Читать книгу Война кланов. Охотник 1 - Алексей Калинин - Страница 4

– Там тела, на поляне… Вы можете рассказать?

– Давай-ка познакомимся. Владимир Александрович Голубев, следователь по особо важным делам. Ты видел их. На вашей полянке погибли четыре человека, ещё трое находятся в реанимации. Что у вас там произошло? – спрашивает следователь вместо пояснения.

Я превращаюсь в один ноющий кусок страдания. Даже блокада отступает после услышанной новости. Взгляд скользит по салону «Скорой», тонким стойкам, пыльным плафонам, хмурым врачам и останавливается на колючих глазах следователя. Скуластое лицо с немного вздернутым носом напрягается в ожидании ответа. Кисло пахнет формалином и спиртом.

– Александр Владимирович Алешин, студент Шуйского индустриального техникума, – я с трудом выдавливаю из себя слова, пока в голове гремит мысль о четырех убитых.

«Уничтожить! Ненавижу!» – возникает отголосок мыслей охотника.

Неужели это сделал я?

– Хорошо, Александр, расскажи, что ты помнишь! – командует следователь.

От моста до больницы пять минут пути, так что я успеваю вкратце рассказать о драке и даже отвечаю на уточняющие вопросы. Врачи прислушиваются и переглядываются. Машина трясется, словно едет по терке. Как всегда осенью затеяли ремонт дороги… Иногда встряхивает так, что прикусываю кончик языка.

По-разбойничьи свистят тормозные колодки, створки дверей распахиваются. Подлетают плечистые санитары. Больничная каталка скрипит, когда дерматиновая поверхность принимает отстегнутое тело. После теплой машины сырой холодок пробегается по коже. Промозглая ночь швыряет в лицо противную изморось.

– Давай, аккуратнее, вот так вот! Ага. Эх, и здоровый же парень. Такому на завод идти, а не пьяными драками заниматься,– бурчит один санитар другому.

– Окончу техникум и после армии устроюсь, – обещаю я мужчине. Тот лишь скептически хмыкает, мол, знаем мы вас, юристов-экономистов.

Серое здание больницы смотрит в небо глазницами окон, в половине горит свет. Белая дверь со скрипом распахивается, и на пороге возникает женщина внушительных размеров:

– Ещё один? Какое состояние?

– Лучше, чем у предыдущих, но нужно полное обследование. Сломаны ребра и периодические потери сознания, – рапортует один из врачей, когда меня заносят внутрь.

Следом скользит Голубев. Худощавая фигура двигается с грацией балерины, но от этой «балерины» тянет опасностью. Сбоку постоянно мелькает серый рукав.

За дверью желтый коридор с множеством дверей. К стенам прижимают коричневые стулья. Дерматин на большинстве сидений лопнул, и на свет вылезает желтая губка подкладки. Несколько ламп дневного света периодически мигают, словно пародируют сцену из фильмов ужасов. Длинный полутемный коридор и мигающие лампы. В воздухе царит густой запах – букет немощи, мучений и страха смерти. Дух болезни щедро сдобрен смрадом хлорки.

– Вы кто? – спрашивает врачиха у следователя.

Тот, не глядя, вынимает корочки и раскрывает перед носом врачихи. Женщина кидает взгляд на удостоверение, более пристально смотрит в глаза следователю. Борьба взглядов продолжается около половины минуты. Неизвестно кто победил, но она командирским тоном, не допускающим возражения, заявляет:

– Подождите пока в коридоре, когда закончим – вас позовут.

– Я должен быть с ним! – следователь угрожающе шагает вперед.

На худом лице застывает недовольная гримаса, желтоватая кожа натягивается на скулах. Он всё-таки подозревает меня, боится, что могу скрыться? Мне и дышать-то больно, не то чтобы двигаться.

– Я велела подождать в коридоре! Или буду вынуждена позвонить вашему начальству и сообщить о том, что вы препятствуете оказанию первой медицинской помощи!

