Читать книгу Укрощение спортивной - Алексей Калинин - Страница 4

Легко терпеть, коль горя нет, сестрица,

И кроткой быть, где нет причин сердиться!

Когда судьбой помятые кричать

Начнут при нас, мы им велим молчать;

А если б горе приключилось с нами,

Мы б, верно, больше жаловались сами.

Пока злой муж не оскорбит тебя,

Внушаешь ты другим терпеть, любя;

А если б ты обиду испытала,

Дурацкого терпенья бы не стало.

(«Комедия ошибок» У.Шекспир Акт 2 сцена 1)

Каждый, кто просыпался после первого занятия в спортзале, знает, насколько сильно ноют и болят мышцы. Певица Ёлка на телефоне снова попыталась убедить, чтобы я не падал духом. Но пока я тянусь к телефону, то успеваю пожалеть, что родился на свет. Два раза.

Болят даже корни волос. Я уже успеваю забыть, насколько неприятен исход молочной кислоты из мышц. А сейчас я почти весь вселенское сосредоточение боли. А ведь ещё нужно встать и сделать первую чашку кофе.

Создается ощущение, что к каждой, даже самой маленькой мышце, подвели электричество и теперь они сокращаются с болезненными ощущениями даже при легком движении. Какое похмелье? Какая рана? Настоящая боль возникает только тогда, когда долго не тренируешься, а потом даешь огромную нагрузку.

Чтобы встать, приходится задействовать всю силу воли. В эти мгновения я ненавижу певицу Ёлку с её песней, ненавижу себя за долгое спортивное бездействие. Ненавижу даже черепаху, которая выползает из-под кровати и мчится на кухню. Мы бежим с ней наперегонки, и я катастрофически отстаю. Она делает перекур, чтобы подождать меня. Ноги не идут, руки не двигаются. Я чувствую себя слишком старым для всего этого дерьма…

– Алло, привет! Ты как? – я смиряюсь с проигрышем в гонке с черепахой и набираю Гарика.

– Здорово! Чувствую себя как конь есаула, которого пристрелить не поднялась рука, – отвечает жалобный голос.

– Такая же фигня. Я сейчас буду отпрашиваться.

– Понятно. Я уже отпросился, сейчас буду пялиться в ящик, и жалеть себя.

– Классное занятие. Пожалуй, тоже им займусь.

– Давай, захочешь сочувствия – звони.

Короткие гудки уведомляют о том, что разговор закончен. Я нахожу в себе силы открыть тяжеленную дверцу холодильника и оторвать пару листов салата. Такое ощущение, что я отдираю куски от резиновой покрышки, а не легкие перья клетчатки. Ненавижу себя за слабость. Ещё нужно позвонить на работу – очередное усилие. Набираю номер и делаю умирающий голос.

– Алло, Юрий Геннадьевич. Доброе утро, кхе-кхе.

– Доброе, доброе. Зачем звонишь в такую рань? – раздается недовольный голос начальника.

– Да приболел немного. Хотел бы отпроситься.

– Что, так всё плохо?

– Да, денек бы отлежаться, а завтра буду огурцом.

– А больничный?

– Я не хочу идти в больницу, там минимум на три дня оставят, а мне-то нужен всего денек.

– Ну ладно, раз так. Давай, поправляйся.

На этот раз гудки говорят, что у меня сегодня выходной. Я бы улыбнулся, но болят даже лицевые мышцы, будто ими тоже вчера штангу поднимал. При воспоминании о штанге и казусе с ней у меня вырывается скорбный стон. Интересно – какие подколки и остроты сорвутся с языка моих коллег, когда я появлюсь завтра?

Однако, это всё завтра, а сегодня у меня весь день свободный и я, вместо кофе с оттенком гудрона, завариваю себе зеленый чай. Обожаю «Черную жемчужину» – когда в стеклянный чайник бросаешь три-четыре шарика, заливаешь их горячей водой и смотришь, как они распускаются на поверхности воды. Три верхних листика с предгорий шаолиньских областей. Собранные смуглыми руками, свернутые смуглыми руками и проданные смуглыми руками. Всё для того, чтобы бледнокожий человек с ноющими мышцами смог посидеть на кухне и вкусить ароматный напиток. Не хватает только красивого хокку, но я их не знаю, а у черепахи пасть забита салатом. Придется пить без лишних изысков.

