Читать книгу Широко открытое небо - Алексей Анатальевич Стравинский - Страница 3

1

Кто – то молится. Гость долго вслушивался во всеобщий гам. Он точно нашёл долгожданную радиостанцию среди океана помех, гудков и тресков.

Три фонаря растянулись на тротуаре, длиной в футбольное поле. Между ними плотная тьма. Между ними скамейки. На одной из них – на той, что во тьме – сидит Гость.

Скинув с головы капюшон, он пробежался по фасаду дома напротив. Серое в свете дня семнадцатиэтажное здание в ночное время кажется абсолютно черным и пугающим. Никто не должен жить в таком доме, но многим людям приходится жить в местах и похуже. Семнадцатиэтажный муравейник больше походит на заброшенный много лет назад дом. Брошенный и пустой изнутри мир.

В редких окнах свет. Молитва слышится из тьмы.

Гость встал. Не до конца поверил своим ушам – пока что – зашагал к дому. Он уже знает, из какого именно окна женщина взывает о помощи.

Гость остановился в полуметре от фасада. Мир накренился. Битый асфальт за спиной. Под ногами трескается плитка фасада. Она тут же осыпается в тех местах, куда ступал Гость.

Следы на снегу.…

Подойдя к нужному окну, он присел. Заглянув в него, как в открытый люк. Увидел детскую комнату, в которой единственный источником света был едва светящийся ночник тёмно-синего цвета. Он будто угасал и вот – вот погаснет безвозвратно. Последний рубеж сдерживающий тьму. Как хорошо, что в него можно всего-навсего поставить новые батарейки.

Женщина затихла. Встав с колен, она поправила укутывающее ребёнка покрывало и вышла в тёмный коридор. Тёмный, непроглядный и пугающий точно такой же, как и сам дом.

Гость закрыл глаза, открыл глаза. Теперь он сидит на полу детской комнате. Тихо стал на ноги. Слушает:

Тонкое, ровное дыхание. У ребёнка бьётся сердце. Он не только слышит это, но и чувствует. От неё во все стороны расходятся волны тепла, ритмично и ровно. Гость подходит к кроватке. В ней совсем маленькая девочка. Ей около года отроду.

Что – то не так. Такого с ним никогда прежде не было. Волнение – новая эмоция. Она выдёргивает его из привычного внутреннего мира.

Почему? Как с ним вообще может происходить что – то подобное? Почему это происходит сейчас?

За стеной тихо плачет мать дитя. Здесь всё куда хуже, чем показалось с первого взгляда. От волны до волны проходит больше времени. Теперь меньше. Гость аккуратно стянул с девочки покрывало. Он видит внутри её груди яркий, пульсирующий огонёк. Он переливается. От жёлтого к красному цвету, от красного к пурпурному цвету. Переливы практически всех цветов радуги. Девочка поворачивается на бок. Среди прекрасных огней показалось тёмное пятно. Такое же тёмное, как и фасад дома, как свет в его окнах и как тьма коридора. Пока оно совсем небольшое. Пока. Придёт время, и светиться сердце будет не ярче ночника в комнате. Позже оно угаснет навсегда. Как скоро?

Гость знает, что девочка не доживёт и до десяти лет. Она умрёт в больнице, пока её мама будет тихо молиться, и плакать за стеной палаты. Её давно покинувших их отец в это время будет пить тёплую водку в дешёвом и грязном, вонючем, задымлённом сигаретами полу мрачном баре с такими же падшими людьми, как и он сам. Разумеется, он далёк от осознание нехитрой истины.

Даже в столь гнусном создании на короткий миг, абсолютно ни с того, ни с сего, вдруг появиться чувство отцовского волнения и тревоги. Он вспомнит о своём ребёнке, о жене, которую он неоднократно избивал под героином, дурью, паршивым алкоголем или просто так – плохое настроение. Возвышай себя унижая других – как инструкция к личностному росту мерзавца. Уже много лет он возвышается за счёт других. Этим он занимался и сегодня, но, вдруг, давно обугленное сердце почему – то зашевелилось, совсем чуть – чуть. Луч света, луч надежды. Звезда, ведущая к спасению… но самодур поскорее закуривает, вливает в себя две подряд полные рюмки тёплой водки, ставит грязный стакан на грязную стойку и известным всем завсегдатаям бара жестом просит повторить.

Дверь бара закрывается с оглушительным грохотом. Тьма сгущается.

Любящая, почти святая мать горько плачет. Руки девочки расслабляются. Плюшевый мишка падает на кафельный пол больницы.

За окном рассвет. Гость покидает комнату. Ему очень хочется изменить ход событий, но он перед ними бессилен. Ему не спасти девочку.

2

Наверное одно из лучших ощущений в жизни – чувствовать себя человеком… живым, счастливым, не обречённым, независимым. Стив порой мечтает о такой жизни, но каждый раз он входит не в ту дверь.

Три стука. В ответ тишина. Стучит ещё. Внутри послышалась возня.

– Кого черт принёс?

– А ты погляди в глазок, – брякнув Стив.

Щелчок замка. Дверь приоткрылась. Лица не видно.

– Стив, ты? – дверь открылась шире.

Стивен молчит.

– Конечно ты. Только от тебя может так разить.

– Заткнулся бы ты, – не дождавшись приглашения, парень вошёл в квартиру, протиснувшись между дверным откосом и полноватым, низким Джоном.

– Башмаки снимать не учили, свинота? – брякнул хозяин жилья, прикрывая дверь.

