Читать книгу Семейные обязательства - Алексей Келин - Страница 3

Едва слышный шелест шелкового подола, стук изящных каблучков, поворот, снова поворот, искрящийся всплеск изумрудов браслета на руке, поднятой навстречу партнеру…

Элиза очень нравилась себе в бальном наряде. Она не могла посмотреть со стороны, но восхищенно-грустный взгляд кавалера отражал ее красоту лучше любого зеркала.

– Елизавета Павловна, – негромко сказал он, приблизившись в танце, – надеюсь, вы не лишите меня счастья видеть вас на осеннем балу в Цитадели?

Элиза улыбнулась. Чуть более лукаво, чем пристало барышне в разговоре с не-женихом. Особенно, когда дата свадьбы уже назначена.

– Я постараюсь уговорить Петра Васильевича.

При упоминании будущего мужа взгляд бравого лейтенанта императорской гвардии стал еще тоскливее. Элиза наклонила голову, пряча усмешку. Светлая прядь, продуманно-небрежно выбившаяся из прически, упала ей на лоб.

Пьера и уговаривать не придется. Ему все равно где Элиза и что она делает. Даже на бал Конца лета в ратушу не явился – сослался на дела. Тоже мне, жених.

Не хочешь ты танцевать – не надо. Но приличия-то можно соблюсти?! Нельзя же так явно показывать пренебрежение и невестой, и правилами хорошего тона!

Здесь, в ратуше, собралось все высшее общество Гетенберга. Император Александр почтил бал своим присутствием, и даже канцлер Воронцов, известный нелюдим, станцевал первый тур!

И, конечно, все знакомые Элизы отметили отсутствие ее жениха.

«Ты скучный крючкотвор! – в который раз мысленно обругала его Элиза. – Свил гнездо из своих рабочих бумаг, как… как крыса в подвале!»

Танец закончился, кавалер проводил Элизу к креслу пожилой графини, присматривающей за молодой просватанной девицей по древней традиции «для соблюдения приличий». Элиза поискала взглядом отца, но в бальной зале его не было. Павел Лунин, видимо, играл в карты или увлекся беседой с каким-нибудь седоусым генералом.

«Я от танцев еще при прежнем правлении устал», – говаривал, бывало, папенька, удаляясь в курительную.

Элиза не хотела портить себе настроение. И так скоро свадьба всю жизнь испортит. Она только тихонько вздохнула.

– Дорогая, не придавай женитьбе большого значения, – как будто услышала ее мысли графиня, – ничего не изменится. Будешь так же танцевать на балах, кокетничать, обсуждать новости и заниматься благотворительностью… Или чем ты там занимаешься?

– Простите?

– Детка, послушай старую бабку. Трагизм не красит милое личико, а Петр, или, как ты его называешь – Пьер – не чудище из сказок. Может быть, у вас все сладится. Может быть, и нет. Но если ты заранее решишь, что свадьба – конец света, так и будет. – Графиня пристально посмотрела на Элизу и грустно усмехнулась. – Или ты собралась демонстративно пострадать, а потом, так и быть, снизойти до навязанного судьбой жениха? Чтобы он тебе всю жизнь был благодарен?

Элиза остолбенело молчала. Не таких слов она ожидала от пожилой светской дамы. Тем более что та, в общем-то, угадала.

– Зря, – веско заключила графиня. – Любить мужа не обязательно, но от элементарного уважения никому еще хуже не стало. И, кстати, подумай, ему-то есть за что тебя уважать? – старуха захлопнула веер и всем видом продемонстрировала, что разговор окончен.

Элиза пробормотала что-то невнятное и отошла. А что еще сделаешь? Не спорить же с выжившей из ума бывшей фрейлиной бабушки императора…

Элиза шла по залу, улыбалась знакомым и слушала отголоски разговоров, выбирая, к какой группе присоединиться.

… – Вы слышали, как теперь называют этих бедняжек? – Охала княгиня, в ужасе округляя глаза. – «Дочки императора». После того, как Помазанник обещал работающим женщинам свою отеческую поддержку, народ все переиначил! В наше время «детьми империи» были сиротки, а сейчас…

– Вы правы, – кивнул ее собеседник, солидный господин в кавалерийском мундире, – если слабый пол взваливает на себя тяготы службы, пусть и гражданской, это не от хорошей жизни. Перевелись настоящие мужчины!

– Если бы! Моя племянница, княжна, при живых родителях рвется стать «дочкой»! Жениху отказала! Чего ей не хватает, не понимаю!

– Тетушка, – терпеливо-ласково улыбнулась стоявшая рядом барышня, – я хочу служить империи в меру сил и возможностей. Я же не мечтаю о военной карьере, как госпожа Орлова. Хоть и не устаю ею восхищаться. Юная барышня, а уже лейтенант рейтарского полка.

Элиза прошла мимо. В эту беседу ей вступать не хотелось.

…– Новый провинциал-охранитель Гетенбергский. Вон, сидит, закусками лакомится. Вызван из захолустья, ставленник Архиепископа. Говорят, не жег ведьм просто за магию, непременно за злодейство, – совершенно не стесняясь, иронично говорил молодой человек в мундире Второго егерского полка.

– Последние указы предвосхитил? Ловок! И сделал карьеру, – хмыкнул его собеседник, седой старичок с тростью. – Императору, конечно, виднее… А я, уж простите, по старинке колдунов опасаюсь. Четыре века назад полматерика разнесли, вместо старой Рутении – болота с озерами, Гнездовск еле-еле оклемался. Хорошо, Мстислав наших предков собрал, до этих земель дошел и местную нечисть приструнил, а то ловили б лягушек по кочкам да трясинам, кабы не чего похуже.

