Читать книгу Время Чёрной Луны - Алексей Корепанов - Страница 3

Собственно, никакого продвижения вперед не получилось. Почти сразу я потерял под собой опору и приготовился к падению в неизвестность, успев искренне пожалеть о своем необдуманном поступке. Однако не упал, а повис в темноте, внезапно ощутив себя крохотной частицей, застывшей в глубине беззвездного межгалактического облака. Впрочем, повернув голову, я обнаружил, что в облаке есть просвет. Сделав несколько энергичных движений руками наподобие гребков при плавании брассом, я убедился, что это ничего не дает – я по-прежнему оставался на одном месте, словно подвешенный на нити к невидимому потолку. Можно было полоснуть в темноту из пистолета, но я решил пока не спешить и приглядеться к этому бледному подобию просвета – он ведь что-то значил, этот просвет, как и все другое в Мире Одинокого Замка. Да, я уже дал наименование миру за перевалом, в который попал, конечно же, не случайно. Наименование ровным счетом ничего не значило и ничего не меняло, но придавало этому миру хоть какую-то видимость привычной определенности.

Чем дольше я всматривался в просвет, тем больше мне казалось, что это вовсе не просвет, а некая бледно светящаяся медузообразная субстанция, застывшая то ли совсем рядом, в каком-нибудь десятке метров, то ли бесконечно далеко, у края Вселенной. В какой-то момент субстанция слегка дрогнула, на мгновение слившись с темнотой, и тут же появилась опять, словно подмигнул мне глаз космического исполина. Она, казалось, слегка посинела, пронзили мрак тонкие лучи, мимолетным теплом коснувшись моего лба, – и я понял, что нечто светящееся находится вовсе не у края Вселенной, а у меня внутри. Я понял природу этого нечто, понял не разумом и не чувствами, а тем загадочным и пока необъяснимым, что я назвал бы надвосприятием. Хотя дело здесь совсем не в терминах…

Не было больше темноты, а была одна сплошная медленная всепоглощающая сиропно-тягучая волна рождающегося знания, подхватившая меня. Не мое тело, парящее в центре сферы инобытия (а я уже не сомневался, что попал именно в одну из таких сфер), а меня подлинного. Рассеянного наподобие электронного облака вокруг атомного ядра в почти безграничных точках и почти бесконечных мигах ста пятидесяти пространственно-временных измерений, составляющих только первый слой, только тончайшую пленку над истинными глубинами.

В совсем другие времена в безднах нашей Вселенной чем-то или кем-то были порождены некие существа, совершенно отличные от того, что у нас принято называть существами. Приходится пользоваться этим словом только потому, что нет ни в одном из человеческих языков слова, способного полностью выразить их суть. Существа возникли, самим фактом своего появления несколько изменив тогдашнюю Вселенную, и волею сил, их породивших, обосновались в окрестностях молодой звезды. А потом переселились на сотворенную для них теми же силами планету, которая в будущем в одном из пространственно-временных измерений стала называться Землей. Но в результате грандиозной и совершенно неясной в подробностях борьбы разных достаточно противоречивых начал на уже заселенную Землю попали семена, из которых впоследствии появился человек. Тот самый Адам и ребро его, ставшее Евой… В Книге книг нет никакой ложной информации, она действительно является кладезем знаний, только эти знания трудно, а подчас просто невозможно расшифровать. Ведь создавалась она людьми, втискивающими безбрежность данных извне понятий в тесную оболочку своих привычных представлений. Ускользали из вида при передаче глубинные слои, искажалась перспектива, смещались точки отсчета. Ничего, конечно, не ушло и не могло уйти, все осталось – но словно в другой системе координат. И отыскать эту систему, войти в нее и осознать наконец подлинный смысл Книги книг – задача, увы, не решаемая. Во всяком случае, сейчас.

