Читать книгу Неосфера 2053. Эпоха после блокчейн - Алексей Хохлатов - Страница 8

Это была уже эпоха блокчейн. Практически все устройства – от смартфона до ноутбука и мощных компьютеров стали частью общих сетей. Уже фактически не было отдельных жёстких дисков и оперативной памяти, которые работали только на данное устройство, а все процессоры выполняли общие вычислительные задачи, необходимые всей системе. Люди понимали: то, что они считали собственностью, уже фактически не являлось таковой, но законодательно это не было утверждено. Нет, конечно, устройства принадлежали конкретным владельцам, но к этим устройствам был общий доступ. И на восемнадцатое марта 2035-го был назначен общемировой референдум с вопросом:

Согласны ли вы с тем, что каждый новорождённый автоматически регистрируется в компьютерной неосети, бесплатно получая для этого персональное оборудование, и не имеет права на тайну личной жизни?

ДА НЕТ ВОЗДЕРЖАЛСЯ

Вот это были споры! И это было зарождение Неосферы.

С одной стороны, уже стало, в общем-то, очевидно, что все беды человечества от этой пресловутой «тайны личной жизни», которой большинство людей пользуются далеко не во благо ни себе, ни другим. Обмануть работодателя, друга, жену – это запросто для тех, кто врёт сам себе. Таких было очень много, и это было привычно, однако, к тому времени, в целом, было понятно, что такое количество видеокамер и смотрящих устройств, которым уже вооружилось человечество, вполне себе позволяет знать всё про всех. Последнее, что оставалось на этом пути – получить общий открытый доступ к микрофонам и видеокамерам персональных устройств[4], что в принципе можно было реализовать одним волевым решением человечества. По поводу чего и был инициирован референдум.

Языковых барьеров уже не было: пока человек говорил, в твоём наушнике уже звучала его речь на родном языке, направление перевода определялось автоматически. Дроны-полицейские автоматически исполняли приговоры, стреляя усыпляющими средствами прямо на улице; дроны-доктора прилетали на помощь в самые острые моменты сами, без вызовов; дроны-курьеры доставляли адресату любые посылки, включая продукты питания, где бы он ни находился. Вся индустрия рекламы изменилась почти до неузнаваемости, ибо информация обо всех товарах и услугах была легко проверяема на раз, и чего-либо приукрасить не представлялось возможным.

Агитационные политтехнологи, голосования и выборы ушли в прошлое, чиновники выбирались по рейтингам, автоматически обновляемым в блокчейн-системе каждый день: любое совершённое дело, и даже просто действие записывалось в историю характеристики личности, автоматически оценивалось и становилось общественным достоянием. Никаких секретов у чиновников, коих, впрочем, было теперь немного, уже не было. И выборы – кроме главных – проходили не в какое-то конкретное время с оговоренной периодичностью, а тогда, когда рейтинг избранного вдруг достигал красной отметки, и надо было ставить вопрос о его замене.

Всё это на взгляд человека из начала века могло показаться ужасом, если бы не одно но: блокчейн-технологии делали всё доказуемым. Суды исчезли напрочь: следственные органы, сыщики и полицейские были не нужны, ибо всё было как на ладони. Это была эра победившего блокчейн, которая развернула сознание людей в сторону открытости. Если бы эта эпоха не наступила – ближайший международный конфликт накрыл бы всё человечество медным тазом, потому что третья мировая была при этом сценарии неизбежна. Хотя как посмотреть: фактически, эта война и случилась, только в совершенно ином виде…

Сейчас все и всегда в блокчейне, и после отмены тайны личной жизни мы стали называть его новую версию Неосферой, ибо это больше соответствует тому информационному полю Земли, который испокон веков существует в другого рода материи: ментальном поле. Мало кто умеет получать доступ к Хроникам Акаши, о которых написано ещё в древнейших книгах, а вот в нашем цифровом поле «Неосфера» каждый легко разбирается. Так вот, в тридцатых годах для регистрации в сети блокчейн необходимо было либо показывать устройству свою сетчатку глаза, либо оставлять отпечаток пальца, подавать голос, и тогда устройство понимало, что это ты. Именно в тридцатые годы отменили паспорта и водительские права: зачем, если информация о тебе хранится в общемировых картотеках, а биометрические данные позволяют устройствам тебя определять гораздо более правильным образом, чем по пресловутым документам, которые можно подделать!

