Читать книгу Франция. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов - Страница 4

Стоит поговорить и о них. И потому, что они жили рядом с галлами, и потому, что в жилах современных французов течет и их кровь. В некоторых департаментах неизвестно, чьей больше. А если отстраниться от такой расовой абстракции, как кровь, то вспомним раньше времени, что раннесредневековая французская аристократия (и вообще воинское сословие) состояла в большинстве своем из германцев-франков, и их влияние на культуру, на весь жизненный уклад будущей французской нации огромно. Кстати, обратим внимание на самих себя: нос картошкой – это черта не славянская, а финская. Значительная часть русских людей живет на землях финских племен, которые не сквозь землю провалились, а стали важнейшей компонентой этногенеза великорусской народности.

О древних германцах больше всего писали все тот же Юлий Цезарь и особенно Тацит (58—117 гг.). Говоря об их религии, Тацит особенно отмечает ее простоту: нет такого сплоченного жреческого сословия, как галльские друиды, отсутствуют изображения богов. Но вот захватывающее сообщение: германцы почитали в своих священных рощах «нечто тайное, видимое только их религиозному чувству». Тацит обратил внимание на большую роль мантики (гадания) в религии германцев. Так, когда племя задумает набег, жрецы выводят из заповедной рощи священных коней, запряженных в «божьи колесницы», и по их ржанию и по тому, как они трясут гривой, определяют, будет ли удача.

К сожалению, античные авторы не были знакомы с пантеоном германских богов, которых мы знаем по Старшей и Младшей Эддам. Тацит, как и Цезарь в случае с галльской религией, проводит только аналогии с римскими божествами. Но интересно его свидетельство, что на одном из островов моря (скорее всего, Рюгене на Балтике) почитается Мать-Земля. Мы же не будем здесь останавливаться на захватывающей дух мифологии, включающей многие сотни персонажей, от верховного бога Одина до коварного карлика Мирме.

* * *

Особое внимание авторы уделяют социальному укладу германцев, их обычаям. Цезаря привлекает строгость их нравов, «неиспорченность» цивилизацией. По его словам, когда-то галлы превосходили германцев воинской доблестью, побеждали их, захватывали земли за Рейном. Но германцы, оставшись верными прежней простоте своего уклада, сохранили и свои боевые качества, в то время как их недруги морально разложились, переняв у римлян склонность к роскоши и прочим излишествам нехорошим. Германцы стали сильнее: их превосходство стали признавать и сами галлы (не все, конечно – явно не белги и не гельветы).

Описание внешности и физических данных германцев, приведенное Тацитом, довольно нелестно: «Свирепые голубые глаза, русые волосы, большой рот, причем тела их обладают только силой для нападения, но у них нет сил для перенесения тягости и трудов (имеется в виду военная служба. – А.Д.), и всего менее они переносят жажду и жару. К голоду же и холоду они привыкли благодаря климату и почве». Касательно последнего утверждения, можно привести и такое суждение уроженца благословенного Средиземноморья: «Кто станет стремиться в Германию, в страну невзрачную, с суровым климатом, неприятную для обитания и на вид, если только она ему не родина?» (его бы куда посеверо-восточней, сами понимаете, куда – он бы понял, что такое родину любить).

Тацит указывает и на некоторые другие недостатки, свойственные германцам – поскольку они варвары, а не представители цивилизованных народов: слабую дисциплинированность, отсутствие способности к концентрации энергии и трудолюбия. Надо же, те самые параметры, по которым мы сами ставим себя безнадежно ниже нынешних немцев – да и сегодняшним итальянцам до них далековато. Цезарь, кстати, подобным же Тациту образом отозвался о галлах: «Насколько галлы смело и решительно готовы начинать любые войны, настолько они слабохарактерны и нестойки в перенесении неудач и поражений». Да, учиться и учиться еще было варварам. Благо и учителя нашлись (которым через пару-тройку столетий от учеников ох как не поздоровится).