И вышло так, что пути предтеч и человека пересеклись на малозаметной планетке у заурядной звезды. Планетки, которой волею сил-создателей предстоит в невидимом пока из нашего круга будущем играть не самую последнюю роль во вселенских процессах. Предтечи и человек оказались несовместимыми, хотя и не взаимоисключающими сущностями. Пользуясь чьей-то незримой поддержкой, человек крепчал, расселялся по пространствам материков и островов. А предтечи, не в силах сдержать эту неуемную экспансию, постепенно меняли свою природу, как бы вырождались, превращаясь в то, что известно каждому из нас из старинных преданий и сказок: в кобольдов, эльфов, домовых, русалок, привидения, сирен, нереид и прочих, имя которым – легион… Они пытались бороться, они еще отчаянно цеплялись за предопределенную им изначально планету, но ситуация складывалась явно не в их пользу. Потому что человеку была обеспечена довольно длительная и мощная поддержка с далеко идущим расчетом – и единственным спасением для предтеч был переход в другой слой бытия.

То, с чем я встретился в черной невесомости, было одним из предтеч, продолжавшим существовать с той далекой поры.

Удивительно, но факт: я не испытывал к нему неприязни, хотя и не находил особой радости от такого соседства, и предтеча (я ощущал это) тоже вполне мог терпеть меня. Но все-таки долго это не могло продолжаться, и наконец я почувствовал, как он буквально вытолкнул меня из сферы, дав мне осознать напоследок всю глубину пропасти, разделяющей нас. Пропасть была так же глубока, как пропасть между людьми и животными. И не в наших силах было устранить ее.

Я вновь начал ощущать собственное тело и понял, что ситуация изменилась. Причем не в лучшую для меня сторону. Теперь подо мной была опора, но лучше бы мне было висеть в пустоте сферы инобытия! Поскольку оказалось, что я стою на коленях на каменном полу небольшого полутемного помещения, и мои разведенные руки обхвачены на запястьях тесными железными кольцами, которые накрепко вмурованы на штырях в каменную стену за моей спиной. Слабый рассеянный свет сочился, вероятно, из отверстия или окошка над моей головой, и в этом свете я видел наклонный потолок и обитую железом дверь в углу. Я оказался узником, запертым неизвестно где – в подземелье? в темнице замка? в недрах горы? – и неизвестно за какие прегрешения. И, пожалуй, самым главным был вопрос: какая кара мне грозит?

Справа от меня на каменном полу сидела босоногая девушка, обхватив руками поднятые колени и склонив голову к плечу. На ней было длинное светлое платье, когда-то, вероятно, нарядное, но теперь испачканное землей и травой. Рыжеватые волосы девушки были собраны в пучок на спине. Она сидела молча, смотрела в стену напротив и казалась оцепеневшей. Раньше я, кажется, ее никогда не встречал, хотя в ней все-таки было что-то знакомое.

Я довольно долго смотрел на нее, роясь в памяти, перебирая в памяти хорошо знакомых, знакомых и почти совсем незнакомых женщин, чьи-то квартиры, вокзалы, осенние парки, холодные подъезды, а она по-прежнему не шевелилась и даже, кажется, не дышала. Наконец я попытался встать и встал, и понял, что положение на коленях было для меня самым удобным из неудобных. Потому что прикованные к стене руки не позволяли подняться в полный рост, и стоять удавалось только на согнутых ногах. Я вернулся в исходную позицию, не отрывая взгляда от девушки, и она подняла голову, тряхнула волосами и повернулась ко мне. Лицо у нее было молодое, бледное и не очень веселое.

– Ты очнулся, Дор? – спросила она, с участием глядя на меня.

В мире, оставшемся за перевалом, мое имя звучало совсем не так. Никто и никогда не называл меня Дором. И я сам тоже никогда так себя не называл. Возможно, девушка просто ошиблась. Возможно, вытолкнутый предтечей из сферы инобытия, я угодил в другую реальность, где действительно был Дором и совершал какие-то поступки, но сейчас почему-то забыл о том. А девушка помнила. Может быть, мне стерли память, заперев в этой темнице… А возможно, во мне действительно жил некий Дор, с которым я не был знаком, так же, как и он со мной, и который действовал независимо от меня. Следы этих действий вполне могли отражаться в моих снах – и, скорее всего, отражались, только я ничего не мог об этом знать, потому что такие сны если и снились, то обязательно начисто забывались при пробуждении.