Было всё это делом добровольным: хочешь, позволяй себя определять по старинке, предъявляя удостоверение личности, а хочешь – по биометрике. Постепенно число приверженцев второго стиля жизни увеличилось до критической массы. Виной всему – удобство и отсутствие отрицательных последствий: ничего такого страшного в том, что тебя все знают, как оказалось, нет. Постепенно стало очевидно, что когда все живут как на ладони, – стиль жизни сильно меняется, причём, к лучшему. Ну, не будешь же ты ковырять в носу, в то время как тебя снимает камера! А если тебя камера снимает почти всегда, – ты так или иначе начинаешь следить за собой, тем, что ты делаешь и как ты это делаешь. Осознанность повышается!

Но нравилось это не всем. Далеко не всем. Любители делать тёмные делишки противились такого рода новшествам, и было вполне предсказуемо, что на референдуме многие проголосуют против их внедрения. И началась дикая агитационная борьба: всякого рода рекламщики, блогеры, тренеры, агитаторы, политтехнологи, следуя своим убеждениям, распространяли их на всё окружение. Жаркие споры на кухнях и площадях иногда переходили в потасовки. Те, кто не мог склониться в какую-либо сторону, составляли очень малый процент. В основном, все могли для себя определить, что такое хорошо, а что такое плохо. Тех же, кто считал, что новые стандарты «жизни в открытую» опасны, хоть и было достаточно много, но всё же – они оставались в меньшинстве, и это меньшинство вело себя агрессивно. Но, поскольку общество в целом являлось толерантным, приходилось учитывать все мнения, и предпочтение отдавалось технологиям убеждения, а не подавления.

Масла в огонь подливал бывший президент: он очень многое сделал для страны, его заслуги были признаны уже лет десять назад, авторитет остался, и то, что Константин Сергеевич возглавил движение консерваторов – было и логично, и ожидаемо. Нельзя назвать методы их борьбы интеллигентными: последователи консерваторов не сторонились старых «добрых» приёмчиков, так как законодательно общее использование видеокамер и микрофонов частных устройств не было утверждено, ещё не весь мир был прозрачен, и кое-что могло легко быть скрыто от глаз общественности. Помните пушкинское: «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь»? Консерваторы, которых всё чаще называли староверами, подтасовывали факты и подделывали документы, как в поэме поэта XIX века. Короче говоря, врали, оправдывая себя, как им казалось, светлыми целями: сохранением права на «тайну личной жизни и свободу совести», когда допустимо поступать не по закону, а по убеждениям.

Но вся фишка в том, что законы в то время были не тем же самым, как в двадцатых годах, когда они переписывались и подтасовывались в угоду многочисленным лоббистам. В эпоху победившего блокчейна весь законотворческий процесс был на виду: все поправки к законам, голосования за них и корректировки записывались в скрижалях навсегда, без возможности подделки и исправления, что и является сутью технологии блокчейн. Поэтому законы в тридцатых годах практически полностью соответствовали воле народа, ну или по крайней мере тому, как он представлял и выстроил для себя законотворческий процесс.

Инерция мышления – весьма сильное препятствие на пути новшеств, причём как в социальном смысле, так и в индивидуальном. Классика всегда в моде, но это не означает, что некоторые новшества не могут со временем также стать классикой, а потому жить всегда старыми, пусть и добрыми, убеждениями – глупо: так считали прогрессивно мыслящие. А в моде как раз был прогресс, поэтому консерваторы были в изгое. Их высмеивали, но не могли игнорировать, ибо по закону все мнения учитывались. Поэтому необходимость референдума становилась очевидной. Надо было раз и навсегда определиться: быть или не быть новому миру.

