Читать книгу Антиблогер - Алексей Егоров - Страница 36

С рассветом мы вошли на территорию рыбного рынка. Несмотря на ранний час всё здесь было предано утренней подготовительной суете. Сновали жирные торговки в замызганных передниках. Чьи-то дети мешались под ногами. Костлявые размалёванные девки вылазили из-под прилавков, потягиваясь и шаря у друг друга по пустым карманам. Долговязые парни таскали берестяные корзины наполненные ещё живой, выловленной ночью, рыбой. Распорядители рядов, прикрикивая, били их тростью по спине и плечам, указывая куда и что следует ставить. Рынок просыпался, рынок начинал жить своей каждодневной обыденной жизнью. Готлиб объяснил, что это преддверие города, его прихожая. Именно поэтому здесь так не ухоженно и не причёсано. То ли дело центр столицы.

– Почему здесь так ужасно пахнет? – Спросила я, закрывая рот и нос ладонью. Вонь стояла неимоверная.

– Милочка, здесь не только торгуют рыбой, – нравоучительно пояснил Готлиб, – здесь крадут детей, насилуют женщин, рожают мерзопакостных ублюдков под прилавками. И всё это имеет запах. Среди рабьих кишок и чешуй можно раскопать сотню другую увлекательных повествований. Это ещё та клоака, поверь мне деточка. На прошлой неделе вон в том углу стая собак задрала насмерть девочку шести лет. Дочь торговки Аннет. Думаешь её кто-то убрал с мостовой? Вернее, то, что от неё оставили собаки. Она, по-моему, до сих пор там валяется. Покрытая гноем, слизью, червями и ещё каким-нибудь дерьмом. Я узнал об этой истории от Ульриха, рыбака из портовой артели. Чтобы увеличить улов, они приловчились приманивать рыбу человеческим опарышем. Это червяк который жрёт людскую плоть при её разложении. На своей посудине они даже установили наряды. По очереди ходят по рынку и выискивают трупы. Кого прямо здесь прикнокали. Кого собаки притащили из ночного города. Не суть. Их цель подсобрать с трупов как можно больше червя. Тогда улов обеспечен.

– А вот там на позапрошлой неделе казнили бездонную Хлою, – добавил молчаливый Тула, и указал своим огромным пальцем в сторону узкой улочки, ныряющей вниз к морю.

– О да, – Готлиб утвердительно замотал головой, – местные торговцы мужского пола частенько ищут увеселения прямо здесь, на рынке. А мадам Хлоя славна была тем, что укладывалась на немытый прилавок животом и задирала свой подол. Очередь к ней выстраивалась приличная. Ближе к вечеру она уже не могла стоять и её привязывали к бревенчатым стойкам лошадиными подводами. Чтобы с прилавка не соскользнула. Потом, после всего, брали за руки и ноги и выносили за рыночные ворота. Выбрасывали в сточную канаву для рыбьих кишок и закрывали ворота на ночь. Через несколько дней всё повторялось. Живучая была гадина.

– Кто же её казнил, если она здесь была в почёте? – Спросила я.

– Торговкам надоел этот балаган, и они написали в столицу жалобу. Приехал сам заместитель бургомистра, взяли её в караул. Тут же расчистили площадку для экзекуции и того. Здесь у нас с этим делом не церемонятся. Народец на расправу скорый. Одному папаше показалось что его молодая жена бегает к соседу за столярным клеем. Ну ты понимаешь, о чём я говорю. Так он вывел её на рынок и пришиб камнем в голову. Так-то!

– Что же Хлоя? – Напомнила я.

– Её привязали к четырём столбам за руки и ноги, – очень спокойно добавил Тула, – и вогнали между ног осиновый кол.

– Да так вогнали что он через рот у неё выскочил. Она верещала как умалишённая. Её растянули меж столбов и развели ноги в стороны. Двое солдат аккуратно ввели ей кол в промежность, пошурудив там, со смехом и улюлюканьем, имитируя акт любви. Потом подошёл Тула и всадил кулаком в основание. И всё одним ударом. Мастерство.