– Так потому со времен Мстислава любая боевая магия во всем мире под запретом, – пожал плечами егерь. – В мирных целях пожалуйста, сколько угодно, а воевать извольте без колдовства, в доспехах, с мечами, пиками, пищалями да пушками. Ну, или с ножами, по-тихому, – ухмыльнулся он чему-то, прекрасно известному обоим.

– Юноша, вы излишне оптимистичны, – хохотнул дед. – Любую полезную штуку можно к драке приспособить и любой запрет обойти. Нет предела изобретательности, когда надо ближнего половчее изничтожить…

… – Господа! – услышала Элиза, проходя мимо группы людей, окруживших темноволосого человека в одежде слегка необычного покроя, – Гетенбергский Университет уже предложил мне дать серию открытых лекций, посвященных моим исследованиям. Прошу, приходите, там я отвечу на любые вопросы.

– Профессор Каррера, мы ждем от вас рассказов о Криенне! Вы побывали в самом сердце магического царства Древних – что может быть интереснее?!

– Там просто холодно, – развел руками профессор. – Снег, лед, северное сияние, медведи и тюлени.

Элизе захотелось послушать (наверняка он не только тюленей видал в колдовских замках!) но рядом с Каррерой, заинтересованно распахнув огромные голубые глаза, стояла княжна Нина Гагарина, ее давняя подруга-соперница. Не обойдется без очередной колкости, без удивленно-наивного вопроса: «Дорогая, а где же Пьер?»…

Соревнование в остроумии окончательно испортит вечер.

Элиза дружелюбно кивнула Нине и не стала останавливаться.

Она вышла из бальной залы в неожиданно безлюдный коридор, сделала несколько шагов…

Крик. Сгусток боли, недоумения и страха.

Вихрь. Не бывает смерчей в стенах гетенбергской ратуши, не может быть, показалось!

Еще один крик. Знакомый, родной голос – торжество боль, разочарование – все вместе.

Отец?! Что…

Элиза не помнила, как оказалась в той гостиной. Наверное, бежала, ломая каблучки, и грянулась в тяжелую дверь всем телом, чтобы скорее открыть…

Зато следующие минуты навсегда застыли в памяти Элизы собранием холстов злого художника, рядом полотен в мрачной галерее – сжечь бы! Но память не горит.

…За окнами полыхал августовский закат, заливая все багровым – светом, огнем и кровью.

Отсветы уходящего солнца на светлом ковре смешались с потеками красного, густого, остро пахнущего болью. Блестели алыми искрами серебряные статуэтки на камине, плясали оранжевые языки пламени в топке, спорили с закатными лучами огоньки свечей на столе и сверкали мелкой вишней летящие капли.

Медные стрелки на циферблате настенных часов казались двумя росчерками красной туши. Два скупых мазка, меньше минуты до восьми.

Уютный запах горящих березовых поленьев стал терпким, ядовитым от привкуса металла.

На ковре, у массивного кресла, скрючился человек в мундире императорской канцелярии.  Он схватился руками за живот, между пальцами нелепо торчала рукоять кинжала.

Рядом – медленно, как сквозь густой кисель – падал навзничь Павел Лунин. Из обрубка, оставшегося на месте правой руки, бил фонтан крови.

Перед ними, спиной к Элизе, стоял невысокий человек в черном. На острие отведенного в сторону клинка набухала тяжелая темная капля.

Элиза кинулась к отцу – подхватить, поддержать… Спасти!

– Стоять, – обернулся к ней человек в черном.

Она не видела движения.

Вот картина с тремя фигурами – и вот следующая, на которой человек с клинком заслоняет всё.

На его плече блеснул серебряный аксельбант кавалергарда. Голос императора?!

Элиза и не подумала останавливаться, шарахнулась в сторону – обойти! Но как будто налетела на прозрачную стену. Вскрикнула, дернулась еще раз, кажется, даже чуть-чуть продавила преграду. Ее взгляд прикипел к обрубку руки отца. Больше всего на свете она хотела одного – остановить кровь, остановить, прямо сейчас! Ведь еще чуть-чуть – и никакой жгут не спасет Павла Лунина, быть Элизе круглой сиротой!

За спиной с треском распахнулась дверь, в гостиной сразу стало многолюдно. Элизу мгновенно оттеснили, кто-то крепко взял ее за локти сзади, она пыталась вырваться и кричала – бессмысленно, путая «Пустите!» «Отец!» и «Это ошибка!». Бой часов, неожиданно гулкий, остановил крик Элизы.

Она пыталась рассмотреть, что же происходит там, на залитом кровью ковре. Жив? Умер? Спасли? Судьба второго раненого ее не слишком волновала.

Издалека доносились обрывки фраз:

– Канцлер Воронцов… нападение… на волосок от смерти… Лунин что, рехнулся на старости лет?

И негромкий отчетливый приказ:

– Всех – вон. Бельскую сюда, немедленно. Девчонку под домашний арест, пальцем не трогать и глаз не спускать.

Следом – еще один голос. Не вопрос – новый приказ:

– Я провинциал-охранитель Гетенбергский. Что произошло?

Элиза не услышала ответа. У дверей к ней кинулась Нина, но конвоиры аккуратно оттеснили княжну от задержанной.

В толпе Элиза заметила недавнего партнера по танцам. Восторженно-влюбленного взгляда больше не было. Бывший воздыхатель старательно отводил глаза.