Общественное устройство германцев, по Цезарю, весьма несложно. Существуют советы старейшин родов, но в мирное время у племени нет даже полновластного вождя. Однако в случае войны избирались предводители, имеющие право жизни и смерти над своими подчиненными (трусов, к примеру, обычно вешали на деревьях).

Основная пища – молоко, сыр, мясо. Германцы предпочитали скотоводство и охоту, земледелием занимались мало и неохотно. Не было и частной собственности на землю: старейшины наделяли землей отдельные роды или сообщество родов. Кому сколько захочется, земли много – но каждый год осуществлялся передел. Причин для этого, по мнению Цезаря, несколько. Главная – «чтобы в увлечении оседлой жизнью люди не променяли интереса к войне на занятия земледелием». А еще – «чтобы не стремились к приобретению обширных имений и люди сильные не выгоняли бы слабых из их владений… Чтобы не нарождалась у них жадность к деньгам, благодаря которой возникают партии и раздоры». И: «Наконец, это лучшее средство управлять народом путем укрепления в нем довольства, раз каждый видит, что в имущественном отношении он не уступает людям самым сильным».

* * *

Самое подобающее мужчине занятие – это война. В текущем году идет на организованный разбой, в набег на соседнее племя одна половина общины, другая остается на земле. На следующий год меняются ролями. Для общины честь, если вокруг ее территории не осталось иноплеменников – все разбежались куда подальше. Да оно и безопасней: не надо опасаться нежданного вражеского нападения (возможно, такие взгляды на жизнь затвердились в германском менталитете с очень-очень древних кочевых индоевропейских времен. Ведь и многие сегодняшние кочевники приходят в беспокойство, настраиваются на агрессивный лад, как только завидят на горизонте чужие костры. Однако тут же заметим, что оскорбить гостя у германцев считалось величайшим грехом).

Частная инициатива для организации военной акции реализуется очень просто. Цезарь: «Когда какой-нибудь князь предлагает себя в народном собрании в вожди и вызывает желающих за ним последовать, тогда поднимаются все, кто сочувствует предприятию и личности вождя, и при одобрениях народной массы обещают свою помощь. Но тем из них, кто на самом деле не пойдет, после этого ни в чем не верят».

Вот почему на земле трудятся в основном женщины и те, кто поплоше, а чем доблестней воин, тем большая у него в мирное время склонность к праздности. Он не в своей тарелке, ему бы в поход…

Так что все заботы по дому и хозяйству – преимущественно на женщинах. Это весьма нравится Тациту, которому не по душе распущенность его соотечественниц-римлянок. У него сложилось впечатление, что постоянно пребывающие в трудах германские женщины ведут жизнь целомудренную, они не развращены ни забавами, ни зрелищами, ни пирами, заводить интрижку – у них и в уме нет.

Но – от мужского нерадения земля обрабатывается небрежно, агрокультура примитивна и нет никакого стремления к ее усовершенствованию.

Зато германец с малолетства приучается к суровой жизни. «Чем дольше молодые люди соблюдают целомудрие, тем больше им славы у своих: по их мнению, это увеличивает рост и укрепляет силу; познать до двадцатилетнего возраста женщину считается величайшим позором. Однако оба пола вместе купаются в реках и одеваются в шкуры или небольшие меха, которые оставляют значительную часть тела голой» (Цезарь).

* * *

Статус женщины довольно высок. Германцы полагали, что женщины наделены даром пророчества и не пренебрегали их советами. История донесла до нас имена прорицательниц Веледы и Альбруны, которых почитали как божеств, но и многие другие удостаивались подобных почестей.

Во время больших завоевательных походов, в которые отправлялось все племя целиком, мужчины больше всего опасались пленения своих жен и сестер. Во время битв бывали случаи: когда строй начинал колебаться, женщины принимались громко молить воинов, выставляя обнаженную грудь, – мол, не допусти, чтобы это досталось врагу, – и ход сражения круто менялся.

