Читать книгу Подвиги Слабачка - Алексей Артов - Страница 5
2. Муравьишка и камни. В зените тяжестей
Утверждение достижения
ОглавлениеВторое покорение
Слабачок подошёл к лесу камней на Поле Глыб и остановился у такой же большой глыбы, которую нёс вчера. При виде этой махины, страх сомненья снова червём проник в него. Но Слабачок не дал этому червю себя съесть. Как и вчера, он прорыл лаз под камень, потом присел, закрыл глаза и подумал, что без усилий поднимает невесомую пушинку. И приподнимая в головке пушинку, он снова стал приподнимать глыбу высотой в сто взрослых муравьёв. И всем вокруг, а вокруг были все, показалось, что глыба приподнялась над Слабачком, как пушинка, поднятая ветерком.
– Поднял!
– Смог!
– Повторил!
– Видите!
– А вы не верили!
– Не верили!
– Кто ж чужим языкам верит!
– А теперь верите?
– Теперь видим.
– А раз видим, значит – верим.
– Да, своим глазам верим.
Фантастическими усилиями своих воли и тельца Слабачок сумел удержать, поднятся из окопчика лаза и понести следующий свой неимоверно большой камень. И он чувствовал, что ему помогают и поддерживающие слова его друзей, и враки, и козни злодёвиков.
Самоутверждение помощью
Слабачок шёл также медленно, как и в первый раз.
А вокруг него кружили все кто мог. Несение Слабачком превратилось для многих в праздник. Кто-то веселился, кружился, танцевал и даже пел. Кто-то норовил подлезть, поддержать и понести его ношу. Но стоило камню чуть накрениться, как все «помощники» тут же из под него выскакивали. И правильно делали.
А кто-то вис на камне или пытался толкать камень, чтобы камень упал. Таких отталкивали, таким кричали:
– Ах, вы злодёвики. Ни стыда у вас, ни совести.
А Слабачок нёс. Камень подчинялся только ему.
Вдруг, многие подумали, что раскрашенный камень – это совсем не так плохо, а даже, совсем наоборот, очень неплохо!
– А где художьёвики?
– Вот они! Вот они!
– Нет, мы больше не будем!
– Нет, вы будете!
– А ну, рисуйте!
– Разрисуйте!
Художъёвиков (шалувьёвиками их уже не называли) подсадили на камень и не давали им слезть до тех пор, пока они не сотворили разноцветья.
Но многие жаждали показать самим себе, что они такие же силачи, как и Слабачок. А чтобы доказать, надо делать то, что делает он, но почему-то обязательно вместе с ним, и почему-то, как бы в помощь. Большая толпа окружила Слабачка и с возгласами: «Помогай, не отступай!» подлезла под камень и взялась подпирать его, так же, как и Слабачок. У многих глаза так же, как и у главного носильщика, «вылезали из орбит». С этих помощников так же, как с несущего, катился пот. Они честно обманывали себя, что несут камень вместе с ним и как и он.
Но среди честных всегда есть хитрецы, которые только делают вид, что они стараются, как все, а на самом деле, стараются только делать вид, что стараются.
– Вы должны делать не моё дело, а своё – сказал всем муравьишка.
– Разве мы не помогаем тебе? – завозмущались все.
– Ме-шаете, – ответил честно, но не лестно муравьишка.
– Он говорит, что мы не несем его камень! – возмутились те, кто сильнее всех старался подпирать камень и думали, что его несут.
– С нас так же, как и с тебя капает пот!
– А он говорит, что не несём!
– Но почему? Почему?
– Потому что, мне идти должно было бы стать легче. Но мне легче идти не стало.
– Но мы изо всех сил подпираем камень?!
– Изо всех сил помогаем тебе?! – искренне вопрошали его.
– Ему и тяжелей не стало?!
– Значит, мы не мешаем!
– Мешаете – отвлекаете, – и тут не отступал Слабачок.
– Он обманывает нас!
– Из-за вас дороги не видно, – критиковал Слабачок помогающих.
– Ему не стало легче! – продолжали возмущаться.
– Под камнем больше вас, чем воздуха.
– Не может не быть легче!
– Труднее дышать.
– У нас глаза выходят из орбит!
– Я не вижу куда идти!
– Слабачок не обманывает!
– С нас градом льёт пот!
– У нас разрываются мышцы!
– Он не хочет делить с нами своей славы!
– Вот-вот, правильно, не хочет!
– Не хочет!
– Поэтому так и говорит!
– Это вы хотите примазаться к его славе! – крикнули из тех, кто смотрел.
– Точно, хотят!
– Если я отпущу камень, вы сможете его удержать?
– Сможем! Сможем! – закричали все в едином порыве. – Мы же несем его так же, как и ты!
– Тогда я просчитаю до трёх, и вы нести его будете без меня.
– Хорошо! Хорошо! – прокричали-простонали все те, кто честно пытался нести.
– Тогда я считаю!
– Считай!.. – прокричало, но уже меньшее число муравьишек.
– О-дин! – простонал-прохрипел Слабачок под тяжестью камня.
– Бросай! Бросай! – опять с искренностью захрипели-застонали муравьишки, но уже в ещё меньшем количестве.
– Д-ваа! – прохрипел Слабачок.
– Броса-ай! – искренно прозвучало-пропищало два-три голоска.
– Ой, он сейчас бро-си-т!
