Читать книгу Концепция лжи - Алексей Бессонов - Страница 2

– Эта гадина все-таки убила нас, – прошептал Леон, с ненавистью глядя на плешивую макушку Стэнфорда.

– Он жив? – всхлипнула Люси.

– Это меня волнует меньше всего. Подбери сопли! – выкрикнул Леон, видя, что девушка срывается в истерику. – Мы пока еще живы. Не знаю, надолго ли… но у меня нет особого желания подыхать здесь, в этом каменном дерьме. Мы должны что-то придумать. В конце концов, до окна связи мы можем просидеть и здесь. А?

Люси помотала головой. Властный рык Леона помог ей сохранить самообладание.

– Жизнеобеспечение рубки нарушено. Почти во всех отсеках разгерметизация, уцелел только третий технологический, но там мы не высидим. В челноке мы тоже не продержимся.

– Даже со скафандрами?

– Да… потому что теперь мы войдем в окно не раньше, чем через трое суток. Ты видел, что у тебя заводится только второй двигатель?

Леону показалось, что дышать стало труднее.

– Через полчаса мы догоним проклятый астероид… – пробормотал он. – Все-таки мне непонятно, почему Стэн так психовал.

– Потому что он идиот, – ответила Люси и вдруг непривычно хрипло хохотнула: – Зато теперь ты можешь накуриться вволю. Это уже ничего не изменит.

Отщелкнув ремни, она выбралась из кресла и принялась расстегивать свой комбинезон.

– Иди ко мне, – услышал Леон за своей спиной. – Скоро здесь станет холодно…

– Секунду, – машинально произнес Макрицкий, отказываясь верить своим глазам. – Ото ж бис… що ж це?

«Галилео» медленно догонял астероид, одновременно поворачиваясь к нему носом. На экранах отчетливо прорисовались контуры тесной, зажатой с трех сторон скалами, но – неестественно ровной долины. Сейчас она смотрела на солнечную сторону, и Леон, вдруг задрожав, ясно различил поблескивание каких-то пирамидальных сооружений, частично терявшихся в мертвенной тени скал. Едва не ломая пальцы, он перенастроил экран. Изображение приблизилось. Теперь конструкции – уже не пирамидальные а, скорее, кубические – стали видны совершенно отчетливо. Вот только что-то там было не так. Всмотревшись, Леон понял, что строения частично разрушены: он видел обвалившиеся внутрь серебристые стены.

– О, Боже, – жарко зашептала над ухом Люси, – что это такое? Это что-то чужое?

– Я не могу понять, – тоже шепотом ответил Леон, – но – ты видишь: нигде нет ни одного огонька… это развалины. Интересно, сколько же им лет?

– Но может быть, там что-то уцелело? Может быть, там есть воздух?

– Да, и мощнейший передатчик, который легко достанет Землю без всяких «окон»… вряд ли. Если это – чужое, то о каком воздухе мы можем говорить? Если это наше, то объясни мне, что это такое и откуда оно здесь взялось, если мы – первая экспедиция в этом районе.

– До Депрессии было много экспедиций, – перебила его Люси. – Ты сам знаешь. Мы должны добраться до этого места, пока нас не отнесло. Ты сможешь просадить там челнок?

– Челнок я посажу где угодно. Но что толку? Там – развалины. Ты надеешься, что мы сможем найти в этом дерьме кислород?

Люси прикусила губу и посмотрела на Леона с отчаянием.

– Разве у нас есть другая надежда?

– У нас нет вообще никакой. Но ты права, посмотреть, конечно, стоит.

Все равно, добавил он про себя, мы подохнем часов через тридцать. Жизнеобеспечение причального челнока рассчитано на четыре часа. Нас двое, следовательно, это здорово удлиняет агонию. Но все равно – не настолько, чтобы мы успели добраться до этого проклятого «окна», из которого сможем без помех докричаться до Марса. А если и докричимся – толку?

Вылезая из кресла, Леон вдруг ощутил неприятную легкость, отозвавшуюся в желудке, и понял, что контура искусственной гравитации начали сдавать. Это говорило о том, что энергосистема корабля полностью вышла из строя – скорее всего, вместе с большинством аварийных линий. Какие-то еще тянут, но это ненадолго.