Похоже, что у врачихи накопился изрядный опыт общения со служителями закона. Санитары восхищенно переглядываются, они-то опустили головы после возникновения красной книжечки. Они поступили как законопослушные граждане.

Неразборчиво пробурчав под нос, следователь отходит в сторону и садится на скрипучий стул. За каталкой следует немигающий взгляд, я чувствую его кожей. Словно с головой залез в кучу стекловаты, и теперь мельчайшая пыль колется и чешется. Колеса каталки катятся по неровному плиточному полу, надо мной проплывают давно не мытые плафоны. Где одна лампа не горит, где обе.

– Несите в смотровую, я сейчас подойду, – врачиха устремляется вперед и вскоре пропадает из виду.

Каталку завозят в комнату, разделенную пополам голубоватой шторкой, санитары перекладывают меня на кушетку. Рука санитар цепляет ребро, и новая вспышка боли хлещет по нервным окончаниям.

– Слушай, парень, а что у вас там произошло? Чего так много мертвых? – спрашивает санитар, который недавно жаловался на пьяные драки.

– Не знаю, я не помню ничего… Вырубили.

– Ну ладно, отдыхай, завтра расскажешь, – санитар хлопает меня по плечу, и я остаюсь один.

Четверо убитых, трое раненых, у Евгения нашлепка на носу, ещё и сон не выходит из головы. В черепной коробке путаются, толкаются и налезают одна на другую разные мысли. Либо на нашу полянку налетели враги Жилы и порезали его, либо…

Чтобы отвлечься от невеселых мыслей я решаю открыть шкафчик рядом с кушеткой. Стеклянные дверцы изнутри занавешены белой тканью. Интересно, что же там находится?

Едва протягиваю руку, как от двери доносится:

– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Не боишься повторить её участь?

В дверях улыбается знакомая врачиха, полная рука по-хозяйски упирается в бок.

– Извините, – бормочу я, – ни разу не лежал в больнице, палаты видел лишь по телевизору. Вот и захотелось самому убедиться – правду там показывают или выдумку сценаристов.

– Ни разу? Интересно. Ну ладно, давай посмотрим, что там у тебя поломалось.

Далее начинается обследование: вопросы и ответы, постукивание и пальпация, свечение в глаза фонариком и другие прелести больничного обихода, с которыми в той или иной мере каждый знаком. К осмотру присоединяются два пожилых врача. Вызывают санитаров и меня помещают под добрые лучи рентгена.

В результате выясняется, что сломаны два ребра, на четырех обнаружены трещины. Находится повреждение грудного позвонка и апофеозом – сотрясение мозга третьей степени. Синяки, ссадины и ушибы не принимаются во внимание.

Гипсом закрепляют шею, чтобы излишне не тряс головой. Под кожу входит очередная порция обезболивающего. В принципе можно было и не колоть, так как боли почти не ощущал, но плотная врачиха настояла.

В ходе процедур я узнаю, что на наше побоище слетелась толпа бродячих собак. Почуяв запах крови, дворняги впали в бешенство, так как у погибших и у тех, кто в реанимации, на теле обнаружены следы огромных зубов.

Оставшийся невредимым парнишка успел залезть на дерево и слегка спятил от увиденного. Так решили, потому что молодой человек упорно твердит о каком-то большом черном звере, который выпрыгнул из кустов и устроил кровавую резню. Как же много я пропустил, валяясь без сознания!

Хотя увидел что-то другое… непонятное… из того уголка подсознания, где сражаются два оборотня и бородатый человек.

Оборотни? Или что-то другое?

Что за хрень творится?

Взамен грязной и порванной одежды я получаю синий выцветший халат. От него пахнет лекарствами и хлоркой. Затем врачи в очередной раз качают умными головами и зовут санитара. Каталка выезжает в очередной коридор.

