Читать книгу Страж неугОМОНный - Алексей Александрович Стопичев - Страница 16

Я внимательно осмотрел порт. Валет уже вовсю орал, пинками загоняя в баркасы грузчиков. Четыре шлюпки с бойцами подплывали к лежащему на боку кораблю. Так как выстрелов не до сих пор не было слышно, я сделал вывод, что либо погибли все, либо не собирались сопротивляться. Повернулся, глянул насмешливо на пленного и спросил:

– Настолько корабли океан затмевают, что против нас всего два фрегата выслали?

Дамир начал было переводить, но нарядный сплюнул в пыль и ответил:

– Не переводи, собака, сам отвечу!

Лицо у дружинника вспыхнуло, но он смолчал. А я присел возле пленного и достал сигарету. Подкурил неторопливо и спросил:

– Ну? Жду ответа!

– Флот наш велик и могуч! А это разведка была! Завтра же увидишь, гяур, как мы вас уничтожать будем! А женщин и детей на невольничий рынок отправим! Хватит вам уже осквернять наши священные земли!

– Ты уже уничтожил, – я выдохнул клуб дыма и спросил: – Сколько кораблей в вашем флоте? Сколько человек в армии? Советую отвечать быстро и правдиво, и тогда умрёшь так же быстро. А если нет… пожалеешь, что на свет родился!

– В нашем флоте не счесть кораблей! Готовься встретить миллионную эскадру.

Я выкинул окурок, посмотрел на нарядного пленника, зыркающего глазами:

– Ага, халифат, где населения – всего-то пару миллионов человек миллион кораблей сделала и запустила! А недавно в лаптях по морю плавали. Лжец ты, пёс смердящий! Последний раз спрашиваю, сколько кораблей?

Янычар лишь вздёрнул презрительно голову и смолчал. Я спокойно пожал плечами, достал из кобуры пистолет, взвёл курок и приставил к голове:

– Приговором военно-полевого суда и властью, данной мне военной администрацией города Мышинск, приговариваю военного, совершившего преступления против мирных к смертной казни!

Надменный пытался что-то сказать, даже рот открыл, но я нажал на спусковой крючок, бахнул выстрел и мозги халифатца разлетелись по пирсу.

– Дамир, тащи следующего, – спокойно сказал я, достав порох и пули для мушкета, – У нас две тысячи женщин и детей в городе, некогда политесами заниматься!

Воевода, который осматривал разбитые пушки, лишь обернулся на звук выстрела и вновь принялся что-то обсуждать с бомбардирами. А Дамир притащил следующего. Я спросил резко:

– Наш язык понимаешь?

– Панимать да! – часто закивал пленник, – Карасо панимать, плёха говорить!

– Ну, нам поэмы и не нужно рассказывать! Сколько кораблей у халифа вашего?

– Халиф Сулейман Великолепный пастроиль великий флоть из два десятка кораблей!

– Такие, на которых приплыли? – хмуро спросил я.

– Такие нэт! Такие всего вот! – пленник сунул мне четыре пальца, показывая, что всего четыре фрегата было, – Остальной меньше корабль!

– Ха, – воскликнул Дамир, – Получается, мы сегодня им половину фрегатов побили, вашбродь!

– Выходит так, – я зарядил пистолет, но убирать не спешил: – А войско какое?

– Десять туменов отправил халиф! – ещё быстрее залопотал пленный.

– Десять тысяч, значит, – задумчиво протянул я, и повернулся к Дамиру: – Убирай их всех в тёмную! Пусть там сидят. Скажи, пусть кормят, чтоб с голоду не окочурились!

Я подошёл к воеводе, быстро доложил, что выяснили, и Ястребов тут же распорядился послать гонца в Нежеголь. А сам попросил:

– Ты доставку пушек проконтролируй! Я пойду ополчение готовить. Думаю, больше под ружьё встанут. Война – это не набег. У нас только охотников около сотни с ружьями! Полтысячи соберём!

