Читать книгу Исповедь новобранца - Алексей Горяйнов - Страница 4

Я благополучно пробежал уже целый квартал, петляя по дворам, где была меньше вероятность нарваться на военных. Неожиданно в одном из дворов увидел развешенные после стирки вещи: серый, толстой вязки свитер, потертые джинсы, постельное белье. Сорвав с веревки одежду, стал подыскивать место, где бы можно было переодеться, и вскоре нырнул в глухой, пропахший сыростью тупичок, куда, видимо, сваливали мусор.

Прижавшись к глухой стене дома, снял с себя военную форму, натянул оказавшиеся почти впору свитер и джинсы. Обмундирование скомкал, завернул в валявшуюся на земле газету и бросил в кучу мусора. Туда же отправил и автомат, завалив его каким-то хламом. Решил, что гражданский человек с оружием может вызвать лишние подозрения.

Вдруг рядом послышалось какое-то шуршание. В испуге затаил дыхание. Тишина. Потом опять непонятный звук, и что-то зашевелилось под газетами. Присмотревшись, увидел крысиную морду. Два злых глаза, как буравчики, уставились на меня. Поначалу отлегло от сердца, но неожиданно сам ощутил себя такой же крысой. Показалось даже, что мое тело покрылось короткой и серой шерстью. Ощущение было столь сильным, что не удержался, посмотрел на руки – нет, обычные пальцы, а не мерзкие крысиные коготки. Что же касается шерсти – вот уйду скитаться по горам, может и обрасту, превращусь в снежного человека… Все лучше, чем в крысу.

Постепенно взял себя в руки. Надо было уходить, только куда? В Тульской области наверняка рано или поздно поймают – отдадут под трибунал, отправят в дисбат, а мне туда совсем не хотелось. Об этих учреждениях я успел за свою жизнь наслушаться… Ладно, сначала надо уйти подальше от этих мест. По дороге что-нибудь придумаю.

И вдруг меня осенило: надо двигаться на юг, в Армению: там у меня живет близкий друг Боря, который восстанавливал Степанакерт, женился на армянке, да так и остался в тех местах. Боря был из тех обстоятельных и надежных людей, на которых посмотришь – и сразу становится спокойнее. Он не выдаст, приютит, подскажет, как выкарабкаться из моей ситуации. Может быть, даже поможет уйти за границу… Армения, правда, отсюда за сотни километров. Но ничего, главное – была бы цель, к которой надо стремиться.

Я вышел во двор уже как гражданский человек. Единственное, что не давало покоя – солдатские кирзовые сапоги, на голенища которых я так и не сумел натянуть узкие брючины джинсов. Пересек широкую улицу, и вновь увидел дальние горы. Перед самым призывом я закончил геодезический техникум, поэтому хорошо знал географию и умел неплохо ориентироваться на местности. Помнил и карту Кавказа. Судя по расположению солнца, которое уже клонилось к западу, горы располагались как раз на юге. Где-то далеко-далеко за ними Армения, и мне надо туда…

В городе встретились несколько местных жителей. Смотрел на них боязливо, но им было не до меня: слишком озабочены своими проблемами. Пока не стемнело, надо срочно выбраться из города. Опять пришлось пробираться дворами – так было намного безопаснее, можно быстро скрыться в каком-нибудь подъезде. Стараясь не оглядываться, ускорил шаг. И вдруг наткнулся на большой мусорный бак, похожий на те, что стоят в наших московских дворах. Возле него в куче мусора валялся огромный мешок, наполненный изношенной обувью – большая часть ее вывалилась наружу. Кеды, ботинки и прочие обноски уже совершенно ни на что не годились. Однако я все же покопался в мешке и обнаружил в нем пару еще вполне сносных кроссовок.

Прихватив кроссовки, выбежал на маленькую пустынную площадь, окруженную жилыми домами. Было такое чувство, что за мной наблюдают из всех окон. Очень уж подозрительный был у меня вид: на ногах кирзухи, а в руках – кроссовки. Вдалеке опять послышались автоматные очереди…

Меня так никто и не окликнул, до окраины города удалось добраться относительно спокойно.

За разбитой шоссейкой в зарослях прошлогоднего бурьяна увидел несколько старых покосившихся сараев. Путь к ним преграждали заборы из кое-как скрученной проволоки, каких-то железяк и досок. Это были огороды – подсобное хозяйство горожан. Мне удалось пробраться к одному из сараев и сорвать замок с двери. Наконец-то я нашел временное убежище! Первое, что сделал – уселся на лежавший у стены грязный тюфяк, снял сапоги, которые успели изрядно натереть ноги, и примерил кроссовки. Повезло – они оказались в самый раз.