Так что девушка могла и не ошибаться. И вообще, это сейчас не имело значения.

Она отнюдь не была моей надзирательницей, а была такой же пленницей, только с чуть большей свободой действий – ее опоясывала цепь, уходящая в стену. Возможно, нам грозило вечное заточение, а возможно, до исполнения приговора оставались считанные минуты. Наученный жизнью, я привык действовать, исходя из предположения о том, что обычно осуществляется самый худший вариант. Поэтому я не стал тратить время на долгие и, скорее всего, бесполезные расспросы, решив выяснить только насущное.

– Очнуться-то я очнулся, – сказал я, – только, кажется, кто-то отшиб мне память. Ничего не помню.

Девушка молча наблюдала за тем, как я, сжимая кулаки, пытаюсь вырвать штыри из стены. Увы, я не был Гераклом, да и Геракл на моем месте вряд ли справился бы с этой задачей.

– Мы здесь уже долго сидим? – спросил я. – За что?

Взгляд девушки стал еще более участливым и слегка испуганным. Она провела ладонью по волосам и медленно покачала головой:

– Бедный… Ты забыл о вторжении Хруфра? А битва в Отинне, а перелет через Огненный Пояс… – Девушка заговорила быстрее, поглядывая на дверь. – Ты ведь отказался, неужели ты не помнишь, что отказался, и Хруфр дал тебе время подумать в последний раз, до первого звона, неужели ты все забыл, Дор? Разве можно это забыть? Тебе же еще ничего не делали, ты не мог ничего забыть – я ведь все время с тобой…

– Стоп, – сказал я. – Подожди. А что будет после первого звона?

– Хруфр придет сюда за тобой, – поспешно ответила девушка. – Они сбросят тебя в Огненный Пояс. Дор, умоляю тебя, соглашайся, у тебя нет выбора…

Девушка встала, сделала несколько шагов в мою сторону и остановилась – дальше не пускала цепь. В глазах ее заблестели слезы.

– Сколько осталось до этого первого звона?

Девушка пожала плечами:

– Не знаю, каждый раз бывает по-разному. Ты на самом деле все забыл, Дор!

Хруфр мог явиться сюда в любой момент. Во всяком случае, это вполне отвечало бы законам жанра. Нужно было начинать действовать. Пистолет почему-то лежал в застегнутом на «молнию» кармане моей куртки, я чувствовал сквозь материю его твердую рукоятку, упиравшуюся в ребро. (Как он там оказался? Я ведь полез в дыру к предтече, держа его в руке…) Достать пистолет без посторонней помощи я никак не мог. Дотянется ли до него моя соседка по камере?

– У меня в кармане пистолет. Возьми и спрячь у себя. Как только кивну – стреляй в этого Хруфра, не задумываясь.

Не так, конечно, нужно было разговаривать с очень миловидной хрупкой девушкой, попавшей в заточение, наверное, вместе с Дором, не пожелавшей бросить его… но нужно было спешить.

Девушка не стала задавать лишних вопросов и, к моему облегчению, сумела кончиками пальцев дотянуться до «молнии». Я, изгибаясь, подался к ней, насколько позволили мои оковы, – и она расстегнула карман. Пистолет стукнулся о каменный пол, отлетел было в сторону, но девушка ловко прихлопнула его ладонью, не дав ускользнуть за пределы досягаемости.

– Поможет ли? – с сомнением спросила она, разглядывая пистолет.

– Поможет. Это очень мощная штука.

Она села на прежнее место, прикрыв оружие подолом.

– А с чем я должен соглашаться? Чего от меня хочет этот Хруфр?