– Я могу, – Тула заулыбался как ребёнок, поправив корзину на спине.

– Вы хвастаетесь ужасными вещами, – сказала я и брезгливо отвернулась.

– У тебя девять часов чтобы понять, – Готлиб остановил меня и насильно развернул мою голову в свою сторону, – а то ведь и тебе такое лечение прописано. Разве нет? Когда я впервые тебя обнюхал, сразу всё понял. Кол по тебе плакал ещё там, в твоей жизни на земле. А тут ты нас жить не учи. Мы свою работу знаем. А ты своё дело знай. Девять часов, слышишь, девочка?! Потом Тула продемонстрирует тебе своё мастерство. Поняла?

– Да я всё поняла, – выкрикнула я и вырвалась из его цепких пальцев, – мне больно, между прочим.

– Вот то-то же. Не забывай! Тик-так. Тик-так. Ночь была скорой, рассвело уже через пять часов с нашего с тобой знакомства. Тик-так. Тик-так.

Мы прошли те ряды где торговали свежей рыбой. Где её чистили, потрошили и складировали. И вонь стала уходить, вернее меняться. Следом пошли ряды где рыбу жарили, варили и вялили. Здесь вонь была другого характера. Мне казалось, что после этого утра я на всю оставшуюся жизнь буду пахнуть этим зловонным рынком. Оставшуюся… может и взаправду осталось жить всего девять часов. Вернее, уже гораздо меньше. Если они считают время с моего появления в солёной пустоши, то прошло не менее шести, семи часов. А то и больше. И зачем я сунула в рот этот шарик? Умерла бы просто и всё.

– О чём думаешь? – Спросил Готлиб.

– Да так, – отмахнулась я, вспоминаю вчерашний вечер. Ваше появление.

– Появление как появление, – пробубнил Тула, – ничего особенного.

Перед моими глазами тут же возникла вчерашняя встреча.

– Динь, динь, динь, – добавил ко всему прочему незваный гость, – открывайте.

Старик неспешно вышел из лачуги и увидел второго приближающегося гостя. Он был огромен. Здоровенный детина с небывалыми ручищами, пальцами как стальные трубы и морщинами на ладонях, напоминающих рытвины и канавы. У этого, напротив глазки были маленькие и глупые. Зато челюсть была под стать самого великана тяжёлая и постоянно снующая из стороны в сторону. На лысоватой голове красовалась маленькая шапочка, походившая на старомодный летательный шлем. Серая рубаха с косым отворотом подвязанная пеньковой верёвкой на поясе. И малюсенькие ножки. И как они носили такую громадину?

За спиной великан нёс корзину. Похожую на те, в которых по воскресениям в столице продавали павлинов. Вот только изготовлена она была из более крепкой лозы и скорее имела форму втянутого купола, а не шара. Крепилась она к спине длинными и широкими кожаными ремнями, перекинутыми в районе шеи и груди. Великан выглядел немного смущённым и растерянным и потому усердно продолжал молчать. Но говорить продолжил первый гость. При этом его постоянно гнуло в разные стороны, будто от ветра и он размахивал руками в разные стороны и постоянно принюхивался к окружающему его миру:

– Познакомьтесь, – эксцентрично выгнувшись и расширив свои рыбьи глаза произнёс он, – его зовут Тула.

Великан почтительно снял шапочку и неряшливо улыбнулся.

– Наш путь идёт из далёких городов и предместий, – согнувшись в другую сторону проговорил гость номер один, – и идём мы теперь к храму греющей звезды. Ты разлюбезный у нас последний должник, – гость учтиво снял шляпу и театрально раскланялся в реверансах.

Великан расхохотался и потряс корзиной на своей могучей спине. Из корзины донеслись возгласы и женский плачь.

