Читать книгу Стихотворения - Алексей Апухтин, Алексей Николаевич Апухтин - Страница 16

«Шестнадцать только лет! – с улыбкою холодной

Твердили часто мне друзья, —

И в эти-то года такой тоской бесплодной

Звучит элегия твоя!

О, нет! Напрасно, вняв ребяческим мечтаньям,

О них рассказывал ты нам;

Не верим мы твоим непризнанным страданьям,

Твоим проплаканным ночам.

Взгляни на нас: толпой беспечно горделивой

Идем мы с жребием своим,

И жребий наш течет так мирно, так счастливо,

Что мы иного не хотим.

На чувство каждое мы смотрим безразлично,

А если и грустим порой,

Смотри, как наша грусть спокойна и прилична,

Как вся проникнута собой!

Пускай же говорят, что теплого участья

В нас горе ближних не найдет,

Что наша цель мелка, что грубо наше счастье,

Что нами двигает расчет;

Давно прошла пора, когда не для забавы

Таких бы слушали речей:

Теперь иной уж век, теперь иные нравы,

Иные страсти у людей.

А ты? Ты жить, как мы, не хочешь, не умеешь,

И, полон гордой суеты,

Еще, как неба дар, возносишь и лелеешь

Свои безумные мечты…

Поэт, беги ты их, как гибельной заразы, —

Их судит строгая молва,

И все они, поверь, одни пустые фразы

И заученные слова!»

Не для судей моих в ответ на суд жестокий,

Но для тебя, былых годов

Мой друг единственный, печальный и далекий,

Я сердце высказать готов.

Ты понял скорбь души, заглохшей на чужбине,

Но сам нередко говорил,

Что должен я беречь и прятать, как святыню,

Ее невысказанный пыл.

Ты музу скромную, не зная оправданья,

Так откровенно презирал…

О, я тебе скажу, как часто в час страданья

Ее, изменницу, я звал!

Я расскажу тебе, как я в тоске нежданной,

Ища желаниям предел,

Однажды полюбил… такой любовью странной,

Что долго верить ей не смел.

Бог весть, избыток чувств рвался ли неотвязно

Излиться вдруг на ком-нибудь,

Воображение ль кипело силой праздной,

Дышала ль чувственностью грудь, —

Но только знаю я, что в жизни одинокой

То были лучшие года,

Что я так пламенно, правдиво и глубоко

Любить не буду никогда.

И что ж? Неузнанны, осмеяны, разбиты,

К ногам вседневной суеты

Попадали кругом, внезапной тьмой покрыты,

Мои горячие мечты.

Во тьме глухих ночей, глотая молча слезы

(А слез, как счастия, я ждал!),

Проклятьями корил я девственные грезы

И понапрасну проклинал…

Порой на будущность надежда золотая

Еще светлела впереди,

Но скоро и она погасла, умирая,

В моей измученной груди…

Тому уж год прошел, то было ночью темной.

Раз, помню, выбившись из сил,

Покинув шумный пир, по площади огромной

Я торопливо проходил.

Бог знает, отчего тогда толпы веселой

Мне жизнь казалась далека,

И на сердце моем, как камня гнет тяжелый,

Лежала черная тоска.

Я помню, мокрый снег мне хлопьями нещадно

Летел в лицо; над головой

Холодный ветер выл; пучиной безотрадной

Висело небо надо мной.

Я подошел к Неве… Из-за свинцовой дали

Она глядела все темней,

И волны в полосах багровых колебали

Зловещий отблеск фонарей.

Я задрожал… И вдруг, отчаяньем томимый,

С последним ропотом любви

На мысль ужасную напал… О, мимо, мимо,

Воспоминания мои!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но образы иные

Меня преследуют порой:

То детства мирного виденья золотые

Встают нежданно предо мной,

И через длинный ряд тоски, забот, сомненья

Опять мне слышатся в тиши

И игры шумные, и тихие моленья,

И смех неопытной души.

То снова новичком себя я вижу в школе…

Мой громкий смех замолк давно;

Я жадно рвусь душой к родным полям и к воле,

Мне все так дико и темно.

И тут-то в первый раз, небесного напева

Кидая звуки по земле,

Явилась мне она, божественная дева,

С сияньем музы на челе.

Могучей красотой она не поражала,

Не обнажала скромных плеч,

Но сладость тихую мне в душу проливала

Ее замедленная речь.

С тех пор везде со мной: в трудах, в часы досуга,

В мечте обманчивого сна,

С словами нежными заботливого друга,

Как тень, носилася она;

Дрожащий звук струны, шумящий в поле колос,

Весь трепет жизни в ней кипел;

С рыданием любви ее сливался голос

И песни жалобные пел.

Но, утомленная моей борьбой печальной,

Моих усилий не ценя,

Уже давно, давно с усмешкою печальной

Она покинула меня;

И для меня с тех пор весь мир исчез, объятый

Какой-то страшной пустотой,

И сердце сражено последнею утратой,

Забилось прежнею тоской.

Вчера еще в толпе, один, ища свободы,

Я, незамеченный, бродил

И тихо вспоминал все прожитые годы,

Все, что я в сердце схоронил.

«Семнадцать только лет! – твердил я, изнывая, —

А сколько горечи, и зла,

И бесполезных мук мне эта жизнь пустая

Уже с собою принесла!»

Я чувствовал, как рос во мне порыв мятежный,

Как желчь кипела все сильней,

Как мне противен был и говор неизбежный,

И шум затверженных речей…

И вдруг передо мной, небесного напева

Кидая звуки по земле,

Явилася она, божественная дева,

С сияньем музы на челе.

Как я затрепетал, проникнут чудным взором,

Как разом сердце расцвело!

Но строгой важностью и пламенным укором

Дышало милое чело.

«Когда взволнован ты, – она мне говорила, —

Когда с тяжелою тоской

Тебя влечет к добру неведомая сила,

Тогда зови меня и пой!

Я в голос твой пролью живые звуки рая,

И пусть не слушают его,

Но с ним твоя печаль, как пыль, исчезнет злая

От дуновенья моего!

Но в час, когда томим ты мыслью беспокойной,

Меня, посланницу любви,

Для желчных выходок, для злобы недостойной

И не тревожь, и не зови!..»

Скажи ж, о муза, мне: святому обещанью

Теперь ты будешь ли верней?

По-прежнему ль к борьбе, к труду и упованью

Пойдешь ты спутницей моей?

И много ли годов, тая остаток силы,

С тобой мне об руку идти,

И доведешь ли ты скитальца до могилы

Или покинешь на пути?

А может быть, на стон едва воскресшей груди

Ты безответно замолчишь,

Ты сердце скорбное обманешь, точно люди,

И точно радость – улетишь?..

Быть может, и теперь, как смерть неумолима,

Затем явилась ты сюда,

Чтобы в последний раз блеснуть неотразимо

И чтоб погибнуть навсегда?