Читать книгу Логик - Алексей Кононов - Страница 4

Заказ был простой и хорошо оплачиваемый. Марк – мой секретный работодатель из Склепа – небрежно швырнул бумаги на стол. На трех тоненьких листочках было полное досье на сына начальника цеха.

Бегло просмотрел содержание, выуживая самое ценное: «Калиб, кровь Анцифера. Шестнадцать лет. День Вступления в Силу состоялся. Проживает в четвертой парсе Крестострела на улице Скорлупы Мира. Особая пометка: привилегированный логик. Работает, как и его отец, на заводе по синтезированию пищи, должность – ответственный за работу структурных схем».

Когда берешься за такую работу, скорость и внимательность должны быть развиты на уровне рефлексов – от этого зависят личная репутация и, как следствие, будущие гонорары. Моя репутация всегда на высоте, а потому гонорары неприлично большие.

– Двадцать процентов сверху и половину всей суммы вперед! – потребовал я.

Марк вопросительно уставился на меня. Пришлось пояснить:

– Четвертая парса, особая пометка, высокая должность.

Даже беглого знакомства с досье было достаточно, чтобы понять, что после ликвидации этого пацана проблем не оберешься.

– Кира, ты лукавишь, – он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и спокойно покачивался взад-вперед. – Тебе этот заказ – раз плюнуть. Работы на один день.

– Мне – да, – согласился я. – Но вот неприятности, которые могут догнать днем позже, в стоимость работы не входят.

Марк сделал вид, что смеется. Все они в Склепе только делают вид, что проявляют эмоции, – тут они лучшие во всем Крестостреле. На самом деле это игра, ложь. А Марк – обыкновенный торгаш. Уверен, за этот заказ он получил кругленькую сумму, поэтому двадцать процентов сверху для него сущие пустяки.

– Об этом я как-то не подумал, – признался он, поднимая руки вверх, – сдаюсь.

Затем полез в стол и, достав пустую ячейку-сферу ярко-оранжевого цвета с темными пульсирующими прожилками, наполнил ее Механизмами Времени. – Вот, – сказал он, подтолкнув ячейку ко мне, – остальное получишь после выполнения работы.

Надо признать, принимать оплату от Марка каждый раз доставляло мне истинное удовольствие. Его личные Механизмы Времени всегда были чистые и качественные, не чета Механизмам даже богатых менял и дельцов, а уж тем более завзятых пьяниц и бездельников. У последних они вообще просто мусор.

Из Склепа я вышел в самый разгар дня: полуденное солнце припекало плечи и голову. Поэтому до сумерек успел не торопясь переодеться в рабочий костюм: крепкие и легкие ботинки, местами потертые штаны, майка с высоким воротом и прочный балахон до колен с глубоким капюшоном, хорошо скрывающим лицо ночью. Вся одежда была темного цвета, сшита по прошлогодней моде специально на заказ: имела множество удобных потайных карманов и не стесняла движений. В такой и драться сподручно, и убегать легко. А главное, она полностью скрывала следы Катарсиса на моем теле – три дюжины тонких синих полос. Я, возможно, единственный из трех миллионов жителей Крестострела, кто носит такие отметины. А во всей Пирамиде логиков, перенесших подобное наказание, наверное, единицы, и уж точно они не находятся на самом первом уровне, как я. Четвертый, пятый уровни – там да, еще могут встретиться, но уж точно не здесь.

Синие полосы, как назло, тут же напомнили о своем существовании – разболелись в самый неподходящий момент, чего, если вспомнить, до этого вечером не случалось ни разу. Обычно они давали о себе знать только поутру, когда снилась мать. После таких снов хоть на стенку лезь – боль и гнев просто захлестывают.

Трактир «На Дне», в котором я уже час как сидел, непринужденно болтая с барменом по имени Клоквер, а на самом деле добывая необходимую мне информацию, располагался на улице Кричащих Во Мраке. Улица находилась в самом углу Пирамиды, народ тут не то чтобы сумасшедший, но фанатичный точно. Весь Крестострел утверждал, что это чертом забытое место, и я полностью согласен с всеобщим мнением.

– Ты впервые тут? – спросил бармен, подкручивая жесткие, как проволока, усы.

– А что, заметно? – вполне искренне удивляюсь я и заказываю очередной стакан воды и порцию курительного синтез-табака.

Клоквер, ловким движением вынув из-под стойки колбу с жидкостью, наливает ее содержимое в трубку-испаритель и протягивает мне. Сам же берет – подумать только! – деревянную трубку, лезет в карман за свертком и, развернув его, набивает чашу ароматным табаком.

Я уважительно киваю. Настоящий табак на Пирамиде – дорогое удовольствие для бармена. Единственный способ его заполучить – выкупить на Открытых Балконах Золтуса, и то если прямо с ходу перехватить у патрульных, которые ограбили кого-то в пустоши, далеко от Пирамиды.

Клоквер, шевеля усами на квадратном лице, выпускает клубы горького дыма и, явно довольный произведенным эффектом, доверительно сообщает:

– Безуминки у тебя нет в глазах. Одержимости эволюцией, которая в крови у каждого, кто живет в четвертой парсе. Да ты ее и сам скоро разглядишь в других, коль не местный. На заводе смена кончается, а день сегодня особый. Скоро тут места свободного не найдешь. Так что оставайся.

Мысленно ругаю себя за то, что какой-то бармен так просто вычислил мою непринадлежность к этому району. А он тем временем продолжает:

– Калиб, кровь Анцифера, устраивает праздник в честь своего прошедшего Дня Вступления в Силу. Представление будет особым.

На слове «особым» он делает многозначительный акцент.

Новость будоражит, однако я сохраняю невозмутимую физиономию, лишь слегка добавив ей заинтересованности. Вот это повезло так повезло! Так быстро обнаружить жертву, которая к тому же сама скоро явится! Такого со мной еще не случалось. Настроение от хорошей новости портила только усиливающаяся боль – синие полосы пульсировали все чаще, разливая неприятные ощущения по всему телу.

Легкой заинтересованности вполне хватило, чтобы бармен начал трепать языком об «особом» представлении.

– Калибу отец одну деваху-скиталицу подарил. Ну, чтобы поразвлекся. Сам понимаешь, – подмигивает Клоквер, – что пацанам в этом возрасте надо…

Я с недоверием посмотрел на бармена. День Вступления в Силу приходится на шестнадцатилетие любого логика. Подарить девчонку сыну в этом возрасте, на мой взгляд, полный идиотизм. Да и вообще, дарить одного логика другому, пускай он и скиталец, живущий за пределами Пирамиды, дикость. Ладно был бы интуит плененный, еще куда ни шло!

– Я ведь откуда знаю, – заметив мое недоверие, засуетился Клоквер, – скиталица ему через мою наводку досталась. Есть у меня один знакомый – Хантер, торговец на Открытых Балконах. Так ему эту девчонку патруль принес. Сказали – крепкая, раз столько в Путнике пролежала, что прямо под Пирамидой. А она, видать, пролежала долго: глаза чисто сиреневые стали, даже оттенка песочного нет. Вот так! У меня тут тогда сам Анцифер сидел, раздумывал, чтобы этакое сыну организовать. Ну я и навел. А он мне вот – табак и трубку за это дело, – похвастал бармен.

Теперь понятно, откуда трубка. Ни один бармен себе такого никогда не позволит, даже самый зажиточный.

– А что девчонка, сколько дней в Путнике провалялась? – лениво поинтересовался я, а про себя подумал: и вправду крепкая должна быть, раз глаза утратили песочный оттенок, а она жива осталась.

Путник – зачарованный город, образовавшийся прямиком под Пирамидой. То ли это антигравитационные свойства так воздействуют на пространство под ней, то ли еще что, но только Путник назван Путником, потому что, куда бы ни полетела Пирамида Золтуса, на которой мы все благополучно обитаем, он следует за ней. Само пребывание в этом городе опасно. Порой там можно такое встретить, что с разумом навечно проститься легче легкого. Еще и всю силу, все Механизмы Времени высосет без остатка. В общем, неподготовленные умирают там через три дня, подготовленные – часом позже. А девчонка продержалась явно больше, что просто удивительно.

– Да говорят, что три. А то и три с половиной, – шепотом добавил бармен.

Три. Нет, не может быть, чтобы три. Если бармен не врет насчет сиреневых глаз, там минимум пять. Он-то никогда не видел окоченевший труп пятидневной давности в Путнике, а мне доводилось, правда, давным-давно. Так вот, у того и то радужка имела еще небольшой песочно-желтоватый оттенок. Зрелище не из приятных, зато в память впивается, как клещ в кожу.

