Читать книгу Тесинская пастораль. №9 - Алексей Болотников - Страница 3
Проза моего села
Алексей Болотников. Из книги «Русские как существительные»
ОглавлениеВся полнота жизни
Матреныч возвращался из города. Какой бес руководил его поездкой, кой черт программировал день, а только не обошлось без козней поднебесных.
Чиновники городской власти, «сити-мэнеджеры», планирующие транспортный хаос пассажирских перевозок, так подработали дорожное расписание, что «без булды не разберешься».
С запуском работы обновленного автовокзала у Матреныча выработался собственный алгоритм заезда-выезда. День он обделывал делишки в «новой части города». Шатался по Торговому центру (рынок) и нужным адресам. Обедал в кафе. Остаток времени просиживал в архиве, библиотеке, или картинной галерее – в «старой части города». И было в этом алгоритме свое резюме: последний час предназначался для покупки билета на автобус. Не купишь – все равно поедешь, но – стоя…
Место в автобусе в иную поездку не доставалось. И никто не уступит. А ноги – не казенные. Хоть и воцарился рыночный сервис в отечестве, однако, лукаво не замечает, что обкрадывает пассажира, не обеспечив ему, за те же деньги, комфортный проезд.
В общем, уяснил Матреныч, алгоритм этот, как вскоре выяснилось, сложился не в одной ушлой голове, но в подавляющем множестве. Не для одного загородного рейса, но для всех. И, очевидно, во многом же множестве российской транспортной логистики.
…Подумать только, как все логично: город-автовокзал-село… Если бы не… придуманные обстоятельства. Если бы, например, маршрут «автовокзал-село» был без… удобств. Не обрастал бы усложненной маршрутной схемой движения, выработанной сити-менеджерами для удовлетворения запросов пассажиров: «автовокзал-рынок-село». «Рынок» здравомыслящие сити-менеджеры здесь впарили для того пассажира, который привык садиться в автобус отсюда. И катить прямиком «город-село»! Такому пассажиру не хочется посещать автовокзал с меркантильной целью – приобрести билет с местом.
Матреныч во всей этой круговерти условий выработал свой алгоритм.
Сити-менеджеры учли все запросы! Интересно одно загадочное наблюдение. Пассажиры-матренычи ездят по льготе, и, покупая билет с местом, на промежуточной стоянке «рынок» вновь предъявляют карту для пробивки на валидаторе. Мало того, проводники в автобусе забирают карту до конца поездки, чтобы, вероятно, вторично пробить тариф валидатором. Словно льготный пассажир передумал сходить на конечной остановке и снова уезжал по маршруту «село-город». Транспортники-предприниматели выторговали у отцов-законодателей способ заработать чуток больше, чем на провозе одного платного пассажира. Вам любопытно? Хотите знать?.. Не вашего ума дело. Вероятно, так сговорились власть и бизнес. Одни поставили условие дополнительной транспортно-маршрутной поездки, другие – возможности покрыть затраты на это.
В общем, и овцы целы, и волки сыты.
Сегодня автобус переполнен. На автовокзале на вечерний рейс места раскуплены. Но закон – есть закон, и автобус пошел по расписанию на рынок. Здесь-то и подсели к Матренычу две колоритные пассажирки. Место для одной из них зафрахтовали её товарки: «Зинулька, ты де?.. Да Тоська это… А мы уже в автобусе… Да я, Катюха и Гера Крахова. Тебе, птичка, место держим. Токо в заду мы… самом. Ага, пробивайся там…»
Другая, Новелла Ивановна, дама бальзаковского возраста, круглотелая, словно колодезная бочечка, обремененная тремя сетко-сумками, втиснулась на уступленное ей место, потеснив подобную себе, но пожилую пассажирку Марию Спиридоновну. Последней пришлось собственные две сетки водрузить на коленки. Дамы будто бы разрезинили пространство, втиснув тройной объем в двойное сиденье.
…Итак, Матреныч, зажатый в углу Тоськой, Зинулей, Катюхой и Герой, поперед себя был заперт Новеллой и Марией.