Поросячьи глазки Джона полны пренебрежения. Он знает, зачем пожаловал Стивен. Он всегда приходит лишь с одной целью. Никаких вопросов. Немного ожидания.

Закурил и ждёт, опершись плечом в стену, когда – то оклеенную белыми обоями. Те уже давно стали жёлтыми от курева и прикосновений грязными рукми. Та же участь настигла и зубы Джона.

– Если я их сниму – мы оба задохнёмся, поэтому давай не выходить за прежние рамки, – злобно отрезал Стивен.

Джон опустил взгляд на свои потные пятки. Кивнул, сделал затяжку.

– Доставай, – брякнул он, почёсывая лысую макушку.

Стив передав второму телефон. Тот поглядел на него со всех сторон, пошевелил густыми усами и сказал:

– Да на нем кровь, Стиви. – Приподнял бровь, снова крепко затянулся и пустил густую струю дыма.

– А тебе давно не всё равно?

Джон опустил взгляд на телефон, несколько раз подкинул его в руке.

– Полсотни, Стиви, и имей не забывай кое – что: если ко мне кто заявится с вопросами о телефоне – я тебе выдам, не сомневайся в этом. Ты редкостная мразь и я догадываюсь, где ты его взял.

Стив молча протянул руку вперёд, глядя куда – то на пол.

Джон потёр нос тыльной стороной ладони, сунул руку в карман грязных шорт и достав оттуда пару двадцаток и одну десятку. Он даже не рассматривал вариант более высокой цены за телефон. Отдал случайно попавшие в карман деньги и все на этом. Все всегда согласны. Лишь некоторые просят больше, тщетно пытаются сторговаться, и только единицы могут действительно вытрясти из жирного, низкого и лысеющего, вечно воняющего потом человека немного больше. Джон призирает и хает подобных «друзей».

На самом деле телефон можно реализовать за три – четыре сотни. Джон прекрасно это знает, как сейчас, так и в каждый другой раз. До ужаса жадный человек настолько дорожит деньгами, что лишний раз не тратит их на себя самого, если, конечно, дело не касается проституток, наркотиков и пьянок во всевозможных барах.

– Проваливай, – Джон открыл дверь. В душное помещение проник прохладный воздух.

Стив вышел на улицу. Смеркается.

Проваливай.…

Даже такому ничтожеству, такой твари, как Джон он не смог ничего ответить. Как отвратительна, жалка жизнь Стивена. Он зависим от самых гнилых слоёв общества.

Падение продолжается.

Злость приходит вместе с отчаянием. Стивен не знает, на что именно он злится – несправедливость, имеющееся для него общество, на самого себя? Он ощущает эту фоновую энергию, источник которой зарыт глубоко внутри него. Будто бы намагниченные камушки подползли друг к другу вплотную, и их общая сила вызывает вибрацию, источающую зло. Каждый камушек внутри Стива – глоток, сделанный им в разное время жизни. Он глотал свою трусость, свою неуверенность, чужое мнение, свои и чужие страхи, которые породили сотни демонов. Он спрятал это всё глубоко внутри себя. Камни переросли во что – то новое и теперь всё это медленно, но уверенно убивает Стивена.

Он ничего об этом не знает. Он ничего не понимает и просто злится.

Темнота вокруг исправно освещающих улицы фонарей сгущается. Демонам этот свет не страшен. Не полная тьма, разумеется, но не так больно, как при солнце – свете Бога.

Перекусив чем подешевле в одном из ближайших кафе, Стив придёт в ночной парк. В нем он найдёт скамью, на которую свет фонаря падает меньше всего. Закурит. В темноте уголёк будет подолгу стоять в одном положении. Мысли отвлекут его от курения.

Парень двадцати девяти лет – ничего не достигший, ничего не видевший и не сделавший ничего хорошего как для себя, так и для других. Его существование воздействует на людей пагубно. Ну, если только кто-нибудь не откажется от соблазнов вколоть в себя что-нибудь этакое, глядя на Стива, как на последствия соблазна. Ход мыслей был именно таким. Стив не боролся.

3

Грех – вязкая субстанция, склеивающая общество. Чем больше группа людей – тем больше среди них греха. Быть может кто – то примет это слово слишком буквально. Что одному грех – то другому спасение. Все относительно.

Разум и милосердие, внутренняя доброта, понимание, умение поставить себя на место другого человека и борьба с собственным эгоизмом – хороший набор инструментов для работы над вопросом – что есть грех?

Почему люди поступают так, а не иначе? Что ими движет? Может в их хрупком устройстве чего – то не хватает? Вроде всё на месте. Душа у каждого, хоть и разная от времени и действий, но есть.

Глупость, наивность, мечтательность, беспечность – всё здесь.

Как же непрост человек. Кто бы мог подумать!

Гость смотрел на звезды. Там, вверху, целая вселенная! Столько звёзд, столько миров, столько бесконечной красоты! Неподдающиеся воображению пространство, колоссально большие объекты, ослепительно яркие цвета, невероятно красивые краски.…

Сколько энергии….

Человек, взгляни на небо! Посмотри, как много мерцающих огней на чёрном фоне. Каждый из них – целая история, возрастом где в миллионы, а где и в миллиарды лет. Сколько всего древнего, мистического и непостижимого для твоего разума она способна открыть? Всего одна крохотная точка сияющего света!

Не вздумай вламываться в голову ребёнку, который ищет прекрасное в небе. Не заражай его сознание раньше времени. Жизнь сделает это и без тебя.