Начиналось всё весьма безобидно, как я уже говорил. Но ближе к референдуму страсти закипали, и, чуя провал, Константин Сергеевич пошёл на крайние меры: призывы выходить на улицы, устраивать демарши и акции неповиновения, на кои находилось немало желающих. Около трети населения, так или иначе, склонялись к тому, чтобы ещё потянуть с введением законодательного закрепления запрета на тайну личной жизни, и половина из них оказалась на этих акциях протеста. А это довольно большое число людей. На все нарушения закона не хватало дронов-хранителей и живых полицейских. К тому же дроны не могли вмешиваться в тех случаях, когда нарушитель не идентифицировал свою личность в блокчейне.

В те дни на станции метро Коломенская в агонии споров и демаршей самые отчаянные из толпы сторонников тайны личной жизни (ТЛЖшников, как их ещё называли) бесстрашно попрыгали на путепроводы поездов, с целью заблокировать движение. Борьба шла не на жизнь, а на смерть, и все методы многим казались хороши. Как потом выяснилось – машинистом оказался человек противоположных с этими смельчаками взглядов, и вместо того, чтобы прекратить движение, он нажал на газ. Кроме раздавленных ТЛЖшников, жертвы оказались ещё и среди пассажиров сошедшего с рельсов поезда. Это был ужас: дикие инстинкты моментально взяли верх над разумом и на станции началась настоящая резня…

Цепной реакцией подобные стычки пронеслись по всей стране, и даже миру. На следующий день была объявлена мобилизация, и все отставные военные в спешном порядке вышли на службу. Было жёстко: режим чрезвычайного положения не позволял ни свободно передвигаться по стране, ни собираться в группы больше чем по пять человек. Будто мы жили не в эпоху победившего блокчейна и норм высокой морали, а в диком средневековье. Сначала ЧП ввели на неделю, но в итоге оно продлилось долгих три месяца, за которые и был проведён референдум. Под голосование, как обычно, отвели неделю, в течение которой агитация была запрещена, и каждый единожды мог оставить отметку о своём выборе. Данные в блокчейне изменить или подделать невозможно, поэтому какой-то особый контроль применялся только к старым забытым штабам для голосования, где требовалось нажать кнопочку на экране, соответствующую одному из двух вариантов ответа (слава богу, к тому времени от бумажных носителей уже повсеместно отказались). Голосование в таких штабах, по старинке, осуществляли только один день, чтобы организационную мороку не растягивать на всю неделю. Сюда надо было являться лично, а без регистрации в любой из официальных систем блокчейн требовалось удостоверение личности, и публика, которая выбирала голосование в штабах, как нетрудно догадаться, в основном состояла из сторонников ТЛЖ. А они были достаточно агрессивны и понимали, что мир в нежелаемую для них сторону может измениться навсегда.

К штабам были стянуты войска: народная гвардия, полиция, а в удалённые уголки страны – направлены профессиональные военные. Над каждым штабом круглосуточно дрейфовали многофункциональные дроны-полицейские: всё просматривалось и контролировалось насквозь, что было невыносимо для сторонников ТЛЖ и щекотало им нервы. Но повлиять на итоги референдума теперь уже не представлялось возможным. Не было никаких шансов нарушить порядок голосования – военное положение вернуло обычный уклад жизни в контролируемое русло, и все участники человеческого социума с той или иной степенью терпения ожидали итогов голосования.

Итоги оказались вполне ожидаемыми, да и вообще в мире, уже максимально приблизившемся к открытости, насквозь просчитываемом компьютерными программами разного рода, ближайшее будущее максимально предсказуемо. Кто-то подумает, что в предсказуемом мире жить не интересно, но это, конечно, не так. Если у тебя есть голова на плечах – ты найдешь, в какое мирное русло направить свой интерес. Люди в целом стали гораздо меньше психической энергии тратить на страх перед неизвестностью, и высвободившиеся силы направляли в творчество. Гуманитарные науки преобладали, и улицы городов были переполнены музыкантами, художниками, акробатами, поэтами и философами.

Так сколько процентов получило новое волнительное спасительное (как уже твёрдо можно сейчас выразиться) открытое будущее без тайны личной жизни, как думаете?…