Читать книгу Крутые излучины (сборник) - Алексей Башилов - Страница 11

Под широким потолком железобетонного моста через речку Днепр, на площадке между опорами поселились бездомные голуби. Это место им очень понравилось. Внизу чистая речная вода, вверху надёжная крыша. Просыпанные на дорогу зёрнышки попадаются, и к людям поближе. Хоть нечастое, но есть через мост движение.

Вот уже пятнадцать лет голубиная стая совершает привычный полёт над рекой, над полями, над опустевшими деревнями и пустошами. То, что они не стали дикими и не улетели в другие, более обжитые, места, объединило их в общую стаю под новой железобетонной крышей моста.

Между длинными пролётами моста, под высокими сводами хорошее эхо: заворкуют голуби, будто мощный орган загудит. Утром солнце взойдёт, от воды отразится, и окрасится свод изнутри дрожащими разливами света. Взлетит парочка голубей, усядется на перила моста и смотрит, смотрит вокруг, прихорашивается.

В это время идёт за водой дед Михаил, остановится рядом и что-то подслушивает.

«Смотрит-ка, выполазает!» – радостно выскажет он мысль и, подставив лицо ласковым лучам восходящего солнца, скрипя коромыслом, понесёт родниковую воду в дом.

Когда-то он сам любил голубей, но уехали дети, и гуркующий звук голубей стал неуместным. Поднялся он на чердак и закрыл оконце заглушкой. Вот от таких заглушек, забитых дверей, покинутых изб собралась голубиная стая. Посмотришь, от иной деревни одни деревья остались, а голуби и туда прилетают.

Самое далёкое место для голубей – это остаток деревни Спас. Прилетают голуби и сюда посидеть на верхушке церкви, неприкаянно и скорбно стоящей на высоком берегу реки Днепр. Летают голуби, будто ангелы отживших свой срок людей, смотрят – не наглядятся кругом.

Дед Михаил и бабушка Паша тоже не покинули деревню и дом, сохранили своё гнездо. Лет сорок назад забросил дед Михаил хромовые сапоги и гармонь на чердак, впустил электричество в дом и отпустил сыновей в город.

Ну а чтоб хлеб, мясо, молоко да лук с огурцами были, стал дед Михаил личное подсобное хозяйство укреплять. Обходя покинутые деревни, отыскал конный плуг, почистил его и приладил. Кусок брошенной бороны на краю поля откопал, тоже приладил для конной тяги. Тележку на двух колёсах приспособил, чтоб сено и мешки с картошкой возить. Хомут тоже нашёл, починил. Вожжи из кусочков связал. Дугу выгнул из нужного дерева. В общем, всё, что быльём поросло, он отыскал, очистил, починил и пустил в оборот.

Когда наступало время сажать картошку, шёл дед Михаил за конём к пастуху совхозного стада, за семь километров. Покупал его на денёк и сам с бабушкой Пашей картошку сажал на двенадцати сотках.

Хочешь корову, поросёнка, овечек и кур держать – картошка большое подспорье. Скоро приноровился дед Михаил и полностью освоил подсобное производство.

Попробуй весной не посади, летом не заготовь, осенью не собери, а зимой не сохрани. Что будешь на следующий год делать?

Вот так стали дед Михаил да бабушка Паша не только себя кормить, но и детям в город давать, да и совхозу помогать. Бабушка Паша молоко сдавала, дед Михаил – то бычка, то овечку.

Через некоторое время рядом с домом проложили асфальтированную дорогу. Дед Михаил часто посматривал на проезжающие автомашины, прикладывая ладонь к бровям, как бы приветствуя и одновременно наблюдая. Мощные автомобили торопились помочь человеку, как бы навёрстывая упущенное из-за бездорожья.

Бабушка Паша стояла рядом, переступая с ноги на ногу. Дед Михаил почёсывал затылок: сколько в новой дороге было разного смысла, одним словом не скажешь.

Что-то приходило, а что-то уходило.

Приходила память, а уходила жизнь. Открылись дальние дороги, но заросли тропинки вдоль реки, текущей совсем рядом.