Кто знает, какой это кайф вытянуться на кровати в утро рабочего дня, тот поймет моё состояние. Включаю фильм на мониторе ноутбука. Хочется чего-нибудь не феерического с компьютерными спецэффектами, а простого, доброго, для души. Мне попадается на глаза «Укрощение строптивой». Старый фильм с Элизабет Тейлор и Ричардом Бёртоном. Как раз то, что можно пересмотреть не раз.

Под него я и засыпаю. Вернее погружаюсь в то дремотное состояние, когда почти всё слышишь, но мышцы не двигаются, мысли текут вяло и балансируешь на грани сна и реальности. Вроде бы и хочется рассмеяться над шутками, а вроде бы и лень. То выпадаешь на пять минут из жизни, то появляешься в ней вновь. Так продолжается половину фильма. Потом оживает телефон.

Если вы думаете, что никому не нужны, то попробуйте лечь спать днем… Позвонят даже те, кого вы не знаете и кого никогда не увидите! Мне сегодня в это вопросе везет не меньше – телефон начинает вызывать по любому малейшему поводу. Коллеги звонят и спрашивают о какой-то мелочи. Начальник не перестает интересоваться по поводу здоровья и в то же время интересуется отчетом. Его сдавать только в следующем месяце, а он уже сейчас тревожится. Словно специально…

Однако больше всего добивает звонок от социологической службы.

– Здравствуйте! Мы проводим опрос населения по поводу того, какие каналы вы сейчас смотрите. У вас есть минута времени ответить на пару вопросов? – скороговоркой выпаливает приятный женский голос.

Как же достали. Вот спрашивают и спрашивают. Что вы думаете об этом, а что думаете о том? Один раз даже было так: «Вас беспокоит социологическая служба Центрального телевидения!» На что я тут же ответил: «Социологическая служба Центрального телевидения нас не беспокоит. Плевать мы хотели на эту службу!» И тут же положил трубку. Мелочь хулиганская, но приятно. И ладно, если такое происходит в будний день, а в то время, когда лежишь полурасслабленный и стараешься лишний раз не двигаться…

– Вы извините, но я сейчас граблю эту квартиру. Поэтому, сами понимаете, я очень ограничен во времени, – отвечаю я низким и хриплым голосом.

Пятнадцатисекундная пауза и следом этот же голос:

– Тогда успехов вам, счастья и удачи! Осторожнее там.

Я лежу, смотрю на телефон, и меня разбирает хохот. А смеяться-то больно. От сокращений пресс горит огнем, но я не могу остановиться. Вот за что люблю наш народ, так это за чувство юмора.

В хорошем настроении досматриваю картину, и в эту секунду меня пронзает мысль – ведь я ещё не курил! Точно! С самого утра ещё не совал в рот эту пакость. А вчера так задыхался на дорожке… Может, сегодня есть шанс провести день без сигареты? Я же должен соответствовать Оксане Евгеньевне.

Решено! Сегодня продержусь, а завтра будет уже легче. Ведь один день без сигарет останется позади. Будет от чего отталкиваться.

И тут же взгляд падает на сигаретную пачку. Господи, теперь я понимаю, почему ты изгнал Сатану из рая. Только расслабишься, и тут же появляется какая-нибудь соблазняющая гадость. И сразу же возникает мысль – а если выкурить последнюю сигарету? Аллен Карр как говорил? Выкуришь и распрощаешься с дурной привычкой навсегда. Да, но вдруг последней сигаретой окажется другая, а за ней третья?

Нет! Решено! Я не буду менять своего решения!

А чтобы пачка не смущала взор, то решаю её выкинуть. До мусоропровода не дойду – помру по дороге, так что надо выкинуть в мусорное ведро. А прежде надо намочить, чтобы не тянуло. Вода из-под крана с радостью плеснула на фильтры, пролилась по бумаге, размочила табак. Я чувствую, что мне уже не хватает одной затяжки. Всего одной, а после я брошу. Обязательно брошу. Сигаретная пачка летит в мусорное ведро.

Пересиливаю себя и заставляю думать об Оксане Евгеньевне. Это на какое-то время отгоняет мысли от сигарет. Брошу ради неё, ради наших будущих детей. Улыбаюсь этой приятной мысли. Затем сосредотачиваюсь на приготовлении пищи.

После макарон с сосисками курить хочется с такой силой, будто я умираю и последние мысли только о затяжке. Никогда не понимал этот навязанный художественный штамп – человек отдает Богу душу и, вместо того, чтобы сказать что-то нужное, вечное, доброе – всего лишь молчаливо затягивается. Сценаристы круто экономят на диалогах, зато актеры должны показать гамму чувств, что у них бушуют на душе.

Вот снова думаю о курении. Надо отвлечься. Отжаться от пола, что ли? От одной только мысли об этом становится плохо. Нет, надо чем-то себя занять. Позвоню-ка Гарику.

– Привет! Как сам? Ещё живой?

– Да, шпилюсь в «Танчики», хочешь – подтягивайся, – отвечает бодрый голос.

– Не, я лучше пока дома. Решил курить бросить, вот теперь переживаю никотиновый голод.

– Круто, молодец, а я сейчас курю. Потом расскажешь о результатах. Может, тоже брошу.

– Давай-давай, вместе веселее. Будем друг другу жаловаться.

– Ага. Ладно, у меня сейчас бой загружается. Если хочешь, то подкатывайся, если нет, то пока.

– Игру на друга променял?

– Ё-моё, ты всего полдня не куришь, а уже такой зануда. Покеда!

Короткие гудки. Друг называется. Ладно-ладно, вот выпадут у тебя зубы, я тебе кашу жевать не буду. Утешаю себя такой мыслью и звоню родителям. Почему-то возникла тяга к социальному общению.

– Привет! Как дела?

– Привет, Боря! У нас нормально, как у тебя? Чего расскажешь? – отвечает мамин голос.

– Я тоже ничего. Вот курить бросил.

– Это ты молодец, может, ещё и отца заставишь. Вдруг тоже бросит, а то завалится с друзьями на кухню и начинают чабарить – хоть топор вешай. Все занавески прокурены, потолки от дыма уже желтые.

– Ну да, это у них не отнять. Они и в могилах будут дымить, – вклиниваюсь я в материнскую скороговорку.

– Да-да, а я сейчас сериал смотрю. А ты чего в это время звонишь? Обычно кричишь, что днем работы полно и чтобы тебя не отвлекали.

– Вчера с другом в спортзал сходили, сегодня подняться не смог. Вот и отпросился на денек.

– Всё нормально? Ничего не потянул?

Обожаю эту мамину заботу. С детства тянется – не упал ли, не ушибся ли, не обкакался ли? Папа в этом плане более рационален: «Обосрался? Ну, тут два выхода, или идешь домой и подмываешься, или продолжаешь дальше гулять и пахнуть!»

– Не, всё нормально. Давно не занимался. Вот так и получилось.

– А-а, ну хорошо. Когда к нам заглянешь?

– Может, на выходных. Если сегодня не помру.

– Да ну тебя. Тогда деньги не трать. Встретимся на выходных.

Вот сколько раз ей говорил, что у меня корпоративная связь, и я могу не беспокоиться о телефонных звонках… Всё равно, привыкла к тому, что за всё надо платить и теперь экономит на звонках, на походах в магазин, на встречах. Экономия на себе, на муже, на ребенке. Экономия на жизни. Так живет большая часть России.

Блин! Как же хочется курить!

Отвлечься. Надо отвлечься. Я же герой! Неужели позволю сломать себя маленькой сигарете? Неужели я очередная жертва калибра 7,62? В какой-то статье вычитал, что в случае войны все сигаретные заводы легко переориентируются на изготовление патронов. И каждая сигарета это патрон в мои легкие.

Оказывается, так трудно отогнать от себя мысли о сигаретах… Надо отвлечься. Ещё и черепаха скребет по ламинату своими коготками. Нажралась и теперь скребет. Вот ей везет – она-то не бросает курить. Рептилия посматривает на меня своими черными безумными глазками и улыбается. Издевается, зараза такая. Сварить из неё суп, что ли? Будет знать, как попадаться под горячую руку.

– Вот сварю из тебя суп и съем. И не отведаешь ты больше салатовых листьев и не будешь больше гадить под кроватью, – говорю я ей и осекаюсь.

Голос звучит как-то звонче. Нет привычной хрипотцы. Я откашливаюсь, но голос звучит всё также. Ладно, буду косить под молодого студента. Вот что делает отказ от курения. А как всё-таки хочется затянуться.

Нет, я не должен об этом думать. Надо перетерпеть… Надо настроиться… Надо просушить сигареты…

Что???

Я ловлю себя на том, что вытягиваю из мусорного ведра сырую пачку сигарет. К пачке прилипли шкурки от сосисок, подсолнечная шелуха, картофельная очистка. И я её тащу из мусорки!!!

Неужели я опускаюсь до такой степени? Я фиксирую момент унижения в памяти и сминаю в руке скользко-мерзкую пачку. Чтобы не было соблазна. Чтобы не вытягивал табак и не высушивал его на бумаге.

Я выдержу! Я смогу! Это моё будущее и оно будет без сигарет!

Странное чувство овладевает мной. Только что я был на точке срыва, но смог удержаться и теперь гордость пополам с триумфом заливают моё внутреннее пространство. Неожиданно приходит ощущение того, что я справлюсь, что я и в самом деле смогу. Несмотря ни на что: несмотря на курильщиков в фильмах, несмотря на дымящих следователей в книгах, несмотря на чадящих в курилках.

Я выдержу! Я смогу! И это не аутотренинг, это твердая уверенность в завтрашнем дне. Я знаю, кто мой враг и знаю, как легко его победить. Как же просты и банальны слова о победе над курением: для того, чтобы не курить, надо делать лишь одно – не курить. Нервы останутся, проблемы никуда не денутся, но они некуда не деваются и при сигаретах. А без них они решатся лучше и действеннее.

В этот миг просветления хочется кого-нибудь обнять и поцеловать. Вредная черепаха ловит моё настроение и делает небольшую лужу. Понятно – целовать и обнимать её не буду.

Мука длится целый день. Хорошо ещё, что дома есть запас пищи и не нужно выходить на улицу. Нет соблазнам. Ещё пару фильмов, серфинг по интернету и я погружаюсь в объятия сна. А утром меня ожидает новый день и новые страдания. Но сейчас, проваливаясь в мельканье сновидений, я горд – выдержал день без сигарет.

Утренняя каша приносит новые оттенки вкуса. Оказывается, она и в самом деле вкусная. А я раньше закидывал, почти не жуя. И всё потому, что утренний поход в туалет оказался без сигареты. Тяжело, но терпимо. Тело наливается силой, болит уже меньше, чем вчера. Болит, но меньше.

А потом приходит приступ никотинового голода. Как раз после чашечки утреннего кофе. Хочется курить так, что готов уже ковыряться в мусорном ведре и сушить остатки табака. Делаю себе заметку перейти на зеленый чай. Где то слышал, что он успокаивает.

Нечем заняться, пока прогреваю машину. Начинаю приседать. И дышу… Дышу таким чистым утренним воздухом, что его можно запаковывать и продавать в химически загаженные районы. И это в городе! Боюсь себе представить, что будет с легкими в деревне…

– В машине не курить! Я сам не курю и тебе не дам! – категорическим тоном заявляю Гарику, когда заезжаю за ним.

– Да, масса Боря! Последняя затяжка и падаю в твою колесницу запретов и мучений, – отвечает Гарик и выкидывает окурок.

Я невольно втягиваю запах. Ммм, вот бы сейчас поднять «бычок» и затянуться. Но наступаю на эти мысли кованным сапогом силы воли. Даю Гарику жевачку, чтобы от него не несло табаком. Первый раз замечаю, что от курящего человека пахнет пепельницей. Причем застарелой и вонючей.

Мда, как же трудно придется на работе – я буду вынужден работать. Иначе никак не отвлечься от мыслей о сигаретах.

В курилке полно народа. Приходится подойти и поздороваться. От дыма снова накатывает желание выкурить последнюю сигарету. Нет! Надо держаться! Обсуждают лишение премии Сереги Скалова. Вроде бы и материала испортил немного, но Владимир Квадратов раздул из этого трагедию и драму. После его живописаний вышло, что предприятие накроется медным тазом и это вина именно бедолаги Скалова.

– Ну, он и гнида. У меня выплата по кредиту, а тут такая хрень. Ладно бы хотя бы половину, а так подчистую лишил. На кармане голяк. Что жене говорить – даже не знаю. Придется таксовать все выходные, – сокрушается Сергей.

Ребята сочувственно кивают, а в глазах видится затаенная радость – лишили не их. Лишили другого. И ведь такая же радость будет и в глазах у Скалова, когда в следующем месяце его минует начальственное око, зато коснется другого. И он будет также стоять и со скорбным видом кивать и соглашаться.

