десяток пронумерованных цветных фотографий. На некоторых из них различались расплывчатые контуры предположительно инопланетных летательных аппаратов, изредка появлявшихся в небесах Фараллии накануне Космической тревоги 3077 года. “Ну, вот – и он туда же, – разочарованно подумал Одиэй. – Как будто мало мне всяких сумасшедших энтузиастов-контактеров”. Он терпеть не мог эту публику, которая своими сенсационными статьями и бредовыми книжонками только компрометировала проблему поиска внефараллийского разума.

Впрочем, автор послания, возможно, и не имел намерения обратить Одиэя в свою веру. Во-первых, он не мог не знать, что это невозможно, а во-вторых… Почему этот человек не воспользовался электронной почтой? Может, он опасался, что ее могут взломать, и письмо прочитает кто-то другой? Да и обычной почте он доверял ничуть не больше. “Так у него еще и паранойя?” – подумал с усмешкой Одиэй, но письмо все-таки решил прочитать – из чистого любопытства. Интересно же, чего от него все-таки хочет сам Трюм Тренулар…

“Уважаемый Одиэй!

Это послание я не мог доверить почте, поскольку вероятность того, что вся приходящая на Ваше имя корреспонденция просматривается Королевской службой безопасности, весьма высока, а сведения, которые здесь содержатся, ни в коем случае не должны оказаться там. По этой же причине я не стал прибегать к электронным носителям информации. Должен признаться, что, отправив Вам этот текст, я подверг Вас серьезной опасности. Поэтому настоятельно прошу принять все меры, чтобы никто, кроме Вас, не прочитал его.

Сначала небольшое предисловие.

В 3077 году случилось событие, названное позднее Первой космической тревогой. Астрономы обнаружили небольшой астероид, угрожающий столкновением с Фараллией. Столкновение, как известно, удалось предотвратить совместными усилиями Литуранского королевства и Теллемунской империи. Не сомневаюсь, что подробности проекта “Перехват” Вам хорошо известны. Равно как не сомневаюсь и в том, что Ваше внимание тоже привлекли некоторые странности, связанные с астероидом Вагус. Об этих странностях написано уже много, поэтому напомню о них лишь вкратце.

После определения с высокой точностью орбиты астероида была предпринята попытка “раскрутить” ее в прошлое и отыскать Вагус на старых фотографиях звездного неба – тем более что его орбита напоминала орбиту астероида Кэлл, открытого в 3045 году и затем потерянного. Попытка эта окончилась неудачей, хотя фотопластинки, на которых должен был запечатлеться Вагус, нашлись.

Конечно, это можно было объяснить малой яркостью астероида. Но почему бы не предположить, что незадолго до того, как его нашли, Вагус изменил свою орбиту? Изменить он ее, разумеется, должен был под воздействием некоего негравитационного фактора, и случиться это должно было не так уж давно – самое большее несколько десятков лет назад. Единственным таким фактором могло стать столкновение с другим астероидом. Разумеется, на поверхности Вагуса должен был остаться след от этого столкновения. Под подозрение попал кратер, названный Ларамом. Он выглядит абсолютно свежим, и его диаметр составляет примерно сорок пять метров. Метеорит, образовавший его, был каменным. Скорость и массу последнего определить, конечно, трудно, но вряд ли он весил больше нескольких сотен тонн, да и скорость его не могла быть слишком большой. Исходя из этого, можно предположить, что после столкновения скорость Вагуса изменилась на несколько миллиметров в секунду. Это подняло (или опустило) бы его афелий и перигелий максимум на несколько десятков километров. Таким образом, существенно изменить орбиту Вагуса этот метеоритный удар не мог. А что он мог бы изменить?

В свое время от внимания исследователей ускользнула одна деталь. Вагус имеет довольно правильную для астероида такого малого размера форму, но все же разница в длине его полуосей довольно значительна. Сейсморазведка не обнаружила в нем пустот, поэтому расположение его центра масс можно вычислить без особого труда (см. рисунок 1). Удивительно, но если из центра Ларама опустить вниз линию, перпендикулярную поверхности в этом месте, она в точности пройдет сквозь центр масс астероида. Такое впечатление, будто метеорит специально ударил так аккуратно, чтобы не сообщить Вагусу вращательный момент. Разумеется, это могло быть случайностью. К тому же нам неизвестно, под каким именно углом ударил этот метеорит.

Но предположим, что случайностью это не было. Чем тогда объяснить необходимость создания на Вагусе нового кратера в дополнение к большому количеству уже существующих?

Известно, что вероятность падения на Фараллию астероида размером порядка километра весьма невелика – подобное событие может случиться примерно раз в миллион лет. И то, что это случилось на памяти наших отцов, выглядит очень странно – ведь их шансы стать свидетелями такой катастрофы были исчезающее малы.

Но вспомним: именно на семидесятые годы прошлого века пришелся всплеск наблюдений таинственных летающих объектов, имеющих, как некоторые не без оснований считают, внефараллийское происхождение. Впервые такой объект был замечен в 3071 году, хотя отдельные очень редкие появления таинственных летательных аппаратов отмечались несколькими десятилетиями раньше. Наиболее часто они появлялись в небесах Фараллии в 3076-3079 годах, когда каждый год происходило по несколько десятков встреч, некоторые из которых оказались весьма тщательно задокументированы (см. фото 1 – 12). По фотоснимкам и описаниям были сделаны реконструкции этих предположительно инопланетных машин (см. рисунки 2, 3).

После 3079 года волна наблюдений плавно сошла на нет. Последний раз аппарат, изображенный на рисунке 2, был замечен в 3083 году, а изображенный на рисунке 3 – в 2090. Есть некоторые основания полагать, что аппараты второго типа являются чистыми автоматами. К тому же после 3083 года не было зафиксировано ни одного случая контакта с пилотами неопознанных “самолетов”. Отсюда можно сделать вывод, что примерно в 3083 году инопланетная экспедиция покинула пределы нашей системы, оставив в окрестностях Фараллии небольшую автоматическую базу с кораблями-роботами, которые несколько лет спустя тоже прекратили полеты, может быть, из-за исчерпания ресурса.

Астероид Вагус был обнаружен в 2077 году – в разгар нашествия загадочных аппаратов. Это тоже могло оказаться случайностью, но здравый смысл вкупе с теорией вероятностей опровергают возможность совпадения по времени столь маловероятных событий (а по некоторым расчетам вероятность посещения Фараллии инопланетянами даже меньше вероятности падения километрового астероида). Почти несомненно, что Вагус был специально направлен к нашей планете. Для существ, освоивших технологии межзвездных полетов, немного подкорректировать траекторию столь небольшого небесного тела было бы довольно легко. Но, как бы ни были могущественны пришельцы, они все-таки не могли воздействовать на объекты материального мира так, чтобы на последних не оставалось никаких следов. Словом, у них не было многократно описанного фантастами “гравитационного луча”, которым можно было бы подтолкнуть астероид, не прикасаясь к нему. Косвенно это подтверждается и устройством их планетарных кораблей, явно использующих для полетов реактивную тягу.

Вероятно, на Вагусе были установлены ракетные (скорее всего, ионные или плазменные) двигатели, причем установлены не прямо на грунте, а на некоей длинной конструкции, похожей на башню. Преимущество такого решения в том, что контакт с поверхностью астероида возникает лишь в одном месте – там, где находится основание башни. К тому же с помощью двигателей, установленных на конце гигантского “рычага”, воздействовать на астероид было бы проще. Во всяком случае, это облегчило бы временную остановку или замедление его вращения вокруг оси, что могло упростить коррекцию орбиты.

Помимо этого, башня могла понадобиться для размещения баков с рабочим телом и громоздких источников энергии. Да и сами двигатели необходимой для управления Вагусом тяги имели бы слишком большие размеры, что сделало бы невозможным их размещение на астероиде.

Предполагаемый вид башни приведен на рисунке 4. Как видите, она напоминает башню с прожекторами вроде тех, что есть на стадионах. Ее длина могла достигать нескольких сотен метров.

Вероятно, для коррекции орбиты Вагуса понадобилось несколько месяцев, а возможно, и лет. За такое время фараллийцы вполне могли обнаружить его, так что инопланетяне пошли на определенный риск. Хотя, конечно, они могли принять меры по уменьшению яркости астероида – например, прикрыв его идеально черным экраном, для поддержания которого могла пригодиться все та же двигательная башня.

Сослужившая свою службу башня была отстыкована от Вагуса, но на поверхности последнего оставался след от ее основания. Его необходимо было ликвидировать. Если не прибегать к неким совершенно фантастическим технологиям, сделать это можно было одним единственным способом – создать на этом месте метеоритный кратер. Конечно, требовалось нацелить выбранный для обстрела Вагуса метеороид с исключительно высокой точностью, да еще и добиться того, чтобы полученный астероидом импульс не сбил его с траектории, ведущей к Фараллии – но это все проблемы чисто технические. Возможно, каменный снаряд, ударив по Вагусу, окончательно направил его к цели.

Работа пришельцами была проделана, что и говорить, ювелирная. Но каков был ее смысл? Зачем им было направлять на нашу планету астероид? Чтобы уничтожить человечество? Но Вагус для этого не очень велик – его падение привело бы всего лишь к катастрофе регионального масштаба. Выжженная пустыня в радиусе нескольких десятков километров от места взрыва, и год-другой без лета – вот и все последствия. Примерно то же случилось после взрыва вулкана Унгу-Кунг в 2798 году. Та катастрофа хоть и стала причиной серьезных климатических и, как следствие, социальных катаклизмов, но была нами все же благополучно пережита.

Возможно, пришельцы хотели прощупать наши возможности в деле отражения агрессии. Непонятно правда, зачем им понадобилась эта промежуточная ступень – ведь можно было бы выбрать астероид большего размера и покончить с разумной жизнью на Фараллии одним ударом. Угроза же падения Вагуса только заставила нас лихорадочно совершенствовать космические технологии, и в конечном итоге помогла нам отбить вторую, гораздо более опасную атаку, организованную в 3119 году.

Мы можем только догадываться, что послужило причиной столь странной ошибки инопланетян. Но сорок с лишним лет спустя они попытались ее исправить. На этот раз они выбрали не астероид, а гораздо большую по размерам комету, поскольку обнаружить комету нам было бы труднее – и случилось бы это лишь незадолго до столкновения. К тому же и процедура перехвата кометы, движущейся с огромной скоростью и с большим наклонением к плоскости эклиптики, чрезвычайно сложна.

К счастью, планы пришельцев расстроило случайное событие, которое они, вероятно, могли предусмотреть, но не смогли предотвратить. На комете произошло мощное выделение внутренней энергии, и огромное облако исторгнутого в пространство материала сделало ее гораздо более яркой, в результате чего наши астрономы смогли заметить ее за шесть лет до близкого пролета рядом с Фараллией. Заметь они ее хотя бы годом позже – и нас уже ничто не спасло бы, кроме, возможно, термоядерных взрывов.

Созданная выбросом реактивная тяга слегка отклонила траекторию кометы Кримба-4, в результате чего последняя должна была пройти примерно в пятнадцати тысячах километрах от поверхности Фараллии, что, конечно, тоже было крайне опасно. Стараниями экспедиции, организованной двумя сверхдержавами, это расстояние удалось довести до ста тысяч километров, что практически полностью обезопасило не только Фараллию, но и находящиеся в ее окрестностях космические аппараты, а также базы на Анемаре и Скерабане.

Почему же инопланетяне не сделали попытку исправить траекторию кометы? Можно предположить, что взрыв вывел из строя их технику и привел к гибели части самих инопланетян.

Могло, правда, оказаться и так, что взрыв организовали сами пришельцы – для того, чтобы, как и в случае с Вагусом, скрыть следы своего присутствия на комете. Возможно, они слегка просчитались, и взрыв не смог придать комете нужную скорость. Подкорректировать ее траекторию после этого уже не представлялось возможным – ведь для этого пришлось бы снова устанавливать на ней двигатели, а потом снова уничтожать их следы с помощью нового взрыва. А ведь пришельцы не могли не знать, что комета обнаружена, и теперь фараллийцы пристально следят за ней. Ее непонятные рыскания в пространстве, а потом новое извержение вещества показались бы им крайне подозрительными.

Теоретически Кримба-4 могла оказаться на траектории столкновения и совершенно случайно. Это хоть и крайне маловероятно (ведь падения на Фараллию тел такой массы случаются раз в десятки миллионов лет), но все же не невозможно. Однако в случайности такого события заставляет усомниться то, что с ним идеально совпала новая волна наблюдений неопознанных объектов, продолжавшаяся с 3117 по 3125 годы.

Что интересно, внешний вид этих аппаратов (см. рисунки 5 – 7) существенно отличался от вида планетарных кораблей времен Первой космической тревоги. Если последние напоминали сильно усовершенствованные фараллийские самолеты вертикального взлета, то вторые уже не использовали для полетов аэродинамические силы и реактивную тягу. Что ж – в глубинах Галактики прогресс тоже не стоит на месте…

Один такой аппарат с антигравитационным двигателем едва не был захвачен в 3119 году (обратите внимание на дату!) во время войны между Умблом и Северным Тартигором. Я не буду углубляться в описание этого случая – исчерпывающую информацию о нем Вы можете найти в книге Арно Арвала “Иной разум”.

