Читать книгу Здравствуй, Франция! - Алексей Кочетков - Страница 3

Перед совместной поездкой на Север Андрэ[8] представил меня Гастону Ларошу (Борису Матлину) – респонсаблю – ответственному, выделенному партией для руководства нашей секцией иностранцев, являющихся членами французской компартии (секцией ФТП-МОИ[9])

Гастон – прямая противоположность Отто. Рыжеватый, рыхлый, толстый, носит очки, словоохотлив, рассеянный до опасного. Наставляя или объясняя что-нибудь, забывает все на свете. Познакомившись, ходили втроем по тихим улочкам Исси ле Мулино. И мне хотелось хоть глазом взглянуть на один серый дом… Разговор шел по-французски, хотя Гастон неплохо говорит по-русски… а я все искал глазами тот дом… Говорили о лагерях советских военнопленных и гражданских лиц при шахтах Севера, об общем положении и новых задачах. Обстановка стремительно развивалась в нашу пользу, и Гастон настойчиво требовал эффективных действий.

Обстановка обстановкой… вот уж не люблю общих фраз. Приедем на Север – узнаем эту обстановку на месте.

И я искал глазами знакомый серый дом, к которому с трепетом душевным, ожидая откровения, подходил девять лет тому назад. Искал, уже зная от Левы Савинкова – от храброго интербригадовца-подрывника, а ныне велотаксиста-рикши, поэта и литератора, – что нет в этом доме кратковременного властелина моих дум, его отчима – красного князя, инициатора Пореволюционного клуба и оборонческого движения, князя Юрия Алексеевича Ширинского-Шихматова[10]… «Отчим арестован, гестапо». И прислушиваясь к разговору, думал о том, как все-таки неспокоен характер русских людей, которых влечет какая-то сила всюду, где борьба с несправедливостью, угнетением. Опасный для всех угнетателей характер. Ты им опасен, уважаемый княже. Это я давно знал. И еще сказал бы про себя тогда, если бы знал. Да, ваш последний в жизни поступок благороден. Да, плюнуть в лицо эсэсовцу, дать себя растерзать концлагерными псами, но заступиться за друга – это на вас похоже, уважаемый княже. Это по-настоящему благородно.

Исси ле Мулино.

Правая половина этого здания стоит на месте дома по адресу 29, рю Барбес, Исси ле Мулино, в котором до войны жил Ю. А. Ширинский-Шихматов.*1

Донесение директору Генеральной службы сбора информации от 20 декабря 1939 г. от комиссара полиции Тюрпо об «опасном иностранце (русском беженце) Ширинском», в котором в частности говорится: «Как мне сообщил г-н Верьер, директор французской компании, чья служба сбора информации очень хорошо организована, Ширинский принадлежал к коммунистической ячейке и руководил ею, и его жена тоже была ярой активисткой. Он никогда не откажется от своей давней симпатии к III Интернационалу.»*2

…Мы прибыли в Лилль за час до назначенной встречи, удачно проскочили на лилльском вокзале облаву на угольных спекулянтов-мешочников и засели в приличном ресторанчике. Но я не мог спокойно съесть и куска, все боялся опоздать на встречу с респонсаблем по департаменту Нор, от которого теперь зависел успех моей работы в русском секторе этого и соседнего с ним департамента Па де Кале.

Я все косился на дородного, высокого, как все северяне, с холодным породистым лицом француза, который расправлялся с таким же, как у нас бифстек сеньян[11], за столиком напротив, и толкал Жоржа ногой под столом, предупреждая об опасности.

Но Жорж опасности не замечал и добродушно отшучивался:

– Остынет твой бифстек. Не уйдет от нас твой Габи.

А подозрительный верзила (я уже был уверен, что это шпик), все жевал и жевал и делал, мерзавец, индифферентное лицо. Потом расплатился – небрежно, по-барски (ого, сколько на чай!), аккуратно сложил салфетку и направился к выходу.

И Жорж сразу же расплатился, заторопился:

– Давай, пошли.

Но вместо того, чтобы улизнуть от шпика, мы пошли за ним шагах в двадцати.

Верзила долго нас водил по пыльным, скучным лилльским улочкам, на перекрестках незаметно оглядывался назад и, наконец, остановился. Мы подошли, и его лицо, вдруг потеряв надменное выражение, засветилось хорошей дружеской улыбкой.

И я коротко передал Габи суть моего задания как инструктора ЦК КПФ на севере Франции по работе среди русских и попросил его помочь.

А Жорж Шибанов – Андрэ – шел за нами шагах в двадцати и, очевидно, думал уже о других делах созданной им подпольной организации. И может быть о встречах-переговорах, о совместных действиях с красавицей Викой (княгиней В. А. Оболенской) из продеголевской ОСМ (Гражданской и Военной Организации), одной их основательниц которой, она являлась. О переговорах, окончившихся тогда вничью и прерванных вскоре арестом[12] княгини, которую после мужественного поведения на допросах и в тюрьмах казнили в Берлине в тюрьме для смертников за несколько дней[13] до освобождения Парижа. А может быть о других делах нашей организации, потому что лицо его было сурово и напряженно, и он только подмигивал мне, когда я к нему оборачивался.

Памятная плита Вики Оболенской на кладбище Сент Женевьев де Буа под Парижем и часовня, у основания которой она расположена.*3

Габи пообещал помочь связаться с лагерями гражданских лиц. «Поляки хвалят старшину цивильного[14] лагеря в Бомон ан Артуа. Немного строптив, грубоват этот Громовой[15] – лейтенант РККА[16], но с ним можно работать. …Есть у поляков связи и с лагерями военнопленных. У итальянцев – вряд ли». Мы договариваемся о следующей встрече, через неделю, уже без Жоржа, в Дуэ и расстаемся.