Подумать только. И как патруль не прочухал? Девчонка-то, видать, непростая, раз город не смог забрать ее себе полностью. Такую не к торгашам на Балконы Крестострела надо было тащить, а хотя бы на седьмой уровень – к спецам.

Сделав затяжку из трубки-испарителя, задумчиво выдыхаю облако сладкого сизого дыма. Что-то тут не сходится.

– В общем, и дня не прошло, как Анцифер выкупил девчонку у Хантера, – снова заговорил Клоквер. – Сначала выхаживал ее пару дней, есть давал, прислуга раны ей залечивала – уж больно сильно та была исцарапана. А потом живехонькую-здоровехонькую сыну вручил.

От мыслей о том, что он с ней проделывал, меня передернуло. Статус Привилегированного логика дается только за усердие в процессе приобретения силы, после сдачи соответствующего теста. Силу приобретают разными путями, но суть всегда одна – воспитание нечувствительности.

– Уж не знаю, зачем ему это сдалось, но сегодня он Луну сюда приведет. Вон народ уже начал подтягиваться. Через пять минут будет не продохнуть, – пожаловался Клоквер.

Луну…

Он сказал – Луну!

Мысли в голове лихорадочно заметались, воскрешая погребенные под слоем боли воспоминания, а отметины заныли пуще прежнего.

– О, а я ошибся – ты все-таки местный! Вон и у тебя безуминка в глазах поселилась. Быстро четвертая парса народ под себя подминает. Ну, представление сейчас начнется, а ты, я вижу, хочешь посмотреть, – Клоквер захохотал металлическим смехом и удалился. Заметил, что мне уже не до него.

Я остался наедине со своей безуминкой, а может, уже и не безуминкой, а настоящим полноценным БЕЗУМИЕМ. Оно довольно часто посещает меня, причем случается это обычно по утрам. Но чтобы вот так, посреди вечера, – впервые в жизни. Ну да, именно безумие. Как еще назвать то состояние, в котором я просыпаюсь вот уже восемь лет после очередного сна о матери?

Четверть часа спустя мое нутро, пытающееся побороть боль, уже содрогается от мелкой ритмичной тряски. Терпеть меня научили с малых лет, а потому мало кто из окружающих мог заметить, что с логиком, тихо-мирно покуривающим испаритель, что-то неладно.

Сказать, что народу собралось много, значит ничего не сказать. За крошечный отрезок времени они налетели сюда, как оборотни на свежее мясо. Появился и Калиб с девчонкой. Та была явно старше его лет, может, на пять или шесть. Темноволосая, худая как щепка, со смуглой кожей и широко распахнутыми глазами. Стояла рядом смирно, не пытаясь вырваться и убежать. И правильно, что не пыталась. Умная. Эти быстро догонят, да так, что подняться потом с асфальта не получится.

Между тем Калиб встал у своего стола, явно собираясь что-то сообщить присутствующим. Луна искоса взглянула на него. Всего на секунду, на мгновение, но во взгляде ясно читалось желание, чтобы все твари в пустоши отдирали по куску от этого малолетнего ублюдка, пока он не сдохнет, корчась в муках.

Приглядевшись, можно было понять причину ненависти, которая была более чем очевидна: на теле девчонки виднелись следы многочисленных побоев. Самые глубокие раны были наскоро залечены – явно для того, чтобы было куда вновь приложить силу. За то время, пока она находилась в подчинении Калиба, ей досталось по максимуму.

– Логики! – торжественно заговорил Калиб. – Сегодня вы сделаете очередной шаг на своем пути к эволюции. Благодаря отцу у меня есть возможность усовершенствовать свою способность НЕ ЧУВСТВОВАТЬ, и я готов поделиться с вами.

Пораскинув мозгами, начинаю понимать, зачем он притащил сюда девчонку. Уверен, она тоже это знает. Последнее, что может сделать Калиб в своем стремлении стать совершенным логиком, способным не чувствовать абсолютно ничего, это устроить массовую драку с изнасилованием, а в финале – публичную казнь. Сегодня он к ней и пальцем не притронется, сегодня он —наблюдатель, истребляющий в себе любые возможные зачатки жалости. Венец творения эволюции логиков. Само совершенство. Тщеславная, гордая падаль. Все в этом баре – падаль.

– Именно в подобной тренировке заключается наше развитие. Это закономерно, это – эволюция. Кто такие логики? – он выдержал эффектную паузу и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Это те, кто в состоянии осознать суть любого движения или процесса. Те, кто способен благодаря осознанию им управлять.

Калиб перевел взгляд на Луну, стоящую рядом, и сделал пасс рукой. Девчонку отшвырнуло в центр зала, попутно она сшибла своим телом несколько столов и стульев, которые под восторженные возгласы толпы с грохотом разлетелись в стороны.

– Вам всем известно, что сила понимать суть любых процессов заложена в нас природой, – продолжал он. – Наш внутренний сосуд вмещает сотни тысяч частиц Механизмов Времени. Это не просто разменная монета, на которую можно здесь, в великой Пирамиде Золтуса, купить что хочешь. Это ресурс, который мы расходуем, чтобы созидать. И внутренний сосуд тем больше, а частицы Механизмов Времени тем чище, чем меньше мы чувствуем. Потому что чувства и эмоции – прямая противоположность логике вещей и осознанию сути движения.

Калиб говорил как по учебнику. Все логики знают эти прописные истины. Каждый давно усвоил, почему закипает вода в чайнике, почему река течет в определенном направлении, почему движется время. И каждый из логиков в зависимости от объема внутреннего сосуда и качества частиц Механизмов Времени, которые в нем находятся, может обернуть любой из этих процессов вспять. Вода в чайнике заледенеет, река замрет на месте, а время замедлится до одного-единственного бесконечно долгого момента. Объем и качество вырабатываемых частиц зависят от усердных тренировок логика. Такие эмоции, как сопереживание, жалость, гнев, любовь, ненависть и другие, неизбежно перевешивают чашу весов в сторону его бессилия, а вот воспитание в себе невосприимчивости, отрешенности от чувств, другими словами, нечувствительности к окружающему миру – прямой путь к могуществу. Но путь этот многообразный. Есть тысяча возможностей обрести силу. Калиб и жители четвертой парсы выбрали способ причинения боли и игнорирования чужих страданий. И непростительно далеко в нем продвинулись.

– Сегодня, – наконец сказал он, – мы разделим с вами очередной урок. Встанем на ступень выше. Обретем долю могущества, положенного нам от рождения.

С этими словами он указал на Луну. Та уже поднялась и стояла на ногах.

Думал, все кости себе переломала, а она в очередной раз удивила… Все сильнее убеждаюсь, что девчонка не должна была тут оказаться.

– Примите свой урок! Возьмите эту женщину и с помощью нее получите законную силу. Таковы правила Крестострела, таков закон эволюции Пирамиды Золтуса! – на этой высокой ноте Калиб закончил и, после того как все уставились на Луну, медленно сел, продолжая зорко следить за происходящим.

Среди собравшегося сброда были и уже подвыпившие, и просто безумные логики, готовые к самым решительным действиям. Первые добровольцы нашлись мгновенно.

Превозмогая уже не на шутку разыгравшуюся боль, я поднялся со стула и отошел от барной стойки, чтобы не терять из виду свою жертву и выбрать подходящий момент. Шумиха была мне на руку: пока все заняты девчонкой, мой нож успеет пройтись по шее Калиба, не привлекая ничьего внимания.

Однако то, что произошло дальше, не входило в мои планы…

Это случилось в тот момент, когда бутылка, зажатая в чьей-то твердой руке, разбилась о край стола, превратившись в острую стеклянную розу. Бугай с пришибленной рожей, похрустывая костяшками пальцев, разминал кисть для ударов, два других с не менее отталкивающими физиономиями на ходу расстегивали ремни с тяжелыми бляхами, сбрасывая ненужные, по их глубокому убеждению, штаны.

Это случилось в тот момент, когда наблюдавшая за всем этим Луна рассмеялась. Да так громко, что надвигающаяся на нее толпа сначала замерла от неожиданности и лишь спустя секунду двинулась дальше. Луна плакала, понимая, что сейчас умрет в страшных муках, и одновременно смеялась, потому что глупость логиков была настолько очевидной, что не могла не вызвать смеха: они свято верили, что, причиняя страдания другим, поступают во благо.

Это видели она, я и… Луна.

Мира не стало.

Миг. Мгновение. Бесконечность… Одно всегда следует за другим. Память всегда хранит воспоминания. Какими бы они ни были. А это видение – словно живое создание – само приходит каждую ночь. Когда сумерки становятся густой, непроглядной осязаемой чернотой. Это видение – единственное живое из всего, что у меня осталось. Оно хранит фрагмент времени более чем восьмилетней давности, и фрагмент этот всегда один и тот же:

«На лице, шее, руках, ногах и животе Луны отчетливо видны синие тонкие полосы. Луна была наказана, но за что? – я гадаю об этом всякий раз, когда вижу следы наказания – очищающего Катарсиса. Луна сама выбрала такой способ очищения, а позже его выбрал и я.