У Плутарха имеется описание первого крупного столкновения римлян с германцами, когда в конце II века до нашей эры племена тевтонов и кимвров, огнем и мечом пройдя сквозь Галлию, нагрянули на италийские земли. Им преградил дорогу полководец Марий, и вот что увидело римское войско: «Конница, числом до пятнадцати тысяч, выехала во всем своем блеске, в шлемах в виде страшных, чудовищных звериных морд с разинутыми пастями, над которыми поднимались султаны из перьев. Отчего еще выше казались всадники, одетые в железные панцири и державшие сверкающие белые щиты».

Однако в решающей битве римляне переломили эту страшную силу. «Самая воинственная часть врагов погибла на месте, ибо сражавшиеся в первых рядах, чтобы не разрывать строя, были связаны друг с другом длинными цепями, прикрепленным и к нижней части панциря.

Римляне, которые, преследуя варваров, достигли вражеского лагеря, увидели там страшное зрелище: женщины в черных одеждах стояли на повозках и убивали беглецов – кто мужа, кто брата, кто отца, потом собственными руками душили маленьких детей, бросали их под колеса или под копыта лошадей и закалывались сами. Рассказывают, что одна из них повесилась на дышле, привязав к щиколоткам петли и повесив на них своих детей».

Примем в соображение: в том мире обращение человека в рабство было для него несчастьем силы просто мистической. Он переходил в новое, презренное качество – даже в глазах соплеменников и родных. А вся процедура-то: дернуть пленника за руку, будто уводя его за собой. Но это было «ударом божественной судьбы» – прежним человек не мог стать, даже в случае избавления.

* * *

После этих ужасов давайте лучше обратим внимание на динамику германского общества, которую можно проследить благодаря тому, что труд Тацита «Германия» был написан полтора столетия спустя после «Записок» Цезаря.

Выраженной государственной власти как не было, так нет. По-прежнему считающаяся высшим органом власти общая сходка воинов проходит под председательством верховного жреца. Право высказаться имеют все – у вождей нет преимущества. Но, и очень большое «но»: накануне этой общей сходки собирается совет вождей и знатных людей и в конфиденциальной обстановке обсуждает все дела (как мы это уже видели у галлов). На общий суд выносятся проекты уже готовых решений, и простонародью остается только вынести свой вердикт – «за» или «против» – нечленораздельными криками и стуком копий о щиты.

На политическую арену выдвинулись люди богатые и знатные, владельцы большого числа рабов. О наличии знати говорил еще Цезарь, но как-то неопределенно. Образовалась совокупность знатных родов, из их среды и выходят старейшины и военные вожди. Вождем мог стать даже знатный юноша – благодаря заслугам своих предков. Вождей еще избирали на народном собрании всего племени, но круг выбора был очень ограничен.

Появились племена с фактически монархической формой управления, где вожди превращались в ранних королей: они избирались из одной знатной семьи. Так, у маркоманнов такие вожди обязательно были из рода Маробода, у херусков – из того рода, к которому принадлежал знаменитый Арминий, истребивший в 9 году нашей эры три римских легиона в битве в Тевтобургском лесу. Тацит рассказывает, что однажды херуски оказались в большом затруднении: остался лишь один представитель начальственного рода, да и тот давно уже проживал в Риме и вполне там освоился. Делать нечего – избрали его.

Вокруг вождей складывается знать качественно нового типа. Те, кто стал дружинником вождя, заслужив полное его доверие. Они могли быть выходцами из любого племени – главное, что они смогли отличиться и дали своему предводителю клятву на верность. Они окружали его в бою: гибель вождя – позор для всей дружины. В мирное время это была его почетная свита.

Так появляются харизматические лидеры, так получает дальнейшее развитие индивидуальное начало в человеке: дружинник служит не роду-племени, а яркой личности. Здесь истоки западноевропейского рыцарства и богатырей Владимира Красного Солнышка, истоки богатейшей дружинной культуры, истоки понятия аристократической чести.

А пока эти гвардейцы, как и другие знатные германцы, свободные от войны дни и ночи проводят в попойках. «Обычные, как всегда среди пьяных, ссоры редко кончаются перебранкой, чаще ранами и убийством. Но зато и о примирении врагов, и о заключении родственных связей, и об избрании вождей, наконец, о войне и мире в большинстве случаев совещаются на пирах».