– Ты и это забыл…

В этот момент в отдалении раздался тихий звук («Звон!» сообразил я), и за дверью тут же послышался какой-то шум, похожий на лязг гусениц трактора или танка по асфальту. Дверь со скрежетом открылась и в нашу камеру ввалилось громоздкое роботоподобное создание двухметрового роста. Оно состояло, казалось, из бесчисленных кубов, цилиндров, пирамид и торов, сочлененных друг с другом без видимой закономерности и постоянно меняющих окраску наподобие разноцветных огоньков на новогодних елках. Создание можно было принять за дело рук модернистов-авангардистов, выбравшихся из своего андеграунда, но я сразу почувствовал, понял, что передо мной не кибернетический монстр из комиксов, а живое существо. По-своему живое существо, если смотреть на жизнь не только как на форму существования белковых тел. И не просто живое, а очень чуждое, очень враждебное человеку существо. У него было абсолютно отличающееся от нашего мировосприятие, и оно считало именно себя венцом творения. Существо почему-то представилось мне похожим на легендарного Вия, хотя и не было у него длинных век и железного лица.

У него не было вообще никакого лица, но был огромный маслянистый черный глаз, медленно пульсирующий среди кубов и пирамид. Когда глаз уставился на меня, я сразу вспомнил вторжение.

Я вспомнил почерневшее внезапно небо с ослепительным лохматым солнцем, картину, столь знакомую и обыденную там, за пределами атмосферы, но ужасающе невероятную на дне воздушного океана. Картину грозную, как видение Иоанна… Это было начало вторжения. Я вспомнил себя, Дора, лежащего навзничь посреди пустынной городской площади на мягком от жары, тошнотворно пахнущем асфальте. Где-то в глубине вымерших кварталов торопливо и обреченно бухала одинокая пушка крупного калибра – и вдруг наступила тишина, совершенно немыслимая тишина, хлынувшая с распоротого неба…

Мне тогда просто повезло, черная волна прошла чуть в стороне, зацепив и запросто опрокинув такие прочные на вид, возведенные, казалось, на века тройные кольца зданий горров-вещателей, и покатилась по Верхнему Городу, круша и дробя все вокруг. Мне повезло, мне удалось-таки выбраться оттуда (и не было рядом никакой девушки) и подземными ходами дойти до нашего надежного ущелья, до нашей единственной базы, способной противостоять черной волне.

Потом была превращенная в руины Отинна, но мы держались, мы стояли насмерть, и дело еще можно было поправить, если бы не промах интерпретаторов. Горры сделали все, что могли, но их, как всегда, не поняли до конца… И был Огненный Пояс, схватка света и тьмы, водоворот неукротимых стихий, вызванных из небытия теми, кто созидал и разрушал до нас… Был Огненный Пояс…

Но и там не было со мной никакой рыжеволосой спутницы…

– Я пришел, чтобы услышать твой окончательный ответ, – произнес Хруфр громким, но лишенным интонаций голосом. Было ясно, что это говорит не он, а какое-то переговорное устройство, некий кибернетический толмач, скрытый среди разноцветных конструкций. – Этот ответ мы будем считать окончательным, и в соответствии с ним будет принято решение. Итак, каков твой ответ?

Я обернулся к девушке. Она сидела неподвижно и напряженно, позабыв, кажется, о пистолете, и с мольбой смотрела на меня. Хруфр застыл, как выключенный механизм, и пахло от него так, как могло бы пахнуть от неземного механизма – нельзя сказать, что неприятно, но как-то не по-человечески. Так мог пахнуть, скажем, регулятор уровней на Большом Марсианском канале.

– Я бы хотел еще раз услышать вопрос, – сказал я, поднявшись. – Тогда я, возможно, смогу дать ответ.

Если Хруфр и удивился (если он мог удивляться), то ничем это не показал. Черный глаз продолжал пульсировать в том же ритме. Вновь зазвучал бесстрастный голос электронного переводчика:

– Повторяю вопрос: отказываешься ли ты от дара? Этот вопрос я задаю тебе в последний раз.

Значит, я – это Дор, имеющий дар. И ради спасения своей жизни я должен отказаться от этого дара. Меня вынуждали отказаться от дара. От данного кем-то или чем-то дара. Отказаться. Или умереть… А чем же я буду без дара? Без Дара. Без-дарным. Бездарным. Существом двуногим, прямоходящим, без перьев и с плоскими ногтями, бездарным…

Черный глаз перестал пульсировать, застыло разноцветье цилиндров, торов, кубов и пирамид.