– Ой, нас сейчас разда-ви-ит!
И все, кто ещё не убежал, бросились из-под камня врассыпную.
Висяки под глыбой
Когда муравьишки смогли отдышаться и прийти в себя от страха, они услышали голос Слабачка:
– Даже, если вы все повиснете на камне, то мне не станет тяжелее. Я даже этого не замечу. Я не согнусь ниже и не замедлю шага.
– Этого не может быть!
– Быть этого не может! – закричали возмущённо почти все.
Но тут многим захотелось проверить правду Слабачка. Муравьишки, забыв прежний страх, снова побежали под камень и, ухватившись за него снизу, повисли на нём гроздьями вокруг Слабачка. Но Слабачок, как и говорил, нёс гигантский камень с висящими на нём товарищами так же, как и без них, и даже не покачнулся.
Только он уже ничего не говорил. Видимо, не хотел тратить силы на чужие озорство, хвастовство, любопытство и даже искренность.
Но, висящие под камнем муравьишки вдруг засомневались в гигантских силах Слабачка и их обуял страх. «А что, если в любой момент его силы закончатся? Тогда в любой момент камень может их всех раздавить!» Они попадали на землю и быстро-быстро снова повыползли из-под камня, опять радуясь своему спасению и солнечному теплу и свету.
Правосудие летунов
А когда и эти страхи прошли, то хитроватиков и наглеватиков снова потянуло, только уже не под камень прыгать-толкать снизу, а на камень греться-загорать на солнышке! Будут держаться покрепче, глядишь, теперь и не скатятся. А Слабачок-силачок их катает пусть целый день!
Они заползли на несомый камень и улеглись греться на солнышке, говоря:
– Мы уже сегодня натаскались.
– Пусть за нас потаскают.
– Пора и отдохнуть.
– Пусть нас таскает.
– И мы не вредим.
– Не вредим, потому что мы – ничто!
– В смысле по весу.
– Да!
– Да и не по весу!
– ?
– Так мы ещё легче!
– А?! Да!
– Ничто навредить не может.
– Потому, что ничего не весит.
– Пусть повозит.
– Не страашно.
– Пусть покатает.
– Мы ничего не весим.
– Мы, как ничто, как никто!
А кто-то, захихикав, пропищал:
– Хотя мы ещё какое «что-то»!
Тут к загорающим на камне подлетел сначала рой комариков с одной стороны, а потом и рой жуков с другой.
– Эй, лежебоки, где тут муравьишка, который работает за всех муравьёв?
– А посмотри-те, где-нибудь там, впереди, – обманули несомые невесомые и превратились в лжецов.
– А нам сказали, что это тот самый камень, который не в силах поднять никто из муравьёв, и, который сейчас несёт один из вас.
– Нет, вас обманули. – нет совести, нет правды.
– Да, а почему тогда эта глыба еле-еле качается и еле-еле перемещается?
– Ааа… аа…! – попытались что-то проговорить бездельники-бессовестники, но и думать им было лень.
– Правду, правду вам сказали, – произнесли те, кто испугался потерять остатки совести.
– Как вы посмели мешать – сидеть-лежать на том, кто несёт за всех?
– И ещё обманываете!
– Мы… мы… не мешаем.
– По сравнению с камнем мы ничто!
– Он сам сказал!
– Вы вообще ничто!
– Теперь всякий скажет.
– У вас нет не только сил тела, у вас нет сил головы!
– У вас нет честности!
– Вы нам солгали!
– И совести нет!
– Нет!
– Вон как лежат и ухмыляются!
– Даже и не думают встать!
– Не то что спуститься с камня!
– Не то, чтобы помочь!
– Ему нельзя помочь!
– Мы пытались!
– Честно!
– Помочь не получилось, а помешать и сил не надо?!
– Нет, и помешать не получилось!
– Мы не пытались мешать!
– Наш вес так же ничто, как и наши силы!
– Кусай их! – воинственно запищали комарики.
– Хватай-бросай! – пробасили жуки.
Комарики и жуки пустились подлетать в первую очередь к самым наглым, ухмыляющимся, которые и не думали вставать, продолжая качаться на камне и греться на солнышке. Наглость оглупляет. Вот им и не хватало ума понять, что их сейчас накажут, что наказание неминуемо.
А комарики подлетели и стали тыкать в них своими хоботками, как шприцами.
– Ой, больно-спасите!
– Ой, больно-помогите!
И у кого из них на попе, у кого на глазу, и где только у кого, где ещё и не появлялись красные фонарики-шарики.
А тут уже и жуки за лапки их хватают, на высоту большую поднимают и с высоты большой бросают.
Нахальные улыбки на рожицы страха сменились. Глаза выпучены и рты разинуты. Нахалюшки кричали:
– Спасите-помогите!
– Мы больше не будем!
– Будете! – басили жуки.
– Будете! – пищали комарики.
– Если не накажем! – басы от жуков.
– Если не накажем! – писки от комариков.
– Накажем! – обещанья жуков.
– Накажем! – предсказанья комариков.
Муравьишек-нахалёвиков стали кидать-бросать на колючий кустарник, в высокую травку, в грязные лужицы и в глубокие ямки.
Неподъёмная попытка
Когда крылалёты освободили камень Слабачка, они закружили вокруг рассматривать и камень, и Слабачка. Они кружили и над камнем, но только пытались под камнем.
