Читать книгу Кашемир - Алексей Александрович Рябиков - Страница 5
Часть I. Country Life
Глава 4. Something In The Way
ОглавлениеСегодня я наблюдал, как из соседнего дома выносили чувака, который покончил с собой, сунув голову в унитаз и спустив воду. Серьезно, возможно ли таким образом завершить свой жизненный путь, или же это байка для отвода глаз от истинной причины? Наверное, если я хочу стать журналистом, то мне нужно разбираться в различных вариантах самоубийств. Криминальные сводки и некрологи о суицидниках – это же самая мякотка в СМИ. Не политических экспертов читать же, в конце концов. Те разделы уж совсем для, так сказать, эстетов. К слову, пока я сидел и наблюдал за сценой выноса этого товарища из дома, я размышлял над тем, что человеческое общество не сильно-то и поменялось со времен публичных казней. Зевак собралось столько, сколько на первое сентября у школы не собирается. Чего-то обсуждали, судачили, повидали старых знакомых и разошлись по своим делам. Я же решил еще посидеть на лавке, почитать книжку – совковый универский учебник по журналистике. Мое удачное приобретение, тут уж не поспоришь. Подогнал один товарищ из пиратов, даже не взял за него ни копейки. Говорит, от дядьки осталось. Сам дядька его сторчался после горячей точки. Следовательно, ему не нужно, а мне пригодится. Так и сказал. Что же, всё так. Попутно посоветовал мне Боба Дилана послушать, раз уж я про кантри-рок его спрашивал. Очевидно, это мое лучше музыкальное открытие этого лета. А, может быть, и всей жизни. Нужно губной гармошкой разжиться и попытаться научиться на ней играть. А потом найду себе пса-барбоса и буду путешествовать с ним по стране на товарных вагонах. Прокатит же такое у нас, или КГБ по мою душу на ближайшем привале придет? Вот и узнаем.
А еще мне нужно было прогуляться за сигаретами. В силу моего возраста, выбор мест, где я бы мог их купить был ограничен. Но делать нечего, пришлось двинуться в путь.
Наверное, стоило бы восхищаться окружающим меня пейзажем и архитектурой, но нет – меня окружали типичные постсоветские декорации: избы, частные домики, малоэтажные бараки, несколько хрущоб и много-много зелени. В общем, все как у всех. Не хуже и не лучше.
Купив сигарет, я решил подняться на чердак местной девятиэтажки, мало ли, будет кто там из знакомых, мы одно время прямо облюбовали это место. И еще там можно было на стенах порисовать, благо маркер у меня был с собой. В тот период я находил особое удовольствие в порче черным маркером зеленых подъездных стен. Как правило, это были примитивные псевдо-японские скетчи и названия всяких групп. Увлекательное занятие.
Кодовый замок на входной двери был всё также сломан. Впрочем, жильцов это не беспокоило. Еще каких-то 10-15 лет назад они даже не запирали двери в квартиру. Я зашел в этот мрачный, вонючий лифт, в котором никогда не было света и всегда воняло мочой, и стал подниматься на самый верх.
Наверху, как и ожидалось, тусовался мой одноклассник. Бывший уже, получается. Не сказать, что мы были большими друзьями, скорее конкурентами за первенство по оценкам в классе среди мальчишек, но, тем не менее, иногда мы портили стены наскальной живописью в этом подъезде. Остальные товарищи не разделяли наших взглядов.
– Здарова. Ты чего, уже тут?
– Ну да, как видишь. Где мне еще-то быть? Элитный алкоголь в пластиковой посуде пью вот. А ты, стало быть, уезжать собрался?
– Как будто у меня есть выбор. Дай хлебнуть твоей огненной воды, что ли. Выходит, наша школьная конкуренция подошла к концу?
– Выходит дело так. Теперь будет скучно.
– Да ладно тебе! Разве не поднадоело соревноваться, за столько-то лет?
– Ну, с одной стороны, да. С другой – какой мне стимул выкладываться на полную, ну?
– Тоже верно. Но нужно готовиться ко взрослой жизни, стать "уважаемым человеком", знающим, что он хочет от жизни. Вот это вот всё. Как нам с горшка еще втирают.
– Ты сам-то в эту чушь веришь?