Луна стоит на сырой земле, облаченная в серый боевой балахон. Лязг мечей и шепот все разрушающих на своем пути слов окружают ее как вихрь.

Луна стоит посреди поля битвы и плачет, однако улыбка не сходит с ее лица. «Она что, счастлива?!» – недоумеваю я, не в силах поверить мыслям, посмевшим родиться в моем собственном сознании. А затем кристально чистый меч молнией проносится по ее шее. Кажется, я слышу хруст позвонков, отделившаяся голова гулко ударяется о землю и откатывается в сторону, путаясь в собственных русых волосах. От меча исходит красный пар. Густая кровь мгновенно испаряется, не оставляя следов на лезвии.

Это была моя мать… Луна – так ее звали. Интуит, убивший ее, впивается своими ледяными глазами в мои. Злость закипает у меня внутри. И продолжает кипеть еще долго после того, как я открываю свои глаза в мире».

Мир вокруг мертв. Он замер в бесконечной, крохотной единице времени. Существо, которым я стал, понимает, что Кира не так уж и далеко – всего-то на дне. Этот новый я – на самом деле чистейший логик, сознание которого погружено в багровый туман боли и неописуемого гнева, и только глубоко-глубоко под всевозможными слоями ощущений находится прежний Кира. Невозможно описать это состояние. И я, и логик, и тот Кира, который был в мире секунду назад, до видения, – одно целое. Просто сейчас посредством логика всем управляют гнев и боль, а Кира, то есть я, наблюдает.

Еще никто во всем Крестостреле не смог заморозить время в радиусе сотни метров. Впрочем, на таком пространстве его никто не смог заморозить даже на шестом уровне Пирамиды. Сотни глаз испуганно наблюдают за происходящим.

Боль от синих полос послужила проводником, и я смог почувствовать мысли Луны: она надеялась, что кто-то пришел и спасение рядом, но быстро поняла, что надежда ложная, – это просто логик остановил время.

Наблюдая за происходящим как бы со стороны, я осознавал, что мое тело медленно движется среди живых статуй, хотя всем остальным казалось, будто между ними мечется неуловимая тень — их зрение было неспособно уследить за скоростью моего перемещения. Таково колдовство, останавливающее время.

Логик, в которого перевоплотилось мое естество, приблизился к столу, за которым сидел Калиб. Сейчас совершенно понятно, что он все-таки чувствовал, даже больше: он превратился в один большой воняющий мочой страх.

Нож медленно прочертил линию смерти на его глотке.

В последней волне ярости, самой сильной и безумной, Кира, то есть я, перестал осознавать, что происходит. Гнев захлестнул окончательно, отгораживая от внешнего мира. Но память вернется, потом. Так всегда бывает.

Орудуя холодным черным клинком, за пару мгновений логик перерезал глоток больше, чем за все время пребывания на основном уровне Пирамиды. Первыми пали те, кто был ближе всего к Луне. Живы остались, наверное, только случайно зашедшие сюда посетители. И бармен. Этот низкорослый старик тоже был цел и невредим.

Сознание – штука сложная. Особенно когда тебя не на шутку вырубает по причинам, не поддающимся обычному разумному объяснению. После таких вот обстоятельств оно возвращается не постепенно, а наоборот – стремительно. Как если бутылку с газированной водой резко встряхнуть, не открывая крышку, и когда содержимое уже вспенилось до предела – крышку резко срывает, и все встает на свои места практически мгновенно. Пшик! И готово.

– Уже пришел в себя? – спрашивает Луна.

Оглядываюсь. Мы около какого-то дерева. Вокруг издающие необычный запах кусты. Вдалеке слышится шум транспорта.

Парк, догадываюсь я. Где-то в четвертой парсе, скорее всего, в районе улицы Небесных Тел, недалеко от Открытых Балконов.

– Вопрос в том, откуда я шел, – с трудом выговариваю я, пытаясь оторвать тяжелую голову от земли.

– Ну, скажем, не шел, а я тебя тащила. После того, что произошло в трактире, не мудрено свалиться в обмороке.

Последнее, что я помнил, это ощущение холодной от ворожбы рукоятки кинжала и кровь, очень много крови… Да, такого со мной еще не случалось.

Интересно, а скольких…

– Да почти всех, – с лёгкостью читая мои мысли, без тени сожаления о пролитой чужой крови сообщает Луна.

Медленно поворачиваю голову к ней. Луна улыбается. Ну, точно, не простая она скиталица: хладнокровие в таком объеме образуется только после событий, которые и в страшном сне не приснятся. Например, после войны с интуитами.

– Я, вообще-то, не сторонник бессмысленных жертв, просто… – я замолкаю и после легкой запинки договариваю: – Просто так получилось.

– Просто этих тварей следовало наказать, – жестко произносит она уже без улыбки, а потом спрашивает: – А что с тобой случилось?

– Вспомнил одного интуита.

– И поэтому разозлился?! – Она явно насмехалась надо мной. Ну еще бы! Тот, кто не способен отгородиться от такой примитивной эмоции… в общем, жалкое зрелище.

Однако мне не стыдно. Стыд, кстати, тоже проявление слабости. Потому я просто отвечаю:

– Да. Надеюсь, он еще жив.

– Логик, который хочет, чтобы интуит был жив… Поразительно! – восторгается Луна.

– Мне бы хотелось убить его собственными руками. Поэтому – да. Я надеюсь, что он жив. Жаль, что война закончилась, – говорю я.

Луна тут же мрачнеет и заметно напрягается. То ли я ее испугал, то ли слова о войне.

– Не волнуйся, я больше не потеряю себя. Сильные приступы посещают меня редко, но зато после них легче живется. Правда, этот был просто запредельным. Кстати, за нами никто не следил, когда ты уводила меня из трактира?

– Никто, – тут же отвечает она. Но, подумав, добавляет: – Хотя, один странный тип все-таки был, правда, он не показался опасным. Просто стоял и смотрел. Или даже ждал. Я сначала испугалась: он так пялился на нас и был похож скорее на статую, чем на живое существо.

Луна произносит это «на нас» с некоторым сомнением.

– Как он выглядел? – спрашиваю я.

– Очень высокий. Более двух метров точно, настоящий верзила, – говорит она, глядя куда-то вверх. – В черно-красном балахоне. На рукавах символы: множество маленьких белых крестов, расположенных в ряд. Такие кресты обычно бывают на могилах. Не нарисованные, конечно, а настоящие.

– Падальщик.

Я совершенно точно уверен, что это был Падальщик. Только вот слишком скоро он тут оказался. Не бывает такого, чтобы подчищалы появлялись столь быстро. Просто не успевают. Вариант «проходил случайно мимо» отпадает. Они не проходят ни «случайно», ни «мимо», потому что находятся постоянно в Склепе. Только по вызову.

– А кто это? – искренне удивляется Луна.

– Ты что, о землю ударилась? Не знаешь, кто такой Падальщик? – начинаю я злиться, а потом вспоминаю, что она, может, и на Пирамиде-то до этого никогда не бывала. В пустоши полным-полно поселений логиков, как и интуитов, впрочем. А скитальцев всегда было много. – В общем, это те, кто следит за порядком.

– Ловят преступников?

– Подчищают за ними, – поправляю я наивную девчонку.

– Как это?! Тут что, можно совершить преступление и остаться безнаказанным? И даже более того, за тобой придут и уберут? – Луна выглядела совершенно сбитой с толку.

– Крестострел – это среда, где эволюция совершает самый жесткий отбор. Эволюции не должно мешать ничто и никто. Как думаешь, смогут логики эволюционировать, если повсюду будут валяться разлагающиеся трупы?

Луна помотала головой, не в силах поверить моим словам.

– Падальщики для того и нужны, чтобы каждый раз возвращать среду обитания в положенное ей состояние.

– Значит, тебе ничего не будет? За убийства?

– Будет. Будет, и немало. И, боюсь, в самое ближайшее время. Теперь начнут мстить и их знакомые, и родственники. Ничего не поделаешь, – равнодушно ответил я.

Месть не самая страшная проблема, которая может у меня появиться. Применение ворожбы, остановившей время в трактире «На Дне», гораздо страшнее! Логик с такой силой просто не должен находиться в Крестостреле, ему положено быть на более высоком уровне. Шестом или седьмом. Если управление Склепа прознает о случившемся, на меня объявят охоту и главные власти, и все Падальщики, вместе взятые.