– Давай, действуй, – сказал я оцепеневшей девушке. – Действуй, милая.

Больше всего я боялся, что девушка не сможет выполнить то, о чем я ее просил, но она оказалась молодчиной. Хруфр не сделал ни единого движения, когда она достала пистолет и, обхватив его обеими руками, надавила на курок. «Второй выстрел», – сказали в темнице, воздух чуть дрогнул, и громоздкое тело иносущества начало оплывать, сереть, оседать подобно снежной бабе под полуденным июльским солнцем. Процесс перевоплощения происходил в полной тишине, словно кто-то внезапно выключил звук.

Оплывало, текло, колыхалось, меняло форму… Я даже не заметил того момента, когда исчезли оковы и мои руки стали свободными. Я смотрел во все глаза на вершащееся передо мной чудо превращения. Не было уже никакого роботоподобного гиганта Хруфра, а был лежащий на полу у двери худощавый человек со знакомым лицом.

С моим лицом.

Я пересек темницу и склонился над ним, упираясь руками в колени. Он лежал на спине и молча смотрел на меня. Это тоже был я, еще один я, только что предлагавший мне отказаться от дара. Он протянул мне несколько сложенных листков из тетради в клеточку и закрыл глаза, словно это движение лишило его последних сил.

Я развернул листки и начал читать слова, написанные (страшно сказать!) двадцать лет назад, написанные кем-то из нас, а вернее, нами обоими, полудетское еще повествование о том, что действительно случилось когда-то. Вот оно, то неумелое творение давних лет.

«День был пасмурный, моросил дождь. Мальчик поднял втоптанную в грязь палку, и пальцам стало холодно от прикосновения к мокрому дереву. Но палка была просто необходима – чем же еще ворошить кучу опавших листьев, сметенных со всего большого двора?

Сверху листья были скользкими и мокрыми, но мальчик знал, что в глубине они остались сухими и теплыми, впитав в себя солнечные лучи. Он увлеченно ворошил листья – и вдруг ему под ноги выкатился белый шарик.

Мальчик воткнул палку в листья, поднял его и почувствовал, как становится тепло онемевшим пальцам. Он осторожно сжал шарик в ладонях и поднес к лицу. И увидел на гладкой, словно отполированной, поверхности маленькое отверстие, закрытое чем-то прозрачным. Отверстие было похоже на иллюминатор подводной лодки из мультфильма. Мальчик зажмурил один глаз, а другим заглянул в это отверстие, как заглядывал обычно в трубку калейдоскопа. Заглянул – и забыл о палке, листьях и дожде.

– Сынок! – донеслось от подъезда. – Иди сюда.

Мальчик вздрогнул и оторвался от шарика.

Они поднимались по лестнице, и мальчик держал руку в кармане, поглаживая теплую поверхность шарика, и не слышал, что говорит ему мама.

В прихожей он быстро снял куртку и зажал шарик в кулаке.

– Где ты так измазался? – спросил вышедший из комнаты отец.

Мальчик нетерпеливо махнул рукой:

– Па, ма, смотрите, что я нашел!

– Опять что-то подобрал? – Отец шагнул к мальчику. – Сколько раз тебе говорил: не копайся в грязи! Погляди на свои руки. А ну, марш в ванную!

– Подожди, па. Ты только погляди в эту дырочку. Там… там!.. – У мальчика перехватило дыхание.

Он привстал на цыпочки, поднял руку с шариком, стараясь дотянуться до отцовского лица. Отец недовольно дернул головой:

– Да что ты мне его суешь чуть ли не в рот!

– Ну погляди, па, ну погляди!

– Взгляни, он же тебя просит, – причесываясь перед зеркалом, сказала мама.

Отец кончиками пальцев брезгливо взял шарик, поднес к глазам. Мальчик, задрав голову, нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Ну как, па, ну как? Здорово, правда?