И вдруг Слабачок услышал голоса свыше:
– Слабачок, мы поможем тебе! – пищали и басили летуны все разом.
– И вы в помощь?
– Мы хотя бы попробуем! – кричали более мудрые.
– Лучше помогать слабым, а не сильным! – сказал Слабачок.
– Тогда слабые станут ещё слабее.
– А меня сильнее ваша помощь не сделает. Сильнее меня сделала не помощь, а её отсутствие.
– Тебе помощь для «не надорваться».
– Болтовня с вами – это нагрузка, которая не легче моего груза. А когда мой груз на мне, то с вами болтовня – это на мне уже, как второй камень.
– Поможем не словами, а делами!
Жуки и комарики подхватили с земли веточки и просунули их под камень. Затем, заработав во всю силу своими крылышками, они попытались поднять в воздух гигантский камень.
Вдруг и сами комарики не выдержали урагана от крылышек жуков и разлетелись в разные стороны.
Долго ещё слышен был гул крылышек жуков, но, как ни пытались они подвесить на себя камень, у них так ничего и не получилось. Тогда сказали они:
– Все мы прожужжим всем все уши, о том, какой сильный Слабачок! Всем, куда только ни прилетим, – прожужукали на прощанье жуки.
– И мы все всем пропищим, – прописклявили комарики.
– Пусть прилетают другие и смотрят, – пробасили жуки.
– Пусть прилетают и смотрят, – пропипикнули комарики.
– Только не пищите и не жужжите птицам, – попросил Слабачок.
– Начнем пищать птицам, и нас съедят, – откликнулись комарики.
– Набубним птицам, съедят и нас, – отжужукали жуки.
– Набубните-пропищите птицам, и меня заляпают и склюют вместе с камнем, – объяснил Слабачок.
Комарики и жуки, разлетаясь в разные стороны, растворились в воздухе.
Все ещё сильнее удивились невиданной силе Слабачка, которая рождена его невиданным желанием и, наверно, чем невиданным ещё!
Положение второй глыбы
А Слабачок, делая редкие маленькие шажочки, шёл и шёл, и шёл.
Все, кто пытался помочь, наконец, поняли, что Слабачку помогать – это, когда ему не помогать.
А все, кто пытался похулиганить и мешать, уже убедились на собственных шкурках, чешуйках и панцирьках, что Слабачку вредить – это себя губить.
Солнце уже снова, как и вчера, начинало садиться, а Слабачок, пройдя все прежние немыслимые преграды, продолжал восходить на тот же, приглянувшийся ему вчера и уже один раз покорённый, маленький холмик.
К вечеру команда поддержки Слабачка, идущих за ним «от» и «до», была уже больше вчерашнего. Она увеличилась и за счёт тех, кто ему пытался помочь, и тех, кто ему ещё недавно мешал и даже вредил. Здесь были вернувшиеся комаришки и жучишки, ставшие прикаменными мазильниками, художьёвики и расхотевшие или позабывшие на время делать неприятности, наглёвики с подлёвиками. Все они ждали, чтобы Слабачок справился и с этим камнем, и помогали не только криками, топами, прыжками, хлопками: «Крепись! Держись! Ты сможешь!» – но и делами: на его пути срывали травку и ростки, засыпали ямки, срезали кочки. И заранее сделали несколько кочек в том месте, где Слабачок должен был опустить глыбу.
Слабачок в диске заходящего солнца приближался к первой принесённой им глыбе.
Все кричали: «Сможешь! Ещё немного! Вперёд!» и вот последние шажочки и Слабачок опуска-ет глыбу: «Ура! Он смог!». Слабачок выползает из-под неё.
Но так и не поднявшись на лапки, он падает около глыбы в глубоком сне. Недавние зрители, запрыгав от радости, забрались на его глыбы и там прыгали и кричали в короне заходящего солнца: «Ого-го!» и «Эге-ге!». А некоторые огораживали Слабачка от того, чтобы его не подняли и не позаподбрасывали бы вверх и попросту не затоптали бы прыжками ликования.
Положение третьего камня. Лишний груз
На следующий день, со скоростью в сотни раз меньшей скорости черепахи, Слабачок надрывался над третьим камнем.
Одному из уважаемых муравьёв, кажется Бандюкинкину, на котором было много редких блестючек, сам собой в головку пришёл вопрос: «А если на глыбу положить ещё что-нибудь, то, наверно, Слабачок и не заметит? Ведь не заметил он кучу повисших на его камне муравъишек?» Он поделился этим вопросом с другими уважаемыми и сообразительными муравьями, у которых были тоже невиданные блестючки.
– Да, если Слабачок выдержит нести то, что мы положим на его глыбу, то мы сможем преобрести ещё больше из того, что на него положим!
– И блестючек!
– И блестючек.
– Только спрашивать его согласия не обязательно.
– Не обязательно.
– Даже вредно.
– Вредно.
На движимую Слабачком глыбу набросились десантёвики с рюкзачками и кирпичами на спинках. Вскарабкавшись на глыбу с одной стороны, они укладывали на неё кирпичики и спрыгивали с глыбы с другой стороны. При этом из их рюкзачков у них выскакивали парашютики из одуванчиков и листочков, и они, благополучно приземлившись, снова бежали за кирпичиками, складывая парашютики на бегу. Потом к кирпичикам почему-то стали прибавляться и бочёнки с мёдом. И так десантовики поднимались и спускались до тех пор, пока кирпичики и бочёнки не начали сваливаться с глыбы, разрушаясь и разливаясь.