Он распахнул аварийный шкаф, с наслаждением вышвырнул на пол личный кофр старшего навигатора Джессепа и бережно достал свой, с золотым тризубом на голубом поле.

– Я надеюсь, в челноке есть запасные патроны, – буркнула Люси, натягивая скафандр.

– Часовые, не больше, – отозвался Леон. – Большие были в шлюзе по левому борту, но, судя по всему, его вырвало с мясом, и он теперь болтается где-то у нас за кормой.

Вытащив из кофра перчатки, Леон вдруг замер.

– Лю, – глухо позвал он.

– Да? – девушка прекратила подключать шланги и повернулась к нему.

– Я… ну, в общем, вот что… – он снял с левого мизинца тонкий золотой перстень с небольшим рубином и надел его на безымянный палец Люси. – Это кольцо моего деда. Он подарил мне его… впрочем, это не важно.

Леон умолк и рывком отвернулся.

Люси подошла к нему, обняла его за плечи и быстро, коротко поцеловала в шею. В ответ Макрицкий тихонько вздохнул и защелкнул на запястьях перчатки.

… В слабом желтом свете аварийных плафонов недвижно висели пылинки, уже поднятые с пола исчезающей гравитацией. Как и ожидалось, лифты приказали долго жить, и Леону с Люси пришлось пробираться по лабиринту узких технологических лазов. Они спешили, как могли: кислорода в скафандрах могло хватить максимум на час.

Путь до транспортного шлюза правого борта занял почти пятнадцать минут. Выпав из потолка в нужный коридор, Леон перевел дух и огляделся. Здесь было еще темнее, плафоны еле тлели в четверть накала.

– Долго мы, – сказал он Люси. – Вот черт! Пошли скорее.

Впереди сумерки превратились в настоящую тьму. Леон врубил фонарь, сделал пару шагов и вдруг с воплем отпрянул назад.

– Что? – вскрикнула Люси, хватая его за плечо.

– Кажется, это Джесси… – выдохнул Леон, приходя в себя. – Но что он тут делал, а?

В метре от его ног под переборкой скорчилась страшно переломанная, залитая кровью фигура в бортовом комбинезоне. Люси наклонилась над трупом, пошевелила его ботинком.

– Да, это мистер старший навигатор, – согласилась она. – Как же его так?

– Размазало, – уже равнодушно объяснил Леон. – Меня больше интересует, какого черта он тут оказался?

Сервопривод внутренней двери шлюза на команды с пульта не отреагировал. Проклиная все на свете, Леон разбил стекло специальной ниши и достал оттуда могучий лом, выкрашенный в желтый цвет. Стопоры он отжал без особых усилий, а вот сама дверь отняла еще почти пять минут. Леон бросил взгляд на хронометр, вделанный в левую перчатку, глухо выругался и нырнул в отсек.

– Живее, Лю! – крикнул он, взбегая по низенькому трапу к уже распахнутому люку челнока.

Еще две минуты спустя остроносая приплюснутая машина медленно выплыла из брюха развороченного «Галилео». Отсюда, с правого борта, было не видно, насколько именно пострадал несчастный корабль, но Леон не имел желания рассматривать, что там и как. Дав газ, он направил нос челнока в сторону находившейся уже под ними громады астероида.

– Как странно он выглядит, – заметила Люси, – вот кажется, висит себе камень. Просто здоровый такой булыжник, да? А если задуматься – ну вот как это: висит? На чем висит? А?

– Не висит, – горестно вздохнул Леон, – а летит, чертяка. Если б он, сволочь, просто висел, мы б в таку халэпу не вскочили. Ох, биса б йому в душу…

Легкий челнок, разогнанный импульсом курс-моторов, быстро подплыл к сверкающей черным глыбе, мягко затормозил короткими «выстрелами» носовых дюз и лег набок, приближаясь к зажатой скалами долинке. Леон чуть наклонил голову: по экранам неторопливо ползли поблескивающие, антрацитные склоны, изрезанные глубокими темными провалами трещин. Зрелище было захватывающе-величественным. Ни на Земле, ни даже на спутниках Юпитера, богатых многоцветными, невероятной красоты пейзажами, ничего подобного не встречалось. Солнце, здесь гораздо более близкое, высвечивало каждый излом, задавая ему невероятную, невозможную для человеческого глаза контрастность, разрезая каждую складку феерически яркими линиями. В этом было нечто мистическое: Леону казалось, что где-то там прячется вход в преисподнюю.