Понимая, что передвигаться безопаснее всего ночью, решил уйти отсюда, как только сядет солнце. Выйдя в потемках из сарая, стал красться сначала картофельными огородами, а потом открытыми холмами. Меня пугал каждый шорох, я вздрагивал даже от вечерней возни птиц в кустарнике. Но были еще и другие звуки: отдаленный гул канонады, автоматические и пулеметные очереди. Стрельба то затихала, то снова усиливалась, иногда что-то гулко ухало, и земля содрогалась.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем передо мной встал покрытый редколесьем склон. Подъем по нему практически лишил меня сил. Ночь выдалась светлая, звездная, и я вовремя разглядел дорогу, идущую почти по краю леса. Вдруг совсем рядом, буквально в нескольких метрах, раздались звуки шагов и разговор на непонятном языке. Я замер, слыша стук своего сердца. Мимо протопали трое мужчин с автоматами. Они не заметили меня и ушли, что-то бурно обсуждая. Тогда внезапно навалилась такая усталость, что ноги сами собой стали подкашиваться. Отойдя подальше от дороги, я прилег, свернулся калачиком в толстых корнях какого-то мощного дерева, и тут же уснул.

Разбудили меня голоса утренних птиц и холод. Первым делом я принялся растирать затекшую шею: подушкой мне служил вывернувшийся из-под земли толстый корень. Потом размялся, сделав несколько упражнений. Сразу стало легче. И эта легкость вместе с весенним пробуждением природы вдруг создали ощущение беспричинной радости жизни. Но оно продолжалось лишь мгновение: я вспомнил, в каком дерьме оказался, и сразу сник. Во рту чувствовалась сухость, страшно хотелось пить. Увидев на широких листьях щедро выпавшую росу, принялся стряхивать ее в ладонь и слизывать, но жажду она утоляла слабо. К тому же, теперь куда больше мучили вновь охватившие сомнения – что делать дальше? Ужас, охвативший меня вчера, прошел. Может, вернуться? Нет, меня убьют, это я почувствовал каждой своей клеточкой, как только началась заваруха… А ведь в Москве мне обещали мирную службу… Снова перед глазами встало лицо военкома и того сержанта, который велел брать оружие и рожков, кто сколько сможет. Под лопаткой заныло: надо же – так купиться на гнусную ложь военкома. Чтоб ты, сука, провалился! А с другой стороны, может быть, ему приказали сверху? Но он все равно сволочь, потому что врет осознанно. Знает, что обманывает нас и за это не стесняется получать деньги. Но об этом размышлять поздно, теперь нужно думать о том, как выжить. Жрать-то как хочется! Уже и забыл, когда ел в последний раз. Вскоре набрел на цветущий куст дикого шиповника и стал с жадностью есть розовые лепестки.

К вечеру еще дальше углубился в отроги. Прислушиваясь к тишине, шел теперь открыто, в полный рост. Бояться здесь, похоже, было некого – кругом простирался дикий лес. По наивности все еще полагал, что мне легко удастся пересечь горы, ущелья, бурные реки, пусть даже буду идти до самой зимы – времени много. Но очередной подъем в гору опять стал быстро отнимать силы.

А дальше, после короткого отдыха, – пологий участок и снова подъем. Все идешь и идешь, продираясь через кусты и обходя валежник. А что дальше? «Ладно, – думал я, – в Грузии будет легче, правда, там тоже есть боевики, которые могут принять меня за наемника, хотя какой из меня наемник? Но грузины, как и мы, христиане, они добрые, они поймут».

Лес и горы казались бесконечными. Мысли о еде донимали все больше, хорошо, что у меня был опыт длительного голодания. Еще в техникуме, увлекшись на какое-то время йогой, мы с однокурсниками соревновались в умении несколько дней обходиться без пищи. Занимались по книге, которую притащил в класс Игорек Соловьев, и как ни странно, всего за три месяца многого добились. Но потом Игорек ушел в армию, и на этом наше увлечение йогой закончилось.

Размышляя о прошлом, время от времени бросал в рот какой-нибудь цветочек или едва наклюнувшуюся зеленую ягодку, но от них во рту только противно вязало. После каждого очередного подъема пот катился градом. Ближе к полуночи наломал лапника и, улегшись на него, мгновенно заснул.

Проснулся, когда на небе еще светила утренняя звезда. «Morning star, – почему-то пришло в голову. – Кажется, есть такая английская газета». Я сориентировался по розовато отблескивающей точке и пошел дальше, теперь под уклон горы. Легче стало ненамного, потому что приходилось идти то через бурелом, то через чапыжник. К концу очередного дня силы были на исходе, но накопившаяся внутри злость все еще толкала вперед. «Суки, козлы, – стонал я в отчаянье, – все воюют, воюют, мало им Афгана, Карабаха, Абхазии. Теперь вот Чечня… Почему мы должны защищать их, этих горцев? Они никогда не поймут нас…» Остановившись на краю заросшего кустарником распадка, безвольно опустился на землю. Вдруг послышалось приглушенное журчание воды. Все еще не веря, я поднялся и на четвереньках спустился ниже – там, внизу бежал заваленный камнями ручей. Вода! С каким наслаждением глоталась эта прозрачная обжигающая влага, как приятно она холодила разгоряченное тело! Горло становилось бесчувственным. Не думая о том, что запросто могу простудиться, жадно, большими глотками продолжал пить.