Гость думал.

Звезды горели и после того, как погасли все огни, сотворённые человеком. Они будут гореть и после того, как угаснет последний импульс в теле последнего человека. Кто теперь будет считать себя выше и важнее всего прочего?

Звёзды были до человека, они будут после него.

Как хорошо, что не все люди такие. Некоторые способны доказать, что они состоят из тех прекрасных тканей, из которых соткана и всё во вселенной.

Человек – самое необыкновенное существо из всех, что Гость видел за свои долгие годы. Он не ожидал столкнуться с таким количеством граней, что обнаружились им в обществе этих существ. Насколько переменчивым и непостоянным может быть человек! Верным и неверным, добрым и злым, счастливым и несчастным, живым во всей полноте смысла этого слова и… просто живым, как объект его сегодняшнего внимания. Просто живой, но переменчивый, имеющий много затупленных годами граней человек. Было в нем ещё что – то особенное, очень редкое, но свойственное человеку по набору качеств.

Гость хотел подойти к нему именно сейчас, но его вдруг что – то сильно смутило. Возможно, это было ощущение ненужной спешки, которая сорвёт с ветви немного недозревший плод. Тот будет никуда негодным. Всё потраченное на его рост время испарится в воздухе по щелчку пальцев. Все планы на его счёт сольются к нулю. Смысл будет утерян, а без него останется только отчаявшаяся пустошь, жизни в которой не ищи.

Не спеши!

Совсем скоро всё случится. Неизбежно случится, как и случалось раньше. Это очередной пик очередного подошедшего к завершению цикла.

Звезды горели и после того, как Гость шагнул в пустоту, прямиком с крыши пятидесятиметрового здания. Растворился в сгущающейся у земли темноте.

Луна росла четвертую ночь. Местами лениво плыли полупрозрачные облака. Дул лёгкий, тёплый ветер. Все живущие в городе ночные птицы были заняты своими делами. Многие из них пели, многие охотились, сотрясая крыльями ночной воздух – точно так же, как это сейчас делал Гость, но смысл его охоты был далёк от общепринятого представления этого слова.

Город отстрелялся в ночь дробью огней. Фасады многих домов были напрочь темны. Мир спал. Любимые обнимали друг друга, дети прижимали к себе свои игрушки. Сны спустились на землю и разбрелись по людским головам. Утопичная ночь… такой она и останется, если, разумеется, не приглядываться, куда не стоит.

4

Я так устал от всего этого. Ах, если бы кто знал. Зачем я вообще живу? Может это какая – то кара за прошлые провинности?

Стив закурил вторую подряд сигарету. В голове снова каша. Тело начинает поламывать. Жажда.

Жажда.

Голод… зависимость. Ломка.

В этот раз Стив подготовился заранее. У него есть деньги. Он неспешно бредёт на хорошо знакомый адрес. Сегодня ему не придётся на кого-то нападать. Ненужно кого – то обворовывать, избивая при этом. Как правило – более слабых и беззащитных людей.

Последние вздохи полной грудью. Сейчас он чувствует тепло ветра, его нежность, смотрит вверх – как красивы звезды. Сверхмассивные гиганты долетают до земли в образе точки света, источник которого может не существовать уже миллионы лет. Как это величественно! Всё земное неважно на фоне звёзд.

В этот короткий, едва уловимый миг он счастлив. Сразу же за чувством счастья приходит понимание того, что он его недостоин. Он обязан страдать за все свои деяния.

Грань под его ногами – грань позади.

Жажда… голод. Выжить любой ценой.

Дикость в очередной раз берёт над ним верх.

Дверь открылась с тихим скрипом. Несколько этажей по лестнице. Палец бьёт о дерево. Возня с другой стороны.

Лицо Стива застыло. Поверх него лёг тускло – красный свет коридора. Густейший дым в нём бывает намного чаще чистого воздуха. Люди сидят на полу, опершись о стены. Кто – то лежит с торчащим из руки пустым шприцом, кто – то медленно качается взад – вперёд, кто – то прямо сейчас справляет нужду в свои штаны. А вон в том месте, где сегодня сидит очередной обезображенный наркотиками человек вчера умер парень.

Стивен всё ещё стоит перед дверью. Он не понимает, что его останавливает. Что – то пошло не так. Он не в силах поднять ногу, чтобы переступить порог.

Парень стоит в тусклом свете лестничной площадки, перед распахнутой дверью, на краю света, в который из тьмы пополз дым. Он словно щупальца, которые вот – вот схватят Стива и затащат его внутрь силой.

– Ты так и будешь стоять? – сказал дистрофично худой, высокий парень, открывший ему дверь. – Входи уже!

Его голос был таким же тощим и пустым, как и его владелец, а в его взгляде не было ничего, кроме пугающей красноты. На Стива будто бы смотрел демон из темной и воняющей всякой мерзостью преисподней.

Стив не понял, как произошло дальнейшее:

– Нет, – ответил он и тут же развернулся.

Дверь медленно поползла обратно. За ней становилось всё темнее и в этой тьме не было видно ничего, кроме красных точек – глаза собравшихся внутри демонов, пробравшихся в падкие на соблазн, крайне слабые человеческие тела.

Последний вихрь дыма вырвался в щель, повторил контур двери и растворился в воздухе. Дверь легла на место.

Стив уселся на бетонную ступеньку. Закурил.

Нет.