С другой стороны, никто на первом уровне не знает о моих способностях, никто даже не представляет, как выглядит ворожба, замедляющая время. Да я и сам, честно говоря, слабо в этом разбираюсь. А вот логик, явившийся, когда случилось это безумие, владеет этой техникой в совершенстве.

Выходит, что шанс урезонить ситуацию все-таки есть. Или нет? Кто поверит этим фанатикам с четвертой парсы, тем более таким, которые захаживают на улицу Кричащих Во Мраке?

– Что теперь делать? – спрашивает Луна, вырывая меня из невеселых раздумий.

Смотрю на девчонку. Получается, что я спас ее. Пусть не намеренно, но все же спас.

– Во-первых, ты теперь принадлежишь мне.

Луна, мгновенно напрягшись, слегка отстраняется.

– Не волнуйся, – успокаиваю я, – мне не требуется воспитывать свою нечувствительность тем способом, которым пользовался Калиб. Это варварский метод. Его, на самом деле, практикуют немногие логики. Калиб был в их числе и, более того, распространял его в массы, что, на мой взгляд, непростительно. А во-вторых, без меня ты просто умрешь. Это, я думаю, тебе объяснять не надо? Ведь, несмотря на то что ты оказалась крепкой и очень выносливой, все же ты как-то попала в плен к Калибу.

Луна, опустив глаза, кивает, а потом решается уточнить:

– А каким методом воспитывал свою нечувствительность ты?

Резонный вопрос. Девчонка желает знать, в какое пекло ее несет теперь.

– Боль не другим, но себе. Как моральная, так и физическая, – коротко отвечаю я, и Луна, кажется, немного расслабляется.

– Хорошо, – соглашается она, как будто у нее есть выбор.

– Но знай сразу. Я беру тебя себе только потому, что уверен – ты не сможешь меня убить. Иначе бросил бы здесь. И еще, позже я тебя продам. На верхних уровнях за тебя дадут неприлично много.

– С чего ты взял, будто я представляю какую-то ценность? – усмехнулась она.

– Это просто: обычный логик не в состоянии пролежать в Путнике пять дней. Город высосет все силы без остатка. Патруль по ошибке доставил тебя на Балконы Крестострела, решив, что ты просто красивый товар, который придется по вкусу многим. Будь в тебе сила, она проявилась бы максимум через неделю, и тогда бы меня не наняли убить Калиба, потому что, не сомневаюсь, к тому времени он был бы уже мертв.

Хищный оскал на лице Луны подтвердил мою догадку. Однако при воспоминании о Путнике она невольно содрогнулась. А секундой позже, сообразив, что я оказался в трактире «На Дне» не случайно, а пришел именно за Калибом, удивленно спросила:

– Как тебя зовут?

– Кира, – озадаченно ответил я. А потом честно признался: – Я ожидал другого вопроса…

Следующая ее фраза меня ошеломила.

– Меня полностью устроит наше сотрудничество, Кира. Я не буду пытаться тебя убить, а ты поможешь мне отправиться наверх. И совершенно не важно, как ты это сделаешь: обменяешь меня на деньги или как-то еще, – выдала она.

– Ты и не сможешь меня убить, – с уверенностью заявил я, – в тебе нет силы. И на кой черт тебе надо наверх?

– Это уже мое личное дело. А вот насчет того, что нет силы, ты ошибаешься. Это Калиба окружала целая свита прислуги, а ты, по всей видимости, один. Отец хорошо научил меня сражаться в пустоши с помощью лишь физических навыков. Одному-то тебе я и вилкой смогу живот вспороть.

– А ты осмелела, – замечаю я. – С чего бы это?

Но Луна лишь улыбнулась, давая понять, что на некоторые вопросы она отвечать не собирается. Это не входило в наше с ней якобы «сотрудничество». Как бы странно это ни прозвучало, но девчонку, по всей видимости, устроило мое имя. Не думал, что оно какое-то особенное, по крайней мере, для других оно таковым не является. Однако Луна – логик с причудами, пускай и без силы. Что ж, хочет считать это сотрудничеством, пусть считает, мне только на руку.

Я и сам не прочь отправиться наверх – там определенно мое место. Надо всего лишь пройти несколько постов на пути к последнему девятому уровню. Но пока рано. Я еще не скопил достаточно частиц Механизмов Времени. Луна почему-то считает их деньгами, наверное, в пустоши они до сих пор в ходу. Правильно, а чем еще обмениваться логикам, у которых нет силы?

Наверху это сделать не выйдет, там попросту отсутствует торговля. Крестострел, первый уровень Пирамиды Золтуса, тем и хорош, что тут проживают три миллиона логиков, и все, ну просто все как один, стремятся к власти. А потому всегда есть заказы на убийство неугодных за хорошую плату.

И я лучший в этом деле.

Поэтому я никак не могу покинуть Крестострел. Нужно скопить частиц гораздо больше, чем у меня сейчас есть. Конкуренции для меня на этом уровне просто не существует. Да, приходится играть нечестно, а что поделаешь?

Я поднялся на ноги. Голова еще шла кругом, но это не помеха – было время, когда доставалось и сильнее.

– Вставай, – сказал я. – Нам нужно в Склеп.

– А что это? – спросила Луна, но вставать не спешила.

– Место, где работает мой наниматель. Он должен мне «денег», как ты изволила выразиться. На самом же деле денег в Пирамиде нет. Плата за услуги осуществляется лишь частицами Механизмов Времени. А должен он много. Такую сумму я не прощу, – сказал я, а про себя подумал: только бы Марк не просек, что случилось в трактире. Надо успеть забрать у него оставшуюся сумму до того, как разнесутся слухи. Может, и затаиться придется на время.

– Будь по-твоему, – согласилась Луна, – только, видишь ли, я не могу идти: потеряла слишком много крови.

Только сейчас, более-менее утвердившись на ногах, я заметил, что девчонка держится за бок, обмотанный тряпкой, которая уже пропиталась кровью. С такой раной и ползти будет трудно. Понятно теперь, почему мы оказались в кустах: дальше она бы меня не дотащила.

– Я определенно обязан тебе жизнью, Луна, но быть должником не в моих правилах. Показывай свою рану, – скомандовал я.

Да, дела были плохи. Вероятнее всего, кожу глубоко рассекло в тот момент, когда Калиб отшвырнул ее. Черт возьми, даже если внутренние органы и не задеты, шрам будет сантиметров тридцать. И она еще оставалась после этого на ногах и притащила меня сюда! Уму непостижимо, насколько она живучая.

– Я рада, что ты знаешь мое имя, – сказала она.

– Мне рассказал твою историю бармен, но ты сейчас лучше помолчи. Нужно сосредоточиться. И еще, соберись, будет больно, – предупредил я, хотя знал наперед, что эта девчонка даже не пикнет.

Процесс регенерации тканей тела – не самая приятная процедура. Я бы сказал, болезненная до ужаса. Зато быстрая, к тому же исключает заражение крови. Ну, относительно быстрая… Для того чтобы зашить такую дыру, потребуется много силы, концентрация и пятнадцать минут времени, в течение которых Луна будет чувствовать, будто ее зашивают обычной иголкой и без обезболивающего.

Но, как я и ожидал, ни единого стона не вырвалось из ее крепко сжатых губ, даже когда я вычищал попавшую в рану грязь.

– Вот и все. Можешь подняться.

– Спасибо, – поблагодарила она, – знаешь, если бы ты был интуитом, значение твоего имени расшифровывалось бы как Убийца, Несущий Наказание. А ты, наоборот, лечишь, даруя спасение.

– Не говори так больше. Я ненавижу этих созданий! – огрызнулся я.

– Причиной тому тот самый интуит, которого ты упоминал?

– Именно. Но это не единственное обстоятельство. Любой логик – полная противоположность интуита. Можем существовать либо мы, либо они. Печально, но такова действительность, – сказал я.

– Наверное, – небрежно кивнула Луна, – но откуда такая ненависть к тому интуиту?

– Он убил мою мать, – коротко отрезал я.

Девушка содрогнулась, ей было это неприятно.

– Я вижу его практически каждую треклятую ночь. Ледяные глаза и клинок, от которого исходит красный пар, – словно в трансе, вспоминая сегодняшнее видение, проговорил я.

Луна внезапно резко побледнела, даже руки затряслись.

– Ты его знаешь, – неожиданно для себя догадался я, – видела его на войне?

– Да, я была на войне… – ответила Луна.

Догадка подтвердилась. Эта девчонка в столь юном возрасте прошла просто невероятные испытания. Все знают, как воют две фракции этой планеты.

– Я скажу тебе, кто он. Но только после того, как ты мне поможешь.

Скиталица не врала. Она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО знала, кто был этот интуит, это видно невооружённым глазом! Такие вещи сразу определяются по мимике, жестам, поведению. Просто невероятно, как ей, бессильной, удалось уцелеть после такой встречи.