Долго не мог сдвинуться с места – все никак не мог напиться. Наконец побрел дальше. Некоторое время земля под ногами была довольно ровной. Но скоро пошли большие валуны, приходилось часто перепрыгивать с одного на другой, рискуя угодить в пока еще бурный, но начинающий сужаться поток. Ноги плохо слушались. Один раз я неудачно оступился и упал на спину, сильно разбив при этом локоть. Теперь он невыносимо ныл. Я поднимался к истоку этого ручья, который находился, видимо, на горе с проплешиной на вершине – она напоминала голову великана.

Солнце взошло уже высоко над зелеными горами слева от меня. Значит, шел верно – строго на юг. Может быть за вершиной уже граница с Грузией? Нет, не обольщайся. Карта Кавказа снова возникла перед глазами, и я трезво оценил, что до Грузии еще идти не менее тридцати, а то и пятидесяти километров.

Взобравшись на «череп великана», я сделал очередной привал. Огляделся – кругом сплошные лесистые горы. Город скрылся за ними. Сердце снова дрогнуло: «Бедная моя мама! Выберусь ли когда-нибудь отсюда и увижу ли тебя?» Противоположный склон горы был гораздо круче. Спускался распадком. Галечник под ногами то и дело осыпался – приходилось, теряя равновесие, поминутно хвататься за ветки подвернувшегося кустарника. Внизу был все тот же сосновый лес, а потом пошел низкорослый, корявый березняк, и я наткнулся на еще один ручей. Он тек откуда-то сбоку, наперерез моему пути и видно, проделал немалый путь, петляя между холмов и гор, покрытых сплошным лесом.

Берегом ручья было бы идти легче, но он уходил на восток. Поэтому я решил пересечь его и снова преодолевать многочисленные отроги гор, встающие на пути. К концу очередного дня, похоже, прошел немало километров. На ночевку устроился только тогда, когда взобрался на скалистую вершину, где, на мой взгляд, было безопаснее. Гора укрывала и от хищников, о которых я раньше не задумывался, и от случайных людей.

Вечером на вершине дул холодный ветер. Устроился на ночлег, выбрав уютную нишу в скале с подветренной стороны. Натаскал хвойных веток, устроил себе довольно сносное логово и мгновенно уснул.

Под утро заморосил мелкий дождь, я слышал его сквозь сон, но, несмотря на сырость и холод, просыпаться не хотелось. Однако вскоре окончательно замерз и с трудом поднялся, сразу вернувшись в реальную жизнь. Рассвет еще не наступил, но я понимал, что надо двигаться, чтобы не замерзнуть окончательно. Пришлось делать приседания и бегать на месте, размахивая руками. Понемногу стал приходить в себя.

Как только рассвет чуть проник под кроны деревьев, пошел дальше. После дождя идти было еще труднее, и я сожалел, что еще немного не выждал. Зато в полдень солнце раскочегарило не на шутку. Начало мая – и такая жара! На небе – ни облачка. Прилег и сразу вырубился. Сколько спал, не знаю – привычки носить часы у меня тогда еще не было, а потом я считал, что в армии они ни к чему – за меня все решат командиры. Спал, как показалось, всего одно мгновенье, а проснувшись, некоторое время раздумывал – полежать еще или идти дальше. Однако голод уснуть не дал, и я снова пытался утолить его какими-то незнакомыми мне травами и молодыми побегами багульника. Это не очень удавалось, есть по-прежнему хотелось ужасно. «Нужно идти дальше, здесь ничего не высидишь, – пришла в голову неизбежная мысль. – И придется искать человеческое жилье, чтобы раздобыть что-нибудь съестное. Или выпросить, или украсть…».

Еще издали я заметил горную дорогу, которая вилась серпантином по склонам, и с надеждой, что цель близка, начал пробираться туда. Временами то лес, то горные отроги закрывали от меня серпантин, но всякий раз, забираясь на очередную высотку, я с радостью обнаруживал, что он никуда не исчез и медленно приближается.

Когда был преодолен очередной подъем, я увидел довольно широкую, пыльно-каменистую, но достаточно ровную дорогу. Здесь спокойно могли разъехаться две машины. Долго я не решался выйти на нее, но все же, набравшись смелости, пересек открытое пространство и пошел чуть в стороне вдоль проселка.

От голода мутило, голова стала тяжелая. Снова очень захотелось пить. К счастью, опять попался ручей. Совсем небольшой, ныряющий в широкую трубу, проложенную под дорогой. Я жадно напился и, раздевшись по пояс, обмылся. Идти стало гораздо легче. Мне по-прежнему никто не встречался, дорога была пустынна…