Впервые в жизни он сказал что – то подобное перед распахнутой дверью, ведущей к желаемому оазису

На лице начал собираться пот. Стива затрусило. Сигарета выпала из ослабших пальцев, перепрыгнула несколько ступенек, скатилась ещё по трём и остановилась, пустив голубую струю дыма вверх.

Да что это я такое выдумал? Как это нет? Кто вообще это сказал? Это точно был не я. Как глупо. Неужели я способен на такой поступок?

Нет

Наивный, глупый Стив. Как такое вообще можно вообразить? Решиться отказаться от наркотиков? Сможешь побороть в себе невероятно сильную жажду, переломиться, завязать? Хочешь стать нормальным человеком, полноценным членом общества? Забыть прошлое, как страшный сон? Принять себя и весь мир таким, какой он есть?

Нет

Как же это будет тяжело! Сколько сил для этого понадобится. Зачем вообще затевать всё это? Есть ли смысл? Даже если удастся соскочить с иглы, что делать дальше? Что в жизни сможет заставить держаться молодцом? Кто поможет?

Все близкие давным-давно от него отвернулись. Случилось это не потому, что всё бывшее окружение было таким плохим – Стивен так захотел, сам сделал выбор. Люди до последней капли пытались удержать его над краем пропасти, но он всячески, каждый раз превосходя самого себя, бил по рукам добродушных людей, доказывая им, что он безнадёжный, жалкий и ничтожный персонаж грустной истории.

Нет

Он воровал у тех, кто ему помогал. Он делал больно тем, кто его любил. Быть может, он даже убивал, но доподлинно ему это неизвестно.

Уже ненужные удары ногами, фотографии с УЗИ. Таблетки в его кармане, которые могли быть жизненно необходимыми для женщины или для дитя в её утробе. Её деньги, телефон, жизненно необходимые для Стива.

Нет

Стив понимал, что даже если ему и удастся соскочить с иглы, то ему всё равно конец. Его раздавит суровая реальность. Его уничтожит пробудившаяся и ничем не сдерживаемая совесть. Она размажет его по грязным, усыпанным мусором дорогам, сырам непонятно от чего, бетонным полам лачуг. Она напоит его горькими слезами некогда любивших его людей. Она заберут у него все, что он когда – то украл. Она обрушит на него шквал острых, пронизывающих насквозь слов, сказанных когда – то им же. Она обрушит на него разом все удары, которые он когда – то кому – то нанёс.

Нет

Он начнёт вспоминать всё то, что он так старательно пытался забыть. Его сердце снова забьётся, он вновь почувствует давно атрофировавшиеся эмоции. Он вспомнит вкус потерь.

Безнадёжно

Чёрная птица вновь упорхнёт из его рук. Ему снова придётся пережить даже это – видеть, как человек оборачивается птицей и улетает в небо.

Быть может, наркотики спасли Стива от самоубийства. Точнее, отсрочили его на какое – то время, а если совсем точно – они и есть его самоубийство, но лишь в намного более жестокой и мучительной форме.

Стив хочет умереть, но эта жажда не даёт ему и этого. Как страшен его плен.

Начать новую жизнь… быть может он бы и смог, если бы ему кто – то помог, но, увы, он давно доказал людям, что помогать уже некому и незачем. Стив никак не мог понять, что первый шаг должен сделать он сам – проявить желание. Спасение утопающего – дело рук самого утопающего.

Стив, тебе никто ничего не должен

Почему он стал тем, кем он сейчас является? Когда раздался этот хруст, ломающий всё и сразу? Почему он сейчас здесь, совсем один, сидит, испытывая чувство ломки? Какими путями жизнь привела его к этому моменту? В какой миг исчез тот славный мальчик, который бесконечно любил жизнь?

Истина находилась в нужном направлении, но пот на лице продолжал собираться куда быстрее, чем нужные мысли в голове. Он скатывался по щекам и разбивался о бетон, будто слезы. Вены стонали от боли. Всё тело скованно, голова готова взорваться в любой момент. О прочих болевых ощущениях не стоит даже и говорить.

Я сейчас умру. Здесь и сейчас. Пусть уже это случится. Хотя бы перед смертью я сделаю хоть что-нибудь достойное – умру перед соблазном, не поддавшись ему.

Струйка дыма от упавшей сигареты оборвалась. Она дотлела без остатка.

Обхватив ребра руками, Стив, закрыл глаза, завалился правым боком на перила. По его несчастному телу проносились волны жара и холода, то усиливая, то притупляя боль.

Над его головой заморгала лампа. Яркая вспышка, тихий хлопок. Будто бы издалека послышался тихий и короткий звон.

Темнота

Пугающая темнота, наполненная чем – то по-настоящему страшным, чем-то имеющим длинные, худощавые, когтистые руки. Одна рука спустила с головы Стива капюшон и несколько раз толкнула его в спину холодным, едва уловимым прикосновением. Вторая рука медленно потянула дверную ручку на себя. Тьма наполнилась мертвецки жёлтым светом коридора. Красные точки – маяки указывали Стивену направление.

Он встал и пошёл.

Снаружи дверь подтолкнули все те же руки. Она плотно легла на прежнее место.

Коридор казался длиннее обычного. Куклы на полах казались безжизненными. У многих были стеклянные глаза. Шприцы повсюду. Плотный дым заслонил собой ту самую дверь.

Как – то странно здесь тихо. Здесь всегда не особо громко, но ведь стонут постояльцы всегда. Почти всегда кто – то плачен, иногда слышен тихий, истеричный смех, но в этот раз тишина рушится лишь от тихого хруста шприцов под подошвой ботинок Стива.