Но Слабачок, продолжая идти, казалось, не почувствовал и этот груз.
Тогда уважаемый смышлёныш с блестючками Бандюкинкин подумал, как и все с блестючками, что ему, Бандюкинкину, можно то, чего нельзя всем: захотеть так, как никто не в силах хотеть, как всем даже страшно хотеть, то есть наглость его ещё посильнела-обнаглела.
Бандюкинкин встал перед несущим глыбу Слабачком. На его груди на сухой травинке был подвешен большой камешек, завёрнутый в фольгу от конфет. Он выпятил грудь, поднял вверх мордашку, заложил верхние лапки за спинку и одну нижнюю лапку выставил вперёд.
– Слабачоок, ты пойдёшь не тудаа, куда хоочешь, а тудаа, куда яа хочуу.
– Почему?
– Потому, что ты несёшь не только своё, но и моё.
– Я не видел.
– Тепеэрь знааешь.
– Тот, кто обманывает, отнимает желанья?!
– Отнимааю, но взамеэн твоего желаанья оставляю тебе своёо.
– Чтобы я хотел делать то, что хочешь ты?
– Даа.
– Но моё желанье, как было со мной, так со мной и осталось.
– Моё желанье станет наашим, когда ты не смоожешь идти, куда хоочешь.
– Как бы кто мне ни мешал, мне никто не помешает.
– Ну, хе-хе-хеэ!
И смышлёныш Бандюкинкин убежал, а вокруг Слабачка бандютовики оказались, которые напасть на него попытались. Но глупые, а сообразили, что, повалив его, сами будут камнем вместе с ним задавлены.
Поэтому попытались они камень толкать, чтобы Слабачка свалить и под камнем его одного оставить. Сначала сразу со всех сторон толкали (глупыши), потом все со стороны одной, потом с другой, потом с третьей – ничего не получалось. Взяли даже огромную веточку-палочку, да так разбегались били-толкали, что раскололась она на щепки. А Слабачок шел!
Тогда на пути его яму выкопали, широкую и глубокую. Видел Слабачок, как копали яму ему, но не изменил направления и даже не замедлил шага. А, когда перед ямой оказался, то спокойно шаг сделал в неё. Бандютовики увидеть ожидали, как свалится в яму Слабачок с камнем вместе. И, улыбаясь, загоготать уже готовы были. Но лапка Слабачка, как будто встала в пустоте на что-то. Потом он снова сделал шажок и не провалился. И так по пустоте пошёл он, изумление и страх рождая на лицах бандютовиков и смышлёнышей в блестючках.
– Слабачок держит глыбу, а пустая яма держит Слабачкааа! – восклицали, радуясь, его друзья.
– Слабачка сначала держала земля, а теперь его держит пустотаа!
– А пустота – это всё вокруг!
– Пустота – это всё!
– А всё – это космос!
– Ой! А космос – это же всё, что над наамии?!
– Это всё-всё, что там!
– И туут!
– Слабачок дружит с силой пустоты!
– С силой космоса!
– И она помогает ему!
– Помогает! Сила! Ой, пустоты! Оооой, силаааа коосмосаа!
– Или ему эта сила подвластна?!
– Оооой!
– Или эта сила часть его?!
– Но, эта же сила у тех, кто там над нами?!
– Оооой!
– А Слабачок здесь среди нас?!
– Оооой! – рассуждали и среди друзей Слабачка, и среди ему мешающих.
Тогда бандютовики, по приказу разозлённых смышлёнышей в блестючках, насыпали холмики на пути Слабачка, как непреодолимое препятствие. Но Слабачок, либо обходил их, либо срезал их без труда особого глыбой.
– Мое желанье просит стряхнуть с себя то, что не глыба на мне.
– Нет! – крикнул смышлёныш Бандюкинкин.
– Вот и сейчас у каждого из нас своё желанье. – сказал Слабачок и стряхул с глыбы кирпичики и с мёдом бочёночки.
– Покарать Слабачка! – крикнул уважаемый смышлёныш с блестючками Бандюкинкин.
– Да, да, правильно, но…
– Нет никаких «но»!!! – кричал уважаемый Бандюкинкин.
– Но, если нет «но», то есть «А».
– Что ещё за «А».
– А начнём Слабачка карать, а он возьмёт, свернёт со своей дорожки и опустит камешек свой на нас?!
– Но…?!
– Но вы же сами, что никаких «но»…
– А?!
– А «А» – это уже было.
– Было… Мн… да. Казнить нельзя?
– Нельзя.
– Помиловать?
– Посмотреть.
– Да и скорость перевозки.
– И высота погрузки…
– Ну, бог с ним.
– Бог с ним, – согласились все смышлёныши (а с ними согласился бы и весь муравьерод, ибо он (то есть все), всё больше так и думал).
Пока Слабачок окончательно не ушел далеко не в ту сторону, налетела на его глыбу армия грузовьёвиков, повскарабкалась на камень и кирпичики и бочёнки с мёдом поскидывали они вниз, где там же они же их поймали, себя ими нагрузили и утащили.
И больше ни кирпичиков, ни медовых бочёнков не клали; ни ямок не копали, ни кочек не возводили.