– Нет, конечно. Как, собственно, и ты, я думаю.
– Потребляй, работай, сдохни. Вон, на стене написано, рядом со значком анархии.
– Ага, формула сказочной жизни, не иначе.
– В общем, ты тоже не особо впечатлен открывающимися перспективами. Жаль. Наверное, в глубине души, я хотел услышать другой ответ.
– Ну, что поделать. В самом деле, я хотел бы развлечься перед взрослой жизнью. Устроить "Gap Year" себе, пусть и на пустой желудок и карман, в наших-то реалиях. Буду, так сказать, исследовать социальное дно: общаться с бичами, посещать всякие злачные места. На всю жизнь воспоминаний наберусь.
– Блин, нужно что-то похожее себе придумать. А пока, глянь-ка вон туда, в кусты. Видишь?
– Мммм… ну и? Срет в кустах пацан какой-то. Приспичило, быть может, человеку. Такой себе интерес его разглядывать.
– Ах, если бы ему приспичило. Я тут за ним давно наблюдаю – он тут на детишек, что в детском садике не прогулку выходят наяривает, судя по всему.
– Бля…
– Ага, весело. С кем мы только не живем по соседству. Я вот понять пытаюсь, то ли его в кустах не видно со стороны дороге, то ли настолько похуй всем, что какой-то тип пиструн свой наяривает день-деньской. Вон же бабки на лавке сидят.
– Ну, приятель, у бабок запала хватает только тинейджеров гонять. И то, избирательно.
– Это да, в точку. Глянь-ка, как старается.
– Блядь, фу. Может, это самое, вызовем кого?
– А оно тебе надо? Потом еще и виноватыми окажемся. Скажут, больше всех надо, уважаемым людям мешать самоудовлетворять себя.
– Да ладно тебе, не при фашистах же живем, каких-нибудь.
– Это пока еще. Радуйся.
– Вот опять начинаешь!
– Да хз, приятель, есть такое ощущение, что дальше нас веселые, в кавычках, времена ждут. Были бы еще причины, почему так думается. Но нет, причин пока не видишь.
– Что же, давай лучше выпьем за то, чтобы ты ошибался.
– Да, накатим за это дело, Джуд, ох.
Мы сделали по доброму глотку этого вишневого пойла из баклахи. Не сказать, что это лучшее, что я пробовал в своей жизни, но, вроде как, это был алкоголь, поэтому – почему нет, можно пить. Мы немного помолчали, разглядывая нашего кустарного дрочера. Спустя некоторое время, разговор возобновился сам собой.
– В самом деле, Джуд, я размышляю вот над чем: а что, если и правда вернется новый 37-й, или типа того? Если тень террора ляжет на всю нашу жизнь? Что тебя смогут, не знаю, отправить в лагерь валить лес за картинку на твоем компе, или неосторожно сказанное слово? Я знаю, что сейчас это звучит смешно, кто может серьезно верить в это? Вон, бритоголовые по улицам бандами ходят, никто их не трогает, а тут за картинку закроют. Но, проскальзывает мысль, а вдруг? Что тогда мы будем делать? Вот ты, например? Не отвечай. Я, наверное, выпилюсь, приятель. Лучше самоубийство, чем жизнь в таком обществе. Какое счастье в такой жизни? День за днем трястись, что тебя схватят и замучают в застенках. Просто потому что. Правда, лучше тогда удавиться, или шагнуть в окно.
– Ну тебя и кроет, дружище. Ты не первую баклаху пьешь, так? Что ты хочешь от меня услышать? Что я подтвержу твой прогноз, или разделю твои взгляды на самоубийство. Я хз, приятель. Надеюсь, что времена, о которых ты толкуешь, никогда не наступят. Это же бред, как можно упрятать в лагерь за картинку? Кому картинка может навредить, это же, максимум, безобидная карикатура. А арестовывать за такое – это отдает старческими рассказами, как арестовывали за то, что рыбу на газете со Сталиным почистил кто-то. Не будет же кто-то, в здравом уме, сталинизм оправдывать? Это же удел выживших из ума шизоидов, таких лечить нужно.
– Или будут? Скажут – порядок был.