– Ты приобретаешь ценность прямо на глазах! За такую информацию я, пожалуй, мог бы не продавать тебя на верхние уровни, а помочь овладеть силой. Задатки у тебя потрясающие. Как только сможешь освоить азы, тебя уже больше никто не заберет в рабство, – предложил я.

– Мне нужно наверх, Кира, – упрямо произнесла она. – Не забывай, мы заключили сделку.

– Что ж, теперь она видится мне совершенно в ином свете.

Когда планируешь убийство, стоит запастись множеством путей отхода. У меня изначально было три: катакомбы, Открытые Балконы с воздушным парапетом и транспорт. В сложившейся ситуации я выбрал последний – самый быстрый способ убраться из этой дыры.

Мотор логоцикла выдавал максимальные обороты, унося нас из четвертой парсы. Призрачным белым светом освещали дорогу впереди фонари и тут же гасли, как только мы проезжали мимо. Воздух был теплым и свежим.

Ночью на широких трассах Крестострела не встретишь ни одной живой души. Потому что за все приходится платить, например, за свет этих самых фонарей. Когда ты один на дороге, тариф не просто кусается – жрет запас частиц Механизмов Времени, как бешеная собака. Не говоря уже о прожорливом логоцикле.

Ничего. Проехать эту парсу, освещая себе дорогу, жизненно необходимо. Дальше можно будет не питать фонари, а пользоваться только светом фар.

Маршрут до Склепа я выбрал максимально короткий и безопасный, чтобы лишний раз не пришлось петлять. А скорость и прямая трасса помогут оторваться от гипотетических преследователей.

Дорога проходила вдоль ребра Пирамиды и тянулась до самого конца восьмой парсы. Там мы свернули налево и вдоль канала, который брал свое начало у набережной, доехали до Южного моста, ведущего в Склеп.

– Ух ты! – восхищенно произнесла Луна, которая всю дорогу испуганно жалась к моей спине.

– Понравилось быстро ехать? – улыбаясь, спросил я. Чего греха таить, мне и самому нравилась быстрая езда, порой только так и спасался от дурных мыслей.

– Ну и это тоже! А главное, я и представить себе не могла, что в Пирамиде так красиво! Четвертая парса – настоящий гадюшник по сравнению с тем, что мы видели по дороге.

– Что есть, то есть, – согласился я, думая о четвертой парсе. – Это место, где обитают простые рабочие. Работа и дом – все, чем они занимаются. Наверное, поэтому там абсолютно дикий народ.

– В пустоши о Пирамиде говорят как о месте, настолько унылом и скучном, что нет никакого желания туда идти.

– Однако ты пришла, – напоминаю я, – и мне до сих пор непонятно зачем.

Луна вновь улыбается. Понимаю, что откровенности от нее не дождаться. Где бы ни жил логик, он не упустит возможности получить желаемое, на то он и логик. Держать в тайне свое положение для нее естественно.

– Поначалу я тоже так решила, – игнорируя мои слова, продолжала Луна. – А тут увидела эти дома, их необычные формы, лиловый свет, причудливые крыши – и ощутила какое-то странное чувство, которое постоянно менялось во время поездки. Я как будто пробовала на вкус ауру каждой улицы… В общем, было приятно.

Ощутила ауру улицы, да еще на такой скорости… Поразительно! Я начал чувствовать этот особый запах-ауру только после двух лет, проведенных на Крестостреле. А она практически сразу! Ощущать настроение улиц – особая наука, в свое время она спасла мне шкуру.

Бывало, гуляешь по улице, а запах, который и не запах вовсе, а что-то иное, просто описать его никакими словами не получается, так и лезет в ноздри. Если мокро и склизко внутри делается, надо быть настороже – рядом из какого-то мертвеца выкачивают силу. Если ноздри щиплет, словно перцем намазали, хотя на самом деле этот пресловутый перец ты и в руках-то никогда не держал, – значит, в этом районе много ссорятся. А если этот запах-аура похож на свежий ветер и ты при этом невольно думаешь, как было бы здорово сейчас прокатиться на логоцикле, значит, эта улица легкая и приятная, опасаться никого не нужно.

– А это что? – с любопытством спросила она, указывая на готическую громадину, стоящую посреди водоема.

Я вмиг вынырнул из своих грез, вспомнив о деле.

– Склеп, – ответил я, – главное управление первым уровнем Пирамиды Золтуса, Крестострелом. Он стоит посреди огромного водоема и очищает воду, которая потом течет в каналы и совсем маленькие реки.

– Получается, можно пить воду из любой лужи и она будет всегда чистой?

– Сомневаюсь в наличии хотя бы одной лужи на всей территории. Но – да. Вода всегда чистая. Все на благо эволюции. Ничто не должно мешать логику обретать могущество.

Предвкушая один из возможных ее вопросов, добавил:

– Тебе, наверное, интересно, почему солнечный свет легко проникает сквозь толстый слой стен Пирамиды?

– Осознание движения и процессов, – ответила Луна, – свет проникает, потому что вы ему это позволяете. Так же обстоит дело и с ветром. Тут ведь неоткуда взяться воздушным потокам.

– Мы, – поправил я ее. – Хм, не такая уж ты и необразованная.

Луна смутилась.

– Тебе разве не надо торопиться? – сказала она. – Нас могли преследовать, и еще неизвестно, что будет с тобой после твоей выходки в трактире.

– Ты права, надо, – кивнул я. – Я и тороплюсь: ускорить ворожбу «иллюзорного щита» не так просто. Его суть – отвлекать внимание окружающих, а для этого мне потребовалось самому прийти в определенное состояние. Разговор на отвлеченную тему очень помог. Спасибо тебе.

Луна смерила меня таким презрительным взглядом, что я почувствовал себя негодяем, обманувшим маленького ребенка.

– Зато теперь ты в безопасности. Оставайся на этом мосту и постарайся не делать более пяти шагов в любую сторону от логоцикла. Понимаю, после заточения тебе любопытно взглянуть на что-то новенькое, но пока потерпи. Я скоро вернусь.

Скиталица кивнула. Прекрасно понимала, что ей лучше не рыпаться. А когда я отошел на несколько метров и обернулся, чтобы проверить, работает щит или нет, сквозь фиолетовое мерцание заметил, как Луна с тоской посмотрела на свое левое запястье, словно там было нечто важное, а затем взгляд ее устремился вверх да так и застыл, оставаясь бесконечно задумчивым.

Марк работал всегда. Поначалу, когда я этого еще не знал, приходилось связываться с секретарем и выяснять, на месте ли он, но за пять лет знакомства мысль о том, что кабинет загадочного работодателя может быть пуст, улетучилась.

В этот раз я был сильно удивлен. Каким только манипуляциям с моей стороны ни подвергалась ручка, дверь так и не пожелала открыться. А потому пришлось отправиться в главную приемную и выяснить местонахождение Марка.

Секретарь – девица лет тридцати в строгом серо-черном костюме, с пышной копной каштановых волос и узкими пытливыми глазами, долго разглядывала меня. То ли она никак не могла побороть сонливость, то ли недавно заступила на смену и еще туго соображала, но ее ужасающая медлительность и нерасторопность меня жутко раздражали. Поначалу она совершенно не понимала, о ком идет речь. Только после некоторых манипуляций с бумагами и записными книжками взгляд ее наконец прояснился, и, встряхнувшись, она все-таки сообщила, что господин Марк сейчас находится в архивах.

Кивнув, я направился в архивы – место, где хранятся все важные документы, касающиеся непосредственно вопросов развития или, наоборот, нарушения эволюционных процессов. Располагались они на втором этаже Склепа, все в той же южной части. Вообще, к Марку лучше ходить именно по Южному мосту, потому что Склеп разбит на четыре части, и попасть из одной в другую, не заблудившись, весьма трудно.

С виду главное управление Крестострела похоже на единое здание, но, как только попадаешь внутрь, становится понятно, что это небольшой полноценный городок с готической остроконечной архитектурой, множеством переброшенных с одной крыши на другую мостиков, дорогих трактиров и невероятно модных магазинов. Тут есть и отдельное жилье для особо богатых, и гавань для отдыха на лодке. Район, в котором располагается Склеп, называется Темные Воды, и это единственная зона, которая не делится на улицы и является самой большой по площади. Управление Крестострела со всех сторон окружено водой, которую оно же и очищает, а протяженность одного моста, например, того же Южного, составляет тридцать с небольшим километров. Все эти факторы делают Склеп самым привилегированным местом из всех имеющихся. Лучше можно найти только на верхних уровнях.

