Читать книгу Снайпер Лия - Алексей Чернов - Страница 1

Тот год, 1933-й, навсегда выжег в детской памяти восьмилетней Алии абсолютно все запахи, оставив лишь три – горький аромат степной полыни, колючий холод ледяной пыли и липкий, всепроникающий запах страха. Вкус хлеба девочка уже не помнила.

Степь, щедро кормившая поколения её предков, замолчала. Замолчала страшно, по-мёртвому. Больше не звенели весёлые колокольчики на упитанных шеях овец, не доносился до слуха сытый храп отдохнувших коней у коновязи.

Ветер, прежде приносивший из трубы соседнего аулбасы густой и дразнящий аромат дыма и варёного мяса, теперь гнал по земле лишь могильный холод и тихий, постыдный стон, что доносился из остывающих юрт.

В ауле Булак, затерявшемся в Хобдинском районе, воцарился он. Великий Голод.

А ведь её память, цепкая, детская, всё ещё хранила яркие обрывки совершенно другого мира. Мира, где она была не просто Алиёй, а Алиёй САРКУЛОВОЙ. Мира, где её отец, Нурмухамбет – высокий, сильный и смешливый – был не беглецом, а хозяином.

Он происходил из «тех самых», из знатного, уважаемого рода. В их большом доме, как ей тогда казалось, всегда витал божественный запах горячих баурсаков, которые мама Маржан ловко опускала в кипящий жир. Пахло крепким чаем с парным молоком и, конечно, праздничным бешбармаком по выходным.

Девочка помнила, как отец подбрасывал на могучих руках её и крохотного братика Багдата, и его смех гремел так громко, что, казалось, его слышала вся бескрайняя степь.

Она была абсолютно счастлива.

И ещё не знала, что слово «бай», которым когда-то уважительно величали её предков, уже превратилось в клеймо и проклятие.

А потом привычный, уютный мир рухнул в одночасье.

Новая власть, пришедшая под алыми флагами, не терпела тех, кто был «знатным» и «богатым». На далёком XV съезде ВКП(б) было решено: коллективизация и экспроприация.

Вскоре по аулу поползли чужие, незнакомые люди в пыльных гимнастёрках. Они не говорили – они рычали. Они забирали скот, подчистую выгребали из сундуков последнее зерно, не оставляя ничего.

Отца Алии, Нурмухамбета, как «потомка бая», стали таскать на допросы. Возвращался он оттуда почерневшим, молчаливым и подолгу смотрел на тлеющие угли в очаге невидящим взглядом.

В одну из таких тревожных ночей он тихо подошёл к спящей Алие, невесомо поцеловал её в лоб и ушёл. Ушёл в бега, спасаясь от неминуемой решётки или холодной ссылки. Он верил, что сможет переждать смутное время. Он надеялся, что обязательно вернётся за своей семьёй.

Алия, её мама Маржан и маленький, вечно плачущий от голода Багдат остались одни.

Маржан, красавица-жена некогда знатного человека, таяла на глазах. Всё, что можно было съесть, давно съели. Всё, что можно было выменять на крохотную лепёшку, – выменяли.

В доме Саркуловых поселился липкий, сводящий с ума голод. Маленький Багдат почти перестал плакать, лишь тихо постанывал, свернувшись калачиком. Этот едва слышный стон был страшнее любого крика.

Алия смотрела на маму огромными, недетскими глазами. Она видела, как та украдкой жуёт сухую травинку, пытаясь обмануть пустой желудок. Видела, как по ночам она, качаясь от слабости, встаёт и смотрит на своих детей, и в её взгляде не было слёз – одна лишь вселенская мука. В ауле уже давно не осталось ни собак, ни сусликов. Они тоже исчезли.

В одно из таких страшных, беспросветно-серых утр Маржан решительно поднялась. Её некогда живые, лучистые глаза теперь лихорадочно, мертвенно блестели.

– Я пойду, доченька, – сказала она тихо, почти шёпотом, одними пересохшими губами.

– Куда, мама? – прошептала Алия, у которой уже не было сил говорить громче.

– На поле. Колхозное поле. Там после уборки осталась картошка. Мёрзлая. Я соберу остатки.