Отец молча глядел в отверстие. Наконец опустил руку, произнес ледяным голосом:

– Что ты мне голову морочишь? Ничего там нет.

Мальчик растерянно моргал.

– Как?… Как?… – У него задрожали губы. – Там же звезды… Много… Это как кино… Они все такие разные…

Он схватил шарик, повернулся к маме:

– Мамочка, миленькая, посмотри – там же так красиво!

Мама улыбнулась, взяла у него белый шарик.

– И правда, – неуверенно произнесла она, вглядываясь в отверстие. – Как будто звезды. Красивые.

– Я же говорил, я же говорил! – Мальчик запрыгал на одной ноге по прихожей, прижался к отцу. – Папка, ты просто плохо смотрел!

– Ладно, – буркнул отец. – Иди, мой руки.

– Мамочка, не потеряй мой шарик! – крикнул мальчик, убегая в ванную.

– Зачем ты потворствуешь его выдумкам, Ольга? Он же смеется над нами.

– Ну что ты! – Мама еще раз заглянула в отверстие. – Пусть развивает воображение. И вообще, может быть, детям дано видеть то, чего, увы, уже не всегда видим мы, взрослые. Посмотри-ка еще раз.

– И ты туда же! – Отец махнул рукой и ушел в комнату.

Ужиная, мальчик даже не болтал ногами под столом – он спешил разделаться с едой и рассказать, что еще он только что увидел в чудесном шарике. Отец читал газету и, не глядя, тыкал вилкой в тарелку.

– Папа, мама, а в шарике ракета. А рядом человечки, такие малюсенькие-премалюсенькие, – мальчик показал пальцами какие, – и светятся, как звездочки. Это у них одежда такая специальная, блестящая. Они летают вокруг ракеты и что-то делают. Там, в космосе. А потом они стали увеличиваться, и ракета тоже стала увеличиваться, как будто они ко мне приближаются. – Мальчик переводил заблестевшие глаза с отца на маму. – И я увидел, что сбоку у ракеты большая черная дырка, и они все около нее возятся… И уже почти совсем хорошо стало видно, только я не успел все рассмотреть, потому что ужинать надо.

Мальчик отодвинул чашку, вынул из кармана шарик.

– Вот, поглядите. На, погляди, мама.

– Допивай чай, сынок. – Мама положила ему еще один бутерброд. – Потом поглядим.

– Папа, ну ты погляди, – не успокаивался мальчик.

Он быстро соскочил со стула, взобрался к отцу на колени, протянул шарик.

– Дашь ты мне спокойно поесть?! – Отец отшвырнул газету. – Убери сейчас же свой хлам – иначе пойдешь в угол!

Мальчик, понурившись, вернулся на свое место.

…Ночью он тихо пробрался в комнату родителей и положил шарик на подушку, у самого уха отца. Пусть отец тоже услышит тихую музыку и поверит, что никакие это не выдумки, и что шарик действительно чудесная, волшебная находка. Отец услышит и поверит. Обязательно поверит.

А утром его разбудил громкий сердитый голос отца, доносившийся из-за двери.

– Это уже слишком! – раздраженно говорил отец. – Тащит в дом всякий хлам с помойки, да еще сует мне в постель!

Мальчик робко открыл дверь. Отец повернулся от окна.

– А-а, явился!

– Не кричи на него. – Мама еще лежала, рассеянно разглядывая ногти.

Мальчик шагнул в комнату.

– Папа, я же хотел… Я же хотел… – Он всхлипнул. – В нем музыка играет, я слышал! Я хотел, чтобы и ты послушал…

– Ах, еще и музыка? – вскричал отец и показал на открытую форточку. – Вот пусть там и играет. Я выбросил твое барахло. И чтобы больше в дом никакой дряни!

…На улице вновь моросил дождь. Мальчик стоял посреди огромного пустого двора, стоял с шариком на ладони. С мокрым расколотым шариком.

– Марш домой! – крикнул в форточку отец и, закрывая ее, проворчал: – Игрушек ему, видите ли, мало…

День был пасмурный…»