Со времен тех событий прошло больше двадцати лет, и теперь, похоже, мы становимся свидетелями третьего вторжения инопланетян. С начала прошлого года в разных частях мира зафиксировано уже больше двух десятков свидетельств очевидцев, видевших неопознанные летательные аппараты, очень напоминающие планетарные корабли времен Первой космической тревоги. Конечно, следует дождаться появления хотя бы одного четкого фотоснимка, но, судя по описаниям, между этими аппаратами и теми, что летали над Фараллией шестьдесят лет назад, есть поразительное сходство. Они имеют крылья и издают шум, похожий на шум, исходящий от реактивных самолетов.

Разумеется, то, что пришельцы опять используют эту устаревшую технику, выглядит очень странным. Возможно, вновь начала действовать законсервированная база, оставленная первой экспедицией. В пользу этого свидетельствует то, что частота появления этих объектов примерно на порядок меньше, чем в начале первой волны. Наверное, осталось этих аппаратов немного.

Есть, конечно, и другое объяснение их появления. Возможно, это экспериментальные военные машины одного из фараллийских государств (не обязательно Литуранского королевства и Теллемунской империи). В пользу этой гипотезы говорит их малочисленность (возможно, все очевидцы видели один-единственный аппарат), а также то, что их характеристики не являются недосягаемыми для современной техники – или, по крайней мере, для техники недалекого будущего. Шестьдесят лет назад было иначе – даже наши самые совершенные самолеты не смогли бы повторить то, что проделывали в небесах и в ближнем космосе корабли инопланетян. У нас, правда, и сейчас нет таких самолетов, но они могли бы появиться в ближайшие десятилетия.

Шестьдесят лет назад наблюдения неопознанных объектов тоже иногда пытались объяснить испытаниями сверхдержавами новой авиационной техники. Но в те времена такой техники просто не существовало; к тому же никому не пришло бы в голову испытывать сверхсекретные машины над территорией других стран. И у Теллемуна, и у Литурании для этого достаточно своих необъятных пространств.

Но если нынешние “сверхсамолеты” созданы в какой-то третьей стране, то все логично. Стран, теоретически способных на такое, всего несколько, и все они имеют столь небольшие размеры, что в их границах гиперзвуковым аппаратам было бы слишком тесно.

Учитывая малый объем фактического материала, собранного о “сверхсамолетах”, я бы, наверное, пока остановился именно на этой, удобной во всех отношениях гипотезе. Однако сделать это мне мешают следующие обстоятельства.

Предположим, что все-таки имеет место не ввод в строй законсервированной базы, а прибытие новой экспедиции. Предположим также, что тактика пришельцев не изменилась, и они вновь собираются обрушить на Фараллию некий астероид или комету. В таком случае можно попытаться обнаружить признаки проводимых на этом небесном теле подготовительных работ. Расчеты показывают, что это хоть и трудно, но все же выполнимо.

До сих пор люди замечали лишь небольшие планетарные корабли инопланетян. Нет никаких сомнений, что эти корабли были доставлены в нашу систему на борту одного или нескольких больших межзвездных кораблей. Мы не знаем, каков принцип действия этих кораблей, но интуитивно понятно, что маленькими они быть не могут. Вероятно, их размеры составляют величину порядка нескольких сотен метров. Объект такого размера вполне реально зафиксировать с помощью телескопа средней мощности, по крайней мере, на расстоянии пояса астероидов. Возможно, сам корабль не будет приближаться к астероиду, но возводимые на поверхности последнего огромные конструкции наподобие упоминаемой выше двигательной башни все равно изменят оптические характеристики небесного тела.

Мною была предпринята попытка найти признаки деятельности инопланетян в нашей системе. Телескоп, с помощью которого велись поиски, представлен на фото 13. Это рефлектор с диаметром зеркала полтора метра, установленный на Анемаре. Наблюдения велись в оптическом и инфракрасном диапазонах. Среди нескольких тысяч астероидов наше внимание привлек один – 3134-88. Это единственный пока известный астероид, находящийся в одной из треугольных точек либрации на орбите Фараллии. По размерам он сравним с Вагусом, но, в отличие от последнего, относится к силикатным астероидам. Открыли его всего пять лет назад.

Примерно полгода назад нами был отмечен кратковременный выброс с поверхности астероида некоего газа, который оказался углеродом. По нашим расчетам, выброшено его должно было быть несколько тонн. Более пристальное наблюдение выявило изменение яркости некоторых участков астероида. Подчеркиваю – это не было следствием вращения последнего вокруг оси. Наконец, недалеко от астероида был обнаружен и сфотографирован объект диаметром примерно сто метров (см. фото 14, 15). Он двигался как естественный спутник по орбите радиусом около трех километров, но вскоре исчез.

Конечно, точный диаметр этого псевдоспутника оценить довольно трудно. Вышеназванная оценка получена в результате применения стандартной процедуры, применяемой по отношению к оценке размеров астероидов – то есть сравнения их сигнатур в видимом и инфракрасном свете. Но если это искусственный объект, температура поверхности которого может регулироваться, то его истинные размеры могут оказаться совершенно иными. Был ли это инопланетный звездолет? Кто знает…

Астероид 3134-88 не посещался межпланетными станциями, и полетов к нему не планируется, так что выяснить, что же происходит на нем и в его окрестностях, мы пока не можем.

Поэтому я решил организовать к нему пилотируемую экспедицию. Космический корабль уже практически готов, осталось сформировать экипаж. Поскольку главной целью экспедиции является контакт с внефараллийским разумом, я считаю, что на борту должен присутствовать специалист в области поиска инопланетных цивилизаций. И лучшей кандидатуры, чем Вы, я не вижу. У Вас есть месяц для раздумий, по истечении которого я пошлю Вам официальное предложение по электронной почте. Вы должны ответить на него – желательно не сразу, а спустя день-два. Но предупреждаю: Вы не должны упоминать об истинной цели полета и о содержании этого письма, равно как и о самом письме. Официально мы отправляемся на Умпер – как и было мною объявлено еще несколько лет назад.

Даже если я ошибаюсь в своих предположениях, и мы не найдем на астероиде 3134-88 никаких следов пришельцев, все же наша экспедиция окажется небесполезной с научной точки зрения.

Ну, и последнее. Моя просьба хранить в тайне содержащиеся в этом письме сведения объясняется не паранойей, а трезвым осознанием реального положения вещей. Более подробные разъяснения Вы получите при нашей очной встрече – если она состоится. Если же нет – прошу считать, что никакого письма не было, и Вы о моих планах ничего не знаете.

С уважением,

Трюм Тренулар”

Одиэй перелистнул страницы и бегло перечитал письмо. Потом еще раз просмотрел рисунки и фотографии. Чем-то эта гипотетическая двигательная башня, торчавшая из дырчатой глыбы Вагуса, напоминала космический лифт между Фараллией и ее спутником. Но сходство было, разумеется, пародийным, и вызывало только презрительную усмешку.

Да и остальные представленные в письме “доказательства” бурной деятельности в солнечной системе зловредных пришельцев выглядели весьма жалко. О “суперсамолетах” и говорить нечего – считать засекреченные экспериментальные образцы новой авиационной техники планетарными кораблями каких-то там инопланетян могли только люди, у которых навязчивая мысль о первом контакте затмила разум. Кстати, именно на времена Первой космической тревоги пришелся бум разработок самолетов вертикального взлета и посадки. Разумеется, летать с гиперзвуковыми скоростями, совершать невероятные маневры и покидать плотные слои атмосферы эти аппараты не могли, так что очевидцы явно преувеличивали их летные качества.

В своей лихо написанной бульварной книжонке Арно Арвал не удосужился привести ни одного поддающегося надежной проверке факта. Возможно, во время того боя и в самом деле произошло нечто экстраординарное, но совсем не обязательно, что к этому имели отношение именно инопланетяне. Наверное, солдаты и офицеры противоборствующих армий стали свидетелями падения и эвакуации какого-то новейшего вертолета или конвертоплана, принадлежащего Литуранскому королевству или Теллемунской империи. Понятно, почему этот случай держится в секрете – ведь официально сверхдержавы не отправляли свои войска ни в Умбл, ни в Северный Тартигор.

Итак, что же остается? Интересные спекуляции насчет двигательной башни и случившегося с кометой Кримба-4 происшествия – и еще фотографии некоего объекта в окрестностях астероида 3134-88.

Да, фотографии (если они подлинные) – это уже кое-что. От них так просто не отмахнешься. И все же… Сам астероид на них выглядел слабенькой звездочкой. А уж “инопланетный корабль” и вовсе казался пылинкой. Чисто теоретически это и в самом деле мог быть искусственный объект. Но почему нельзя допустить, что у 3134-88 есть естественный спутник? Объект, правда, вскоре исчез, но удивляться здесь нечему – ведь обнаружен он был на пределе возможностей телескопа.

Кроме шаткости доказательств, собранных в письме, у Одиэя была и другая причина не принимать написанное Тренуларом всерьез. Слишком уж абсурдно выглядело поведение пришельцев. Если они и вправду хотят очистить Фараллию от людей и взять ее себе (малоправдоподобно, хотя и не невозможно), то устраивать раз в несколько десятков лет падения астероидов и комет – это наименее эффективный способ из всех, который они могли бы выбрать для достижения своей цели. Проще было бы, наверное, спровоцировать на планете ядерную войну. А если все-таки бомбить Фараллию космическими телами, то сделать надо было все совершенно по-другому. Никаких разведок боем – только внезапный массированный удар, как минимум, пятью-шестью “снарядами” десятикилометрового калибра! Вот тогда фараллийцев ничего бы не спасло. Конечно, последние легко догадались бы, что атаку организовали некие разумные силы, но какое это имело бы значение? А судя по тому, как эти предполагаемые инопланетяне действовали в реальности, главное, что их заботило – это чтобы на Фараллии думали, будто астероиды и кометы сходят с орбит и валятся с неба исключительно сами собой, без всякого постороннего вмешательства. Нет, чепуху написал Тренулар…

Одиэй снова взял письмо и перечитал абзац, в котором автор сообщал о подготовленной им пилотируемой экспедиции к астероиду. Пожалуй, именно это являлось наиболее интересным. Трюм Тренулар, эксцентричный мультимиллионер из Энулемии, может и был слегка сумасшедшим, но слов на ветер не бросал и все свои удивительные проекты всегда доводил до конца. Его маленький корабль для полета на Умпер сейчас и вправду достраивался на Анемаре. И одно место в экипаже действительно оставалось вакантным.

Почему бы, собственно говоря, и не принять предложение знаменитого энулемца? Его вздорная гипотеза, конечно, не подтвердится, но разве плохо было бы поучаствовать в таком грандиозном проекте, как полет к астероиду? Помимо прочего, какой это будет великолепный реванш за изгнание из университета! Ампуэльт вновь ощутит себя полным дерьмом. Хотя к черту Ампуэльта – он слишком ничтожная цель для мести…

Полет, правда, продлится долго – не меньше года. “Выдержу ли я столько? – подумал с беспокойством Одиэй. – Вернее, выдержать-то выдержу, но смогу ли потом вернуться к фараллийской тяжести?”

Он вывел на монитор первое попавшееся изображение создаваемого Тренуларом корабля. Последний был невелик, и приспособить его для создания искусственной гравитации даже не пытались… Но, в конце концов, рекорд пребывания в невесомости составляет два года. И если добросовестно, от и до, выполнять во время полета все рекомендации космической медицины, Фараллия его не убьет.

Да, Фараллия, конечно, не убьет… Ну, а пришельцы? Ведь есть же некоторая вероятность того, что Тренулар окажется прав. “А что тебя, собственно говоря, так пугает? – спросил себя Одиэй. – Не ты ли совсем недавно собирался уйти в мир иной по доброй воле? И вообще, будь тверд в своей вере. Пришельцев нет и взяться им неоткуда. Да и Тренулар, наверное, не самоубийца. Значит, он и сам не относится серьезно к тому, что написал”.

Одиэй медленно повернул кресло и окинул взглядом стены кабинета. Стен, собственно, видно практически не было – их заслоняли многоэтажные полки с тысячами книг. Некоторые из них Одиэй прочитал еще в детстве, и они стали памятными вехами на его жизненном пути. Да и не только вехами. Ему всегда было скучно с людьми, и эти книги стали его единственными друзьями.

Он встал и, подойдя к одной из полок, с нежностью провел пальцами по истрепанным корешкам… Потом опустил руку и, отвернувшись к окну, попытался понять, чем вызван этот странный порыв. Какое отношение инопланетяне имели к прочитанным в детстве книгам, зачастую предельно далеким и от космоса, и от поисков разумной жизни во Вселенной? В общем-то, Одиэй понимал, какое, но словами эту неуловимую связь описать затруднялся. Ему потребовалось основательно поднапрячься, чтобы сформулировать для себя весьма приблизительный ответ на вопрос, в чем тут дело.

Все-таки в глубине души он немножко верил в то, что существа из другой звездной системы находятся где-то рядом – на этой планете или в ее ближайших окрестностях. Они, эти существа, могли походить на людей. Они даже могли быть в высшей степени гуманными. Но все равно они воспринимались как нечто бесконечно чужое и зловещее, как некая деперсонифицированная темная сила, пронизывающая космический вакуум, словно темная энергия, и отклоняющая историю человечества от ее естественной траектории. Этой силе нечего было противопоставить – разве что попытаться забыть о ней, сделать вид, что ее не существует, уйдя с головой в спасительный мир таких близких и таких родных произведений лучших фараллийских писателей. Тот же Кадо Кампиэль в своих веселых стихах и пьесах писал о чем угодно, только не об угрозе из космоса. А появись вдруг такая угроза – пронзил бы ее шпагой своего остроумия, словно лучом света. Как же современному миру не хватает такого гения…

Одиэй вдруг заметил, что газонокосилка стоит неподвижно. Видимо, аккумулятор сел… Хотя нет – в таком случае она подъехала бы к зарядной станции. Одиэй вернулся к столу и взял пульт дистанционного управления. Понажимав кнопки и убедившись, что толку от этого нет, он надел вместо тапок сандалии, захватил на всякий случай перчатки и вышел из дому.