Красная дверь будто светится изнутри. Она излучает что – то пугающее, но, несмотря на это, Стив крепко схватил её ручку и потянул дверь на себя. В комнате никого нет. Стол накрыт несколькими белыми дорожками, пачкой сигарет и пистолетом. Тумбочка с покосившимися дверьми открыта.

Стив достаёт из кармана все деньги, кладёт их на стол и берет двойную порцию. Прикрыв за собой створки сердца оазиса, он обернулся. Темнокожий, хилый парень в солнцезащитных очках и шляпе держит его на прицеле. По его лицу так же катится пот, но это уж скорее от ужасной жары внутри комнаты. Тускло – красный свет настолько густ, что кажется огнём.

Стив кивнув на стол, на деньги. Темнокожий опустил взгляд туда же. Через несколько секунд он сдержанно, но уж до боли жутко рассмеялся. Опустив пистолет, развернулся и пошёл туда, откуда пришёл – за очередную дверь. За ней происходят вещи пострашнее тех, что происходят в коридоре. Уходя, он продолжал смеяться. Смех был слышен недолго и после того, его тело растворилось в красных тонах.

Добрев до подобия ванной комнаты, Стив принял всё, что припас в красной комнате.

Перед ним висит зеркало. В нем кто – то есть. Это какой – то человек. Стивен боится его. Незнакомец глядит на него агрессивным взглядом. Глубже – отчаянье, страх и боль. Стив не выдержал его взгляд. Отвернулся, посмотрел в грязную раковину. Набрал в ладони воды. Плеснул её в лицо. Выпрямился и вышел, оставит на полу два пустых шприца и пустую упаковку таблеток.

Скудный мир изменился. Он приобрёл новые цвета, звуки и ароматы. Изменённый мир качался, расплывался и мутнел. Ноги Стива перестали чувствовать пол под ногами. Он упал, не дойдя до выхода пару – тройку метров. Его сердце медленно останавливалось. Он продолжал двигаться к выходу ползком – мимо бездушных кукол и демонов внутри них.

Дыхание ослабевало. Он продолжал ползти. Глаза блестели от слез, вызванных горечью и страхом, осознанием того, что конец близок. Страхом перед тем, что после того, как он умрёт его не ждёт ничего хорошего. Даже его последний вдох и выдох будут наполнены болью. До последнего момента его сознание останется спутанным. Он не ощутит освобождения от телесных уз.

Толкнул дверь рукой. Выполз на площадку. Ощутил холодный бетон под увядающим телом. Услышал чьи – то шаги.

Смерь пожаловала.

Вот она, некая форма смерти, в человеческом облике. Хозяин притона и ещё двое парней из числа его шестёрок. Гарри и Филип.

– Кто он? – спросил торговец смертью.

– Не припомню его. Посвети ещё, – недолгая тишина. – Нет, не знаю такого.

– Уберите его отсюда. И лампочку поменяйте. Темно.

Шестёрки схватили парня под руки и поволокли вниз.

Нужно обязательно поменять лампочку. Нужен свет. Мотыльки летят на свет.

– Да он жмур, – вполне нормальным голосом заявил Гарри.

– Да нет же вроде, – сказал Филип.

Вполне обычный разговор. Для них в таких беседах нет чего – то необычного.

– Да точно жмур, я тебе говорю.

Остановились у машины. Опустили свою ношу на асфальт. Генри осматривался, Филип открыл багажник.

– Куда выбросим?

Подняли ношу.

– Давай так, чтобы быстро. Я обещал жене отвезти дочь утром в школу. Поспать бы ещё.

– У тебя есть дочь?

Багажник захлопнулся.

– Да, четыре годя крохе. Она славная умница, – полный гордости ответ Гарри.

Проехал несколько кварталов, машины свернула в очередную грязную подворотню. Никаких церемоний. Стива выбросили в мусорный бак.

– Там ему самое место, – прощальная речь от Филипа.

Отошли, закурили.

– Слышал?

– Что?

Филип подошёл к баку.

– Вот мерзость.

– Что там? – спросил Гарри.

Подошёл в баку.

– Крысы, да такие жирные! Что они тут жрут?

– Ну, наверное, таких вот, как он.

– Мерзость.

Оба отошли. Крысы зашуршали сильнее.

Молча покуривая, Филип глядел на серые фасады переулка. И тут он подпрыгнул на месте.

– Сейчас слышал?

– Да.

Из бака послышался стон.

– Он жив?

Тот молча кивнув.

– Что? Оставим его так?

Гарри достал пистолет.

– Пристрелим.

Стон из бака всё громче.

Пушка направленна на Стива.

Проулок разразился звериным криком. Громкий, дикий, пугающий крик и огромный силуэт, едва просматривающийся во тьме.

– Что это, мать твою? – достав пушку, проговорил до жути испуганный Филип.

– Не знаю, – Генри думает. – Птица?

Тень проскочила по кирпичной стене, молниеносно, едва уловимо.

Выстрел, второй.

Тишина наполнена тяжёлым дыханием двух людей и тихими стонами из мусорного бака.

Оглушающий крик, нечеловеческий. Какое-то животное, огромная птица.

– Вон, там, – Филип направил пистолет в самый тёмный угол переулка. Три выстрела. Тишина. Гильза падает к ногам. Теперь тишина абсолютная.

Тень в форме крыльев становится всё меньше. Она растворилась во тьме переулка.

– Ты что-то видишь?

– Тихо, – прошептал Гарри.

Тихо.

Именно так Гость пересёк границу тьмы. Темно – жёлтый мрак переулка встретил его во всей его красе. Высокий, лысый некто в чёрной мантии непринуждённо шагает босыми пятками к двум мерзавцам.

Выстрел.

Тишина. Гильза бьётся об асфальт. Гость идёт в прежнем темпе. Ещё выстрел, ещё и ещё, так до самых щелчков пустого магазина.

Гарри не стреляет. Страх сковал его всецело. Он даже руки поднять не в силах. Просто смотрит на происходящее с открытым ртом и полными ужаса глазами. Он чувствует, что сегодня они встретили кого-то особенного, необычного, крайне опасного. Обезумевший от страха человек совсем не думает о том, почему Гость именно здесь, сейчас, с ними.

Гость шагает. В его глазах разгорается пламя. Филип бросил пистолет под ноги и поднял руки вверх.

Гость безостановочно подошёл к нему, бесцеремонно схватил его за горло, поднял на метр над землёй и… заглянул в его глаза. Отвращение, боль, злоба и ярость ясно читались на лице Гостя. Ему стало противно, что он сейчас касается этого прогнившего вдоль и поперёк существа.

Крик Филипа был недолгим. На кирпичной стене вновь раскинулась тень крыльев. Поверх неё плотным слоем легла кровь разорванного пополам человека. Половинки плюхнулись под ноги Гостя. Кровь поползла в стороны. Над вывалившимися на асфальт внутренностями поднялся тонкий пар.

Второй в ступоре. Кровь дотекла до его ботинок.

– Убирайся к своему ребёнку,– сказал Гость, едва нашедший в себе силы сжалиться над Гарри, только от того, что он бы более – менее нормальным отцом. Это было его единственным достоинством. Во всем остальном он был ничтожеством, ухудшающим жизнь всем окружающим его людей.

Не мешкая, тот развернулся и пустился в бег.

Гость сорвал крышку бака. Швырнул её в темноту. Схватил худощавое содержимое, швырнул на асфальт. Тело приземлилось в непонятной форме, так, будто это самая настоящая кукла – марионетка без нитей. Руки и ноги были согнуты под неестественными углами, кости проступали через кожу пугающе сильно, но самое главное – пустые глаза. Стекла, в которых нет жизни, и это было так. Стив умер.

Самое твёрдое и смелое решение в его жизни, в то же время самое глупое, даже учитывая то, что глупостей он натворил столько, сколько за всю жизнь не сотворит группа более – менее нормальных людей.

Гость подошёл к нему.

– Ну, нет, вот тебе и на, – проговорил он сквозь стиснутые губы. – Ну, пусть будет так. Это даже и к лучшему.

Гость снова схватил тело Стивена, расправил крылья и оторвался от земли – легко и быстро. Растворившись в темноте ночи, он устремился на городскую окраину. Внизу кишмя кишели люди – ночные странники, выползающие из своих нор с заходом солнца. Среди людей были и те, кто смотрел вверх. Над головой они видели только звезды, но они знали, что над ними пролетает такое же необычное, неземное существо, как и они сами, но вот только отличия между ними были кардинальными – он не пришёл на землю из ада, хоть он там и бывал, и, между делом, он сейчас отправится туда вновь.

Демоны разбежались. Прячась от Гостя, они высматривали из укрытия, улетел ли он. Он просто пролетал мимо. Ему до них нет никакого дела.

Тело рухнуло в яму, поросшую диким виноградом, тёрном и крапивой. При падении раздался отчётливый хруст нескольких костей. Тело сложилось пополам. Грязные, черные волосы пропитались кровью, она же застыла под его носом, на краях его губ и на жёлтых, теперь не болящих зубах.

Единственная одежда изорвалась от крепкой, когтистой хватки Гостя и веток тёрна. Костлявая спина оголилась. Она сплошняком в синяках и шрамах, о появлении которых Стив никогда ничего не мог вспомнить. Летопись его жизни, подобная древним росписям на стенах пещер. Летопись Стива звучит. Это боль, страдания и ошибки. Это определение человека, которое сможет прочитать только Гость. Взгляни на него человек – просто шрамы. Упал, подрался. Был пьян или под кайфом. Истина же сокрыта намного глубже и глазами её не разглядеть.

Раскрытые кисти рук. Ладони в шрамах. Это ожоги, которые Стив получил в восемь лет. Он крепко схватил раскалённую металлическую цепь голыми руками с невиданной ранее для себя силой. Он спасал друга. Это была собака.

5

В тот день он остался дома один. Его отец выпивал с приятелями, как тогда казалось из вечера в вечер. Возможно именно так всё и было, но, за исключением лишь того, что не только вечерами. Мама с младшей сестрой отправились в больницу к старшему брату.

Майский вечер. Дул тёплый, приятный ветер. Не предвещающий ничего плохого, но и в то же время имеющий своё коварство.

Шумела молодая листва. За забором, на улице, гуляла ребятня. Ребята чуть старше Стивена. В обычный день он проводил время вместе с ними, даже не смотря на то, что порой они его дразнили тем, что его отец вчера снова спал в пьяном угаре на обочине, или тем, что его кроссовки давно изорвались и их пора бы выбросить. Порой все покупали себе мороженное на деньги, которые им давали родители. Стив имел такую возможность лишь по большим праздникам. Даже зная, где мама оставляет деньги, он никогда к ним не прикасался – в отличие от отца, который искал, за какой счёт бы залиться дешёвым алкоголем.

Его друзья с довольными лицами наслаждались мороженым в тени пышных деревьев. На улице стоял зной.

– Хочешь попробовать? – спрашивал его пухлолицый, розовощёкий приятель Билл.

– Конечно, – тут же отвечал обнадежённый Стиви.

– Тогда сходи и купи, – отвечал Боб и тут же заливался мерзким, хрюкающим смехом, который подхватывали остальные ребята.

Несмотря на подобные моменты Стиву хотелось к ним выйти, но сегодня мама попросила его остаться дома.

За забором, в соседском дворе собралась компания более старших ребят – выпивали, жарили мясо, громко смеялись. Стив в это время нёс с сеновала добрую охапку корма для скота. В загоне паслись несколько коз и баранов. Закинув им корм. Пошёл по двору. Тут он заметил крупного майского жука, лежащего на спине. Несчастное насекомое не могла перевернуться. Стив поднял его, подбросил вверх и жук улетел.

В этот момент в воздухе летело что-то ещё – белое, оставляющее тонкий шлейф дыма. Это что-то летело через соседский забор. Это что-то упало прямо на только принесённое юным Стивеном сено.

Дул тёплый, приятный майский ветер. Тонкий шлейф дыма в один момент начал набирать силу. Не успей Стив ничего понять, как сено загорелось. Его подхватил ветер и понёс в сторону хлева со скотиной. Через короткое время дым повалил и оттуда.

Юноша перепрыгнул через ограждение и начал топтать горящее сено. Огонь разрастался всё быстрее и быстрее. Загорелась подстилка пастбища. В сарае затрещало дерево.

– Помогите! – наконец-то закричал он.

Соседи шумели слишком сильно.

– Помогите! – прокричал он снова, со всей силы, до боли в висках.

Через забор выглянуло лицо Константина – двадцатилетний соседский парень. Его глаза едва не вылезли из орбит от увиденного. Доля секунд и он скрылся из виду.

– Звоните в пожарную! Соседи горят! – прокричал он.

Что? – спросила какая-то девушка.

– Соседи горят! Пожар, – повторил он.

Крики и смех стихли. В соседнем дворе послышалась возня.

Из глаз Стива хлынули слёзы. Он продолжал топтать ногами горящее сено, пока его не схватили крепкие руки. Константин перепрыгнул с ним через ограждение.

Стив увидел валящий из под крыши дома густой дым. Вокруг быстро образовалась суета. Ребята из соседнего двора забежали в горящий двор.

– Несите воду! У меня возле гаража шланг! Перебрасывайте через забор! – скомандовал Константин.

Двое ребят тут же выбежали на улицу. Константин вывел Стивена за двор и оставил его под присмотром отдыхавшей по соседству девушкой лет восемнадцати. Сам он снова забежал во двор.

К дому стянулись соседи, ещё спустя несколько минут за зрелищем безучастно наблюдала вся деревенская улица.

Шланг мелькнул в воздухе, перелетел через забор и скрылся из виду.

– Давайте воду! – крикнул Константин.

– Открыли, – крикнул кто – то из ребят.

Короткое молчание. Константин бросил шланг на землю.

– Кран на кухне откройте! – крикнул он снова.

Воды нет. Нигде. Во всей деревне в этот день не оказалось воды. Как выяснится позже – сломался насос водонапорной башни. К сожалению так и не выяснится, что местный чиновник решил не тратить деньги не так давно поступившие в бюджет на ремонт и так нормально работающего насоса. Через пять минут приедет и он сам. Ещё спустя пять минут появятся пожарные. В это время дом будет полыхать во всю силу. Всё вокруг будет в густом, едком дыму. Стив будет реветь в захлёб.

Прибывшие пожарные вывели отважных ребят со двора, ребят, которые как могли пытались тушить пожар.

Послышится дикий крик горящих заживо животных. Послышится лай…

Собака

Стив привязал её в гараже за домом, где в этот момент была тень. У пса была густая шерсть, сам он был практически полностью чёрного окраса. На солнце ему было тяжело. Именно сегодня Стив заметил, как страдает его любимое животное, его единственный, по-настоящему любящий его друг, и перевязал его в более прохладное место. Сейчас в этом месте настоящий ад.

– Там моя собака! – крикнул Стив.

– Какая собака! Сам цел, радуйся! – крикнула старая женщина, что живёт напротив.

Стив обернулся. Он думал, что всем сейчас страшно так же, как и ему, но он ошибался. Толпа спокойно любовалась зрелищем, некоторые даже улыбались. Почему?

Лай, мучительный и пугающий, душераздирающий. У Стива закололо кожу, будто в него всего разом воткнули тысячи игл.

Он вырвался. Прошмыгнул среди зевак, скрылся в дыму, и непонятно как ориентируясь в пространстве, вышел к горящему столбом величественного, пугающего пламени гаражу.

Влетел внутрь. Пёс метается из стороны в сторону.

– Тише, это я! – рыдая, крикнул Стив.

Он так и не смог понять, куда в тот момент делись все его страхи.

Пёс немного приутих.

Стив схватил его за ошейник. Его руки впились в мягкую, горячую плоть. Пёс взвыл от боли, дёрнулся и укусил Стива за руку.

Ребёнок не сдавался.

Он понимал, что животному сейчас очень страшно, он понимал, какую боль ему доставляют огромные ожоги, оголившие мясо. Нужно пробовать ещё!

Юноша, что есть сил, ухватился за горячую цепь. Зашипела кожа на ладонях, но боли в этот момент Стив не почувствовал.