Бабушка Паша ходит к речке собирать для поросят крапиву, пробираясь через некошеную траву и бурьян. А помнится, речка была совсем иной: ухоженной, прокошенной даже на маленьких островках, с пасущимися коровами и играющими ребятишками. Так и стоит перед глазами тёмно-зелёный разлив сочной травы, прибрежной черёмухи, овсяного поля. Видно так ясно, будто в огромном аквариуме, – объёмно, выпукло, во всю красоту.

Разогнёт уставшую спину бабушка Паша, сопоставит две жизни: ту, что проносится по дороге, и ту, что была возле реки. Бегут они в разных направлениях: одна в будущее, а другая в прошлое. И только в одном месте, на мосту, зрительно пересекаются две жизни.

Мост – не плотина, он не навредил руслу реки, он перешагнул через неё. Река так же свободно продолжила своё движение, правда, заросла, обмелела, но это уже не из-за моста.

Голуби на перилах моста подолгу рассиживаются, поднимутся высоко в небо, словно серебряные самолётики, полетают и опять сядут, разгоняя деду Мише тоску.

Смотрят голуби на дорогу, будто поджидают, может, ещё кто-то проедет или пройдёт? И вот под праздники, объединённые с выходными днями, потянутся из городов, будто по птичьему зову, нагруженные рюкзаками люди. Они неудержимо помчатся в поездах и автобусах из города в деревню. Не спавшие ночью в дороге, в измятой нарядной одежде, исстрадавшиеся долгой разлукой с родным домом, вынесутся они на родные просторы. Не остановят их ни очереди, ни билеты. Оживлённая радостью встреч, возбуждённая стихией толпа выплеснется на деревенские дороги. И голубиный мост обретает это движенье.

Скоро дед Миша и бабушка Паша встретят своих сыновей-голубков. Но эта радость короткая – быстро пролетают дни встречи. Соберёт и унесёт, будто ураганом, гостей и родных по накатанной дороге в приютившие их города.

На перилах моста останется и засидится надолго голубиная парочка. Рядышком сядут, нахохлятся, головками поддёргивают, друг на друга поглядывают.

* * *

Прошёл ещё десяток лет. Нет на мосту последней голубиной парочки, нет на белом свете деда Миши и бабушки Паши. Голубиный мост опустел и стал хорошим укрытием для воробьёв. Речка ещё больше обмелела и заросла. Дорога изрядно побита лесовозами. Пахотная земля во многих местах заросла молодым березняком. Большое коллективное хозяйство совхоза, как голубиная стая, постепенно распалось на мелкие островки выживания с единичными экземплярами давно списанной техники, ещё пригодной для небольших объёмов работ.

Из дальних краёв прилетел заморский голубок, англичанин русского происхождения, кружит, родной, в поисках своих корней и лучшей доли. Ищет пути новых бизнес-подходов или деревенских невест. Приезжают в опустевшие избы городские пенсионеры на летний сезон – в этом возрасте так хочется быть долгожителем. Кружат в собственных автомобилях одинокие «голубки» – отпускники – не поехали к морю, тянет в родные края, знают – здесь потерянный рай.

Богат его простор, очерченный полётами голубей, много в нём разнотравья, лесов и полей, солнце не перестало щедро светить, воздух чист, озонирован грозами, приправлен черёмуховыми, липовыми и цветочными запахами. Выткутся, выткутся новые жизни в нём. Всё повторится, – повторится сначала. Как много просторного места для отдыха и труда! Это наше родное раздолье, резерв и ресурс нашей жизни. Город, конечно, останется, но желание деревенской жизни и крестьянского труда появится.

Много ещё в русской душе голубиного чувства любви к малой и большой родине, не стала душа черствей к природе и людям. Бывало, бабушка Паша любила повторять: «Болеть – болей, а пашню засей». Никогда она не говорила: «Хочешь жить, умей вертеться».

И мы немного добавим: «Корни растут в землю, а ветки тянутся к солнцу. Домашний голубь смог стать диким, но ведь ещё раньше лесной голубь-витютень стал прирученным голубком. Крестьянин уехал в город, стал городским, а значит, и горожанин вернётся в село и будет крестьянином. Когда на земле человек, она совершенно иная. Нет человека – она дикая, есть человек – окультуренная. Любую, хоть и одичавшую, любить её нужно даже такую – заповедную».