Ярко-красная, обтекаемой формы газонокосилка, похожая на сильно увеличенный пылесос, весело поблескивала на солнце и выглядела прямо как на рекламной фотографии. Присев на корточки, Одиэй поставил машинку на бок и тщательно осмотрел. Так… Колеса целы, и трехлепестковые ножи, способные измельчать срезаемую траву почти в порошок, не сломаны и не погнуты. Наверное, мотор вышел из строя. Или что-то случилось с электроникой. В любом случае потребуется ремонт со вскрытием, и хорошо, что гарантия еще действует.

Одиэй с ностальгией вспомнил, как они с Хантой и Эгни ездили в прошлом году покупать это чудо техники. Большие покупки всегда поднимают настроение, а толчея в огромных торговых центрах позволяет ощутить себя неотъемлемой частью всего народа, как это случается на избирательных участках в день выборов. К тому же возникла иллюзия, будто вернулись старые добрые времена, когда они с Хантой еще души не чаяли друг в друге, и везде ходили вместе, держа за руку своего маленького сына. Эгни, правда, с тех пор изрядно подрос, и больше не держал родителей за руку, но в остальном как будто ничего не изменилось. Прямо идеальная семья…

Тяжело вздохнув, Одиэй поставил газонокосилку на колеса, поднялся с корточек и, глянув на часы, прикинул, стоит ли ехать в ремонтную мастерскую прямо сейчас. Ему захотелось дождаться жену и сына, чтобы, как в тот раз, взять их с собой. Впрочем, едва ли они согласятся – можно даже заранее предположить, какие у них будут отговорки… Одиэй оглядел подстриженный примерно на три четверти газон и, повинуясь внезапно возникшему непреодолимому желанию, посмотрел прямо в зенит. Там, в промежутке между двумя мягкими и белыми, как вата, облаками, висела неподвижно какая-то едва заметная темная точка. Выглядела она до того невинно, что поначалу не вызвала у Одиэя никакой тревоги. До него не сразу дошло, что небесный свод – это не комнатный потолок, и никакие пятна и точки сами собой на нем держаться не могут. Уже чувствуя недоумение, Одиэй попытался прикинуть, чем это может быть. Самолет двигался бы, а не стоял на месте – значит, не самолет. Вертолеты на такую высоту забираются редко. Воздушный шар относило бы ветром – а свисающего к земле привязного троса не видно… Дирижабль? Опять же, высота великовата, да и зачем дирижаблю зависать неподвижно над этим местом? Что здесь для него может быть интересного?

Стоп. Интересное-то как раз есть – и именно в этом месте. Одиэй похолодел от мысли, что некие неизвестные могли прийти по его душу. Вероятно, они каким-то образом узнали содержание тайного письма Тренулара, и решили воспрепятствовать осуществлению дерзкого замысла.

При мысли о том, что всего в нескольких километрах от него находится инопланетный корабль с живыми инопланетянами на борту, Одиэю стало жутко. Он представил, как они внимательно разглядывают его с высоты – одинокого и совершенно беспомощного, и решают, что с ним делать. Хотя, возможно, все уже давно решено, и они просто поджидали удобного момента, чтобы схватить его. И вот – дождались. Наверное, газонокосилку вывели из строя тоже они – чтобы выманить его из дома. Ну, не сломалась же она случайно именно в тот момент, когда они появились…

Одиэй почувствовал, как его охватывает паника. Что делать? Закрыться в доме? Не поможет. Убежать куда-нибудь? Позвать людей? Вызвать полицию?

“К черту! – подумал Одиэй, сжав руки в кулаки. – Никуда не побегу. Нет никаких пришельцев. А если и есть – пускай приходят. В конце концов, не мне от них прятаться – я же главный специалист по контактам на этой планете!”

Наверное, начни точка увеличиваться, превращаясь в идущую на посадку реальную металлическую конструкцию, мужество все же оставило бы Одиэя, но, к счастью, она начала медленно уходить в сторону. Минуты через две стало окончательно ясно, что она удаляется. Боясь поверить в свое счастливое спасение, Одиэй следил за этим странным объектом, пока не заметил, что тот как будто начал опускаться. Любопытство пересилило страх, и Одиэй, выйдя за калитку, направился туда, куда, по его прикидкам, должен был сесть аппарат.

Последний мог двигаться по прямой, но Одиэй вынужден был идти по дорогам и тропинкам, которые отнюдь не всегда вели в нужном направлении. Вскоре он оказался довольно далеко от дома, в пустынной местности, где проходила железная дорога. Объект опустился уже так низко, что временами скрывался за деревьями.

Еще издали Одиэй услышал слабое шипение выходящего пара и приглушенный звук паровозного гудка. Надеясь опередить приближающийся поезд, он прибавил шагу, но это не помогло – длинный, как улица, товарный состав загромыхал по рельсам, преградив путь к месту посадки. “Ладно – это все равно ненадолго”, – подумал Одиэй и начал считать вагоны, катившиеся под слегка закопченным небом. На третьем десятке он сбился со счета и стал просто ждать. Платформы с контейнерами кончились, их сменили цистерны с пропаном. У Одиэя возникло инстинктивное желание отойти подальше от путей… Интересно, что подумали бы о фараллийской технике настоящие инопланетяне, увидев этот растянувшийся километра на полтора состав? Хоть кабина древнего паровоза и набита современной электроникой, а уголь в топку там подает вовсе не кочегар, но снаружи-то всего этого не видно. По-видимому, пришельцы могли констатировать парадоксальную разницу в уровне развития между наземным и космическим транспортом фараллийцев.

Далекого паровоза уже не было слышно – только мерно, двойными ударами, били по стыкам диски вагонных колес. Наконец, казавшийся бесконечным поезд закончился и стал удаляться. На фоне быстро стихающего металлического грохота послышалось гудение, которое могло бы показаться зловещим, если бы не был виден его источник. С чувством невероятного облегчения Одиэй подошел к стоявшему на пустой дороге пикапу, в кузов которого только что сел небольшой квадрокоптер. Стоявшие рядом молодые люди – судя по всему, студенты – выглядели самыми обычными фараллийцами, а не гостями из космоса.

– Здравствуйте! – немного смущенно сказал Одиэй. – Интересная у вас машинка.

– Здравствуйте, господин Одайо, – с еще большим смущением ответил парень, державший пульт управления, похожий на игровую консоль. – Это наша собственная разработка. Мы из универа. Факультет “Авиационная техника”.

Одиэй пожал ему и двум его товарищам руку. Ему, конечно, неловко было признаваться в своей ошибке, которая выглядела теперь совершенно нелепой. Он хотел сказать, что просто проходил мимо, но вовремя вспомнил о видеокамерах, установленных на дроне, и решил вообще не касаться причин своего появления здесь, организовав поспешное блиц-интервью. Студенты охотно рассказали о своем аппарате, который собирались показать на одном из ближайших аэрокосмических салонов.

Обратно Одиэй шел в приподнятом настроении. Пожалуй, этот поучительный случай можно будет описать в какой-нибудь книге или статье, посвященной наблюдению различных неопознанных объектов. Хорошо, что истинная природа загадочной “точки” оказалась довольно быстро установлена. Ну, а если бы он не погнался за ней, или пришел бы на место посадки чуть позже, не обнаружив там ни студентов, ни пикапа? Так бы и вздрагивал, наверное, всю оставшуюся жизнь от крамольной мысли: “А вдруг?!”

Газонокосилка стояла на том же месте. Твердо решив сейчас же отвезти ее в ремонт, Одиэй вошел в дом и, открыв дверь в свой кабинет, оцепенел от ужаса.

За столом сидел Эгни и держал в руках письмо Трюма Тренулара. Медленно, на ватных ногах, Одиэй приблизился к сыну, который повернул к нему кресло и, глубоко вздохнув, сказал:

– Папа, не соглашайся на это.

Одиэй понимал, что кричать и ругаться бессмысленно – непоправимое случилось из-за его собственной оплошности. Черт… Ну, и что теперь делать?

– Неужели ты веришь в эту чепуху? – спросил он, постаравшись придать себе беззаботный вид.

– Верю, – тихо ответил Эгни.

– Выйдем на улицу – мне неудобно здесь разговаривать.

Эгни посмотрел на него с удивлением, но потом догадался, что отец намекает на жучки Королевской службы безопасности, и вышел из кабинета. Засунув письмо в ящик стола и заперев ящик на ключ, Одиэй вытер пот со лба и, оглянувшись на свои старые книги, словно те могли ему что-то посоветовать, присоединился к поджидавшему его у калитки Эгни.

– А чего косилка там стоит? – спросил тот.

– Сломалась, – ответил Одиэй. – Надо в ремонт везти.

Понимая, что поступает глупо, он все же не выдержал и посмотрел вверх. Нелепый страх вновь увидеть там нечто подозрительное оказался напрасным – никакие неопознанные объекты над головой не висели.

Недолго думая, Одиэй направился по только что пройденному маршруту.

– Как это письмо к тебе попало? – спросил Эгни.

– Нашел сегодня в ящике. Кто-то подбросил рано утром. А может, поздно вечером.

– Он что – рехнулся? А если бы письмо открыл кто-нибудь другой? А если бы к тебе пришли с обыском и нашли его?

– Стало быть, его это не сильно волнует.

– И что ты собираешься делать?

– Не знаю. Пока что склоняюсь к тому, чтобы принять его предложение. Но, возможно, еще и передумаю. За месяц многое может случиться.

– А зачем тебе туда лететь, если ты не веришь во все это?

– Мне надо будет чем-то заняться после ухода из университета. Участие в межпланетных полетах – не самый худший вариант. Тем более что я всегда об этом мечтал. Да и здоровье пока позволяет.

Подумав, Одиэй добавил:

– К тому же Тренулар – интересный типчик. Было бы неплохо познакомиться с ним поближе.

– Ты уверен, что он не псих? – спросил Эгни, усмехнувшись. – А то ведь он такое иногда вытворяет…

– Человек со странностями – это верно, – согласился Одиэй. – Но, я думаю, он просто играет на публику. Во всяком случае, письмо писал вовсе не сумасшедший.

Он посмотрел на сына и с удивлением спросил:

– А чего ты так про него? Он же тебе вроде нравился. Ты даже им восхищался.

– Триллия мне тоже нравится, – ответил Эгни. – Но только в клипах. Жить с такой мне бы не хотелось.

– Да я, вообще-то, жить с ним и не собираюсь, – засмеялся Одиэй. – А что касается времени в корабле… Я думаю, мы как-нибудь друг друга перетерпим.

Они прошли мимо маленькой автомастерской, рядом с которой остановился для замены проколотой шины серебристый “данпаран”. Его хозяин стоял в сторонке и курил, искоса наблюдая за тем, как механики делали свое дело. Сценка привычная, как все в этой жизни… И вновь Одиэй ощутил какую-то непонятную связь между увиденным и той инопланетной угрозой, о которой писал Тренулар. Это ощущение вызывало такой же дискомфорт, как забытое слово, которое мучительно стараешься вспомнить – и не получается… Чувствуя, что с наскока разобраться в себе не выходит, Одиэй сказал:

– Сегодня со мной случилась дурацкая история.

– Какая? – спросил Эгни с любопытством.

Одиэй поведал ему о загадочной точке, предельно откровенно описав все свои переживания.

– Вот так, – добавил он напоследок. – Отсюда мораль – надеюсь, догадываешься, какая.

Эгни, слушавший его с напряженным вниманием, быстро, и даже как будто со злостью, ответил:

– Догадываюсь. Только если у тебя мания преследования – это не значит, что за тобой никто не следит. Ну, выяснил ты, что в данном конкретном случае это были не пришельцы. И что? Как это опровергает то, о чем пишет Тренулар?

– Никак, – ответил Одиэй. – Но это говорит о том, что при встрече с неизвестным нужно соблюдать осторожность и не делать скоропалительных выводов.

– А где ты увидел в его письме скоропалительные выводы? По-моему, там все тщательно продумано.

– Ну, выводы, может, и не скоропалительные, но все равно глупые. Объясни мне, зачем пришельцам сбрасывать на Фараллию по небольшому астероиду раз в несколько десятков лет? Уничтожить нас можно и другими – гораздо более эффективными, способами.

– А кто сказал, что они хотели нас уничтожить? Может, на самом деле все было не так, как кажется? Тренулар об этом тоже, кстати, мельком упомянул… По-моему, они не собираются сбрасывать этот астероид на Фараллию. Вагус и Кримба не были нам известны, а тот астероид уже открыт. За ним постоянно следят, и эффекта неожиданности не будет. Они там чем-то другим занимаются. Наверное, там просто их база.

– Ну, вот и узнаем точно, что там такое.

– Так они вам и позволят!

– А что они сделают? Стрельбу откроют?

– Не знаю. Но в любом случае лучше туда не соваться.

Впереди показался железнодорожный переезд. Его открытые шлагбаумы походили на зенитные орудия, задравшие вверх полосатые стволы.

– Я не думаю, что нам чем-то грозит их присутствие, – ответил Одиэй. – Для них уничтожить нас означает выдать себя с головой. Поэтому едва ли они будут вести себя столь неразумно.