– Неплательщики, – с растянутой улыбкой на своём бледном лице произнёс первый демон и ласково обнял старика вокруг шеи.

Старик сразу почувствовал этот мертвенный холод и отстранившись от него бегло ответил:

– У меня сейчас всё равно только две банки с жёлтой осталось. Но если я отдам вам всё, мне совсем не останется на жизнь, а у меня ещё…

– Какой вздор, – нервно перебил его импозантный гость в шляпе, – что по-твоему жизнь? И разве жить у подножья голубых гор стоит так дорого? Столичный сбор проходит раз в пять лун, неужели не сгоношил для храма греющей звезды хоть немного своей драгоценной. Вся энергия от низа и до верха подчиняется музыкальным нотам и цветам. Ты же знаешь, что значит жёлтый цвет?

При этом он постоянно гнулся и принюхивался:

– Нижний центр – это нота «До» и её цвет энергии красный. Самая дешёвая и никчёмная энергия в живом существе. Отвечает за половое влечение, оборону и пропитание. Одно слово, животное. Я вот чую что ты птичку себе завёл, а говоришь энергий нет?! Тула, а ну.

Великану приказали. Резво подскочив к старику, он уложил его на солёную землю и уселся прямо ему на грудь, безнадёжно прижав руки к туловищу. Старик теперь был совершенно беспомощен. Тула тем временем аккуратно начал поглаживать старика по морщинистой шее:

– Готлиб, – обратился он к первому, – разреши я придушу его прямо здесь, уж очень хочется.

Но первый даже не обратил на случившееся никакого внимания и продолжил свою речь:

– Следующий цвет оранжевый, энергия поинтереснее, но всё тот же хлам. Далее жёлтая, та самая что у тебя скопилась для меня, энергия силы. Потом фиолетовая, голубая, зелёная и белоснежно божественная. Самая дорогая и привлекающая. У тебя случайно нет пару канистр подобной? Да, у моего большого друга есть талант. Он душит свои жертвы, а потом воскрешает их снова. И так пока не наиграется. Таскает их за своей спиной всё время словно котят для игры. Как соскучится, так и достаёт одного или двух. Душит и воскрешает потом опять душит и воскрешает. Прямо ребёнок, а не палач. Правда?

– Готлиб, позволь, а? – Не унимался Тула и ещё сильнее надавил на грудь старика, – я его до-о-о-олго убивать буду и ме-е-е-едленно. Почти удушу, потом по щёчкам похлопаю, и он очнётся, потом пальчики оторву, он у меня помучается. Потом опять душить буду или ещё того лучше, утопим его в солёном озере, а?

Великан, с надеждой в своих маленьких глазках смотрел на своего старшего коллегу, и походил сейчас на мальчугана выпрашивающего у отца разрешения покататься на маленькой лошадке.

В это время из лачуги и вышел мальчик и высокая темноволосая девушка:

– Отпустите дедушку, – громко и с героизмом в голосе выкрикнул мальчик, – я отправлюсь в столицу вместо него.

– Малолетний кретин, – выдавил из своего, сжатого пальцами горла, старик.

– А вот это уже что-то интересненькое, – Готлиб поднырнул к мальчику и пристально обнюхал его со всех сторон, – молодой растущий и смелый, то что нужно. А это с тобой кто, – и он начал обнюхивать гостью.

– Он и она не принадлежат мне, – пытался выкрикнуть старик, – они не могут за меня отвечать…

Но Тула так сильно придавил его к земле, что он потерял сознание. Демон потряс старика и слез с него оставив в покое. Сделав несколько шагов он схватил мальчика и начал засовывать его в корзину.

– О, нет-нет, – скомандовал Готлиб, – молодой человек пойдёт самостоятельно, ведь это так, – при этом он серьёзно посмотрел в глаза мальчугану и трогательно улыбнулся.

– Я только возьму с собой друга, – согласился мальчик и взглядом указал на раненого буревестника в грузовом контейнере робота.