Он чуть склонил штурвал, и челнок, покоряясь его руке, скользнул влево. Теперь нос крохотного кораблика смотрел точно на упрятанную меж скал долину. Притормаживая, Леон с запоздалым удивлением подумал о том, скольких усилий стоило выровнять каменистый грунт. Очевидно, кто-то потратил немало средств на эту непонятную работу. Челнок вытормозился; Леон поглядел вниз и отчетливо разглядел полуразрушенные причальные мишени, предназначенные, похоже, для довольно крупных кораблей. В груди медленно зашевелился странный холодок: посреди левой, наиболее сохранившейся мишени хорошо угадывалась желтая буква «Т». Разваленный комплекс принадлежал Земле.

Люси поняла это одновременно с ним.

– Это невероятно, – прошептала она. – Ему лет… лет пятьдесят, не меньше. Кто же все это строил?

– В космосе невозможно определить возраст, – возразил Леон. – Но ведь в самом деле, говорят, до Депрессии было много экспедиций. Может, японцы? Я слышал, что они запускали до ста кораблей в год. Недаром именно они первыми дошли до Плутона.

Я несу полный бред, подумал он. Астероидный комплекс в середине столетия? Ой, вряд ли. Тогда все искали минералы, редкие элементы и все такое прочее. Какая компания отправила бы экспедицию сюда, в эти каменные джунгли? Да еще и стройка… однако же откуда тогда это идиотское, неправдоподобное, но – реальное «Т»?

Его руки двигались автоматически. Челнок медленно опустился на единственную уцелевшую мишень. Двигатели смолкли. Леон отстегнул ремни и вопросительно глянул на Люси.

– Патроны менять будем?

– А сколько у нас осталось? – она поглядела на манометр и ответила сама: – Полчаса… давай пока не будем, а? Сходим по-быстрому, и все. А?

Он хорошо понял ее сомнения. Действительно, незамененный патрон – это лишние полчаса жизни… Леон бросил взгляд на экран, оценил расстояние до развалин и подумал, что за полчаса вполне можно успеть облазить нижние этажи. Хотя, конечно, если там что и уцелело, то только в самом низу, в подвальных отсеках. Но что мешает вернуться в челнок и взять новые патроны?

– О кей, – Леон поднялся и перещелкнул редуктор давления, готовясь захлопнуть шлем, – пошли.

Внешний люк мягко чмокнул за его спиной. Леон спрыгнул на камень, поглядел, как летит белая фигурка Люси – гравитация здесь была весьма далека от земной – и торопливо двинулся в сторону покосившегося серебристого строения.

Почти кубические здания были возведены из материала, отливающего явно металлическим блеском, но Леон прекрасно понимал, что никто не стал бы тащить тяжеленные металлоконструкции на такое расстояние. С дистанции в два десятка метров ему вдруг показалось, что постройки были разрушены каким-то внутренним взрывом; приблизившись, он понял, что это не так. Стены были действительно провалены вовнутрь, и выглядело это весьма странно: казалось, некая могучая длань просто сдавила в пальцах многоэтажные конструкции, сплющив их, словно бумажный домик.

Когда-то Леону случилось побывать в Антарктиде. Тогда ему показалось, что ничто не может быть ярче полярного солнца, превращающего снег в нестерпимую пытку для глаз. Сейчас, двигаясь по солнечной стороне астероида, он понял, что глубоко заблуждался. Да, здесь преобладал не белый, а, наоборот, черный цвет. Но и солнце – оно казалось отнюдь не тем, привычным источником света и тепла – нет, оно было Солнцем с большой буквы, яростным светилом, обрушивающим на сверкающий черный камень потоки жгучего бешенства, назвать которое светом было весьма нелегко.

– Кажется, там вход, – произнесла Люси, более глазастая, чем Леон. – Там, справа. Ты видишь?

Леон прищурился и действительно разглядел странно уцелевший на фоне общего разгрома прямоугольник внешней шлюзокамеры. До него было не более двадцати метров: если бы не Люси, он, возможно, и не заметил бы его в этом ужасном сверкании серебристых стен.