Женщина знала, на что идёт. Страшный «закон о трёх колосках» уже вовсю гулял по степи, отправляя людей в лагеря или к стенке за жалкую горсть зерна. Но выбор был до ужаса прост: верная, неотвратимая гибель детей от голода или этот призрачный, крохотный шанс на спасение.

Маржан пошла. Алия, шатаясь от слабости, поплелась следом. Она не могла отпустить маму одну. Она стала её тенью. Девочка спряталась за колючим бурьяном, что торчал из-под первого, похожего на рассыпанную соль, снега, и, затаив дыхание, наблюдала.

Она видела, как её мама, согнувшись в три погибели, царапает мёрзлую, твёрдую, как камень, землю иссохшими пальцами. Пальцы не слушались, ломались ногти, но она копала, копала, копала… Вот! Она нашла одну! Маленькую, чёрную, сморщенную картофелину. Потом вторую. Мама бережно прятала их в узелок, прижимая к груди, как величайшее сокровище мира.

И в этот самый момент Алия увидела вторую фигуру.

Он вырос из-за холма, словно злой дух из-под земли. Человек с ружьём. Колхозный сторож. Свой. Такой же, возможно, голодный, но – с ружьём и властью.

Раздался окрик. Громкий, сытый, злой. – ВОРОВКА! А НУ, СТОЙ!

Мама замерла, в ужасе прижимая к груди свой крохотный узелок. Маржан Молдагулова, мать Алии, пыталась что-то сказать. Она лепетала, показывая то на жалкую добычу, то в сторону аула, где угасали её дети. Она просила, умоляла, взывала к милосердию.

Но сторож, исполнявший свой «долг» по охране «народного добра», был глух. Он не был злым – он был правильным. Он равнодушно вскинул ружьё.

Грохнул выстрел.

Он разорвал ледяную тишину степи, как грязную ветошь. Он ударил восьмилетней Алие Саркуловой по ушам, по сердцу, по всей её крохотной жизни. ЭТО БЫЛ ПЕРВЫЙ ВЫСТРЕЛ В ЕЁ ЖИЗНИ. Выстрел, который навсегда разделил её мир на «до» и «после».

Она видела, как мама медленно, словно не веря в случившееся, оседает на мёрзлую землю. Как её рука разжалась, и из узелка по чёрной земле раскатились несколько драгоценных, но уже никому не нужных картофелин.

Алия не закричала. Она окаменела. Всё её существо превратилось в один большой, широко открытый глаз. Она смотрела, как сторож лениво подошёл, брезгливо пнул бездвижное тело ногой и, перекинув ружьё через плечо, не торопясь пошёл прочь.

Это был 1933 год.

…Нурмухамбет всё-таки вернулся. Сломленный, постаревший на целую вечность, он тайком прокрался в аул и нашёл только её, Алию. Он нашёл где-то в низовьях реки Курайлы уединённое место и похоронил жену – наскоро, как хоронят во время чумы. Он почти не говорил. Он не мог посмотреть дочери в глаза. А потом снова исчез, спасая собственную жизнь.

Алия и Багдат остались вдвоём в пустом, ледяном доме. Маленький, хрупкий Багдат не выдержал. Он угас через несколько недель, тихо, во сне. От голода, от тоски, от того, что мир вокруг перестал быть миром.

Восьмилетняя Алия осталась одна. Совсем одна.

Целый год она скиталась по аулам. Маленькая, одичавшая, с глазами, в которых навеки застыл тот самый выстрел на картофельном поле. Она научилась не плакать. Все слёзы замёрзли внутри. Она научилась выживать. Она научилась молчать.

Девочка ещё не знала, что этот выстрел, оборвавший жизнь её матери, оглушительным эхом отзовётся через одиннадцать лет в холодных снегах под Псковом. Она ещё не знала, что её личная война началась не в сорок первом, а в тридцать третьем.

В тот страшный день на мёрзлом картофельном поле родилась не жертва.

В тот день родилась будущая Алия Молдагулова. СНАЙПЕР.

И теперь в её прицеле всегда будет не просто безликий «фриц». В её прицеле навсегда останется тот самый сторож, выстреливший в её мать за горсть мёрзлой картошки.