Тула рассмеялся. Готлиб застыл на мгновение и тут же ожил:

– Ладно мальчик, бери друга только тащить его будешь сам. Хотя нет, ты знаешь я передумал. Тебя мы посадим в корзинку. Птичка твоя пусть остаётся дедушке. А своими ножками с нами пойдёт она, – и его рыбий взгляд упёрся в девушку.

Старик всё так же продолжал лежать без сознания.

Мальчик быстро отстегнул грузовую часть робота от основной. Оттащил тележку на задний двор хибары и обняв буревестника попрощался.

Готлиб, всё так же импозантно покачиваясь подошёл к Туле и тот с лёгкостью подставил ему свою громадную ладонь. Демон аккуратно ступая влез на неё как в ковш экскаватора, и Тула быстро переместил его на свою мощную слоновую шею. Готлиб аккуратно уселся там и свесив ножки интеллигентно потеребил своего исполнительного коллегу по загривку:

– Значит с дедушкой прощаться не станем, – произнёс Готлиб и улыбнулся, – тогда вперёд. Да кстати! И почему она всё время молчит?

– Зачем я должна следовать с вами? – Вдруг спросила девушка.

– А, очнулась наконец-то, – он расхохотался, смотря на неё сверху вниз, – по твоему запаху я понял что ты пришла исправлять. От тебя разит Мактубом. А это значит что ты пришла исправлять. Вонючая девочка с земли.

– Старик пытался мне объяснить как я здесь очутилась, – сказала она.

– Как может разъяснять тот, которому самому следует разъяснять, – демон поцокал языком от негодования и скривил недовольную гримасу, – то что ты сунула в рот перед смертью позволило тебе переместиться сюда. Здесь ты сможешь находиться девять часов. За это время Мактуб даёт тебе шанс исправить ситуацию, связанную с твоей предыдущей жизнью. Если ты справишься, он исправит всё. Выбрав для тебя идеальную точку возврата. Понятно?!

– Что я должна делать?

– А вот этого не знает никто, – Готлиб вновь расхохотался, – от хорошей жизни сюда не проваливаются. Эта задачка по зубам только тебе. Здесь для тебя советчиков нет.

В это время с заднего двора пришёл мальчик.

– Почему ты решил заступиться за старика? – неожиданно сменил тему Готлиб. Его выражение лица сейчас граничило с подлинным любопытством, хотя и было серьёзным и проницательным.

– Он стал дорог мне, – ответил мальчик без смущения, – он сам учил меня принципам человечности.

– Человечности? – Готлиб округлил и без того огромные рыбьи глаза и произнёс:

– А разве ты человек?

– Я здесь также для исправления, – сказал мальчик, – но без срока. Моя мама землянка значит и я с земли.

– А, твоя родительница из этих, что и она, – он укоризненно посмотрел на девушку и заискивающе улыбнулся, – А птица тебе к чему?

– Я, мне, – мальчик быстро начал перебирать все известные ему фразы, – мне стало его жаль. Старик хотел его выпотрошить и сделать чучело.

– Да мне плевать на твоего бройлера, мне важно знать, знаешь ли ты на что подписался. Мы, демоны, верим только слову. Ты же учил, наверняка старик преподавал тебе это. Если демон подошёл к жилищу, его достаточно пригласить в дом, и он войдёт. Во сне, достаточно сказать ему «да» и он больше не уйдёт из твоего тела. Так ты знаешь…

– Мы идём к храму, там вы заберёте часть моей энергии и отпустите меня, ведь так?

Демоны переглянулись, на секунду замолчали и наконец разрыдались оглушённым хохотом.

– Ведь так? – настойчиво вопрошал мальчик.

– Так-то оно так, – успокоившись ответил Тула, – только хватит ли твоей энергии на погашение всех долгов старика, – и они снова окунулись в демонический смех.

– Я читал что на земле люди не пользуются энергией собственных тел. В быту у них ходят некие деньги, правда ли это?