Обрушил Слабачок третью глыбу. Вздрогнула земля. Выполз Слабачок из-под глыбы и уже не упал от усталости, а сам вернулся, но не в домик в муравьишнике, а к Жар-источнику, поближе к камням Гигантам, и там в тепле и уснул.
Четвёртая глыба. Предложение управлёвика
На следующий день Слабачок, превозмогая себя, поднял и понёс четвертый камень. Удостовериться в его чуде, подвиге или фокусе пришли вместе со всеми кто был раньше ещё и управлёвики.
Управлёки делают так, что ничего не делают, но чтобы все кроме них всё делали. В этом их дело. В отличие от смышлёников в блестючках, которые обязаны носить блестючки, управлёвики обязаны блестючки ото всех прятать, потому что обязаны их не иметь, потому что им должно не на что их иметь.
Все управлёвики старались выглядеть очень чистенькими. Они всегда пытались очиститься и даже отмазаться. Но грязь к ним так и липла. Без грязи они не могли. Без грязи им было никак. А откуда тогда возьмутся блестючки, которые нельзя показывать и надо прятать? Но, чтобы все видели их грязь, им тоже было никак нельзя. Поэтому снаружи они были не только чистенькие, но и даже пушистенькие. А под тем, что снаружи, накапливалось из года в год. Поэтому все и думали, что управлёвики толстые.
И вот самый толстый управлёвик, скрыв своё удивление перед чудом Слабачка, предложил, думав и надумав, другим управлёвикам:
– А если на эту плывущую почти гору воздвигнуть памятник?
– Так ведь…
– На время, пока…
– Точно! Пока несёт!
– Ну, да, несёт-то еле-еле…
– До заката!..
– Вот, до заката и постоит.
– На том, что плывёт.
– А… зачем?
– Помощнички м-н да, у меня.
– Когда он там, где стоит, его видят те, кто проходит, – снизу в глаза заглядывая, скороговоркой говорил молодой Подлизнюкин.
– Таак!
– А так видят те, мимо кого проплывает, – продолжал Подлизнюкин.
– И плюс те, кто проходит.
– Воооот!
Сотворение пьедестала. Цвет памятника
Орды рабовьёвиков ринулись на памятник, оторвали его от земли и понесли к несомой глыбе. А другая орда муравьёвиков тоскала на носилках и спинках землю, щебёнку и камешки и доканчивала насыпать холмик на пути глыбы.
Когда глыба Слабачка поравнялась с насыпанным холмиком, с него перетащили на неё памятник «Самому примерному муравью». И стало казаться, что те, кто ближе к памятнику, светлее тех, кто от памятника дальше.
По высоте памятник мог сравняться с глыбой. Теперь все, глядя на самого примерного, должны были стать сами себе примером и другим.
Но памятник почему-то повышал всем настроение. И чем больше на него смотрели, тем больше он это настроение и повышал. И настолько сильно, что сначала вызывал позывы к улыбке, потом саму улыбку, а потом смех, который переходил в хохот. Многих муравьев отправляли в больницу, потому что они надрывали животики.
Но ещё удивительнее оказалось явление потери роста. Чем больше муравьи надрывали животики, тем меньше становился памятник сначала в их глазах, а потом и в глазах тех, кто животики ещё не надорвал и не надорвёт. А уменьшившись в глазах, памятник и сам уменьшился. И те, кто с ним рядом, уже не были светлее тех, кто от него дальше. Даже казались темнее.
Памятник понизился до роста муравья. Тогда рабовьёвики сбросили памятник, потому что это был уже не памятник, и сами скатились с глыбы.
Памятник поднимать никто не стал. На него перестали смотреть. О нём сразу забыли.
Но сразу, как о нём забыли, он стал расти сначала в глазах муравьёв, а потом и сам. Тогда трудовьёвиков вновь бросили на памятник и они поставили его на его прежнее место.
Памятник больше не увеличивал настроение. Глядящие на него теперь становились серьёзными и переставали сутулиться, отчего казалось, что они подросли, и вырастали в собственных глазах. Но вырастали только в собственных глазах. Но одни светлели, другие темнели. И те, кто светлел, мог стоять и дальше.
А Слабачок продолжал идти.
Поучения от глыбы
В этот раз один из умнёвиков вот что наумнёкал:
– А если с глыбы мы будем провозглашать?..
– Почему только провозглашать…
– И, или читать…
– А что читать?
– То, что читают…
– Ага, тем, кто не читает?!
– И не только…
– Ага!
– Цитировать…
– Кого?
– Кого-то…
– Учить!..
– Чему?
– Чему-нибудь…
– Да кому ж нужно, чтоб его учить?..
– Поучать…
– Здрасьте…
– О сокровенном…
– Уха-ха-ха-ха!..
– Мн-да… Но делать что-то надо.
– Надо.
– Да, это уж точно.
– Мн-да. Ну, тогда туда того, который этого… мн… читать…
– Да, нет. Читать на потом.
– А на сейчас?
– Пока спросони, пока никто не понял что-чего, да что и как – провозглашать!
– Ну – это и правильно.
– Тогда… того, которого… который провозглашать…
– Да вам же и…
– Нет. Посмотрим, как пойдёт. А то не так вдруг?! Давайте вон того и туда.
Но того туда было не надо того. Тот и сам туда, и преблагополучно.
И стал провозглашать:
– Мы – сила, когда мы все!
Порознь бессилье!
Все кто куда – гибель!