– Дверь вынесена, – продолжала девушка, – попробуем?

– Разумно, – согласился Леон, – наверное, там должен быть какой-то коридор, ведущий вглубь здания.

Смешно подпрыгивая, они двинулись по почти гладкому темному камню посадочной площадки. Буквально через несколько шагов Леон споткнулся, дернулся всем телом и на несколько мгновений взмыл вверх. Приземлившись, он изогнул в шлеме шею и поглядел себе под ноги. На усеянном мелкими камнями поле лежал изуродованный, страшно перекрученный гофрированный рукав воздуховода. Выглядел он так, словно его выбросило жуткой силы взрывом.

«Не исключено, – подумал Леон. – Похоже, здесь действительно было жарко. Но, черт его возьми, кому же принадлежала эта станция?»

Он и в самом деле ни разу не слышал о каких-либо попытках возвести долговременный исследовательский комплекс в поясе астероидов. Тем более, о его гибели… Впрочем, до Депрессии, которая изменила привычную карту мира и едва не перевернула всю Землю с ног на голову, «белые» государства отправляли корабли сотнями – возможно, какая-то компания добралась и до этой мрачной пустыни?

Дверь шлюзокамеры, характерно скругленная по углам, валялась внутри, закрыв собой высокий комингс. Входной проем встретил Леона паутиной обвисших уплотнителей – протянув руку, он пощупал один из них и усмехнулся. Вязкий некогда пластик легко раскрошился в его пальцах. Конечно, это не говорило ни о чем: в космосе все стареет мгновенно – но тем не менее в душе Леона зашевелился холодок. Станция казалась старой, очень старой. Врубив прожектор, Макрицкий шагнул вовнутрь шлюзокамеры.

На стене, вспучившейся, словно под воздействием огромного жара, сияла темно-синяя надпись: «Brodley biology», и эмблема в виде стилизованного орла, горделиво оседлавшего глобус. Леон никогда не слышал о подобной компании. Теперь он практически не сомневался в том, что станция была выстроена до Депрессии, скорее всего, годах в сороковых, когда резкий рывок технологий сделал межпланетные перелеты баснословно дешевыми и доступными даже для небольших фирм, не говоря уже о крупных корпорациях.

Внутренняя дверь была наполовину открыта. Луч прожектора вспорол чернильную тьму коридора, и Леон увидел, что находится перед широкой аркой, ведущей куда-то вглубь строения. Рядом с ним скользнул поток света, льющийся из фонаря Люси.

– Что там, дальше? – спросила она.

– Не знаю, – хмыкнул Леон, – но нам стоит поспешить. Времени осталось всего ничего.

Арка вывела их к лестнице, полого идущей вниз. Сквозь узкие проломы в потолке кинжалами били тонкие лучики солнечного света, в которых танцевали поднимаемые шагами пылинки. Строение, по-видимому, расползлось по всем своим швам.

– Черт, какая жуть, – заметила Люси.

– Вот про черта, пожалуйста, не надо, – поежился Леон. – Не здесь, хорошо?

Лестница закончилась коридором, который, раздваиваясь, уходил в темную глубь станции.

– Я предлагаю разделиться, – сказал Леон. – Я пойду налево, ты – направо. Только не далеко, и помни о манометре, хорошо?

– Вы, мужики, всегда думаете о том, чтобы пойти налево, – грустно усмехнулась девушка. – Ладно, идем. У нас еще двадцать минут, да?

– Не меньше. Но ты все равно не забирайся очень далеко. Лучше потом вернуться на челнок и перезарядиться.

Через десяток метров Леон увидел первую дверь: она висела, сорванная с одной петли. Он толкнул ее плечом и заглянул в помещение. В свете фонаря блеснули какие-то столы с давно мертвым оборудованием, мертвый глаз большого дисплея… убедившись, что баллонами с кислородом здесь и не пахнет, Леон двинулся дальше. Соседняя комната также оказалась какой-то лабораторией. В ней Макрицкий разжился массивным топором, снятым с пожарного щита.