– Бумажки и жестянки, – хохоча отвечал Готлиб. Он яростно начал опустошать свои карманы от всевозможных купюр. Здесь были и рубли и доллары и фунты и франки и их было множество. Пёстрые бумажки разлетались в стороны покрывая собой всю безжизненную пустыню.

– Денежный дождь, – яростно выкрикивал Тула.

– Собирай мальчик, – покачиваясь орал Готлиб, – может откупишься в храме этим барахлом.

Оба демона хохотали и хохотали. Мальчик приуныл и подняв одну из бумажек посмотрел не неё. Там был портрет незнакомца в парике. Он попробовал её на вкус и посмотрел на просвет. Бумажка была зеленоватого оттенка с цифрой сто.

– И разве этим можно заменить энергию? – Уже серьёзно спросил демон у мальчика.

– Действительно ерунда какая-то, – мальчик выбросил банкноту и ветер быстро унёс её в сторону гор.

Тула подошёл к мальчику и обхватив его запихнул в свою корзину за спину.

– Надеюсь тебя не нужно туда сажать, – Готлиб пристально посмотрел девушке в глаза и приказал великану следовать вперёд.

– Нет, – учтиво ответила та, – я пойду сама.

Покинув рыночные закоулки, мы вышли на большую площадь. Прямо по центру натягивали разноцветный цирковой шатёр. Слева кормились небольшие косматые лошадки и величественный двух горбый верблюд. Сновали карлики в обтягивающих трико. Репетировали жонглёры. На крыльце небольшого вагончика курила бородатая женщина и о чём-то увлечённо беседовала с высоченным чернокожим атлетом.

– Здесь ты можешь получить свой первый бонус, – произнёс Готлиб и растянул свои тонкие синюшные губы в мерзостной улыбке.

– Что означает бонус? – Спросила я, не подав вида что мне неприятны его гримасы.

– Подсказку для того чтобы исправить своё положение, – добавил он и указал пальцем чуть-чуть правее шатра. Там находилась деревянная будка билетёра.

– Мы пойдём в цирк?

– В цирк, в цирк, – Великан захлопал в ладоши. В его маленьких глазках зарделась детская непосредственность.

– Успокойся Тула, цирк ещё не функционирует, но вот-вот откроется, – вертлявый ласково погладил огромного напарника по голове и продолжил, – там обитает старая цыганка по имени Вадома. Она всегда кое-что знает о нашей клиентуре.

Я подошла к будке и нерешительно постучала. Отварилась небольшая дверца. Внутри, на небольшой скамье сидела старуха. Седые, нечёсаные волосы, точащие из-под неаккуратно завязанной назад косынки. Множество разноцветных бус. На каждом пальце по кольцу или перстню. Потёртое пыльное платье. Она открыла веки, и я ужаснулась. Её зрачки были абсолютно белого цвета.

– Вы слепая? – Спросила я, вместо того чтобы поздороваться.

– Это не имеет никакого значения, – проскрипела старуха и достав длинную трубку закурила, – я вижу зиму. Вот что имеет смысл для тебя. Зиму и реку.

– Зиму? – Я глупо посмотрела в её немые глаза и собралась было уходить. Слушать глупости в мои планы не входило. Как вдруг она продолжила.

– Конец зимы. Вьюга. В доме потихоньку теплится свет: это догорает на затёртом и выскобленном столе, небольшая сальная свеча. У её света собралась ребятня. Мальчик около девяти лет самый старший из них. Ещё два мальчика и девочка. Все очень голодные. Они ждут. И вот скрипит калитка, и мама входит в избу. Она принесла новых свечей и краюху хлеба с крынкой молока. Она разливает по глиняным мискам свежее молоко и крошит хлеб. Ребята усаживаются вдоль стола, и мать произносит молитву. Дети начинают увлечённо кушать. Девочка спрашивает, – и мне уже можно?

– Жри, коль совесть есть, сучка малолетняя – зло огрызается женщина и кидает ей деревянную ложку.