– А когда один за всех?
– Если такой один есть!
Но чаще есть все!
– Это точно!
– Только…
– Что только?!
– Есть один такой!
– И где же!
– А э вон, за всех тягает! – лапкой показывает под камень.
– И молодец!
И слушают того, который сам сюда. И в глазах тех, кто его слушал и слышал, он стал расти. А став расти в глазах, расти стал и сам. А становясь больше, становился и громче. А чем лучше слышали, тем больше слышало.
– Скидайте его скорее, пока он не стал падать в чьих-нибудь глазах. Упадёт в глазах, и сразу дадут упасть и… нам.
Провозглашёвик настолько вырос, что не сбежал с глыбы, а сошёл с неё, сделав всего один шаг.
Послали чтеца. Чтец читал-читал и тоже начал подрастать и в глазах, и так. Подрастал, под-растал… Чтобы он, потом, не раздавил глыбу, Слабачка и, главное, главных, он, по еле слышному слову, тоже сошел.
– Хватит там всяким расти, пора и мне… и нам в рост войти.
Стали, став вместе на глыбу, умнёвики поучать и, конечно, падать в глазах. А став падать в глазах, стали уменьшаться. А как уменьшились до роста много ниже себя, так сами и поспешили с глыбы упасть. Было больно.
– Да, для трибуны не очень. Нужна такая, чтобы слышали все, а расти и еще и вниз… чтобы ни-ни… ни кому…
– Никому… Ни-ни!
– И надо бы восстановиться…
– Надо бы…
А четвёртая глыба благополучно приползла к тому же холмику и положена рядом с такими же, как и она, гигантскими камнями.
Положение крыши
Слабачок возложил на себя пятый камень. Он был длиннее и ниже остальных.
«Опять в нагрузку возложат что-нибудь или кого-нибудь», – Слабачок подумал и не ошибся.
Впереди толпы оказались песнивьёвики. Они только что вернулись с большего межлесного фестиваля. Прослышав про лилипута атлета, тягающего гигантские глыбы, пришли убедиться.
Им обрадовались:
– Наконец-то развеселёвики – песнивьёвики пожаловали.
– Будет кому муравьерод потешить.
– А то всё читают-поучают!
– Провозглашают!
И их с их деревяшками-звучашками затащили, поставили и оставили.
Песнивьёвики, над всеми быть привычные, чтобы быть для всех, не стали медлить:
– Возвысили торговлю, памятники, идеалы и слово!
– А мы… мы… мы… сегодня возвысим голос!
– Я тебе возвышу!
– Молчи, дурак!
– Вчерашний кузов, пьедестал, трибуна, сцена речи (!) сегодня станут сценой звуков!
– Во надёргаемся!
– Во нажуёмся!
– Я тебе нажуюсь!
– Будем так орать, что ушки лопнут!
– Так барабанить и бренчать, что лес разбежится!
– Не томите!
– Зажигайте!
– Да не тебе. Туши балбес!
Муравьи одни кричали и прыгали, другие, опустив головки, хотели уходить. Одни из песнивьёвиков уже только начали расти в чьих-то глазах, а в других и так были огромны. А оказавшись на камне, стали расти и на камне. Другие не были большими ни в чьих глазах и не росли и на камне.
Вдруг, когда они заиграли, всё перевернулось вверх дном. Те, которые прыгали и скакали, ожидая радость звуков, перестали скакать и прыгать, кричать и улыбаться, а стали вдруг злиться и опять кричать, но недовольно от разочарования в звуках. И те, которые в их глазах были идолами звуков, теперь в их глазах уменьшались, уменьшались и превращались в карликов.
А другие, тоже из тех, для кого должны были быть звуки, но не ждали радости, подняли, неожиданно для себя, сияющие глаза. И те, которых они считали карликами, стали расти в их глазах. Поэтому рост песнивьёвиков то увеличивался, то уменьшался, из-за их изменений в глазах тех, для кого они звучали. А вместе с их ростом менялся и их цвет, и от них свет. Но их серо-черные тона сменились на многоцветья радуги. А включившийся в них свет залил собой «сцену» и ослеплял всех, кто не отрывал от них глаз.
– Ой, сплошная светомузыка!
– Почему они больше не кричат и не хрипят?!
– Почему не визжат их струны?!
– И не рвутся?
– Они поют, как те, кто больше нас?!
– Как те, кто парит!
– Безобразие!
– Здорово!
Песнивьёвики и сами не понимали, почему они не хрипят, не визжат, не грохочут, и не рвут струн. Они пели, сами удивляясь, как соловьи, как флейты и органы. Они играли, как оркестр у людей. Мышиные ворсинки их париков не поднимались, как обычно, дыбом, наподобие иголок у ежей, а подросли и теперь развевались на ветру, как водоросли в реке.
Так песнивьёвики, катаясь на Слабачке, пропели весь день то и так, чего никогда и так не пели.
Камень стал как бы притягивать тех, которые могли что-то всем показать. Выскакивали и кувыркались, и переворачивались в воздухе и, лёжа на спинке, по сто камешков перекидывали, всеми лапками. Один жонглер так даже жонглировал десятью муравьишками!
На исходе дня, когда никого уже не было на камне, на него кто-то заскочил и попытался захрипеть, но с ужасом почувствовал, что затянул какую-то нежную песню. Тут же спрыгнув с камня и, оказавшись на земле, «певец» вновь обрёл «дар» к хрипоте и с радостью заорал уже то, от чего все вокруг позатыкали уши.