Молодой, словоохотливый парнишка быстро устанавливает, что я ничего не знаю. Он разочарованно вздыхает, а после рекой начинают литься анекдоты. Так мы поднимаемся на четвертый этаж: санитар треплется, я лежу на каталке и перебираю догадки о происшедшем, рассеянно улыбаюсь, когда наступает пауза, возвещающая о конце анекдота.

– А ты что знаешь о случившемся? – спрашиваю у парня в очередную паузу.

– Да об этом вся больница гудит, докторов из постели вытащили – пытаются троих откачать. Не говори только, что ту кодлу с другом отхреначили. Этак лихо порвать – никакой силы не хватит. Опс, ладно! Вон тебя дожидаются,– парнишка кивает на сидящего следователя.

Рядом с Голубевым маячат два здоровенных милиционера. Вызвали для подкрепления? Для охраны?

Я вновь слышу мысли загадочного охотника: «Ненавижу! Уничтожить!» Может, обезболивающее оказывает такое влияние?

Жесткая каталка прокатывается несколько метров, и санитар толкает бежевую дверь. От щелчка выключателя загорается тусклая лампочка, я почти слышу, как она пожаловалась на потревоженный покой. Комната освещается бледно-желтым цветом

Узкая палата, похожая на школьный деревянный пенал (или гроб?), радушно встречает четырьмя койками, прикроватными тумбочками и умирающим цветком в коричневом горшке. На койке у окна спит черноволосый мужчина. Он недовольно щурится, когда в глаза ударяет электрический свет, и поднимает кудрявую голову.

– Что такое? Я просил никого не подселять! Серега! Вот оторву уши и сложу в биксу, тогда будешь знать, чем старших слушать! – басит мужчина густым и сочным голосом.

– Наталья Павловна велела! А я что? Я ничего, – санитар испуганно пятится, явно струхнув от угрозы. Как за живым щитом, студент прячется за моей каталкой.

Мужчина смотрит на меня, чуть склонив голову на плечо. Так на меня смотрели на призывной комиссии, когда хотели забрать в армию, а учеба в техникуме была тому помехой. Вроде бы и близок локоток, а не укусишь. После оценочного взгляда кивает санитару, мол, завози. Весельчак помогает мне перебраться на кровать, скрипят просевшие пружины.

– Вы можете быть свободны, – чеканит следователь, обращаясь к парню, и того как ветром сдувает. Когда Голубев успел зайти? И ведь так неслышно.

– И что вас сюда привело? – спрашивает потревоженный пациент и садится на кровати.

Ого, какой здоровый – под два метра ростом, плечищи не во всякую дверь пройдут, из-под майки выбивается густой шерстяной покров, волос пореже кудрявится на руках и ногах. Такой может зимой на снегу спать без одеяла, даже насморк не подхватит. Лицо словно вырублено топором из дубового полена, а маленькие глазки похожи на вывалянные в красном перце стеклянные шарики.

– Прошу вас выйти на пятнадцать минут, сейчас запишу показания, и вы вернетесь к прерванному отдыху! – говорит следователь.

Перед носом мужчины распахиваются коралловые корочки. Мужчина пробегает по строчкам взглядом, сравнивает фото с оригиналом и бурчит:

– До утра нельзя подождать?

– Повторяю – прошу вас выйти на пятнадцать минут! – говорит следователь сидящему мужчине и бросает в сторону двери.– Прапорщик! Проводи мужчину!

– Ну ладно, раз дело важное – пойду, прогуляюсь, – дядька сует волосатые ноги в тапки, халат потрескивает на могучих плечах.

Мягко ступая, мужчина выходит из палаты. Мощный, здоровый, словно племенной бык, который поднялся на задние ноги. Он поворачивается я боком, чтобы протиснуться между косяков. Двери явно не рассчитаны на подобных пациентов.

Голубев садится на кровать напротив, осматривает больничную палату, в руках появляется прежний блокнот: