Читать книгу Жатва жизни - Алексей Казарин - Страница 3

Мои предки по материнской линии были помещиками в Польше, но тоже с русскими корнями. Дед имел небольшой кирпичный завод, лес, поля, занимался он и прудовым рыболовством. Это в знаменитом селе Скобелевка Мценского уезда, позднее переименованном в Борташовку. Сохранилось ли это название сейчас, я не знаю. При Пилсудском русские притеснялись. И однажды, когда дед тонул в пруду (он не умел плавать), он просил помощи, но поляки, проходившие мимо, плевались в его сторону, говоря: «пусть тонет – пся кровь» (собачья кровь). После этого предки продали свое имение (Советяку), вернулись в Россию и жили в Москве. Прабабка же была немкой. Считалась колдовкой, видели ее ночью на кладбище, жгла что-то над могилами. И когда умирала, то ее трясло на кровати, никак ей было не умереть. Знающие люди подсказали, чтобы вынули потолочину. И тогда она успокоилась. Ей нужно было передать кому-то свое колдовство, но она этого не хотела.

И еще. Совсем недавно я узнал, откуда идет мой род. Совершенно случайно. Смотрел передачу из Минска. Показали деревню в глуши, а это значит, что в ней были аборигены. И вижу: все они на одно лицо – схожие с моим. С некрупными голубоватыми глазами и точно такими же слегка приплюснутыми носами. И волосы у них мягкие, русые. Вот и подумалось: так вот откуда мой род! И действительно, беглым крестьянам было легче убежать из Белоруссии, нежели из помещичьих русских угодий.

Моя бабушка – Лисова Александра

Мой дед – Александр Адамович

(Адам – распространенное имя в Польше)

Что тут можно сказать? Вот как переплетаются судьбы людей, и если бы каждый из нас хорошо знал историю своего рода, то наверняка, думаю, обнаружил бы, что независимо от места жительства, все мы на Земле – родственники!

Моя мама родилась в поезде на пути из Польши, где-то возле Витебска, фамилия у нее Разумейчик, Юлия Александровна. Насчет фамилии она сама не помнит, какая у ее у родителей была: то ли эта, то ли Разумовы (вот какая беспечность!). Она часто менялась при переездах из Польши и в Россию. Я помню, как они жили в центре Москвы. Однажды мама показала мне дом, в котором они жили. Среди новых многоквартирных домов он смотрелся сиротливо, наподобие моей первой дачи – деревянный, с небольшим козырьком у входа и огороженный забором. Еще кто-то в нем жил. Заходить в дом не стали, так как торопились. А жаль, хотелось бы посмотреть, как они теснились в этой хибарке: сестра с детьми, брат-инвалид (впоследствии умер), родители. Маме доставалось всегда спать под столом. Правда, отец ночевал редко, он устроился проводником международного вагона. Позже его избрали председателем профсоюза железной дороги. Я интересовался – должны же быть об этом сведения в архивах. Но мне отвечали, что железных дороги три и к каждой свой профсоюз. Спросили, в какой из них работал мой дед, но я знаю о нем только со слов матери. Недавно моя племянница Маша (живет в Питере) все-таки узнала в архивах, что где-то на железной дороге был председатель профсоюза со сходной фамилией. Это будет интересно – узнать подробности о его биографии!

Дед мой, когда работал проводником на Московской железной дороге, по рассказам моей мамы, всегда что-нибудь да привозил. У них в доме всегда стояли мешки с сахаром, грецкими орехами и другими продуктами и даже что-либо из мануфактуры. Мама всегда была сыта и одета. И это в смутное революционное время, когда рабочие голодали и жили в бараках… Ей было не с кем дружить, кроме как со шпаной, или как еще их называли – голытьбой. И часто из-за этого ей доставалось. Выйдет, к примеру, во двор чисто одетая, накрахмаленная, а пацаны окружат ее и грязными руками обляпают. Это они из зависти. Или раньше в Москве ходили по дворам продавцы с тазиками на голове – со сладостями, пирожками или сдобным хлебом. Ребята окружат его со всех сторон, моментально растащат и убегают. Одна мама оставалась стоять – вот за всех ей и достается, пока к родителям приведут, пока во всем разберутся. Однажды эти ребята решили обокрасть ночью склад с мороженым. А на «шухере» поставили маму: если кто идет, она должна просигналить. Стонтона и видит: к сладу направляется старушка, видно, ей что-то надо было. Мама испугалась и убежала, не предупредив ребят. Женщина вошла на склад со свечкой и увидела в темноте – какие-то тени в простынях и во рту у них горят угольки. Она попятилась, перекрестилась, шепотом произнесла: «Свят! Свят!», а ребята тем временем убежали. Маме тогда здорово попало, что не предупредила. А главное, интересно – как они успели это все сделать: в саван одеться и угольки в зубы вставить? До сих пор мне это непонятно. Или ребята похвастались перед мамой?

Прадеда я тоже знал по рассказам мамы. Вообще, он считался святым. Однажды вечером он собрал своих селян, а в это время на небе были какие-то светящиеся столбы. Похоже, это было северное сияние. Он показал на небо, обратил внимание на это редкое явление и сказал: «Вот, смотрите. Как эти столбы пересекаются, так в скором времени пойдет брат на брата, сын на отца. И герб этого государства – „Серп и молот“». Такой, задолго до революции, предсказал судьбу России.

Знал прадед и дату своей смерти. Перед этим днем он попрощался с селянами, пожелал всем здоровья и спросил, кому из умерших родственников передать что-либо на том свете. Это было в самый разгар жатвы. Явился он с поля и сказал своей жене: «Я пришел умирать!». Жене показалось, что старик что-то чудит. А он прилег на кровать и уснул. Прабабка-немка была очень грубая, толкает его в бок и говорит: «Что ты придумал, старый хрен! Хлеб нужно убирать, а он…». Пощупала его и поняла, что он уже мертв.

Прадед был очень трудолюбивый. Имение у него было большое. И все старался справляться сам. Но не всегда это ему удавалось, особенно при уборке хлебов. Только тогда он нанимал людей. Рабочих кормили хорошо и платили за работу. И к нему всегда охотно люди приходили на помощь. Папа моей мамы в последнее время сильно болел, лежал в кровати, кашлял и что-то у него было с легкими. Как-то однажды он попросил ее посмотреть, есть ли у него на спине пятна-некрологи.

«Если они есть, то я скоро умру». Посмотрела она и с ужасом увидела их, но отцу об этом не сказала. Перед смертью отец попросил ее сходить ночью за сигаретами, куда-то рядом с домом, за углом. В то время такие ларьки работали круглосуточно. Идти же маме ночью было страшно, бандитизм в Москве еще процветал. Но она очень любила отца и не могла ему отказать перед смертью. Раньше подъезды ночью не освещались, как сейчас. Сходила, купила она, что нужно, и возвращалась обратно. И только вошла в подъезд, как увидела монаха с собакой. Она отошла от него, а тот за ней. Тогда она побежала быстрее и в первую же дверь забарабанила и закричала: «Помогите!». Соседи открыли ей двери, увидели монаха с собакой, и видение исчезло сразу, ушло в стену. Что это было? Так случалось раньше часто.

Вскоре дед действительно умер. Потом он часто появлялся во сне. По словам мамы, это происходило, как наяву. Однажды он пришел к ней, присел возле кровати и сказал: «Больше я не буду тебя беспокоить». И действительно, после этого он уже к ней не являлся.