– Знаешь, кто так может сказать, в силу возраста лет пять от силы осталось. А насчет самоубийства – ну, как тебе сказать. Каждый сам делает свой выбор, нет? Свобода воли на то и дана человеку, чтобы он мог выбирать. Греко-римская цивилизация, к слову, рассматривала самоубийство как триумф человеческой воли, пусть и последний. Попробуй вспомнить, из истории хотя бы: Ганнибал, Сенека, Нерон и так далее. А чем-то однозначно плохим самоубийство стало уже при христианстве. Поэтому, если хочешь мое мнение, то я не считаю вправе осуждать самоубийц. Их выбор нужно уважать, как минимум.
– А вообще, знаешь, я тут подумал, что со стороны это пиздецки странно выглядит. Я имею ввиду тему нашего разговора, вот это вот всё. Бля, ты прикинь, как старые деды на лавке Сталин блядь, репрессии, вся хуйня. Разве об этом в нашем возрасте общаться мы должны?
– Ну, я хз в самом деле. Да, наверное, то, что мы выбираем такие темы – это не есть хороший… ммм… маркер, что ли, благополучия общества. То, что мы вообще по таким темам загоняемся – это уже не есть хорошо. По-хорошему, это должен быть удел кого? Профессиональных товарищей с телевизора и всяких кухонных маргиналов. Уж явно не нас. Мы вот, можем, например еще дрочера пообсуждать. Развлечение, как-никак. Дай хлебнуть, что ли, а то в одну харю выпьешь.
– На, держи. Ну да, будем надеяться, что я ошибаюсь. Пойду-ка на стене намалюю что-нибудь. Мммм… "Дайен – блядь". Идеально. Блядь же через 'д' в данном случае?
– Ну да. А вообще, ты констатируешь этим общеизвестный факт.
– Иди ты, знаешь куда. Скажи лучше, похожа?
– Да. Как с фотографии перерисовал. Посрались вы, не иначе. Это объясняет, тогда, почему ты тут с утра пораньше синегалишь и кустарных дрочеров разглядываешь.
– Ну, не без этого. Тебе очень хочется мое нытье на эту тему послушать?
– Честно? Мне похуй. Я ведь, ты только не обижайся, пропущу большую часть твоего потока сознания мимо ушей.
– Негодяй ты. Мне, может, поплакаться нужно, душу отвести. Эх. Ладно, хуй с тобой. Слышал, сосед мой сверху каких-то алкашей лопатой захуярил, когда картоху копать ходил?
– Бля, не. Это тот, который нам когда-то в великах колеса накачивал?
– Ага, он самый. Теперь надолго упрячут видимо.
– Пиздец.
– Ну, он после первой отсидки конкретно на какое-то дерьмо подсел, на кухне у себя варил. На весь подъезд уксусом воняло. Ну и башкой повредился, на себя уже не похож.
– Ну, что поделать, такова жизнь, чё. Он же первый раз с каким-то синяком из-за бабы попиздился и захуярил до смерти его?
– Ага, вроде так было. Кажись, года четыре отсидел. Там, помнишь может, бабка его пыталась на лапу судье дать, хз помогло ли.
– Пиздец, в самом деле. Но, не забывай, где живешь, хули.
– И то верно. Погодь, пойду обоссусь.
– Давай, ха-ха, ты на ногах уже еле стоишь. Смотри, портки не обоссы!
– Да пошел ты, а?
– Ага. Но, серьезно, кажись, что тебе хватит уже. Может проспишься малость? А то без приключений мы до дома не дойдем.
– Здесь? Как бич какой-то?
– А почему нет? Подъезд наш дом родной. А я тебя покараулю.
– Ох, может ты и прав.
– Вот и залипай давай. Чего ты ждешь? Колыбельную тебе спеть? Спят усталые игрушки?
– Иди нахуй. Сторожи, сторож.
– Ага, спи давай.
Мой приятель достаточно быстро вырубился, положив голову на колени. Я же сидел, допивал вишневый шмурдяк из горла бутылки, курил, пытаясь пускать колечки дыма, разглядывал наскальную живопись и слушал нирвану на своем девайсе. Благо, сообщение о том, что Кобейн выпилился за наши грехи, намалеванное маркером на стене напротив, подталкивало к безальтернативному выбору саундтрека в этом подъезде.