Вдруг трапезу нарушил шум под окнами. Кто-то явно ходит вдоль стен со стороны улицы и заглядывал в потемневшие окна. Кто-то скрёбся по промёрзшим брёвнам избы, пытаясь протиснуться в законопаченные щели. Кто-то тихонечко стучит по стеклу с той стороны, завывая при этом как голодный зверь. Молоко тут же скисло. Хлеб почернел и покрылся плесенью. Свеча задрожала. Что-то пришло в их жизнь. Что-то подкралось.

Старуха умолкла.

– Что же было дальше? – Спросила я.

– А ты думаешь зло в человеческий род приходит вот так? – спросила Вадома, – как злая ведьма, прокравшаяся в деревню? Нет девочка. Зло приходит через поступки. А поступки идут из узелков. Всё что я тебе сейчас начала рассказывать было. Только ты это вряд ли вспомнишь.

– Со мною подобного точно не было, – уверенно ответила я, – вы все придумываете. Да и что это за узелки такие?

– У каждого в сердце есть верёвка, – цыганка крепко затянулась дымом и устало выдохнула, – начало её уходит в самое основание рода. Там завязан первый из узелков. Кончик торчит наружу. Рождаясь, человек берёт за этот кончик и начинает доставать верёвочку и развязывать узелок за узелком. Работать с родом. Исправлять его ошибки. Отвечать. Каяться. За слова, сказанные твоими бабками и прабабками. За поступки творимыми твоими отцами. Узел за узлом. Тянут, потянут, вытянуть не могут. Потому что развязывая, тут же вяжут точно такие же, только свои. Иногда человек, как ему кажется, и поступить иначе не может. Так его судьба ставит раком, что и не продохнуть. Но, если бы он знал, что узелки эти похожи один на другой как две капли воды. Ему бы может и легче было.

– В каком плане похожи? – Уже более заинтересованно спросила я.

– Грехи повторяются из рода в род, – ответила цыганка, – одна и та же жизнь круговертью идёт. Время просто меняет вас местами. Тасует как колоду замусоленных карт. Старинная игра, лицедейство смыслов, ярмарка тщеславия. Жизнь! Сумел повести себя по-другому, развязал узел. Поступил также, завязал. Поэтому слова у вас одинаковые и поступки прежние. Оттого и узлы одни на всех. Те же самые. Ничего нового.

– Вы хотите сказать, что я так или иначе вела себя при жизни только потому что также поступали моя мама или бабушка? Я совершала их ошибки, потому что отвечала за их ошибки?

– А ты не глупая, – старуха усмехнулась и добавила, – хотя и дура редкостная.

– При чём же здесь зима? Вы сказали, что это моя жизнь, которой я не помню? Но я и правда не помню. Как же мне исправлять?

– Не помнишь милая потому что рождалась заново. Каждый раз. Но верёвочка-то та же. Значит и зима та же. А знаешь отчего так? Потому что все женщины твоего рода это ты и есть. Всегда ты и никто другой. Одна ты.

– Значит моя мать, и моя бабка, и её мать, это всё я? Но это же чушь. Вот она я, а мама, осталась где-то там. Разве нет? Как я могу быть всеми ими?

– Это не важно, – спокойно парировала цыганка, – важна история.

– Что же с историей?

– Я тебе не расскажу её. Я тебе её покажу, – старуха набрала полные лёгкие дыма и резко выдохнула мне в лицо. Перед глазами поплыли разноцветные круги. И я увидела реку. И её…

…невысокая девчонка стояла на краю деревянного мостка и усердно затягивала узлы на груди и животе. Снег уже начал сходить. Весна вступала в свои права. Но вдоль быстрой горной речушки снега было много.

– Оля, ты идёшь с нами на большую реку льдинки ловить? – послышалось из-за пригорка.