– А если им уже все равно – обнаружат их или нет? Если они решили играть в открытую?

– Тем лучше. Нас угостят чаем и отправят восвояси. Может быть, даже и с подарками.

Но Эгни было явно не до шуток.

– А что, если они решили скрываться только до тех пор, пока мы их не найдем? – сказал он. – Вы туда прилетите – и всё! Они пойдут на открытый контакт.

– И что же в этом плохого?

Со стороны переезда послышался звонок, после чего шлагбаумы опустились, а узкие стальные крышки заградителей встали под углом. Было похоже, что противник все-таки высадил парашютный десант, и зенитки приготовились бить по наземным целям… В ожидании поезда Эгни и Одиэй остановились возле самых шпал.

– Ты, наверное, думаешь, что я только и мечтаю об этом, – сказал Эгни, с угрюмым видом глядя на рельсы перед собой. – А вот и нет. Первый контакт – это, конечно, хорошо. Но пусть он случится когда-нибудь потом, лет через сто или двести. А лучше еще позже. Чтобы мы сами успели многого достичь. Я не хочу, чтобы они пришли и повернули всю нашу историю куда-то не туда. Мы все-таки должны идти своим путем. Поэтому я хочу, чтобы они оставили нас в покое. Пусть изучают нас издали, но не вмешиваются в нашу жизнь. А лучше… Лучше бы их вообще не было!

В голосе Эгни появилась такая жгучая ненависть, что Одиэй даже вздрогнул.

– Может, ты и прав, – сказал он, помолчав. – А может, и нет. Но в любом случае от нас тут ничего не зависит. Инициатива в их руках. Если они захотят контакта – они пойдут на контакт. А если нет – мы можем сколько угодно гоняться за ними по всей солнечной системе, но так с ними и не столкнемся. Поэтому наш полет тут ровным счетом ничего не изменит.

Одиэй ожидал, что сейчас мимо них пройдет целый состав, но по рельсам промчался всего лишь одинокий маневровый тепловоз. Шлагбаумы вновь поднялись.

– Вон там стоял их пикап, – сказал Одиэй, указав на то место, откуда студенты запускали свой квадрокоптер.

– А может, это были все-таки пришельцы? – с ухмылкой спросил Эгни. – Замаскировались под людей, и к своему антигравитационному беспилотнику для вида приделали винты…

– Да они, наверное, даже и не уехали – просто стали невидимыми, – в тон ему ответил Одиэй. – Так что пойдем отсюда от греха подальше.

Делать здесь было и вправду нечего, и они отправились домой.

– Значит, все-таки летишь? – спросил Эгни.

– Лечу, – слегка виновато ответил Одиэй.

– И тебе что – совсем не страшно?

– А чего я должен бояться? В космос люди летают давно, техника вся отработана. До Анемара, во всяком случае, доберусь без особого риска. Ну, а там… Корабль Тренулара у меня полного доверия не вызывает, но он же, в конце концов, сам на нем полетит! А на самоубийцу этот прожигатель жизни совсем не похож.

– Ну, а пришельцы?

– Опять двадцать пять! Я тебе уже говорил, что…

– Но подожди! – перебил Эгни. – Допустим, вы подлетите к астероиду так незаметно, что они не успеют эвакуироваться и демонтировать свои устройства. Им тогда просто ничего не останется, кроме как уничтожить вас!

– Я не думаю, что они стали бы размещать на этом астероиде какие-то стационарные сооружения, – ответил Одиэй. – Мне кажется, он не очень подходит для главной базы, так как слишком маленький и слишком привлекающий наше внимание из-за своего положения. Максимум, что там может быть – аэродром подскока. Если во время нашего прилета там и будет находиться какой-нибудь корабль, увести его будет нетрудно. А средства наблюдения за пространством у них, я думаю, на высоте – так что засекут они нас еще издали.

Видимо, прозвучало это достаточно убедительно, поскольку Эгни замолчал – то ли соглашаясь, то ли взяв паузу на раздумье.

– Я надеюсь, про письмо ты никому не скажешь – даже маме, – добавил Одиэй.

– Не скажу, – ответил неохотно Эгни и, помолчав, спросил:

– А зачем Тренулару вся эта секретность?

– Ну, он, видимо, считает, что инопланетяне смотрят передачи нашего телевидения, и если узнают, что мы идем их искать, спрячутся.

– Ты думаешь? – усомнился Эгни. – В начале письма он говорит, что боится не пришельцев, а КСБ.

– Значит, по его мнению, они сидят даже там.

В ответ Эгни только натянуто усмехнулся.

– Слушай, – спросил Одиэй, – а чего, по-твоему, мы должны достичь, чтобы ко времени первого контакта не чувствовать себя дикарями?

– Совершить межзвездный полет, – не раздумывая, ответил Эгни.

Одиэй понимающе кивнул… Вскоре они вновь подошли к автомастерской. Рядом с ней стояла уже другая машина, хозяин которой говорил о чем-то с мастером. Этот мастер, судя по его лицу, сильно злоупотреблял алкоголем, да и сейчас, возможно, был слегка пьян – что, впрочем, не мешало ему правильно крутить гайки. Но какая же связь между всем этим и инопланетянами? Когда мастерская оказалась позади, Одиэй вдруг всё понял.

И мастерская, и неисправный автомобиль являлись частью огромного мира, где существовали строительные фирмы, автосборочные предприятия, заводы по производству комплектующих, места добычи полезных ископаемых, электростанции, винные погреба, швейные фабрики, проектные бюро, рекламные агентства, юридические конторы, дороги, транспорт, связь… И все это находилось в больших и малых городах, которые сгустками светящейся пыли покрывали ночную сторону планеты. Все это представляло собой нечто абсолютно реальное.

За звездными кораблями и суперсамолетами пришельцев, разумеется, тоже должна была стоять могучая цивилизация, но почему-то казалось, что они приходят из пустоты, в которой материализовываются чуть ли не по воле потусторонних сил. При одной мысли, что и на планете “Икс” когда-то жили вечно пьяненькие автомеханики, клиентам которых полиция выписывала штрафы за не пристегнутые ремни безопасности, Одиэю становилось смешно…

Когда их дом оказался в пределах прямой видимости, Одиэй остановился и, повернувшись к сыну, сказал:

– Я думаю, Тренулар боится КСБ, потому что…

Тут он осекся, так как понял, что говорить это, наверное, не следует.

– Потому что “что”? – спросил Эгни, пытливо глядя ему в глаза.

“А, впрочем, ладно – он умеет молчать, если надо”, – подумал Одиэй и сказал:

– Потому что он знает, что никакие там не инопланетяне. И КСБ это знает. И если правда об истинной цели нашего полета просочится наружу, нас обоих тут же арестуют. Или просто прикончат – что более вероятно. Инопланетяне – они, по всей вероятности, добрые. А вот люди – злые. И опасаться надо именно их. Поэтому, если тебе дорога жизнь – помалкивай обо всем этом.

Оглянувшись на промелькнувшего мимо них прохожего и подождав, чтобы он удалился на достаточное расстояние, Эгни спросил:

– Ты считаешь, что там наша база?

– Это ты сказал – не я, – ответил Одиэй и зашагал к дому.

На оставшемся недолгом пути потрясенный Эгни не проронил больше ни единого слова…

5. Восход Анемара

С высоты пятнадцать тысяч метров Фараллия выглядела почти как с орбиты – даже линия горизонта слегка выгибалась, напоминая о том, что, в сущности, не так уж и велика родная планета.

Казалось, стоит мощным двигателям прибавить тяги – и сверхзвуковой лайнер действительно превратится в космический челнок, готовый через несколько витков причалить к орбитальной станции.

Одиэй смотрел на пенившиеся далеко внизу облака, которые скрывали почти всю поверхность, и чувствовал тихую радость, как при виде первого снега, усыпавшего за ночь лужайку перед домом. Пришло нечто новое, долгожданное. Прошлая жизнь оставалась позади, превращаясь в застывший инверсионный след, а впереди возникали волнующие картины далекого, только начатого путешествия…

Первые несколько дней после получения письма тянулись невыносимо медленно. И зачем только Тренулар назначил такой большой срок? В конце концов, если человек колеблется, решение он все равно примет в последний момент – дай ему на раздумье хоть год, хоть два… Потом, конечно, захлестнула тысячами маленьких дел жизненная рутина, и Одиэй перестал нетерпеливо поглядывать на календарь. Дело против университета он проиграл, после чего подал апелляционную жалобу и вновь проиграл. Теперь можно было с чистой совестью отправляться в дальний космос – а там незаметно и время подошло.

Тренулар оказался человеком слова: ровно через месяц Одиэй нашел в электронном почтовом ящике долгожданное письмо с предложением лететь на Умпер в качестве научного эксперта. “Ну-с, господа – что вы на это скажете?” – с довольным видом мысленно спросил Одиэй, повернувшись к портретам предков. “Лети, бог с тобой, – словно бы ответил за всех Урту Урапал. – Меня тебе все равно не переплюнуть, а честь рода лишний раз поддержать не помешает. Встретишь братьев по разуму – передай им от меня привет”. “А если это не они будут?” – спросил Одиэй. “Тем более передай. Не знаю, чем они там занимаются, но такими людьми гордиться нужно!”

Подкараулив момент, когда все были дома, Одиэй распечатал текст письма и, подойдя к жене и сыну, громко кашлянул и торжественно объявил:

– Сегодня удивительный день! Помните того эксцентричного миллиардера из Энулемии по имени Трюм Тренулар? Ну, который был арестован за кражу в игрушечном магазине? Так вот, представьте себе, я получил от него письмо.

Чувствуя, как слегка дрожит его голос, Одиэй прочитал это письмо вслух.

– Ты уверен, что это от него? – спросил Эгни тоном глубоко сомневающегося скептика.

– А от кого это может быть?

– Ну, мало ли… Может, это шутка? На свете же полно всяких придурков.

– Ладно, не говори ерунду. Усиленную электронную подпись подделать нельзя.

Эгни сыграл свою роль практически идеально – никто бы не догадался, что сообщение о таком письме было им ожидаемо.

– Дай-ка посмотреть, – сказала Ханта, протянув руку.

Одиэй отдал ей распечатку. Судя по тому, сколько времени Ханта изучала этот не такой уж длинный текст, он был внимательно прочитан ею от начала до конца не менее трех раз. Одиэй с интересом ожидал ее реакции. Если честно, ему хотелось, чтобы Ханта бросила равнодушно: “Лети куда хочешь, и можешь не возвращаться”. Ну, или что-то подобное – в более мягкой форме, но с тем же смыслом. Чтобы уж окончательно стало ясно, что между ними все кончено. Перед таким дальним и опасным путешествием требовалось избавиться от всего, что тяготило душу.

– Ты ему уже что-то ответил? – спросила Ханта.

– Пока нет, – сказал Одиэй. – Но отвечу. За этим дело не станет.

– И что именно?

– Что согласен.

Подумав, он добавил:

– Было бы странно, если бы я ответил что-то другое.

– Да, я бы тоже удивилась, – ответила Ханта, вздохнув, и вернула ему письмо. – Это надолго?

– Примерно на два года.

– И сколько вас там будет?

– Со мной – четверо.

Ханта замолчала, видимо, не зная, что еще спросить о технической стороне предприятия. Вид у нее был до того потрясенный, что Одиэй почувствовал неловкость. Может, он все-таки зря считал, что ей уже нет до него никакого дела? Или ее беспокоит, кто будет оплачивать счета, если он не вернется?

– Я бы тоже полетел, если бы мне предложили, – сказал Эгни будто бы с завистью.

– Так полетели вместе, – ответил Одиэй. – Я помогу тебе тайно проникнуть на борт, а там уж Тренулару будет некуда деваться – повернуть назад он все равно не сможет. Разумеется, если мы успеем отлететь достаточно далеко.

– Хорошая, конечно, идея… Только боюсь, он меня быстро вычислит. В старых романах присутствие “зайцев” всегда выдавал повышенный расход кислорода.

– Да, но это все равно никогда не мешало им участвовать в экспедициях до самого конца.

Кажется, их неловкая попытка разрядить напряжение удалась. Улыбнувшись и разведя руками – дескать, ничего не поделаешь – Ханта сказала:

– Ну, что ж – это надо отметить.

Одиэй сел за стол, поставив перед собой глобус Анемара – самый большой из трех имевшихся в доме. Легкая эйфория от выпитого вина еще не прошла, и было приятно лишний раз увидеть хорошо знакомые, но по-прежнему волнующие очертания горных цепей и кратеров на поверхности самого близкого к Фараллии мира. Иногда под воздействием алкоголя Одиэю начинало казаться, что кресло под ним слегка раскачивается, словно он и вправду пересел в кабину космического корабля, совершающего предпосадочные маневры.

Корабль под гордым названием “Посылающий вызов” строился в кратере Дюссерат. Кратер этот входил в число сорока восьми, видимых с Фараллии невооруженным глазом. Очень древний, он не имел лучевой системы. С севера к его ступенчатому валу примыкал втрое меньший кратер Либл, так что получалась этакая модель фрикционной передачи…

Дверь открылась, и в кабинет осторожно вошла Ханта.

– Почему Анемар, а не Умпер? – удивленно спросила она, приблизившись.

На мгновение Одиэй растерялся. Присутствие у него на столе этого глобуса и вправду выглядело несколько странно – ведь Анемар считался всего лишь пересадочной станцией. Да, стоило немного забыться – и на тебе… А впрочем, подобные небольшие проколы время от времени случались даже у самых опытных разведчиков-нелегалов.