Архивы кабинета Марка располагались весьма близко – думаю, не просто так. Должность моего работодателя до сих пор была для меня тайной за семью печатями, которую я, как ни пытался, так и не сумел раскрыть. Впрочем, узнать, кто я такой, он тоже не мог, разве только если отправит запросы на все верхние уровни, а там, я это точно знаю, не любят, когда их беспокоит Крестострел, пусть даже сам начальник Склепа.

Когда я вошел в архив, Марк сидел прямо на столе, заваленном бумагами и коробками. Сосредоточенно изучал какой-то пожелтевший от времени листок, держа его близко перед глазами. Прямые серебряные волосы едва не касались поверхности бумаги. Увидев меня, он аккуратно, словно реликвию, положил документ в папку.

– Что-то ценное? – поинтересовался я с порога.

– Да, Кира. Документ, подписанный самим Верховным Румаи, не может не быть ценным, – он был совершенно серьезен.

Я немного помедлил, оценивая его поведение: гадал, знает он уже или нет?

– Работа выполнена, Марк.

– Хорошо. Хочешь получить свою оплату? – спросил он.

– Было бы замечательно.

Марк задумался.

– Ты ведь совсем не жадный, Кира. Разве нельзя было подождать до утра?

– Ты же знаешь, что я не люблю затягивать.

Он кивнул и, спрыгнув со стола, подошел ко мне, протягивая руку.

– У меня нет сферы, устроит, если я рассчитаюсь по старинке?

– Вполне, – согласился я. На самом деле я и сам хотел получить частицы напрямую. Собственный сосуд был наполовину исчерпан после того, как я побывал в трактире «На Дне», подлатал Луну и наворожил щит.

Мы крепко пожали друг другу руки.

Процесс обмена силой – когда ее планируется передать много – возможен только через телесный контакт. Это совершенно не похоже на подпитку логоцикла, подогрев пищи или оплату общественного транспорта. Когда сила передается от одного к другому, ты чувствуешь, как огненный поток, невидимый для глаз, бушует в области твоей грудной клетки, заполняя сосуд.

Настоящий экстаз.

– И правда, – неожиданно произнес Марк, когда обмен уже был закончен.

Я вопросительно посмотрел на него.

– Знаешь, Кира, когда к тебе приходит много логиков и ты постоянно платишь за услуги, то начинаешь чувствовать особенности каждого из них. В те короткие мгновения, пока идет передача частиц Механизмов Времени, опытный логик может ощутить, как бы это сказать, – Марк потер пальцами в воздухе, словно пытаясь нащупать то, о чем говорил, – портрет внутреннего сосуда. Он воспринимается как набор ощущений, которые, проанализировав потом, можно облечь в слова.

– И ты хочешь сказать мне эти слова? – с улыбкой спросил я.

– Пожалуй, да. Я тебе скажу их, – ответил он, а потом умолк на добрых полминуты, подбирая слова поточнее.

Нельзя показывать спешку и суету. Такие, как я, делают все размеренно, четко, по инструкции, шаг за шагом. Подобное поведение не привлекает лишнего внимания. Оплата уже получена, полдела сделано, остается только убраться отсюда, залечь на дно и, не торопясь, выяснить, кто такая эта Луна. А потом, раз она того хочет, отправить ее наверх в обмен на оплату и информацию об убийце моей матери. Я терпеливо дожидаюсь, когда Марк продолжит.

– Ты, Кира, – наконец произнес он, – убийца, который страдает от пожирающей его боли. На самом деле у любого логика есть чувства, и сила его, как это ни странно, именно в них.

Потрясенный услышанным, я уставился на Марка.

– Не смотри на меня так. Все верно. Знаешь ли ты, что объем внутреннего сосуда зависит от силы чувства, к которому ты делаешься нечувствительным?

– Воспитывать нечувствительность можно разными способами.

– Можно, – подтвердил он. – Но не любые тренировки дают такой результат, который есть у тебя. Я бы даже сказал НИКАКИЕ.

– Ты говоришь так, будто объем моего сосуда бесконечен, – ухмыляюсь я.

– Мы оба знаем, что это не так, – тут же возразил Марк. – Хотя бы потому, что бесконечных объемов не бывает. Однако есть очень необычные сосуды, близкие к совершенству, и один такой мне довелось однажды почувствовать, очень давно. А спустя много лет как-то раз я проснулся посреди ночи от внезапного озарения, и в моей голове сложился портрет того сосуда. Я испытал неподдельный трепет перед логиком, который прошел настолько немыслимое испытание, что в итоге стал Верховным.

– Ты говоришь о Румаи, нынешнем Верховном? – упавшим голосом спросил я, чувствуя, как начинаю покрываться холодным потом.

Было ошибкой брать плату таким образом!

Непростительной ошибкой.

– Не думаю, что ты будешь удивлен, когда узнаешь, что портрет твоего сосуда несколько напоминает его.

– Ты ошибаешься, Марк, – только и смог выговорить я.

– Я тоже так думал. Но пару часов назад узнал, что какой-то логик вскрыл пятьдесят глоток в трактире «На Дне» да еще и время в нем остановил. После этого я вспомнил, как восемь лет назад в Склеп пришло уведомление об одном мальчишке, подписанное самим Верховным. Он, знаешь ли, крайне редко уделяет внимание Крестострелу. Почти никогда.

Это было поражение. Не сомневаюсь, Марк с самого начала что-то подозревал, просто не сообразил, что надо копнуть глубже, чтобы выяснить, кто же такой его лучший убийца, берущий все заказы без исключения, порой даже самые безрассудные. До меня были многие, и все уходили меньше чем за год.

– Кира, кровь Румаи, я обязан объявить тебя вне закона, – произнес Марк.

– Из-за чего? – воскликнул я. – Эволюция сделала меня таким, я жил на Крестостреле с шестнадцати лет! Эти логики – слабаки. Считай, я оказал услугу, освободив место тем, кто может стать сильнее.

Марк устало вздохнул.

– Я мог бы закрыть глаза на этот инцидент. Хотя твои возражения ничего не стоят. Они лишь слова привыкшего к удобству логика. Но ты и сам понимаешь, что твоя сила просто не должна находиться на Крестостреле. Она во вред здесь, на первом уровне.

– Я не стану ее использовать, – пообещал я.

Он отвел глаза. Взгляд его упал на стол, где лежали бумаги.

– Понимаешь, Кира, это еще не все, – сказал он и, взяв один из листков, протянул мне.

Как громом пораженный я смотрел на собственное досье и прилагающийся к нему приказ на ликвидацию, подписанный самим Верховным.

– Почему ты так держишься за Крестострел? – спросил Марк. – Стать самым богатым, влиятельным логиком этого уровня – не твоя цель. Зачем одержимо копишь частицы Механизмов Времени?

Листок с приказом превратился в моей руке в неопрятный комок. А наша встреча в допрос.

– Хочу на самый верх, – холодно отчеканил я.

– И что потом? – усмехнулся он. – Только не говори, что подаришь их Румаи.

Хищную улыбку, помимо воли появившуюся на моем лице, нельзя было сдержать. Марк вмиг понял мой замысел. А мне больше не имело смысла скрываться.

– Так я и думал, – печально сказал он. – Ошибка, которую простить не сможет никто. Испытай ты даже еще десять Катарсисов, Верховный тебя все равно казнит. Впрочем, он предусмотрел такой исход и вместе с приказом прислал его, – Марк кивком указал на дверь.

В проеме стоял и, видимо, уже давно слушал наш разговор Падальщик. То, что я не ощутил его присутствия, лишь подтверждало невероятную силу этого существа. Он и логиком-то уже перестал быть, настолько были истреблены в нем чувства. Живой механизм. Интересно, это его видела Луна у трактира? И почему он тогда не убил меня?

– Долго ты ждал, – заметил я, обращаясь к Падальщику. – Непонятно только зачем?

– Глава Крестострела должен был лично убедиться, что ты кровь Румаи. Таков приказ Верховного.

Ушам своим не верю! Так Марк – глава Склепа и всего первого уровня Пирамиды Золтуса! Даже предположить такое было немыслимо.

Зато теперь понятно, почему он согласился отдать мне оставшуюся плату, – хотел задержать, пока не явится палач.

– Тут мы друг друга стоим, – усмехнулся глава Склепа Марк. – Мне тоже было сложно поверить, что все это время моих конкурентов убивал сам сын Верховного.

Рассмеяться сейчас было самое лучшее, что я и сделал. Значит, все это время Марк с моей помощью обеспечивал себе свой пост! Хитрый лис.

– Закончил? – вежливо спросил он. – Подавлять радость несложно, имей в виду, и сил это дает немало. Впрочем, кому как не тебе предстоит в этом убедиться с минуты на минуту.

Я посмотрел в его серые, почти выбеленные глаза. Ничего хорошего они не сулили.