Весь день прошёл в диком напряжении. К вечеру мы сумели переправить с разбитого фрегата в порт восемь пушек. Валет клялся, что если завтра ему позволят, то он привезёт ещё пять штук. Гмуры Мышинска практически все высыпали в порт и принялись вместе с людскими плотниками готовить выловленные с фрегата орудия. А я инспектировал стены. Рассказывал ополчению, кому и куда бежать, ну и многое другое. То давал указание новые бойницы сделать. То приказал мешки с землёй подготовить, чтобы укреплять частокол и защищать наших бойцов от пуль. В общем, в казарму вернулся без задних ног и сразу завалился спать…

Солнце уже светило вовсю, когда разведчики доложили о приближении янычар. Враг шёл красиво, по дороге, растянувшись на несколько миль. Тут, оказывается, что на марше, что в бою принято было строем шествовать, сохраняя какие-то там рыцарские традиции.

– Какие? – с удивлением переспросил я у воеводы.

– Рыцарские, – смущённо хмыкнул Ястребов, и продолжил: – Халифатцы особенно этим традициям привержены. Гордые! Честь, говорят, превыше всего.

– А сотней солдат деревню вырезать – это тоже честь? – сатанея от здешних порядков, уточнил я у воеводы.

– Ну, так мы для них неверные. Вроде как не совсем люди.

– Погоди, Борис Борисович, – я не совсем понимал логики янычар, – А почему тогда воюют по рыцарским правилам?

– Так воюют для себя, перед всевышним им надо по правилам себя вести. А убивать кого угодно, и как угодно можно, – воевода вдруг разозлился: – Ну что ты пристал ко мне? Придут – сам и спросишь!

Теперь я смотрел на стройные порядки янычар и думал, успею ли спросить. Впрочем, воеводе и бойцам, уже сталкивавшимся с янычарами, я поверил. И если сказали, что основной удар будет по центральным воротам, тут и усилил по максимуму оборону. Потому на центральной стене у меня стояли восемьдесят человек дружины и полсотни ополчения. На остальных трёх стенах было поменьше: по сотне ополчения и по десятку дружины. Сюда же, на центральную стену, я приказал перетащить сразу пять больших двенадцатифунтовых пушек. А ещё с фрегата Валет привёз «небольшую» пушечку, которая вместе с лафетом и колёсами весила около семисот килограммов. И если здоровые пушки утащить могли только лошади, то эту пушку вполне себе вчетвером артиллеристы катали, куда им вздумается.

Янычары, кстати, тоже прибыли с артиллерией, но она у них была, откровенно говоря, слабовата. То ли серьёзного сопротивления не ожидали, то ли лень пушки было тащить, но они под наши стены пришли всего с четырьмя осадными орудиями. Валет тут же принялся мне объяснять, и выходило, что осадные орудия и наши пушки по стрельбе ядрами имеют практически одинаковую дальность. Я подозвали Николу Ярца и принялся втолковывать:

– Помнишь, как по кораблям били?

– Помню, вашбродь, -кивнул усатый артиллерист.

– Ну, здесь же подобную тактику применяй! Видишь, как они осадные орудия хорошо выстроили? Три крайние пушки пусть бьют по первому орудию, пока не уничтожат! Потом по второму и так далее. Две оставшиеся работают по толпе! Понял?

– Понял, вашбродь, – кивнул Ярц и запыхтел трубкой, – Не делали так никогда, но тактика хорошая. Должно сработать!

– Ну так иди, давай указания пушкарям! – я махнул рукой и подозвал своих десятников, а также командира конной полусотни поручика Евсея Сервеня. Воевода отдал его в моё распоряжение, и молодой дворянин даже не подумал противоречить.

– Ну что, друзья, – я тоскливо взглянул в поле, где орали-кричали полтысячи янычар и произнёс: – Шансы отбиться у нас большие! Но делать надо ровно то, что говорю! Все бойцы прячутся за стенами и стреляют только из-за них! По первому залпу я команду дам, дальше уже сами!

– Нам точно на стенах? – по юношески срывающимся голосом спросил у меня поручик, – Не смотрите, что нас полсотни – мы можем выскочить навстречу и стяжать славу!

Грек и Касым посмотрели на молодого дворянина, как на душевнобольного. А Ливий с Иваном стыдливо убрали глаза. Чужую дурость всегда тягостно видеть, особенно, когда от этой дурости чьи-то жизни зависят. Говорят, таким же восторженно-дуростным был и предыдущий сотник. Царствие ему небесное. В принципе, последние три слова как раз лучше всего и характеризуют такое поведение…