– Я ведь все равно туда полечу, – ответил Одиэй. – Да и вообще это мое любимое небесное тело. И с лифтом я сколько провозился…

– Лифт – это да… Вся твоя жизнь.

Ханта встала у него за спиной и положила руки ему на плечи.

– А помнишь, как мы плыли к острову Нулонт?

– Да, конечно, – ответил Одиэй, вздохнув.

Это случилось незадолго до свадьбы. Они с Хантой решили посетить озеро-лагуну Тумбатор, находившееся на самом краю Литурании, в местности, где можно было видеть Анемар. Поздним вечером, взяв напрокат моторную лодку, они отправились к маленькому необитаемому островку Нулонт, который находился в четырех километрах от берега.

Электрический моторчик работал почти бесшумно. Из-за полного отсутствия ветра поверхность озера казалась гладкой, как пустой полированный стол. От висевшего у самого горизонта огромного красного диска протягивалась дорожка, похожая на струю волшебного пламени. Направления на Анемар и на остров почти совпадали, поэтому казалось, что плывут они по зыбкому светящемуся мосту, переброшенному через небеса прямо к фараллийскому спутнику.

– Когда-нибудь мы построим к нему настоящую дорогу, – мечтательно сказал Одиэй, глядя на Анемар.

– Это будет здорово! – восхищенно ответила юная Ханта, одетая в легкое розовое платье. С осветленными и завитыми волосами она поразительно походила на кинозвезду Таруат. Возможно, та была чуточку красивее, но какое это имело значение…

– Слушай – а зачем нам этот Нулонт? – спросил Одиэй. – Поплыли к Анемару.

Практически полный диск, почти касавшийся горизонта, и вправду выглядел очень близким. Казалось, можно легко заплыть за него и увидеть подпорку, на которой он держится, словно колоссальный рекламный щит.

– Давай! – охотно согласилась Ханта.

Одиэй слегка откорректировал курс, и через несколько минут озаренный светом Анемара остров проплыл мимо.

– Скажи, а этот лифт было бы видно? – спросила Ханта.

– Отсюда – вряд ли, – ответил Одиэй. – Мы слишком далеко от его основания, поэтому Фараллия заслоняла бы самый близкий его участок. Разве что в сильный бинокль… Да и то вряд ли. На фоне диска Анемара такая тонкая ниточка затерялась бы.

– Да, как же нам не повезло! – вздохнула Ханта. – Даже здесь Анемар виден так низко… Представляю, как это здорово – видеть его высоко в небе каждый день!

– Ну, что поделать – жизнь часто бывает несправедлива, – с улыбкой ответил Одиэй. – Но зато теллемунцы и все остальные к нему привыкли, и для них он не является чудом. А без чудес жить скучно…

Он покрепче обнял Ханту, которая положила голову ему на плечо… До Анемара они, конечно, не доплыли, но та волшебная ночь навсегда осталась для них одним из самых прекрасных мгновений, пережитых вместе…

– Столько лет прошло, а кажется, что это было вчера, – сказала Ханта.

– Да… А лифт ведь так и не построили. Треплом я оказался – как и все влюбленные.

– Ничего – построят еще, – ответила Ханта, улыбнувшись.

Одиэй мягко погладил ее руку. Ханта, словно только и ждавшая хоть какой-то ответной ласки, наклонилась и буквально стиснула его в объятиях…

Да, все случилось совсем не так, как Одиэй предполагал. То ли от ожидания долгой разлуки, то ли еще от чего, он вдруг заново влюбился в свою жену. Чувство это, однако, отличалось от юношеской страсти без малого двадцатилетней давности. Оно не кружило голову, и напоминало скорее ощущение приятной теплоты в сердце, возникающее после прочтения доброй и сентиментальной книги со счастливым концом. Одиэй вдруг словно впервые заметил, какая Ханта изящная и хрупкая, и его стало буквально мучить нестерпимое желание оградить ее от всех забот и опасностей окружающего мира. Даже во время обеда в кафе или ресторане он всякий раз норовил сам открыть пластиковые крышки ее стаканчиков и прочие упаковки. Ханту веселила такая подчеркнутая забота…

“А может, черт возьми, и не лететь никуда?” – часто спрашивал он себя, с содроганием представляя, как Ханта останется одна на целых полтора года. А если он вообще не вернется? Когда еще Эгни повзрослеет и станет ей надежной опорой…

Но давать задний ход все же не хотелось. И перед Тренуларом было неловко, и неожиданная вспышка нежности к супруге могла быстро пройти – и тогда пришлось бы тысячу раз пожалеть о сделанной ошибке… Нет, раз уж решено – то решено! Его ожидало, возможно, самое грандиозное приключение в истории, и он не собирался отказываться от такого подарка судьбы.

В салоне продолжалась обычная и немного раздражающая суета – стюардессы катили по проходу свои наполненные доверху тележки, раздавая пассажирам бутерброды и стаканы с напитками. До посадки оставалось еще больше двух часов. Не так уж и много, но без дела сидеть все равно не хотелось. Одиэй откинул столик, вмонтированный в спинку находившегося впереди кресла, и поставил на него ноутбук. На мониторе появилась онлайн-карта самолетных маршрутов. Путем нехитрых манипуляций Одиэй совместил ее с картой электронного планетария, на которой была отмечена граница видимости Анемара – с учетом высоты, разумеется. Лайнер должен был пересечь эту границу через восемнадцать минут. Правда, из-за рефракции наступление момента восхода ожидалось чуть раньше.

Обстоятельства благоприятствовали Одиэю: он сидел рядом с иллюминатором, и как раз с той стороны, где можно будет увидеть это изумительное зрелище – восход неподвижного спутника. И крыло не заслоняло обзора.

Как же мучительно медленно тянутся эти последние оставшиеся минуты… Одиэй пробежался по главным новостным сайтам, но это помогло мало – день выдался скучный, без единого интересного события.

Но вот время истекло. Затаив дыхание, Одиэй впился взглядом в участок горизонта, из-за которого должен был появиться Анемар.

И он появился. Приведенный в движение самолетными двигателями, гигантский светящийся шар начал медленно и величаво подниматься над облаками. Солнце озаряло лишь две трети его поверхности, однако мощный пепельный свет Фараллии позволял многое разглядеть и на темной стороне. В который уже раз Одиэй наблюдал этот искусственный восход Анемара – но никогда еще, кажется, не испытывал при этом такого восторга. Ведь теперь Анемар восходил именно для него. Там его ждал космический корабль, а вместе с ним – исполнение мечты всей жизни…

У остальных пассажиров, конечно, вряд ли имелись настолько сильные незримые связи с Анемаром, однако его восход не оставил никого равнодушным – тем более что некоторые, наверное, вообще впервые увидели это легендарное светило своими глазами. Десятки фотоаппаратов и смартфонов заработали одновременно, так что Одиэй почувствовал себя как на грандиозной пресс-конференции. Ему самому, к счастью, новые снимки были не нужны, поэтому он мог спокойно, ни на что не отвлекаясь, наслаждаться видом из иллюминатора. Вот Анемар полностью вышел из-за горизонта и через несколько минут достиг той максимальной высоты, на которой он бывает виден в Литурании. Примерно так он выглядит с озера Тумбатор…

Но самолет летел дальше, поднимая Анемар во все более разряженные и чистые слои атмосферы, отчего тот разгорался все ярче, словно гигантский ночной светильник, а его рельеф проступал все четче. Последнее объяснялось еще и тем, что на видимом полушарии спутника наступал вечер, и тени удлинялись. Иззубренная линия терминатора становилась все более прямой. Кратер Дюссерат пока оставался на солнечной стороне, но совсем скоро его должен был накрыть ночной полумрак.

Когда самолет заходил на посадку, граница дня и ночи рассекала диск Анемара ровно надвое…

“Да, сколько бы времени я здесь ни провел – привыкнуть к этому невозможно”, – подумал Одиэй, глядя в окно на огромный бледный месяц, над которым проходила длинная, похожая на небесную дорогу, линия инверсионного следа. Истребитель немногочисленных ВВС Энулемии слегка промахнулся, но теперь разбухающая полоса почти прикасалась к Анемару.

– Красивое зрелище, – с улыбкой сказал Тренулар. – Кстати, некоторые наши мастера высшего пилотажа любят демонстрировать полеты вокруг Анемара. С земли такой трюк выглядит просто потрясающе – кажется, что самолет и вправду крутится вокруг Анемара под действием силы его тяготения.

– Да, я видел ролики в Сети, – ответил Одиэй. – Действительно, впечатляет. А вы так не пробовали?

– Пробовал несколько раз, но у меня вместо кругов получались эллипсы и спирали. Тут нужно долго тренироваться, на что у меня нет времени. Да и особого желания тоже. Мне вообще больше нравится летать на вертолетах.

Одиэй вспомнил, что Тренулар собрал грандиозную коллекцию вертолетов и конвертопланов. Видимо, скупать редкие автомобили и антикварный фарфор было бы занятием слишком банальным для столь эксцентрической личности.

Сейчас, правда, Тренулар находился у себя дома, и вид имел самый обыкновенный – о его ипостасях шоумена и телезвезды напоминали разве что не очень свойственные мультимиллионерам длинные волосы, собранные в косичку. Еще, пожалуй, огромный золотой перстень на пальце правой руки выглядел нестандартно. Совсем недавно Тренулар носил усы и окладистую бороду, но потом вдруг решил избавиться от них. Теперь этот и без того вовсе не старый человек выглядел еще моложе – и одновременно казался более жестким и более наглым.

– Ну, в этом, наверное, есть и практическая польза – ведь управление вертолетом имеет много общего с управлением посадочным модулем космического корабля, – сказал Одиэй.

– Вы правы, хотя об этом я, если честно, не думал, – ответил Тренулар. – Кстати, могу показать вам возможности мобильного приложения, разработанного нашим софтверным отделением.

Он взял со стола свой смартфон, по размерам приближавшийся к небольшому планшетнику. Стоявший на дальней полке маленький радиоуправляемый вертолет вдруг, зажужжав, поднялся в воздух, пролетел через комнату и выскочил в открывшуюся перед ним форточку. Отлетев от дома метров на пятьдесят, он остановился в пространстве прямо на фоне месяца. Тренулар начал медленно водить пальцем по экрану, и вертолет принялся описывать вокруг Анемара довольно правильные окружности. Наверное, организовать такой трюк с помощью примитивной программки было не очень сложно, однако впечатление “полет по орбите" производил сильное.

Тренулар передал смартфон Одиэю, и тот сам несколько раз “облетел” Анемар, обводя пальцем его изображение. Когда вертолет залетел в комнату и сел на прежнее место, Тренулар сказал:

– Завтра будет затмение. Погоду обещают ясную, так что не примените воспользоваться случаем.

– Да, конечно, – ответил Одиэй, кивнув. – Я видел это много раз, но с удовольствием посмотрю еще.

Наступило продолжительное молчание. Чувствовалось, что Тренулар хочет подчеркнуть этой паузой, что со вступлением покончено и пришло время поговорить о серьезных вещах.

– Наверное, мое письмо показалось вам не очень убедительным? – спросил он. – Я ведь знаю, как вы относитесь к сообщениям об инопланетянах и о попытках исследовать все это.

– Ну, раз я здесь – значит, вы все-таки смогли меня заинтриговать, – ответил с улыбкой Одиэй. – К тому же у вас немного неточное представление обо мне. Я вовсе не такой упертый, как вам кажется, и всегда готов изменить свою, пусть даже глубоко укоренившуюся, точку зрения на предмет, если мне представят соответствующие доказательства. И, поверьте, такое случалось.

– Для вас это было болезненно?

– Не скажу, что мне было легко, но впоследствии я никогда не жалел, что избавился от заблуждений. Да и странно было бы жалеть об этом.

– Да, вы правы, – согласился Тренулар. – К тому же межпланетный полет и сам по себе представляет большой интерес.

– Говоря откровенно – именно так я и рассуждал. Конечно, слетать на Умпер было бы интереснее, но увидеть астероид – тоже неплохо. Пусть даже там не будет ни одного инопланетянина.

– Дай бог, чтобы так оно и случилось. Возможно, вы удивитесь, но я вовсе не являюсь фанатичным сторонником первого контакта – пусть даже он принес бы человечеству только благо. В том, чтобы воспользоваться достижениями более развитой цивилизации, конечно, есть нечто привлекательное, но мой фараллийский патриотизм восстает против этого. Мне не хочется, чтобы человечество выступило в унизительной роли диких туземцев, с изумлением встречающих гораздо более цивилизованных гостей из-за океана. Лучше подождать несколько сотен лет, чтобы разрыв между нами если не исчез, то хотя бы сократился.

Одиэй похолодел, услышав это. Ровно то же самое совсем недавно говорил Эгни… Возможно, это ничего и не значит – ведь люди порой совершенно независимо друг от друга высказывают поразительно сходные мысли. Ну, а если… Если Тренулар узнал о том разговоре возле железнодорожного переезда? Но тогда получается, что он в курсе и того, что Эгни прочитал его письмо! Только как он мог обо всем этом узнать? Может быть, с помощью того беспилотника? Это показалось Одиэю до того правдоподобным, что его охватил настоящий страх. Выходит, запуск игрушечного вертолета был со стороны Тренулара этаким прозрачным намеком?

– Чувствую, что вы в замешательстве, – сказал Тренулар, глядя на Одиэя с недоумением. – А что вас, собственно, так удивляет? Если человек исследует некий феномен, это вовсе не значит, что он им восхищается или считает его полезным. Ученые, которые проникали в тайны строения материи и создавали ядерное оружие, едва ли в массе своей хотели развязывания ядерной войны. Среди них были даже пацифисты.

“Похоже, я ударился в шизофрению. Надо взять себя в руки”, – подумал Одиэй и осторожно ответил:

– Да, я слегка удивлен. Но дело не в этом. Вы хотите подождать несколько сотен лет… Но ведь за это время инопланетяне тоже уйдут вперед, так что разница в уровне развития сохранится. Какой тогда смысл оттягивать момент первого контакта?

– Я не уверен, что они уйдут вперед. Научно-технический прогресс то ускоряется, меняя мир до неузнаваемости за какие-то десятки лет, то практически останавливается. И эти периоды затишья длятся гораздо дольше периодов бурного развития. Сейчас мы как раз входим в такую эпоху стабильности. Сильно ли отличаются нынешние самолеты от тех, что летали пятьдесят лет назад? Я уж не говорю про сохранившиеся почти в первозданном виде паровозы, которые вы каждый день видите на вашей железной дороге. Они до сих пор вполне рентабельны, и замена им не очень нужна. Мы уже давно не придумываем ничего нового – только бесконечно совершенствуем старое.

Упоминание паровозов снова заставило Одиэя напрячься. Хотя, конечно, использование кое-где в Литурании паровой тяги – факт общеизвестный.

– Может, вы и правы, – ответил Одиэй. – Да и я писал в одной из книг о чем-то подобном… Но у меня есть два замечания. Во-первых, торможение прогресса может иметь чисто социальные причины. Некоторые коммунисты даже утверждают, что капитализм искусственно остановил, скажем, работы в области создания новых источников энергии.

– Так оно и есть, – ответил Тренулар, кивнув. – Подтверждаю это как капиталист.

Одиэй знал, что энергетикой принадлежащие Тренулару компании не занимаются, поэтому понимающе улыбнулся (дескать, шутку оценил) и продолжил:

– Во-вторых, приведенные в вашем письме факты говорят скорее о том, что технический прогресс на родине пришельцев идет даже быстрее, чем у нас. Между двумя вторжениями прошло всего сорок лет – а как изменились их летательные аппараты!

– Здесь нет ничего странного, – ответил Тренулар, пожав плечами. – Видимо, у них был период бурного развития, а у нас – пауза. В дальнейшем мы могли поменяться местами.

– А вам не кажется странным, что у двух цивилизаций, возникших независимо друг от друга в разных частях Галактики, уровень развития оказался примерно одинаковым? Судя по этим самолетам вертикального взлета, от которых исходил звук работающих турбин, пришельцы опередили нас максимум на несколько сотен лет. А это практически невозможно. Следовало бы ожидать разницы как минимум в миллионы лет – если не в десятки и сотни миллионов. Да и внешний облик этих существ лично у меня вызывает улыбку.

– У меня, если честно, тоже. Хотя является ли это их истинным обликом, нам доподлинно неизвестно… Кстати, насчет разных частей Галактики я бы с вами поспорил. Если исходить из предположения, что их корабли двигаются со скоростью, меньшей скорости света, то получается, что их планета должна быть где-то совсем рядом. А если они не посылают следующую экспедицию до возвращения предыдущей, то расстояние между нами должно быть и вовсе ничтожным – не больше пятнадцати световых лет.

– На таком расстоянии нет подходящих для жизни планет.

– Или они нам неизвестны.

Одиэя так и подмывало прочитать миллионеру блестящую лекцию о поиске экзопланет, но, подумав, что это вряд ли будет уместно, он сказал:

– Ну, возможно. Возможно даже, что они не пользуются радиосвязью – по крайней мере, коротковолновой, и поэтому наши радиотелескопы ничего не могут уловить. Но пятнадцать световых лет – это абсурд. А если учесть практически одинаковый уровень развития – абсурд запредельный. Вселенная, конечно, велика, и цивилизаций в ней, наверное, много, но для таких совпадений их, наверное, все же маловато.

– Так ведь и вселенных может быть бесконечно много, – ответил Тренулар. – Поэтому реализоваться могут любые, даже самые малые вероятности. К тому же не знаю, как у вас, а в моей жизни порой случались совпадения, с точки зрения науки совершенно невозможные. Мир устроен сложнее, чем мы думаем. Наряду с известными нам законами природы должны существовать и другие, в том числе и те, которые делают невозможное возможным. А может, Бог все-таки существует, и от нечего делать активно вмешивается в наши дела. Как агностический атеист я не могу этого исключать.

– Честно говоря, с трудом могу представить себе Бога, совершающего разные глупости просто ради развлечения, – ответил Одиэй с кислой ухмылкой.

– А что мы знаем о богах? – спросил Тренулар и, видимо, чтобы не увести разговор в теологические дебри, решил резко покончить с этой темой:

– Но давайте не будем рассуждать о причинах – пока что это совершенно бессмысленно. Да – все это сто раз невозможно, но, тем не менее, это есть, и нам придется иметь с этим дело.

Сделав паузу, он добавил:

– В том письме я не рассказал вам всего. Кроме фотографий, сделанных телескопом на Анемаре, у меня есть и другие доказательства того, что в дальнем космосе происходит нечто странное. И происходит довольно давно. У вас, астрофизиков, – Тренулар улыбнулся, – есть проблема так называемой скрытой массы. Галактики вращаются не с той скоростью и прочее… А я посвятил много лет изучению скрытой массы в грузовых отсеках космических кораблей, улетающих к ближним планетам. И обнаружил немало интересного.

“Вот, кажется, мы и дошли до самого главного, – радостно подумал Одиэй. – Любопытно, что он там накопал?”

Тренулар поставил на стол и раскрыл сверхзащищенный ноутбук, похожий на модель фантастического танка. Интересно, зачем ему такой – в домашних-то условиях? Или это просто очередное свидетельство неодолимого желания быть оригинальным абсолютно во всем?

– Это мой главный ноутбук, – ответил на незаданный вопрос Тренулар, ища нужные файлы. – Я не расстаюсь с ним, как ваш премьер не расстается с ядерным чемоданчиком. Даже на Анемар его всегда беру. Соответственно, и исполнение такое.

– Понимаю, – сказал Одиэй.

На мониторе появилось изображение Фальпара, которое быстро сменилось фотографиями литуранской и теллемунской баз.

– Уже сорок лет мы летаем на Фальпар, – сказал Тренулар. – Королевство и Империя построили там по базе. Как только открывается очередное стартовое окно, к Фальпару летят корабли с грузами и людьми. Казалось бы, все здесь ясно, все хорошо. Но смотрите…

Одиэй увидел перед собой фальпарскую базу королевства Литурания.

– Это ваша база двадцать пять лет назад.

Впрочем, Одиэй и сам заметил, что снимок сделан очень давно – именно его чаще всего воспроизводили в газетах и журналах в первые годы после открытия базы. Да и сейчас он еще изредка мелькал кое-где в новостях. Многие журналисты и редакторы массовых изданий разбирались в космонавтике не лучше своих читателей, и поэтому выдавали за современность явное старье.

– А это то, как она выглядит сегодня, – сказал Тренулар.

Экран мигнул, и база чуть повернулась – по крайней мере, выглядело это именно так. Различия между двумя фотографиями были самыми минимальными. Надземные сооружения заметно обветшали, но их количество и расположение остались прежними. И еще изменилась фотоаппаратура. Двадцать пять лет назад снимали на пленку, а теперь – явно с помощью цифровой камеры.

Тренулар щелкнул “мышью”, вернув старый снимок, и сказал с усмешкой:

– Из этих двух фотографий можно сделать стереопару: различий все равно никаких – только ракурс немного не совпадает. База не развивается уже много лет, хотя корабли снабжения прилетают на Фальпар регулярно. По моим расчетам, их грузоподъемности хватило бы, чтобы построить за это время еще как минимум одну такую базу. Разумеется, я учел при этом, что им нужно привозить продовольствие, запчасти и прочее. Но, разумеется, гонять эти корабли полупустыми никто не будет. Отсюда следует единственный вывод: база – это всего лишь прикрытие. На самом деле основные грузы уходят куда-то в другое место. И место это находится отнюдь не на Фальпаре.

– Послушайте, но это же…

Одиэй запнулся, не желая употреблять грубые слова типа “чушь” или “бред”, и в то же время не зная, какую найти им адекватную замену.

– Нет, я, конечно, не специалист именно по пилотируемой межпланетной тематике, – сказал он. – Но прессу читаю, и за полетами на Фальпар слежу довольно внимательно. Можно взять любую энциклопедию и узнать, какой максимальный груз могут взять эти корабли. И сравнить с фактической массой реальных грузов. Там все сходится идеально. Корабли эти всегда забиты под завязку. Те, кто занимаются их отправкой, постоянно идут на всякие ухищрения, чтобы втиснуть туда лишнюю сотню килограммов.

– Довольно странно, что вы не верите вашей прессе, пишущей о политике, но полностью доверяете журналу “Звездный путь”, – ответил Тренулар. – А если он тоже пишет неправду?

– Потому и верю, что он не пишет о политике.

– Да, напрямую не пишет. Почти. Тем не менее, все его материалы столь же идеологически безупречны, как материалы какого-нибудь там “Литуранского патриота”. К тому же информацию он черпает из официальных источников. Но никто же не проверял, что на самом деле грузят в эти корабли, и сколько все это весит. А я вот решил проверить.

В этот момент Одиэй ощутил к Тренулару острую неприязнь. Какое он имеет право так глубоко совать нос в литуранские дела?

– И каким же образом? – сухо спросил Одиэй. – Внедрили в ККА своих агентов?

– Нет – это было бы слишком рискованно. Я просто очень тщательно проследил всю цепочку – от литуранских космодромов до взлетно-посадочной площадки фальпарианской базы.

На экране появилась эффектная фотография стартующего шаттла.

– Межпланетные корабли отчаливают примерно раз в два года – когда открываются стартовые окна, – продолжал Тренулар. – Но тайные грузы для них, понятное дело, должны доставляться на орбитальную станцию непрерывно, небольшими порциями – так их легче спрятать среди всего остального. Есть грузы, которые прямо называются секретными – и часть из них наверняка предназначена для базы на восемьдесят восьмом. Но часть, наверное, небольшая: все-таки для поддержания грандиозной военной инфраструктуры в космосе нужно доставлять на орбиту тысячи тонн в год, и здесь-то дебет с кредитом более-менее сходятся.

Тренулар вывел на экран таблицу. Одиэй увидел названия миссий, даты стартов и массовые сводки.

– Это все полеты шаттлов на станцию “Литурания” между двумя последними стартами к Фальпару, – сказал Тренулар, покручивая колесико “мыши”, чтобы показать не умещавшуюся на экране таблицу целиком. – Обратите внимание – шаттлы постоянно летают хронически недогруженными. Где-то недогруз составляет тонну, где-то две. А здесь вот целых четыре с половиной… В общем, за год набирается тонн пятьдесят. Само по себе это, конечно, ни о чем не говорит, кроме того, что эти шаттлы несколько переразмерены. Но, тем не менее, возьмем на заметку, что техническая возможность по доставке в космос неучтенных грузов имеется. Но как эти грузы доставить к цели? Можно, конечно, привезти их на орбитальную станцию возле Фальпара, и уже оттуда отправить на астероид. А можно сделать проще. Ведь корабль на пути к Фальпару все равно должен пролететь мимо восемьдесят восьмого. Конечно, расстояние между ними будет весьма значительное – примерно пятнадцать миллионов километров. Но ведь отправить туда можно не сам корабль, а его часть – некий модуль, который отделяется от корабля после выхода последнего на гелиоцентрическую орбиту, и летит дальше по своему пути.

– И вы смогли вычислить этот модуль? – нетерпеливо спросил Одиэй.

– А здесь и вычислять не надо – все и так ясно с первого взгляда.

Тренулар сменил картинку и навел курсор на модуль межпланетного корабля, пристыкованный к боковой поверхности жилого отсека и поэтому сильно нарушавший симметрию тысячетонного колосса.

– Складской отсек, – пояснил Тренулар. – Вернее, якобы складской отсек. По сути, это единственно возможный кандидат на роль секретного корабля. Он достаточно вместителен и не вызывает интереса у широкой публики. Ваш замечательный “Звездный путь” не опубликовал ни одной фотографии, сделанной внутри него. Не видел я таких фотографий и в других изданиях, да и в Сети их тоже нет.

– Ну, почему же нет? – спросил Одиэй. – Есть. Я точно помню, что эти фотографии где-то появлялись.

– Это были фотографии, сделанные еще до запуска, и доверять им не следует. Скорее всего, сфотографирован был какой-то макет. Но вы не найдете ни одной фотографии, сделанной внутри этого модуля во время межпланетного полета. Я в свое время потратил много времени, чтобы их найти, но так и не нашел.

– Но стоит ли из этого делать далеко идущие выводы? Склад – он и есть склад. Что там интересного? По-моему, фотографий может не быть именно по этой причине.

– Ничего интересного? – ухмыльнулся Тренулар. – Думаю, подавляющее большинство читателей “Звездного пути”, да и ваших книг тоже, с вами не согласится. Человека, по-настоящему увлеченного космонавтикой, должно интересовать всё. Я, честно говоря, даже удивляюсь, почему руководители этой секретной операции не изготовили некую фальшивку, некий репортаж из якобы складского модуля. Не думаю, что это было бы так уж трудно. Можно было бы даже показать настоящий секретный корабль, слегка замаскировав некоторые детали интерьера. Если, конечно, из главного корабля в него есть прямой доступ. Складской модуль может быть просто контейнером, пустой оболочкой, а маленький корабль вкладывается в него, как батарейка в фонарик. Хотя проникать в него из главного корабля было бы все равно удобнее.

Тренулар посмотрел на Одиэя, как бы спрашивая: “Ну, что скажете, господин хороший?” И по вдохновенному виду миллиардера чувствовалось, что он с нетерпением ждет возражений и готов броситься в новый спор, чтобы победить – или, по крайней мере, сильно потрепать своего соперника.

Решив, что в этом споре более правильным будет спуститься от общего к частному и ударить в конкретные уязвимые места, Одиэй сказал:

– Так ведь этот модуль совсем небольшой. Если не ошибаюсь, пятнадцать метров длиной и около пяти диаметром. Что туда поместится?

– На самом деле двести кубометров – не так уж и мало. Если постараться, в этом объеме многое можно разместить.

– Ну, хорошо… Какой двигатель вы предполагаете у этого корабля?

– Разумеется, ионный. С питанием от солнечных батарей.

Одиэй кивнул.

– А сколько человек входит в экипаж?

– Не знаю. Но вряд ли много. Двое – ну, может быть, трое.

– Маловато для базы на астероиде, – усмехнулся Одиэй.

– Это как посмотреть, – ответил Тренулар. – Мы ведь не знаем точно, какие задачи у этой базы и что она собой представляет. Мы знаем только, что она есть. И сейчас я представлю вам главное доказательство.

На мониторе появилась фотография звездного неба. Одиэй сразу догадался, что сделана она была с телескопа на Анемаре.

– Вот ваш корабль, – сказал Тренулар, указав курсором на точку, которую нельзя было отличить от других звезд. – Расстояние от Фараллии примерно пять миллионов километров.

Кадры стали сменять друг друга, и точка начала перемещаться относительно звезд. В предчувствии, что сейчас произойдет нечто удивительное, Одиэй подался к ноутбуку и затаил дыхание. Точка вдруг стала заметно ярче, а потом… разделилась надвое. Эти половинки некогда целого начали быстро расходиться. Впрочем, судя по меткам времени под картинкой, происходило это на самом деле весьма медленно.

– Конечно, с такого расстояния детали не разглядеть, – сказал Тренулар. – Но невооруженным глазом видно, что та часть, которая отделилась, имеет примерно такую же яркость, что и сам корабль. Яркость же корабля совершенно не уменьшилась. Стало быть, никаких своих элементов он не лишался. Из чего я заключаю, что малый корабль был спрятан в одном из отсеков. Ну, а такая большая яркость говорит о том, что площадь его после отделения сильно увеличилась. Солнечный парус был бы еще ярче, поэтому остается предположить, что это раскрылись солнечные батареи. И, судя по их величине, они снабжают энергией ионный двигатель.

– Черт! – воскликнул Одиэй, откинувшись на спинку и нервно потирая подбородок. – Возможно, вы и правы.

Тренулар сдержанно кивнул – дескать, разумеется… Одиэй чувствовал, что его помимо воли захлестывает волна восхищения этим человеком. Это же надо – раскрыть главную (чего уж мелочиться!) тайну века, да еще и сделать это так элегантно, с помощью космического телескопа. Правда, кое-что здесь все-таки оставалось для Одиэя неясным.

– Вот только объясните мне две вещи, – сказал он. – Во-первых, почему теллемунцы всего этого не заметили и не подняли скандал? Ведь средств наблюдения за дальним космосом у них предостаточно, а пять миллионов километров – это совсем рядом. Во-вторых – это все, конечно, интересно, но при чем здесь инопланетяне?

– Теллемунцы это заметили, – ответил Тренулар, наливая в свою объемистую стеклянную кружку фруктовый сок из картонного пакета. – А скандал поднимать не стали, поскольку они действуют заодно с вами.

Он опустил в кружку соломинку и начал пить. Возникла пауза.

– Вы хотите сказать, что они тоже посылают к этому астероиду корабли? – спросил Одиэй.

Тренулар прикрыл глаза и кивнул, так и не вынув соломинку изо рта. После чего – опять же, не прекращая всасывать напиток, взял свободной рукой “мышь” и, отыскав какой-то файл, включил новую видеозапись. Перед изумленным Одиэем разыгралось уже знакомое представление: летящий среди звезд объект превратился в два. Правда, разница в яркости здесь была существенной.

– Как видите – все то же самое, – сказал Тренулар, поставив опустевшую кружку на стол. – Расстояние, правда, чуть больше. Малый корабль имеет гораздо меньшую яркость, что вполне естественно – ведь теллемунские корабли, в отличие от ваших, тоже оснащены солнечными батареями, и поэтому имеют гораздо большие размеры.

Одиэй молчал. Он всегда презирал и высмеивал конспирологов с их нелепыми идеями грандиозных заговоров. Но теперь факты припирали к стенке, и это было неприятно.

– Вы не боитесь, что кто-нибудь догадается о том, для каких целей вы используете свой телескоп? – спросил он – скорее просто для того, чтобы вывести себя из ступора.

– Разумеется, я допускаю такую возможность, – ответил Тренулар. – Но, в конце концов, большую часть времени телескоп все-таки используется для астрономических наблюдений. Доказать это легко – сделанные с его помощью фотографии попадают даже на обложки журналов. А вот при чем здесь инопланетяне… Не знаю. Возможно, что и не причем – и если это окажется так, я буду очень рад. Но посудите сами. Две сверхдержавы объединились для того, чтобы втайне от всего остального человечества осваивать маленький, не имеющий никакой практической ценности, астероид. Зачем им это понадобилось?

– Не знаю, – помедлив, ответил Одиэй. – Хотя да – последний раз Литурания и Теллемун объединялись для борьбы с угрозой из космоса. Но сейчас такой угрозы нет…

– А инопланетяне есть. Что, если ваши представители решили с ними договориться?

– Договориться о чем?

– Ну, например, о совместной эксплуатации нашей планеты, да и вообще солнечной системы.

Внезапно почувствовав усталость от долгого сидения на диване, Одиэй поднялся и, сцепив руки за спиной, медленно подошел к тому самому стеллажу, с полки которого не так давно поднимался миниатюрный беспилотник. Еще на этом стеллаже стояли небольшие статуэтки, модели кораблей и проигрыватель виниловых пластинок. В Сети писали, что Тренулар слушает музыку с помощью автомагнитолы, соединенной с гигантскими колонками, но, видимо, она находилась где-то в другом месте.

– А зачем вести переговоры именно на астероиде? – спросил Одиэй, повернувшись к Тренулару.

– Наверное, для этого нужна нейтральная территория, – ответил тот. – Не совсем понятно, правда, чем плох для этого тот же Фальпар, но, раз его решили не задействовать, чем-то он все-таки плох. Может быть, тем, что вокруг него обращаются межпланетные станции, не принадлежащие сверхдержавам. Чего доброго, увидят посадку инопланетного звездолета рядом с фараллийской базой. А до астероида никому нет дела. Пока, по крайней мере… Кстати, вам не кажется, что ваша отставка могла быть связана в том числе и с опасностью, которая исходит от Космической лаборатории? Вы сделали межпланетные аппараты слишком доступными. Рано или поздно кому-то могло прийти в голову отправить один из них к восемьдесят восьмому.

– Я думал об этом, – ответил Одиэй. – Но, мне кажется, для них этот довод был глубоко второстепенным – если вообще имел место. В конце концов, станцию можно просто сбить – если не здесь, то у астероида. И никто не догадается, почему она вдруг замолчала.

– Можно запустить еще одну станцию. Если она тоже замолчит, это будет выглядеть подозрительно.

Тренулар закрыл ноутбук и тоже встал.

– Вы, конечно, понимаете, в какое опасное дело ввязываетесь, – сказал он, подойдя к Одиэю. – Вы станете врагом как своей родной страны, так и Теллемунской империи. Но главное даже не это. Я ведь могу ошибаться в своих предположениях, и замыслы тех, кто посылает к астероиду корабли, на самом деле вовсе не преступны. В таком случае наше там появление окажется очень некстати.

– Я отдаю себе в этом отчет, – сказал Одиэй, кивнув. – Но готов пойти на риск.

Этот большой игрушечный магазин ничем принципиально не отличался от аналогичных заведений в Литурании. Надписи на полках были на двух языках – но это мелочь. Ассортимент, наверное, тоже практически совпадал, хотя в этом Одиэй не был уверен, поскольку уже года два не заглядывал в игрушечные магазины – с тех пор, как Эгни перестал играть в детские игрушки.

Подойдя к полке с машинками, Одиэй увидел модель такси и вспомнил об отце. Звучавшую в зале веселую музыку из мультфильмов словно резко приглушили, и Одиэй погрузился в воспоминания. Когда-то он презирал отца за то, что тот малодушно покорился судьбе и забыл о славе своего великого рода. Сейчас Одиэю было стыдно об этом вспоминать. Чего он хотел от этого несчастного маленького человека? Мог ли тот что-либо изменить, если даже его дедам и прадедам не удалось остановить свое неудержимое сползание к полному краху? А ведь у них еще кое-что оставалось от несметных миллионов Урту Урапала.

Да и о славе рода отец не забывал. Время от времени он садился за стол и начинал рассматривать извлеченные из потрепанной картонной коробки королевские грамоты и прочие доставшиеся ему в наследство старинные документы. Как зачарованный, он перебирал и раскладывал на столе эти пожелтевшие бумаги, и лицо его озарялось гордостью. Он даже читал вслух, улыбаясь от удовольствия, фрагменты некоторых записей. Когда Одиэй впервые стал свидетелем этого действа, ему подумалось, что все это неспроста, и скоро король вызовет папу к себе во дворец, даст ему много денег и вернет замок Лиарукк на острове Чирулакс. И он был крайне разочарован, когда узнал, что ничего подобного не предвидится.

А иногда отец принимался фантазировать о том, как ему жилось бы, имей он, кроме пустого титула, все утраченные родом богатства. Какой у него сейчас был бы огромный дом, и как из этого дома он отправлялся бы на дорогой машине с водителем куда-нибудь в аристократический клуб, а потом на скачки или в казино. Еще он любил рассказывать, какие великолепные платья и украшения покупал бы маме. А мама слушала, изо всех сил стараясь не засмеяться. Однажды она предложила продать эти бумаги какому-нибудь музею или частному коллекционеру, но отец даже слушать ее не стал.

Вспоминая все это, Одиэй испытывал мучительную жалость к отцу и жгучую ненависть к тем, кто его обездолил. Смыслом жизни для Одиэя стало восстановление справедливости. Каждым своим успехом он возвышал отца и мстил его тупоголовым предкам. Большой дом, дорогая машина (хоть и без водителя) – все эти недостижимые мечты скромного таксиста осуществились. А Ханта, в отличие от матери, могла временами ощущать себя княгиней не только в воображении. И не такой уж фантастической начинала казаться идея возвращения замка Лиарукк. Одиэю, не любившему показной роскоши, он был не очень-то и нужен, однако переход любимого детища Урту Урапала в руки его потомков имел бы столь огромное символическое значение, что одна мысль об этом приводила в трепет. Лиарукк даже снился Одиэю по ночам – как когда-то в детстве ему снился собственный телескоп…

Музыка вновь заиграла в полную силу. Одиэй словно очнулся и, наморщив лоб, несколько секунд вспоминал цель своего визита сюда. Ах, да – ведь именно этот магазин четыре года назад ограбил Трюм Тренулар. Ну, ограбил – это, может быть, громко сказано. Он аккуратно, стараясь не привлекать внимания сидящего за мониторами охранника, взял одну вещь и, спрятав ее под курткой, попытался пронести мимо кассы. Последнее ему не удалось. Его арестовали, но вскоре выпустили. С хозяевами магазина он сумел договориться, и до суда дело не дошло, хотя скандал в прессе получился довольно громкий. Репортерам Тренулар объяснил, что дело тут не в клептомании и не в патологической жадности – просто он от нечего делать захотел развлечься и проверить персонал магазина. Ну, и себя заодно.

Тренулара всегда считали фриком, а теперь это мнение только укрепилось. Впрочем, жители Энулемии не стали от этого меньше гордиться своим самым известным в мире гражданином.

Одиэй отошел от “стоянки” машинок и, походив несколько минут по залу, отыскал, наконец, то место, где хранились вещи, аналогичные той, что была украдена миллиардером. Украл же он символ Энулемии – выточенную на токарном станке деревянную разъемную куклу под названием Тюрлентос, внутри которой находились аналогичные куклы меньшего размера. Почему Тренулар выбрал именно ее? Может быть, он хотел сделать этим какой-то намек? Если так посмотреть, то складской модуль с секретным кораблем внутри весьма напоминает эти Тюрлентос. Украсть набор для сборки модели самого корабля было бы, наверное, слишком опасно – те, кто надо, могли догадаться, что к чему. А чтобы разглядеть символ корабля в Тюрлентос, нужно обладать сверхчеловеческой проницательностью. Да, так оно все и было! Очень довольный тем, что сумел так легко разгадать замысел Тренулара, Одиэй покинул магазин и, надев темные очки, неторопливо зашагал по улице.

До начала затмения оставалось примерно полчаса. Одиэй вышел на небольшую площадь с памятником Ганго Пларпоту – великому полководцу, современнику Урту Урапала. В те времена Энулемия еще не была нейтральным государством, и охотно ввязывалась во все войны, которые вспыхивали на континенте. Бронзовый Пларпот стоял, заведя одну руку за спину, а другой опираясь на трость. Разумеется, его установили так, чтобы Анемар висел у него перед глазами. Вообще, наличие огромного неподвижного спутника нанесло заметный отпечаток на всю местную культуру – и материальную в том числе. Дома, например, строились так, чтобы вид на Анемар открывался из как можно большего числа комнат.

Сейчас Анемар, подошедший к солнцу на расстояние своего диаметра, терялся в его лучах и был практически незаметен. Наверное, телевизоры у обладателей спутниковых антенн уже начали барахлить из-за солнечной интерференции.

– Купите фильтр! – сказала подошедшая к Одиэю молоденькая девушка – не то студентка, не то старшеклассница. С собой у нее была сумка через плечо, набитая картонными полумасками, в которые были вклеены по два квадратика серебристой пленки, а на поясе висел аппарат для приема пластиковых карт.

– Спасибо, у меня уже есть, – ответил Одиэй.

– Нет, в таких очках вы ослепнете. Они пропускают слишком много света. Нужны специальные.

Улыбнувшись, Одиэй достал из внутреннего кармана и показал ей купленные по пути сюда картонные очки с такой же непрозрачной на вид пленкой вместо стекол, как у предлагаемой маски.

– Они даже удобнее – у них дужки есть, – сказал Одиэй.

Понимающе кивнув, девушка удалилась и пошла предлагать свои фильтры другим зрителям, коих на площади собралось уже сотни две. Одиэй вновь подумал о Тренуларе, родным языком которого тоже был литуранский. И говорил он на нем, как и эта девушка, с тем же забавным энулемским акцентом.

Одиэй невольно посмотрел на статую полководца. Тот родился в теллемунской части Энулемии, но памятник ему поставили здесь. Несмотря на этнические и языковые различия энулемцы считали себя единым народом. Именно по этой причине Энулемия так привлекала Одиэя. Он видел в ней этакую модель будущего человечества – пускай и сильно упрощенную.

Да, когда-нибудь сверхдержавы все равно придут к объединению, покончив с бессмысленной враждой… Тренулар, правда, считает, что они уже тайно объединились, чтобы продать инопланетянам Фараллию. А также Анемар, солнце и все остальное. Интересно, в какую цену пришельцам обошлась комета Салатуса? Хотя особо иронизировать, наверное, все же не стоит. Учитывая полное отсутствие моральных тормозов у правящей олигархии обоих государств, ничего невозможного в этом нет. И если Одиэю такая сделка представлялась маловероятной, то вовсе не из-за веры в доброту и порядочность властей предержащих, а по совершенно другим причинам.

За минуту до начала затмения Одиэй сменил очки и, затаив дыхание, приготовился. От солнечного жара (а может, от волнения) у него вспотело лицо. Наконец, почти невидимый, растворявшийся в небесной синеве диск Анемара соприкоснулся с примерно вдесятеро меньшим по размеру солнечным диском – и начал неумолимо, словно алмазная пила, вгрызаться в него. Сначала линия среза была короткой и казалась почти прямой, но затем, по мере удлинения, она начала все больше изгибаться. Одиэй напряг зрение, изо всех сил стараясь рассмотреть на лимбе Анемара крошечные зазубрины гор и выпуклости кратерных валов. Однако резко очерченный край небесного тела казался совершенно гладким.

Вот солнце погрузилось в Анемар наполовину, потом на две трети, потом на три четверти – а на улице все равно было светло. У дневного светила имелся просто фантастический запас прочности. Даже тысячной доли солнечного диска хватило бы, чтобы заливать Фараллию сумеречным светом – более ярким, чем свет полного Анемара.

Время от времени Одиэй сдвигал очки вверх и оглядывался по сторонам, чтобы увидеть, как изменился мир – ну, и заодно оценить реакцию окружающих. Как и в самолете, многие из них были туристами, никогда в жизни не видевшими ничего подобного. Кто-то спокойно смотрел через фильтры, кто-то наводил на слившийся с солнцем Анемар смартфоны и фотокамеры, а кто-то снимался на фоне космического аттракциона.

Наконец, погасла последняя частица солнечного огня, и наступила ночь. Одиэй снял очки. Из-за пепельного диска Анемара струилось бледное сияние солнечной короны, а на темном небе мерцали ненадолго проснувшиеся звезды. Во всем городе включилось – видимо, автоматически – уличное освещение. Одиэй представил себе, как сейчас должна выглядеть Фараллия из космоса. В бело-голубом шаре планеты словно образовалась гигантская, в четверть его диаметра, круглая дыра. Зрелище, что и говорить, жутковатое…

Заметно похолодало. Стоявшая рядом девушка, пришедшая со своим парнем, поежилась и обхватила плечи руками. Парень мягко прижал ее к себе, согревая.

Все молчали, лица у всех были напряжены. Конечно, даже малые дети понимали, что тьма наступила ненадолго, и опасности никакой нет. И все же откуда-то из подсознания поднималась легкая тревога. Солнце попало в ловушку и теперь пыталось выбраться из нее…

Корона тоже исчезла. Даже в периоды наивысшей солнечной активности она никогда не простиралась настолько далеко, чтобы Анемар не мог закрыть ее целиком. Но это, разумеется, только в тех случаях, когда центры обеих небесных тел проходили рядом. Бывало, что солнце углублялось в Анемар не очень сильно, и тогда языки призрачного пламени с температурой в несколько миллионов градусов не прекращали сиять на протяжении всей полной фазы затмения.

Больше десяти минут понадобилось солнцу, чтобы пройти сквозь Анемар и вырваться из плена, возвестив о своей победе ослепительной вспышкой, вмиг вернувшей небесам пронзительную голубизну. Город погрузился в подобие утренних сумерек – не хватало только розового света на стенах домов. Фонари померкли и выключились.

Одиэй снова надел картонные очки. Ему показалось, что выход солнца из-за Анемара произошел быстрее, чем заход за него – наверное, по той же причине, по которой обратная дорога всегда кажется короче…

Когда затмение кончилось, Одиэй снял очки и огляделся по сторонам. Переживший маленькое подобие конца света мир вновь был полон жизни, многоцветен и ярок. Нигде во всей Вселенной наверняка нет ничего подобного прекрасной Фараллии. И если ей и вправду угрожает нечто, пришедшее из глубин космической тьмы… Ну, что ж – надо попытаться предотвратить катастрофу. Даже если эта попытка окажется безнадежной.

Как в полусне пронзает внезапная мысль о смерти, Одиэя пронзила мысль о том, что из полета он, скорее всего, не вернется. Но мысль эта не пугала. Напротив – она казалась почти упоительной. А, кроме того – какой невероятный конец его ожидает! Мог ли Урту Урапал представить себе что-либо подобное?

Потом, разумеется, эйфория прошла, и каждый раз, вспоминая эти мгновения, Одиэй лишь посмеивался над своим желанием стать великим героем…

6. Артефакт

Капсула, на которой Одиэю предстояло лететь к Анемару, не походила ни на обычные космические корабли, способные передвигаться исключительно в безвоздушном пространстве, ни на классические космические челноки, хотя имела признаки и тех, и других. Возвращаясь к Фараллии, она совершала тормозной маневр в атмосфере, чтобы выйти на низкую орбиту. Для этого конструкторы придали кургузому аппаратику слегка обтекаемую форму и снабдили его многоразовой плиточной теплозащитой. Но садиться он мог только на Анемар.

В его кабину Одиэй забрался под прицелом камеры оператора, снимавшего документальный фильм об экспедиции. Потом люк был задраен, и Одиэй остался наедине с пилотом в тесном, как салон микроавтобуса, пространстве. Пилота звали Эбексерз Велабумп. Этот молодой симпатичный парень летал на трассе Фараллия-Анемар уже третий год, и знал ее не хуже, чем отец Одиэя знал городские дороги, по которым изо дня в день возил пассажиров. Возможно, даже лучше – все же космические пути не так замысловаты, как фараллийские. И Анемар – вот он, весь на виду. Обманчиво близок и обманчиво доступен…

Пристегнувшись, Одиэй сцепил руки и стал ждать, поглядывая на главный видеомонитор. Наконец, диспетчерская дала добро. Пружинные толкатели мягко отбросили двадцатитонную массу от причала, после чего Велабумп взялся за ручку управления. Капсула, конечно, могла летать полностью в автоматическом режиме, но какой же пилот согласится быть на своем судне простым пассажиром!

Окна здесь были примерно такие же, как в кабине самолета – обеспечивавшие великолепный панорамный обзор. Сначала в них виднелась орбитальная станция с пристыкованными к ней крылатыми и бескрылыми кораблями. Потом ее сменила пустота – капсула развернулась, приняв нужную для старта ориентацию. Велабумп запустил двигатель, начиная подъем в гору высотой сорок тысяч километров. В эти мгновения Одиэй почувствовал, кроме навалившейся тяжести примерно в половину фараллийской, неприятное ощущение, что от него теперь ничего больше не зависит. Он залез в некий механизм, который включился и неудержимо уносит его куда-то. Впрочем, при старте с Фараллии было то же самое – и будет, наверное, и при старте с Анемара…

Во время восьмичасового перелета они с Велабумпом успели о многом поговорить. Затронули, разумеется, и тему космического лифта.

– Я думаю, – сказал пилот, – идеи постройки астроинженерных сооружений так привлекательны потому, что как бы возвращают современного человека из унылых реалий нашего времени, где никакие чудеса принципиально невозможны, в сказочный мир, когда небеса были твердыми, и боги ходили по ним пешком от одного светила к другому. Это что-то вроде ностальгии по детству, когда устройство многих вещей было нам неизвестно, и мы заполняли эту неизвестность своими фантазиями. Мне такая ностальгия тоже свойственна, но, если честно, постройку лифта я не приветствую. Ведь тогда мне придется переквалифицироваться из пилота в машиниста электровоза. В зарплате я, может, и не потеряю, но статус будет уже не тот – вот что обидно. Да и неинтересно это – сидеть в кабине и смотреть на указатель скорости. То ли дело здесь, – он развел руки в стороны с довольной улыбкой. – Стыковки, расстыковки, взлеты, посадки… И причем делаешь все это сам. Свобода! Разнообразие!

– Ну, свобода-то весьма и весьма относительная, – ответил Одиэй. – Водитель-дальнобойщик теоретически тоже свободнее машиниста, но, в принципе, разница между ними невелика. И, кстати, зря ты так про машинистов. Когда-то я считал эту профессию самой романтичной на свете. Думал: вот, есть же такие счастливцы, идеально совмещающие приятное с полезным. Летчики и капитаны у меня зависти почему-то не вызывали. Может быть, как раз потому, что их пути не видны. Самолет или корабль всегда кажется неподвижным, так как среда, в которой он пребывает, слишком однородна. Вот поезд – дело другое. Пейзаж, видимый из его окон, постоянно обновляется; одна картина сменяет другую.

Пилот понимающе кивнул и предложил сыграть в бенг. Одиэй нехотя согласился. Он уже лет пять не играл в бенг с людьми, и в присутствии живого соперника поначалу чувствовал себя не очень уверенно. Впрочем, играл Велабумп не ахти как: две партии Одиэй выиграл, одну проиграл, и одну свел в ничью. Сходные результаты он обычно показывал, когда играл с программой “Бенг-чемпион-3”, настроив ее на второй уровень.

Велабумп защелкнул магнитную доску и спрятал ее в бардачок. Пока они играли, Анемар увеличился почти вдвое – все еще, впрочем, сильно уступая в размерах удаляющейся Фараллии. Одиэй достал фотоаппарат и сделал десяток снимков планеты и спутника.

– А ведь это не могло получиться само собой, – задумчиво сказал вдруг пилот. – Я имею в виду стационарное положение Анемара. Мне кажется, кто-то его специально так подвесил.

– Сомневаюсь, – ответил Одиэй. – Во-первых, зачем? В качестве некоего намека на то, что они когда-то здесь побывали? И что нам дает эта информация? А во-вторых, энергии для корректировки орбиты Анемара понадобилось бы столько, что я просто не представляю, где ее можно было бы взять. Не говоря уж о том, что на Анемаре, наверное, остались бы какие-то следы транспортировки. Ну, там, опорные площадки, отверстия для рым-болтов и прочее.

– Ну, насчет того, зачем это понадобилось, я, кажется, знаю ответ, – сказал Велабумп, ухмыльнувшись. – Это нужно было для того, чтобы без помех построить космический лифт.

– И куда же он делся, этот лифт? – посмеявшись, спросил Одиэй.

– Разобрали, я полагаю. Или смотали в клубок. Большой такой, в несколько километров. Он и сейчас, наверное, где-то летает – просто мы принимаем его за астероид.

– Кстати, неплохая НФ-идея, – одобрительно сказал Одиэй.

Так, в праздной болтовне, и проходило время перелета… Наконец, когда разросшийся Анемар заслонил Фараллию, Велабумп развернул капсулу и включил маршевый двигатель. Через два витка они состыковались с орбитальной станцией, где пришлось задержаться на сутки. Почти все это время Одиэй провел возле иллюминатора своей каюты, пытаясь в бинокль разглядеть искусственные сооружения на поверхности Анемара. Лучше всего было видно скопление грандиозных антенн в Море Тишины. Антенны эти принадлежали министерству обороны Литуранского королевства. С их помощью производилось слежение за Теллемунской Империей, которая очень удобно (для наблюдателей из Литурании) располагалась на видимом с Анемара фараллийском полушарии. В отличие от них, радары станций предупреждения о ракетном нападении были сильно рассредоточены. Плоские, расположенные почти вровень с поверхностью, они выглядели этакими крышками квадратных и круглых люков.