Преодолев еще одну короткую лестницу, Леон вышел в довольно просторное помещение с высоким потолком. Белый луч прожектора выдернул из мрака высоченные двери шкафов, перевернутый лабораторный стол и остановился. На Леона смотрела мумия в истлевшем желтом халате. При жизни она была, кажется, женщиной: на затылке уцелел пучок рыжих волос, шею обвивало жемчужное ожерелье. Леон нагнулся. Лаборантка умерла от внезапной потери воздушного давления – он уже видел нечто подобное, когда его корабль наткнулся на давно погибший французский планетолет, который болтало в окрестностях Венеры. Это было не совсем удушьем, нет. Здесь, на станции, случилась мгновенная разгерметизация всех отсеков и помещений, и воздух ушел буквально в секунду, раньше, чем сработали аварийные системы. На «французе» тогда бахнул главный генератор, и весь экипаж выглядел так, словно людей разорвало изнутри. Что же, черт возьми, могло взорваться здесь?

Леон выпрямился и подумал, что в таком крупном помещении могут оказаться аварийные запасы кислорода или, на худой конец, какие-нибудь дыхательные приборы. Компактные преобразователи углекислоты появились намного позже, чем была построена станция, но сейчас его устроили бы даже обычные маски с баллонами.

Макрицкий развернулся и с размаху вонзил свой топор в первый попавшийся шкаф. Дверь послушно перекосилась, открывая доступ вовнутрь. Леон нетерпеливо дернул ее на себя и замер.

Он не мог даже кричать, потому что страшный спазм мертвой хваткой перехватил ему горло. На него смотрел Ужас.

То, что Леон принял за шкаф, было на самом деле герметичной колбой. Резкий свет фонаря бился о толстый пластик, за которым, в мутноватой жиже питательного раствора, плавал эмбрион, жуткий настолько, что редкий кошмар, навестивший Леона под утро, мог сравниться с этим. Сперва он решил, что перед ним – неродившийся детеныш какого-то гуманоида, но уже через мгновение понял, что это все же сын человеческий. Его череп, скукожившийся от времени, был сильно вытянут назад, четыре руки имели длинные, оснащенные небольшими перепонками, когтистые пальцы, распахнутые в смертной муке глаза походили на кошачьи…

Станция, выстроенная на никому не известном астероиде, занималась разработками направленных мутаций человеческого генотипа. Здесь совершалось преступление, караемое всеми разумными расами галактики как одно из наиболее тяжких, как отступление от знаменитого Кодекса Хрембера, нарушения которого не допускались никогда. В тридцатые годы человечество уже приняло Кодекс, навязанный ему эмиссарами Старших – значит, кто-то осмелился наплевать на закон, повелевающий, как говорили, всеми разумными?

Леон сглотнул слюну и всадил топор в следующую дверь. Там была та же самая картина. И дальше, и дальше… два десятка дверей – два десятка колб. Погибнув, станция сумела сохранить своих жутких питомцев от тлена, и они выглядели почти живыми. Леон присел на край стола, чувствуя, как пот заливает лоб.

«Главное – зачем? – подумал он. – Зачем?! Чего они хотели этим добиться, понимая, что все скрытое так или иначе станет явным, и от возмездия нам не уйти? «

Ему приходилось слышать о маньяках-ученых, способных на любые преступления ради голого научного интереса, но верить в такую ахинею как-то не хотелось. В конце концов, сейчас не Средневековье… следовательно, кому-то это было действительно нужно.

Леон подбросил в руке свой топорик и вышел в коридор. Кислород здесь, скорее всего, был, но искать его следовало всерьез – нужно было вернуться на челнок и перезарядить дыхательные патроны.

– Лю, – позвал он, – давай, наверное, возвращаться. Возьмем новые часовые патроны и поищем более основательно. Ты слышишь меня, старуха?

– Я, кажется, нашла! – ответил ему слабый голос девушки (Леон удивился, что может мешать работе ее передатчика на таком незначительном расстоянии).

– Что ты нашла? – почти выкрикнул он, чувствуя, как заколотилось в груди сердце.

– Здесь баллоны, старинные баллоны, их целый штабель. И редуктора, по-моему. Сейчас, я… а-ай! О-оо…

– Что с тобой?!

Ответом ему был слабый стон. Леон перехватил топор и понесся вверх по лесенке, не прекращая звать свою подругу.