– Да сейчас я, – девочка наспех поправила шаль на голове, утёрла сопли рукавом и затянула один из узлов как можно сильнее. Ребёнок за спиной «крякнул» от туго наткнувшейся верёвки, но не проснулся. Через мосток к ней подбежал мальчик в жёлтом полушубке и мокрых валенках.

– Зачем ты её с собой взяла? – Выкрикнул он и постучал по свёртку, притороченному к Олиной спине, – с ней же неудобно.

– Мать сказала или с Юлькой пойдёшь гулять, или дома с ней останешься. Мне что, в руках её таскать? Вот к спине притаранила. Пусть там и болтается. Что ей станется – то.

Мальчик подёргал свёрток в стороны, – лихо ты это Олька придумала, молодец!

– Ладно, побежали играть, – скомандовала девочка и ринулась через мосток. Добежав до середины, она обернулась и начала весело прыгать, раскачивая его. Вдруг кулёк со спины соскользнул и упал в ледяную воду. Быстрое течение понесло его в сторону большой реки.

– Быстрее, – закричал мальчик, – её же сейчас унесёт.

Дети бросились вдоль берега. Девочка на ходу схватила длинную палку и начала пытаться выудить сестру. Ничего не выходило. Тогда Олька от злости и отчаянья стала кидать в уплывающий свёрток наспех сделанные снежки.

– Я сейчас, – крикнул мальчик и скинув полушубок и валенки, бросился в ледяную воду. Схватив куль, он попытался выкинуть его на берег. Ноги начало сводить от холода. В глазах появился испуг. Но собрав последние силы он выбросил свёрток на заснеженный берег. Затем попытался грести окоченевшими руками. Его головка несколько раз ушла под воду и наконец он исчез из виду основательно.

– Ленька, дурак, зачем же ты? – Оля остановилась и заплакала. Подняв ледяной кулёк с сестрой, она осторожно развернула его окоченевшими пальцами. Перед ней лежала посиневшая полугодовалая девочка. Схватив её за ножки, девочка перевернула сестру кверху ногами и начала отчаянно трясти.

– Тварина, это из-за тебя Леньку река унесла. Как я тебя ненавижу. Не – на – ви – жу. Мать со свету сживёт, будь ты проклята скотина такая! – Олька перешла на крик. Она била утонувшую окоченевшую сестру по спине и трясла её за ноги вверх и вниз. Вверх и вниз. Вверх и…

Я отскочила в сторону. Видение было ужасающим.

– Кто эти люди и зачем я всё это увидела? – Спросила я, – как и зачем я должна здесь что-то изменить? Я ничего не понимаю. Объясните мне пожалуйста смысл показанного.

– Ты ещё не всё увидела, – ответила цыганка, – вся история заканчивается не так. – При этом она вновь набрала полные лёгкие дыма и дунула мне в лицо. Мир поплыл перед глазами, и я увидела следующее…

…в кабинет вошла девушка. Она была в укороченной кожаной куртке и лайковых перчатках. В военных галифе, высоких кирзовых сапогах и красной косынке. Павел сидел за огромным столом и ел, разложив куски жареной куры, чеснок и переспевшие томаты прямо на зелёном сукне. Письменный прибор и бюст государя императора он отодвинул в сторону. Отвратительно пахло чем-то залежалым. Девушка вынула из-за ремня маузер и небрежно бросила его рядом с подгнившей луковицей.

– Ну, что ты решил? – Она нагло посмотрела на его ленивые, большие руки и тяжело вздохнув уселась на край стола.

– Что там решать, притащил её вчера в дом. Жить теперь станем. Раз уж такая загогулина вышла, – пробубнил, пережёвывая Павел.

– А как же я? Поматросил и бросил, так выходит? Или со мной это не серьёзно?

– Ты Люба не нагнетай обстановку, не революционно мыслишь, не современно – он выплюнул на пол не понравившейся кусок мяса и начал выковыривать остатки из зубов кончиком длинного кортика, – как любил тебя, так и люблю. Это тебе должно быть яснее ясного.