Один сильный рывок и цепь сорвалась с места. Стив бросил её на пол. На долю секунд он увидел на звеньях куски пригоревшей кожи от своих ладоней. Пёс тут же умчался со всех оставшихся у него сил в безопасном направлении.

Стивен рванул вперёд. Сверху обвалилась крыша, прямо перед единственным путём к спасению. Дым начал быстро заполнять пространство. Жар, казалось, обжигает кожу со всех сторон. Из его глаз снова хлынули слезы. Так страшно ему ещё никогда не было. Он не мог думать, ориентироваться в пространстве, принять какое-нибудь решение. Страх сковал тело ребёнка.

Он упал на колени, закрыл лицо обожжёнными ладонями и разревелся в захлёб.

За шумом, дымом и вознёй на улице и дворе – а кому – то за зрелищем – люди не слышали рёв Стивена. Его глушили стены гаража, густой дым, трески горящего дерева и шифера. Его так же было сложно услышать от гама зевак, которые в данной ситуации не только бездействовали, но ещё и вредили.

Константин.

К счастью, он продолжал возиться со шлангом у себя во дворе, всего в паре – тройке метров от горящего гаража. Его не покидала надежда, что вода вот – вот хлынет мощной струёй, но неисправному насосу, находящемуся в нескольких километрах от горящего дома, до этого не было никакого дела.

Сосед услышал крики. Он не поверил своим ушам. В его организме тут же случился выброс адреналина. Он одним ловким движением перепрыгнул за забор и помчался растаскивать в стороны горящие доски, упавшие с крыши. Более – менее растащив их, он вбежал в гараж. На какой – то миг клубы дыма отступили. Он успел заметить Стива. Вновь крепко схватил ребёнка руками, Константин благополучно выскочил с ним в горящий со всех сторон двор. Гараж тут же рухнул.

Как тогда казалось, пожарные сбивали пламя бесконечно долго. В какой-то отрезок времени вернулась мама и сестра Стива. В памяти парня накрепко засядут выражения их лиц, при виде случившегося горя. Его сердце каждый раз будет обливаться кровью, стоит ему только вспомнить, что было с мамой и сестрой.

Когда разойдутся абсолютно все зеваки, разъедутся пожарные и полицейские, вдалеке, на горизонте покажется шатающийся по дороге пьяный отец.

Он не несёт с собой ни поддержки, ни утешения.

Сгорели все мои вещи! Ах ты мелкий сучёныш! Что ты натворил?

Он присоединится к маме, сестре и Стивену, пытающимся найти в пепле о огарках хоть что-нибудь уцелевшее.

Это твоих рук дело, я – то знаю!

Собрав всё, что было возможно, убитая горем семья отправится в дом, оставшийся им от родителей мамы. Позже, когда отец отоспится, мама Стива поскандалит с ним, как никогда раньше. В частых ссорах с мужем её зачастую останавливал страх, неуверенность и убеждения алкоголика в том, что он исправится. Это было в последний раз.

Уже не один десяток раз.

Сегодня всё переменилось.

– Убирайся, проваливай к своим дружкам. Наливают – и угол найдут.

– Но, как же так? Ты думаешь, что мне сейчас легко? – взмолился жалкий, трясущийся от похмелья отец троих детей.

Мама будет непреклонной, как никогда раньше.

– Ты хоть помнишь, что ты вчера устроил? Посмотри на сына, скотина!

Стивен сидит во дворе и глядит на свои окровавленные бинты. Вчера вечером они были белее белого, такими, словно никакого пожара не было и в помине – ни пепла, ни копоти, ни густого дыма. Какой красивый, чистый бинт, скрывающий обожжённые ладони. Ребёнку было как-то странно приятно оттого, что на его теле что-то настолько белоснежное, чистое. Совсем не потерявшее цвет, не имеющее пятен. Он никогда не носил что-то настолько чистое. Практически вся его одежда была уже поношенной. Какая-то старшим братом, а какая-то и теми людьми, которых парень не знал.

Но теперь бинт перепачкан кровью.

Сегодня утром Стивен услышал в никем не кошенном саду что-то очень волнительное. Из высокой травы слышалось лязганье цепи. Чуть позже послышался тихий собачий стон.

Ребята сказали ему, что местный фермер пытался поймать пса, чтобы избавить его от мучений – пол тела животного представляло собой кровавое месиво. Животное рычало, кидалось и убегало до той поры, пока фермер не оставил его в покое.

– Ну, недолго ему страдать, – брякнет он, сажаясь в машину.

Стив с опаской зашагал на звук. Высокая трава была в росе. Парень вымок через несколько метров пути. Собаку он найдёт спустя несколько минут.

Как он вообще ещё не умер?

Стив, безо всякого страха усядется рядом с несчастным животным, которое, увидел его, тихо заскулит и завиляет хвостом. Он протянет к нему белеющие бинтами ладони. Пёс будет их облизывать.

Он любил своего пса…

Его хрупкие ладони через боль крепко обхватят шею – мясо собаки. Пёс будет смотреть единственным уцелевшим глазом в ревущие глаза любимого человека. Он не посмеет ни зарычать, ни заскулить. Он даже не станет дёргаться.

Руки впились в мясо. Мальчик не смог закрыть глаз. Он делал то, что должен был делать. Руки сжались ещё сильнее. Тело пса утратило всякое напряжение. Тяжёлое, бурлящее кровью дыхание остановилось. Остановилось и сердце, в котором была искренняя, безвозмездная любовь. Пёс умер.