– Я упала… – совсем тихо произнесла вдруг она. – А на меня упала какая-то балка. Она меня держит, я не могу выбраться. Как больно, Лео! Помоги мне, скорее!

– Где ты находишься?

– Выломанная дверь слева по коридору, ты увидишь… потом вниз. Здесь какой-то склад, но стены почти упали вовнутрь, и теперь тут завал. Черт, кажется, у меня перелом бедра. Не могу даже двинуться.

– Я иду! Иду!

Пробегая по коридору, Леон вдруг заметил, как следом за ним крадется странный золотистый лучик света, но решил, что ему это мерещится, тем более что после развилки свет пропал. Выломанную Люси дверь он нашел сразу же, едва вбежал в ее коридор.

Девушка лежала на куче какой-то рухляди, придавленная огромным потолочным двутавром. Едва глянув на нее, Леон застонал. Балка была настолько громадна, что приподнять ее он не смог бы никак, даже при таком небольшом тяготении она весила не меньше трех сотен кило. Под стеной, куда, очевидно, и тянулась Люси, и в самом деле высился штабель желтых в коричневую полосу кислородных баллонов.

Леон присел на корточки, взял ее за руку и слабо всхлипнул.

– Боже, Боже, ну почему все так глупо?

За прозрачным забралом шлема мягко изогнулись полные губы Люси.

– Самое обидное, что я не могу тебя поцеловать. Скажи, а Киев действительно такой красивый, как ты говорил?

Макрицкий замотал головой. Встав, он поднял с пола свой топор, подсунул рукоять под балку и налег на нее всем своим весом. Это было бессмысленно, двутавр даже не двинулся с места. Леон почувствовал, что задыхается, машинально посмотрел на табло дыхательной системы и осел на пол рядом с девушкой.

– У меня «сдох» преобразователь, – тихо проговорил он.

Люси охнула и отчаянно забилась, пытаясь вывернуться из-под вмявшей ее в металлический хлам балки.

– А… кислород? – выкрикнула она.

– Ну, это минуты три, – прошептал в ответ Леон. – Или меньше.

Дышать становилось все тяжелее. Он лег на гору железа, прижался забралом к ее шлему и замер.

– Не говори ничего, – едва слышно простонала Люси. – Лучше… лучше я.

Почему же ее так плохо слышно? Мысли стремительно кружились в голове, цеплялись одна за другую… что это за попискивание в наушниках? Самое обидное, конечно, то, что она не увидит деда… дед был бы рад. Дед сидит сейчас с удочкой, а за его спиной тихо шевелится листва деревьев, и где-то свиристит соловей. А в камышах плещет рыба… да что же это за писк?.. нет, какая рыба, сейчас же осень! Люси, почему я ни разу не сказал тебе, что у тебя самая шикарная грудь на свете? И глаза… у тебя такие игривые глаза… Боже, почему я не могу вспомнить ни одной молитвы?

Леон медленно поднял руку, перекрестился и повернулся на бок, чтобы обнять девушку.

– Что это? – голос Люси был странно хриплым. – Да встань же! Кто… кто это?

Леон тяжело поднял голову, и решил, что умирает. Из дверного проема лился мощный поток золотого света, и в его нестерпимом сиянии к нему быстро приближались три человеческие фигуры.

Когда до них оставалось меньше метра, Леон Макрицкий понял, что это не ангелы, ибо ангелы не носят скафандров. Да каких скафандров! Трое, идущие через завалы металлической рвани, до боли напоминали ему героев давно забытых боевиков прошлого века: на них были чешуйчато-черные комбинезоны, мощные наплечники с овалами каких-то внешних агрегатов, тяжелые на вид сапоги и – огромные, устрашающего вида кобуры на широких поясах. Лиц Леон не видел, так как гладкие черные шлемы были абсолютно непрозрачны.

Подойдя, двое склонились над замолкшей от ужаса девушкой, а третий, чуть меньший ростом, протянул затянутую в перчатку ладонь, чтобы помочь подняться Леону. Макрицкий потянулся к ней, такой человеческой, обычной пятипалой ладони, и весь мир закружился перед его глазами. Где-то далеко-далеко пропищал голос Люси: «Это же они!!!» – и свет погас.