Для Слабачка его камень был не только шляпкой от солнца, мешком для грузчика, зонтиком от дождя, щитом от стрел, пуль, ракет и бомбочек. Его камень – это ветер, толкающий вперёд, это стена, не пускающая назад.
На расстоянии с десяток глыб до его стройки Слабачок крикнул всем:
– Насыпьте мне лестницу без ступеней перед домиком и внутри стен.
– Ему нужна лестница!
– Ему нужны леса!
– Сыпь горку!
Тысячи муравьёв: одни бросились с корзинками земли делать насыпь внутри домика, а другие бросились эту землю трамбовать толстыми и тяжеленными дубинами.
Атака злодёвиков
Слабачок поднимался вместе с горкой. А перед ним насыпалась земля и дубасилась дубинами до твёрдости бетона.
Вдруг Слабачок подскользнулся и еле-еле устоял на ногах. Глыба накренилась.
– Ага! – вскричали злодёвики. – Слабачок устал!
– Он вот-вот уронит камень!
– Надо ему быстрее помочь уронить!
– Уронить помочь!
Злодёвики стали взбираться с корзинками камней на глыбу, а взобравшись, высыпали их на неё. Другие били по глыбе палками.
– Слабачку вредят!
– Надо помочь Слабачку! – закричали его друзья.
В злодёвиков полетели такие же камни.
– Надо помочь Слабачку! – записклявили комарики и укалывали злодёвиков своими хоботками.
– Помочь Слабачку! – зажужжали пчёлы и кусали злодёвиков.
– Не дадим в обиду! – бубнили жуки, поднимая злодёвиков над землёй. И многих кидали на паутины в лапки к паучкам.
– Не дадим мешать Слабачку! – шипели пауки, подползая к своим новым жертвам.
Весь домик изнутри был уже засыпан землёй. Слабачок подходил к самому верху насыпи. Ему никто не мешал уже подниматься, кроме глыбы над ним.
Песня муравьинки
Кто-то забрался на несомый камень и, поставив на него свою дочку, спустился обратно. На глыбе осталась миленькая песнивьёвинка. Многие начали смеяться и даже ржать, подражая лошадям. Но многие смотрели на неё светлым родительским взглядом.
Когда она запела, управляя воздухом и подражая птицам, то солнце одним глазком выглянуло из-за туч, цветы расцвели, хотя уже отцвели давно; стали приползать гусеницы, прилетать бабочки и даже сами птицы. Всем хотелось послушать её. В глазах всех она казалась всё белее и ярче. Даже у самых свирепых глаза блаженились. Даже самых стойких плавно шатало.
Её пение заканчивалось вместе с положением последнего камня, при заходе солнца. Все улыбались, не стыдясь мокрых глаз. Песневьёвинка казалась всем бабочкой, которая вот-вот воспарит над ними, как её песня. И вот, и в самом деле, она обрела крылышки и воспарила.
Только песнивьёвинка успела закончить песню и спуститься на землю, как вдруг раздался грохот. Это гигантский камень был положен Слабачком поверх принесённых им раньше камней. Камни домика задрожали вместе с землёй. Упав и закрыв небо, камень стал крышей.
А раз есть крыша, значит, есть и домик! Слабачок построил домик! Самый большой и самый крепкий среди самых маленьких во всей муравьёвии!
Слабачок выполз из-под камня и скатился с насыпи. Даже пошевелиться у него не было сил.
Все запрыгали, загалдели, застучали, ударяя над собой палками:
– Слабачок строитель!
– Вот: сильно захотеть, и впрямь горы можно свернуть!
– Только и сил так захотеть нет. Не то, что свернуть гору.
– Оооох!
– Ээээх!
– Мн-да.
– Хочет ли кто-нибудь справиться с лестницей без ступеней и перил?
– Мы справимся!
– Будет ему домик!
Тысячи муравьишек набежало с лопатками и корзинками. Совсем скоро насыпь исчезла. Домик обрёл внутреннюю пустоту, не менее важную, чем стены и крыша.
– Мы справились! – кричали одни муравьи.
– Хоть с этим! – отвечали другие.
Слабачок вполз в своё новое жилище, огромное, как храм, и снова сразу уснул.
Фея-воспитательница. Притяжения Слабачка
Когда Слабачок спал, к нему пришла Главная воспитательница. Если бы кто-то в этот момент был бы рядом со Слабачком, то никаких гостей бы у него не заметил. Воспитательница пришла в его сне. Через неё было видно то, что за ней. Её лапки еле касались земли.
Заговорила Главная не назидательно и строго, как обычно, а доверительно и ласково.
– Двигая камни, ты двигаешь муравьями.
– Как это?
– Лапками двигают камни. Муравьями двигают слова, рекорды и подвиги.
– На мой рекорд пойдут другие? – во сне проговорил Слабачок.
– Рекорд обладает притяжением. Пойдут.
– Нет сил – нет рекорда – над тобой смеются, – бредил Слабачок. – Есть сила, есть рекорд, есть подвиг – есть результат – на тебя мо-лю-тся?!
– Да, всем, всегда и тебе нужен результат – рекорд.
– Но мне нужен рекорд, не чтобы на кого-то равняться и не чтобы равнялись на меня.