Автобус благополучно миновал ямочно-ремонтные асфальты города и вышел на загородную трассу. Сумерки сквозили в запотевшие окна. Водитель погасил огни салона. Пассажиры, рассредоточенные тряской и качками, похохатывавшие и чертыхающиеся, постепенно затихали. Товарки рядом не могли угомониться, переживая сумбур городского дня. Делились добытым впечатлением:
– Последний раз ездила… Хоть умру – не поеду.
– Так ты то кажин раз говоришь.
– …а ну их на… хутор.
– А я, дура, к снохе зашла. Говорит, чё приперлась. Иди за бутылкой. Вынудила – пошла ведь… Теперь каясь.
– А я думаю, чё это окна запотели.
– Новый маркет видели? Ну чисто ангар самолетный, даже три в одном… И все по тридцать девять…
– Как это?
– Цена на всех прилавках такая: что на крупу, что на рыбу в банках. Нахапала вот… – Гера вдруг привстала и попыталась двинутся в проход.
– Ты… куда это?
– Лучше постою…
Бабы недоуменно замолчали, не пытаясь даже уступить ей проход. Гера шевелила торсом и головой. Пошлепывала губами. Садилась и через секунду снова вставала.
– Погоди, че ты… Поплохело, чё ль?
– Да ничо, ладно. Освоилась, вроде. – она села, развернув-таки торс спиною к бабам.
Последние недоуменно переглянулись.
– …Садят, как селедку в бочку…
– …Так и всегда было.
Матреныч, оценивший телодвижение Геры, словно непознанное природное явление, озадаченно думал. Точнее, дремал. Его пассажирский угол, словно пулеметная амбразура, защищал от мира сего. Качка и тряска уже не беспокоили, но убаюкивали. Полутьма салона защуривала глаза.
Внезапно, прорываясь сквозь дремоту, словно отодвигая пулеметную амбразуру, Матреныч увидел впереди, как Мария Спиридоновна пытается уплыть под сиденье, криво скособочивая тело. Ей мешает сетка на коленках, переднее сиденье, соседка справа и собственное грузное тело.
Клонясь то вправо, то влево, она запускает руку между ног. Виновато смотрит на Новеллу. Новелла, наконец, просыпается.
– Чё тако?..
– Та сетка… соскользнула… туда.
Сетка с яблоками упала под сиденье. Как на зло – сиденье над колесом автобуса, неудобно закругленное под ногами. Яблоки, очевидно, раскатались.
Как же… надо ж… чё же… – соседка вертит головой, но не торопиться двинуться с места. Безмолвно осмысливает ситуацию.
– Так и че же? Не достанешь?..
– …да ладно бы… но выходить скоро.
– Ну, счас встану.
Новелла Ивановна оглядывает проход, выискивая место куда поставить сетки. Ничего не высмотрев, все же пытается встать… Бочковой её вес и корабельные габариты, втиснутые между подлокотниками сиденья, остаются на месте, словно памятник на постаменте. Точно волны Адриатического моря, в движение приходят стоящие в проходе пассажиры. Они колышутся, вибрируют, откатывают тесноту в глубь салона. Наконец, Новелла Ивановна видит место для сумок и сеток. Извернувшись, ставит сетки на пол и начинает выворачиваться из кресла. Грудь её перевешивает зад. В проход она становится на колени. Опирается руками в пол. Поднимает зад выше головы.
Мария Спиридоновна не теряет момента. Подвинув свой торс на освободившийся плес, она занырнула телом под сиденье. Вышаривая рукой сетку, собирала яблоки…
В салоне автобуса – мрак и тишина. И только шум двигателя да шин сопровождают салонную интермедию.
Матренычу неуютно, стыдно и ещё как-то не по себе… Встать и помочь – исключено: по соображениям полного хаоса. Остается – сочувствовать. Однако, и этого чувства не возникает, как ни тужись. Досадно, что эта реальная картина мира обнажилась до бесстыдства и обреченности. Кто виноват? Теснота. Полнота. Душевная немота…
Словом, «в зеленых плакали и пели», как и сто лет назад. Не исключено, что и на будущие сто лет.
Автобус тормозит на первой остановке. И после обычной сутолочной толкотни высвобождается от лишних пассажиров. Новелла, Мария, Зинуля, Катюха, Гера и Матреныч едут до конца. Им уже не много осталось.