Мы втроем стояли в архиве: Марк впереди, опираясь на стол метрах в трёх от меня, позади единственный выход преградил Падальщик. Последний замер как двухметровая статуя. Впрочем, мы все сейчас напряженно молчали и не шевелились – ждали, когда кто-то совершит одно-единственное движение, чтобы успеть отреагировать на него.

Их замысел был понятен: один нейтрализует мою ворожбу, другой бьет наповал. В этом случае оба остаются живы. Если же мы все одновременно начнем ворожить боевые заклинания, то я вполне успею кого-нибудь из них захватить с собой на тот свет. А целиться, конечно же, буду в главу Склепа. Марк, может, и боец, даже очень умелый, однако это именно я практиковал последние шесть лет, а он лишь отдавал приказы, не поднимая свой зад с кресла. Потому первый ход исключительно за мной, и пока я его не сделаю, мы все останемся неподвижны.

Время не шло, оно, казалось, застыло на месте. Положение дерьмовое, я-то в любом случае отправлюсь к черту. Вопрос в том, один или нет?

Ситуацию привел в действие гулкий удар, раздавшийся за спиной Падальщика. Краем глаза я увидел, как тот согнулся в три погибели, а за ним, держа в руках железную дубинку, – и где она только ее взяла? – стояла Луна.

Рефлексы сработали мгновенно. Я наворожил щит. Впрочем, Марк не стал атаковать, он тоже в этот момент создавал вокруг себя защитную сферу. Боялся гадёныш.

Развернувшись на пятках, кидаюсь к двери, попутно прикладывая тяжелый ботинок к челюсти Падальщика таким образом, чтобы он еще и в дверной косяк впечатался головой.

Луна отбрасывает дубинку. Мы устремляемся к выходу. Она, кстати, бежит впереди и прекрасно ориентируется: уверенно поворачивает то влево, то вправо.

Поравнявшись, встречаюсь с ней взглядом – мол, как?

– Потом объясню, – скороговоркой отвечает она.

Выбежав из главного входа, накладываю ворожбу на огромную стеклянную дверь. Заклинание «нелогичного замка» должно заставить Падальщика попотеть, когда он очухается. А произойдет это не просто быстро, а почти мгновенно. Да что там, уверен, он уже мчится за нами вслед.

На Южном мосту, метрах в десяти от логоцикла, нас накрывает докатившаяся взрывная волна: дверь рассыпается вдребезги, а оплавленные куски разлетаются в стороны.

Машина не подвела: мотор заводится сходу, и я тут же выжимаю из него все, что только могу, вернее, он может. В это мгновение из пылающего проема, где секундой раньше была дверь, вылетает огненный вихрь. Черт меня дери, могу поклясться, что ноги Падальщика объяты пламенем, причем это явно результат ворожбы, а не случайного возгорания. Он несется так быстро, что находится уже в метре от нас. И это на такой-то скорости!

Слава небесам, на поддержание темпа уходит вся его сила. Я быстро создаю ржавую сферу времени и отпускаю ее за нашей спиной. Падальщик реагирует мгновенно и ныряет с моста.

Мотор логоцикла работает бесшумно. И теперь я, не веря своим ушам, слышу отчетливые хлесткие удары по воде далеко внизу под мостом.

– Какой же, вурдалак его дери, силой надо обладать, чтобы бежать по воде? – кричу я в изумлении.

Луна удивлена ничуть не меньше меня. Наверное, тоже видит такое впервые в жизни.

– Почему он не летит? – спрашивает она.

И тут до меня доходит:

– Потому что в воздухе не от чего оттолкнуться, чтобы ускориться. А вода – идеальная среда для такого бега. Малейшее усилие воли – и она становится твердой. А дальше, как и по асфальту. Определенно, это не простой Падальщик. Возможно, с восьмого, а то и с девятого уровня.

Спустя пару минут преследования это существо все-таки обгоняет нас и забирается обратно на мост, однако не преграждает нам путь, а отходит в сторону, на тротуар. Силы, видать, на пределе, догадываюсь я, но на всякий случай кидаю в него еще одну ржавую сферу.

В момент, когда он пытается уйти от удара, мы проносимся мимо и съезжаем с моста, поворачивая направо, в сторону второй парсы.

– Куда мы едем? – спрашивает Луна.

– На улицу Тлеющих Фонарей. Там мой дом, – объясняю я.

– Но разве они не придут туда?

– Конечно придут! И до этого мне надо забрать Механизмы Времени.

Луна сжимает меня еще крепче, мне кажется, от злости.

– Неужели ты настолько жадный! – вырывается крик из ее груди.

– Нет, – отвечаю я спокойно, – эти частицы Механизмов Времени – все, ради чего я жил. Они – лучшая, чистейшая сила, которую мне удалось раздобыть за восемь лет жизни на Крестостреле.

– Но зачем она тебе? – не унимается Луна.

– Это единственный способ убить моего отца.

Луна умолкает на какое-то время, а потом спрашивает снова, уже более спокойно:

– Разве он настолько силен, что ты так долго копил силы?

Наверное, она не слышала наш разговор с Марком, а потому не подозревает, кто мой отец.

– Поверь, логик, который стал Верховным, не просто силен. Он ужасающе опасен, – говорю я.

Скиталица вздрагивает, когда наконец понимает, что речь идет о самом Румаи, логике, лично убившем Вождя интуитов Лео.

Спустя час мы оказываемся на улице Тлеющих Фонарей. Мой дом не просто так выбран в самом углу Пирамиды – это идеальное место для побега на случай непредвиденной ситуации, которая уже давно как наступила.

– А у тебя неплохая квартира, – осматривается Луна, когда мы оказываемся внутри.

Не только квартира, мысленно соглашаюсь я, но и улица и парса. Однажды мне очень понравился здешний запах: спокойный, умиротворенный, тихий и, главное, безопасный. Я сразу решил, что улица Тлеющих Фонарей – то, что требуется, и через полгода купил здесь квартиру. Тогда, помню, подвернулся очень выгодный заказ, и деньги нашлись.

Пока Луна разглядывала внутреннее убранство, щепки от половой доски летели во все стороны. Церемонии сейчас были не ко времени, а потому топор сильно помог ускорить процесс вскрытия тайника, в котором хранилась сфера со всеми частицами Механизмов Времени, собранными за долгое время.

– Вот она, – торжествующе произнес я и, вдруг почувствовав что-то неладное, скомандовал: – Выгляни в окно на кухне.

– Он здесь. Направился в дом, – шепотом сообщила Луна, с тревогой глядя на меня.

Я грязно выругался.

– Как будем уходить?

– Быстро. И по возможности тихо, – ответил я. – Эти дома соединены между собой переходами, а потому у нас множество путей к отходу. Через три пролета вверх будет один из них. Пойдем туда, а дальше – на Открытые Балконы Крестострела.

Мы убрались вовремя. На третьем пролете послышался звук, похожий на выбивание двери. Переход вел в соседний дом и далее вниз по лестницам и на улицу. А там рукой подать до Балконов.

Логоцикл был выведен из строя. То ли механическая поломка, то ли Падальщик наворожил. В общем, воспользоваться им не вышло, и мы что было сил помчались к арке в стене Пирамиды, ведущей наружу.

Открытые Балконы Золтуса есть на каждом из уровней Пирамиды. Это воздушные парапеты, с которых можно увидеть, что творится внизу на земле. На них зачастую собираются торговцы в ожидании патрульных логиков, чтобы выкупить у тех редкие находки. Некоторые специально нанимают караваны, далеко отправляя их на поиски настоящих ценностей. И, как правило, ценности всегда находятся. Иногда их доставляют даже из самой Атмосферики – города, где живут интуиты. Торговец, которому повезло завладеть подобной вещицей, вмиг становится сказочно богатым.

А сейчас эти Балконы идеально подойдут для того, чтобы скрыться от Падальщика. Конечно, можно потратить на него драгоценный запас частиц, но лучше это сделать в случае крайней нужды.

Как я ни старался скрыться, Падальщик просчитал и это. Накрытые иллюзорным щитом, мы притаились на широком парапете, обдуваемом со всех сторон пронизывающим до костей ветром. Балкон Крестострела был призрачно пуст.

Прислужник Румаи даже гадать не стал. Просто шарахнул заклинанием так, что сдуло не только иллюзорный щит, но и нас вместе с ним. Пришлось на ходу создавать несколько слоев защитного барьера, чтобы хотя бы остаться в живых. На это ушли все силы.

Завеса пала. Падальщик, поняв, что деваться нам больше некуда, медленно приближался.

– Незачем больше скрываться, Кира, кровь Румаи, – совершенно спокойно произнес он.