Я же оставляю людей толочь воду в ступе. Не хватало ещё с утра заряжаться негативом. Я считаю так: накосячил и не сумел исправить косяк – отвечай. И не надо стенать и жаловаться. Хотя и очень хочется нарваться на сочувствие. Но здесь этого делать нельзя. Потому что на «Раткерр-Моррес» запросто можно получить сочувствие человека, который тебя выслушает, пожалеет и через пять минут сдаст с потрохами начальству.

Холодный ветер облизывает уши, пока иду от проходной до офисного здания. Под ногами шелестит опавшая листва. На небесах мрачное настроение и потому всё затянуто грязно-серой, будто половой, тряпкой. Мышцы ноют, хочется курить, жалею и ненавижу себя за эту жалость. Синее здание с выступающими коробками кондиционеров и слепыми пластиковыми окнами приближается с каждым шагом.

Первая половина дня проходит в обычном колючем режиме. То есть меня пытаются уколоть сотрудницы, а я в ответ огрызаюсь. Отчеты, заказы, звонки и разговоры. Решение проблем с перевозчиками, с закупщиками, с поставщиками. Решения, решения, решения. Проблемы, проблемы, проблемы. Кажется, что я ежедневно выхожу на битву с Лернейской гидрой и чем больше я решу проблем (отрублю голов), тем больше их появляется (вырастает) на следующий день.

Всё как всегда, всё привычно и буднично. Если я прохожу мимо кабинета директора финансов и вижу милое личико Оксаны Евгеньевны, то это придает мне сил. Словно с каждым взором милых глаз я наливаю очередную порцию бензина радости в свой энергетический бензобак. Правда, до обеда её не было и это тоже тяжело сказывается на моих измученных никотиновым голоданием нервах.

А после обеда начинается…

Сижу себе, заполняю никому не нужный отчет. Он нужен для того, чтобы начальственное око скользнуло по нему и прикинуло, сколько заказывать материала на следующий месяц. Хотя, судя по постоянно одинаковому количеству заказанного, Юрий Геннадьевич даже не смотрит на этот отчет. А мне нужно потратить полдня, чтобы правильно оформить и всё посчитать. Погано на душе от сознания того факта, что я трачу кусочек своей жизни напрасно.

Слышен топот из коридора и веселый смех Карины. Холмова и Абикова приносят с собой запах сигаретного дыма. Накурились после обеда. Стучат каблучками по светло-коричневому ламинату. Обе кидают в мою сторону неприязненные взгляды и прыскают.

– Чего смешного? Или вы, вместо обычных, волшебные сигареты выкурили? – после этих слов во рту появляется легкая кислинка. Словно лизнул грифель карандаша.

– Да нет, запах с улицы учуяли. А теперь увидели, что это ты сидишь, и успокоились, – ответила Олеся.

Карина в голос рассмеялась. Похоже, они узнали мой позавчерашний прокол на тренировке. Досадно. Теперь, пока весь свой небогатый запас юмора не израсходуют, придется выслушивать их подколки. Или попробовать состроить непонятливое лицо? Мол, я не знаю – о чем вы говорите.

– Ха-ха, смешно. Если хотели оскорбить, то оскорбили только себя. Ваш детский юмор о вонючке оставьте для своих детей. Нормальный дезодорант, всегда им пользуюсь. И вообще, отвалите! У меня дел по горло.

– Да мы не о дезодоранте. А о том, что ты сейчас сидишь и тихо пускаешь «шептуна». Не знаю, как с тобой ещё Александра выдерживает, – Карина открывает окно и свежий воздух залетает вместе с уличным гомоном и фырканьем моторов.

– А у меня нос забит, так что мне всё равно. Вот только глаза иногда режет, – не упускает случая съязвить моя сокабинетница (сокамерница?).

– Ну вас, придумаете ещё. То я плохо работаю, то пускаю «шептунов». Занимайтесь своим делом и не лезьте ко мне. А то сами объедятся гороха и потом ищут крайних.

В голове же мелькала мысль – неужели Оксана рассказала о происшествии в спортзале? Нет, я подозревал, что она недолюбливает меня, но чтобы так… Нужно будет выяснить и постараться обратить всё в шутку.

– Вот сиди там и не пукай. А то попросим Юрия перевести тебя в другое место, или пусть выдает противогазы! – категорично заключает Карина.