Читать книгу Утраченная цивилизация: в поисках потерянного человечества - Алексей Александрович Маслов - Страница 7

Но для чего же в столь глубокой древности было записано это произведение? Ответ здесь всегда дается однозначный – «И цзин» был гадательной книгой. Гадали обычно на листьях эвкалипта, сложным образом раскладывая их, разделяя, отбрасывая лишние, в результате чего и получалось необходимое число шесть из коротких и длинных листьев. Они и соотносились с конкретной гексаграммой.

Кажется, эта «гадательная функция» древней книги ни у кого особых сомнений не вызывала, но обратим внимание на примечательный факт – впервые о том, что по «И цзину» можно гадать, заговорили сравнительно поздно, лишь в VI в. Может быть, ему просто приписывалась гадательная функция, в то время как о его истинном смысле то ли забыли, то ли… никогда и не знали?

Да возможно ли такое? Древние мудрецы, немало потрудившиеся над составлением «И цзина», не знали, зачем они это делают? Естественно, это явная нелепость. Конечно, если быть уверенным, что именно они создали центральную часть «И цзина» – шестьдесят четыре гексаграммы. В дальнейшем мы покажем, что эти фигуры могли достаться древним китайцам как бы «по наследству» от более ранней и по своему типу совсем иной цивилизации, которая предшествовала им на территории Центральной равнины и юга Китая.

Интересно, что эти изображения надолго обогнали создание иероглифической письменности. Первые письменные изображения, которые можно принять за иероглифы, относятся к XIII–XI вв. до н. э., и хотя чисто визуально они и похожи на древние гексаграммы, тем не менее кардинально отличны от них, ибо передают изображение, но не символ. Иероглиф – это рисунок, со временем перешедший в символ, гексаграмма – изначально символическая кодировка реальности. По идее, она должна появиться позже иероглифа, так как требует значительно более высокой психической организации человека, но реальность говорит нам об обратном – гексаграммы предшествовали иероглифам. Рискнем предположить и большее – они, возможно, и не были связаны с иероглифами.

Сразу возникает вопрос – почему здесь фигурируют именно фигуры из целых и прерывистых линий? Наиболее разумным представляется ответ, что в основе их лежало узелковое письмо, о существовании которого упоминается еще в ряде трактатов, например, в знаменитом даосском каноне «Дао дэ цзин» («Канон Пути и Благодати», V–IV вв. до н. э.), где «возвращение к узелковому письму» становится синонимом обретения первоначальной гармонии в мире. Возможно, что прерывистая черта представляла собой конопляную веревку с узелком посредине, а целая – веревку без узелка. Раскладывая эти веревки по группам в определенной последовательности, древние могли передавать какую-то информацию еще до формирования иероглифической письменности. Но какова была эта информация и какова сама логика построения такой «протописьменности», нам не известно. Можно даже согласиться с тем, что значения гексаграмм, которые дошли до нас, соответствуют первоначальному значению знаков узелковой письменности. Обратим внимание, что такая же узелковая письменность использовалась сотни лет спустя в государстве инков в Центральной Америке, где не существовало письменности, а использовалось лишь узелковое письмо – кипу. Вообще в нашей истории будет встречаться немало поразительных параллелей между китайской и центрально-американской цивилизациями.

Тем не менее, ничто не объясняет нам самого механизма воздействия «И цзина» и как набора магических символов, и как книги на многие последующие поколения мистиков, философов, ученых, политиков не только Китая, но и всего Дальнего Востока. Пускай даже его создание приписывается великим совершенномудрым, пускай здесь фигурирует какой-то сложный эзотерический подтекст (кстати, он сам по себе не возникает), но одного этого мало, чтобы превратить «И цзин» в ключевое произведение всей восточной духовности и культурной жизни. А это все же произошло. Эти символы должны были содержать в себе нечто такое, что позволило им действительно влиять на всю китайскую культуру на протяжении многих тысячелетий.

По ряду предположений, в основе самой ранней, дописьменной версии «И цзина» (впрочем, тогда не существовало даже самого этого названия) лежали фигуры не из шести и даже не из трех линий, а из двух – «двуграммы». По существу, они символизировали собой различные комбинации взаимодействия сил Инь и Ян или вообще любых противоположных начал. Несложно подсчитать, что всего таких комбинаций может быть лишь четыре: целая-целая (юг, небо), прерывистая-прерывистая (север, земля), целая над прерывистой (запад, вода), прерывистая над целой (восток, огонь).

Многим исследователям сразу бросилось в глаза, что целая и прерывистая черта представляет собой не что иное, как двоичный код или двоичную систему, если принять, например, целую черту за ноль, а прерывистую – за единицу. Таким образом, двоичная система была создана в Китае за тысячелетия до Лейбница. Благодаря двоичному коду можно построить довольно сложные схемы, в том числе и объемно-пространственные изображения, вписав числа в трехмерный график. Американские ученые отметили, что, если переписать гексаграммы двоичными числами, они располагаются в порядке, описываемом математическим кодом вероятностей Грея. Другие исследования показали, что в числовом ряду значений гексаграмм можно найти немало «магических квадратов».

Что это? Попытка пространственно-числового осмысления мира? Особый способ передачи знаний? Но не слишком ли это сложно и запутанно для людей III тыс. до н. э., когда на территории Китая даже еще не возникло никакого протогосударственного образования (первое протогосударство Ся сложилось в начале II тыс. до н. э.). От тех времен до нас дошли лишь небольшие поселения да расписная керамика с графическим орнаментом.

Еще раз обратим внимание на то, что гексаграммы, следуя преданиям, существовали еще до создания иероглифики и вообще какой бы то ни было письменности. Может быть, они предваряли создание письменных знаков или были их прямыми наследниками, как это иногда считается? Но иероглифы вышли из пиктограмм – рисунков, схематически изображающих тот или иной предмет или даже явление. Гексаграммы же вообще никак не привязаны к предмету и, таким образом, полностью символичны, целиком отстранены от своего содержания. Что еще более удивительно – кажется, не существует никакой преемственности между гексаграммами и иероглифами. Мы наблюдаем странный, ничем не объяснимый разрыв, будто использование этих гексаграмм было отброшено (из-за их сложности?) и на их месте постепенно сложилась иероглифика.

Считается, что использовались гексаграммы в основном в виде гадательных таблиц. Каждой черте в отдельности и каждой гексаграмме в целом соответствовал небольшой афоризм, объясняющий, как надо поступать в том или ином случае. Гадали обычно на палочках и эвкалиптовых листьях, а позже – на монетах. Как гадательная книга «И цзин» использовалась весьма широко даже при императорском дворе, она была неизменным атрибутом народных знахарей и гадателей, а великий Конфуций советовал начинать обучение именно с этой книги. Но неужели лишь ради гадательного искусства? Не скрывается ли в гексаграммах иного рода знание?