Хорошо бы его заболтать, потянуть время. Сфера в моем кармане, и если удастся хоть немного впитать силы, хоть одну тысячную… Этого должно хватить, чтобы свалить Падальщика наповал.

– Зачем тебе его убивать? – вдруг встряла Луна. – Просто отпусти нас, и мы обещаем больше не появляться на Крестостреле и вообще в этой треклятой Пирамиде.

– Я чувствую ложь, скиталица. Ты даже не потрудилась надлежащим образом ее скрыть, как, впрочем, и свою истинную сущность.

Луна потупилась. О чем он, задери его вурдалаки, говорит?

– Может, просветишь напоследок, почему Румаи приспичило убивать меня только сейчас? Неужели Великий Верховный, самый могущественный логик Пирамиды, не мог предвидеть этого раньше?

– Глупец. Отец следил за тобой, и доброта его была, на мой взгляд, даже чрезмерной. Тебе предоставлялось множество шансов, и все канули в лету… Ты их упустил, – Падальщик неторопливо выносил свой приговор.

Глаза затянуло пеленой. Если присмотреться, то за ней можно было увидеть еле заметный огонек бушующей внутри меня силы. Частицы Механизмов Времени внутри моего сосуда приходили в движение. Еще пара секунд – и поток вырвется наружу. Останется только направить его в нужное русло.

Лобовой атакой убить Падальщика не выйдет. Это ясно как день – он невероятно силен. А если ударить со спины?

– Как тебя зовут? – едва сдерживая себя от распирающей мощи, спрашиваю я.

– На что тебе мое имя, отступник?

– Я должен знать, как зовут того, кто вскоре умрет от моей руки, – ответил я.

– Когда-то я мог смеяться, – едва улыбнувшись, проговорил он, а потом добавил: – Времена слабости прошли. С тех пор моему взору доступно многое. В том числе и то, что ты замыслил. Огонь силы в глазах не разглядит только низкосортный логик, а ты слишком долго жил среди таких. Та сфера, что лежит в твоем кармане, имеет много силы. Но контролировать ее может только могущественное создание. Я дам тебе один-единственный шанс – это будет для меня хорошей тренировкой. И убью в конце, глядя в глаза того, кто прожил последние восемь лет в бессмысленной надежде.

Неужели он настолько в себе уверен?! И не боится даже оружия, которое я так долго готовил для Румаи?! Нет! Этого не может быть. Он всего лишь прислужник и ответит за свою самонадеянность.

Предел достигнут. Огонь из глаз разве что не брызжет, до такой степени он стал осязаемым.

Разумеется, я ни разу не пробовал питаться от сферы: собственных сил всегда хватало. Поэтому что-либо контролировать сейчас мне сложно. В одном он прав: это будет хорошая тренировка.

Прислужник Верховного занял боевую стойку, готовый отразить любую атаку. Луна отступила за мою спину. Сам же я, стоя на коленях и неотступно следя взглядом за каждым движением Падальщика, содрогался от той силы, что переполняла меня и требовала выхода наружу.

Влага в воздухе вокруг него постепенно обратилась в густой туман. Но этого было недостаточно, чтобы лишить его возможности видеть, а потому я призвал все ветры, бродившие поблизости, окружить Падальщика и создать вокруг него вихревую сферу.

Он, видимо, ждал чего-то большего, потому что стоял не двигаясь. И лишь спустя пару мгновений произнес:

– И это все, на что способен сын Верховного, главный убийца Крестострела?

Я не спешил отвечать. Заклинание искаженного пространства требует не только безумной силы и предельной концентрации, но и пытливого ума, способного просчитать направление лучей света. Хорошо, что луна сегодня светила ярко. Иначе мне неоткуда было бы взять свет.

Как я и думал, Падальщик легко справился с моей ворожбой. Однако, когда туман рассеялся и он, окруженный огненным щитом, снова мог видеть, на парапете уже не было ни меня, ни Луны. Точнее, мы, конечно, были, но не в том количестве, в каком существовали раньше.

С тем запасом силы, который у меня сейчас имелся, мне удалось исказить свет в пятидесяти восьми разных точках в радиусе ста метров вокруг Падальщика. Там, где свет был искажен, стояли наши двойники, в точности повторявшие каждое наше движение. Мы с Луной, понятное дело, находились уже не на прежних местах.

Сил во мне осталось на последнее сокрушительное заклинание, которое, уж я постараюсь, станет для него завершающим.

– Мое имя Илон, – вдруг произнес Падальщик. – Ты действительно владеешь определенным мастерством, и будь ты один, мог бы продержаться против меня дольше. Однако девчонка отняла много твоего внимания.

Для Падальщика сражение было сродни очень древней и почти забытой игре в шахматы. У него разыгрался интерес, он даже приблизился и провел рукой по одной из созданных мною иллюзий. Рука провалилась внутрь и вынырнула с другой стороны.

– Ну конечно, это свет, – сообразил он. – Создать настоящие копии собственного тела невероятно сложно. Подчинить себе процесс деления клеток и ускорить его до такого предела, чтобы от тебя самого отделилась живая плоть двойника, – могущество, которым владел лишь сам Золтус, строитель этой Пирамиды. Ты, однако, смог меня удивить, мальчишка. Но на этом, пожалуй, все.

Пока он, понадеявшись на свой огненный щит, рассуждал, я ворожил пики времени, которые заранее спрятал в иллюзии, чтобы он не мог их разглядеть.

«Пики времени» – это червоточины, маленькие черные дыры, имеющие невероятное притяжение. По завершении заклинания они должны затянуться сами собой и поглотить все, к чему прикоснутся. Плоть Падальщика, которого, как оказалось, зовут Илон, вместе с его костями разорвет на множество кусков, и они бесследно исчезнут в этих дырах.

Заклинание само по себе невероятно опасное. Зачастую тот, кто ворожит, сам лишается некоторых частей тела, потому что почти невозможно управлять гравитацией на таком уровне, чтобы червоточина, став пикой, выстрелила в определенном направлении. Но с той силой, которая была сейчас во мне, это вполне могло получиться. Пускай на пределе своих возможностей, но я все-таки сумел рассчитать траекторию выстрела.

Падальщик пристально смотрел на небесное светило – и где-то невероятно далеко начали сгущаться тучи. В очередной раз я поразился этому созданию. Сколько же нужно было выдержать медитаций и до какой степени воспитать в себе нечувствительность, чтобы сотворить такое!

Огромное даже на таком расстоянии темное грозовое облако закрыло луну, и почти вся Пирамида погрузилась в темноту. Отдельные лучи света все же пробивались сквозь тучу, но этого явно не хватало для того, чтобы иллюзии могли оставаться полностью непрозрачными.

И как только Илон разглядел небольшую черную точку, прятавшуюся в голове одной из наших копий, он полностью воспламенился, сбросив с себя защитный огненный барьер. То ли решил, что тот теперь стал совершенно бесполезен, то ли направил все свои силы в другое русло.

Мне уже довелось видеть его огненные ноги, когда он с бешеной скоростью бежал по мосту, а затем и по воде. Теперь же Падальщик превратился в огонь весь полностью.

То, что произошло потом, когда заклинание наконец пришло в боевую готовность, не поддаётся никакому описанию: прислужник Румаи стал стремителен, как молния, причем время он явно не останавливал – это была чистая скорость.

Червоточины выстреливали практически одновременно, но он с невероятным мастерством акробата на максимальной скорости увертывался от них.

Спустя миг пространство в радиусе ста кубических метров все заполнилось огненными бликами, как будто кто-то быстро размахивал тлеющей палкой. Это Илон рассекал своим телом воздух, словно раскаленная секира.

Я не мог поверить своим глазам. Возможность такой ворожбы до этого момента представлялась мне нереальной. Когда сработали все червоточины, Падальщик оказался прямо у нас за спиной.

– Только из двух копий червоточина не выстрелила, – звуки, вырывающиеся из огненного рта Падальщика, мало походили на речь живого существа. Скорее это было какое-то дребезжание, миллион раз наложенное друг на друга.

Затем последовал один-единственный удар, который, к счастью, бил не по мне и Луне, а по вдруг появившейся перед нами белой сети. Поэтому нас не убило, а всего лишь отбросило назад, к ограждению парапета, но с такой силой, что ребро у меня треснуло, а голова, казалось, готова была рассыпаться на множество осколков. Вслед за тем последовала ослепительная вспышка, и через мгновение я уже стремительно летел вниз за каменным парапетом.

Луна была рядом, и глаза ее светились пронзительным и холодным, как у далекой звезды, синим светом.

А еще Луна улыбалась.

«Где-то я уже видел точно такие же глаза. И, сдается мне, скоро увижу вновь», – успел подумать я перед тем, как сознание окончательно покинуло меня.