– То, что делаешь больше всех и при всех, то делаешь для всех. И все неравнодушны.
– Всегда делаешь для себя и для всех.
– Но все, если не знают, невоодушевлены.
– А почему, Главная, ты не заставила меня делать то, что делают все?
– А разве теперь ты не ответишь сам?
– Для примера?! Пример – лучшее воспитание?!
– Твоя головка не слабее твоих спинок и лапок. Все вокруг тебя, потому что в тебе притяжения всех.
– Какие ещё притяжения?
– Твои притяжения! Вот: первое – интерес к тебе; второе – вера в тебя; третье – быть, как ты; четвёртое – вера в себя; пятое – себя превозмочь; достигать, чего достиг ты; достигать недостижимое своё. И притяжения твои сильнее моих слов о том, как надо, – раскрыла главное Главная.
– Но я… мне не…
– И притяжения твои переживут и твои камни.
Слабачок спросил:
– А что такое подвиг?
– Подвиг – это когда жалея других, не жалеешь себя!
– А рекорд?
– Когда первый.
– А вдруг мои притяжения обернутся во вред? – неожиданно спросил он.
– И чем же?
– Надорвутся, поламают лапки, застрянут под камнем, разочаруются-расплачутся?! А то и раздавит кого.
– Опять твой ум поднимает свои собственные глыбы. Но я же воспитательница. Я буду учить всех тому, что должны знать и соблюдать все – мере!
– А что такое…
Но полупрозрачная Главная стала совсем прозрачной, а Слабачок потопал в глубины сна.
Камень вечного тепла
Пока все муравьишки и все муравьи приходили поглазеть на домик Слабачка, сам Слабачок решил принести в дом то, на чём можно бы было полежать, а может и перекусить – камень – стол-кровать!
Для этого Слабачок вернулся на Поле Глыб. Бродя между камней и глядя себе под ноги в поисках плоского не выше половины его роста камня, он ненароком поднял голову вверх. И там, на высоте в несколько раз выше его роста, застряв между двумя камнями гигантами и образовав между ними мостик, висел плоский продолговатый камень.
Слабачку показалось, что это как раз то, что ему нужно. Но как этот камень достать? И тогда Слабачок нашел округлый камень – камень шар, примерно такой же на глаз по весу, какой может быть у плоского камня, взял его в передние лапки и потащил вверх по одной из держащих плоский камень глыб гигантов.
Поднявшись много выше застрявшего камня, он обрушил на него камень-шар, который, упав с грохотом на плоский, так на нём, увы, и остался лежать. Казалось, что оба камня так и не сойдут с высоты. Но через мгновение раздался треск и оба камня полетели вниз. Округлый камень всё же вытолкнул плоский из тисков его двух огромных стражей.
Когда Слабачок взвалил плоский продолговатый камень на себя и его понёс, он вначале не обратил внимания на тепло, которым камень грел ему спинку. Но камень грел и тогда, когда он поставил его в своём домике, и тогда, когда улёгся на него спать.
И даже на следующее утро камень продолжал оставаться тёплым! Вот тогда Слабачок понял, что нашёл он Камень Вечного Тепла, исторгнутого когда-то его Жар Источником!
Забастовка муравьишек
Пример силы крохи одного
Заставил всех крох захотеть
Сравняться со всеми взрослыми.
И часть крох стала частью взрослых.
Много муравьишек, глядя на пример одного, не захотело уже больше играться и даже соревноваться. Встали все они перед Главной муравьихой-воспитательницей и требовать начали:
– Если хотя бы один из нас может то, чего не может ни один из взрослых, значит, все мы можем трудиться так, как все взрослые.
– Со взрослыми мы работать хотим!
– Быть взрослыми хотим!
– Дай нам, Главная, по-взрослому делать!
– Дай делать дела полезные!
– Если всего один из вас сильнее любого взрослого, значит, по-взрослому и может работать только этот один из вас.
– Мы против!
– Мы не согласны!
– Мы хотим! – кричали со всех сторон.
– А если сил не хватит у вас? – спросила Главная воспитательница.
– Желания наши превратятся в наши силы!
– А если ваши желания перерастут в ваше бессилье?
– Нет! Нет! Мы окрепнем, хотя бы на чуть-чуть! – насупились, чуть не плача, крохи.
– Пусть вы и станете сильнее, но взрослых останетесь слабее?
– Не настолько, чтобы работать наравне со взрослыми! Да! – кто-то выкрикнул обидчиво.
– Да! – тут же твердо ответила воспитательница. – Да! И что тогда? Докажите сначала, что вы хоть чуть-чуть похожи на них.
– Давайте!
– Давайте!
– Хорошо! Мы докажем!
– Докажем!
– Будем равняться на лучшего из нас – на Слабачка!
– Ну, хорошо. Идём туда, где вы узнаете, что вы есть, – сдалась Главная воспитательница.
И младшие пошли к старшим. И старшие приняли младших. И младшие стали старшим опорой. Старшие стали младшим учителями и примером. И младшие со старшими сравнялись!
Домашняя обитель. Дом выздоровления. Музей и цветосвет
И пото, Слабачок, отправляясь на свои очередные подвиги, никогда не закрывал вход в свой огромный домик. Никакой двери, как у людей, у муравьёв не бывает. А закрывать свою дверь другим огромным камнем, или брёвнами-веточками, или песочным холмом или грудой камней, ему даже не приходило в голову.