Читать книгу Сказки отечественной дипломатии - Алексей Леонидович Шебаршин - Страница 11

Дело было так. Неподалеку от нашей деревни, в джунглях, вдруг объявилась тигрица с почти взрослым тигренком. В первый же день она убила пастуха, на второй – еще одного человека, который отправился в лес на поиски пропавшего пастуха, на третий день она изувечила старосту нашей деревни, всеми любимого и уважаемого человека, который вскоре скончался от ран. Жители деревни в тот же день собрались все вместе в мечети и решили покончить с тигром. Рано утром следующего дня мы встретились на опушке леса. Среди нас был один человек – огромный усатый пуштун, который вызвался возглавить охоту. На него было навешено столько оружия, что он едва мог двигаться. На поясе у него висели две сабли и несколько кинжалов различной длины и формы; из-за спины торчал огромный обоюдоострый меч, острие которого то и дело цеплялось за землю. За спиной же был приторочен щит, а в правой руке он держал мушкет с дымящимся фитилем.

– Салам алейкум, Исмаил! – обратился он к отцу густым, хриплым голосом. – Не верю глазам своим! Ты, такой тихий и мирный человек, и вдруг собрался на охоту? Ого, и сынок твой туда же!

– Да, Дильдар Хан, ответил ему отец. – Каждый уважающий себя мужчина должен принять участие в этом деле. Если мы не убьем эту скотину сегодня, то, как знать, завтра она может съесть кого-нибудь еще.

– Лично я намерен убить тигра сегодня, Бог даст! – гордо заявил пуштун, подкручивая усы и явно любуясь собой. Немало тигров успокоил я при помощи моего доброго ружья, а эта тигрица что за тварь такая, чтобы уйти от моей пули. Будь проклят весь ее род до седьмого колена! Я боюсь только одного, что эта зверюга испугается и удерет, не дав нам доказать свою доблесть.

– Будем рассчитывать на удачу, – сказал отец и добавил: – Ты лучше скажи мне, Дильдар, как ты собираешься идти с такой пропастью оружия? Ведь ты еле переставляешь ноги. А вдруг тигрица набросится на тебя и ты не сможешь убежать!

– Ха! – с презрением воскликнул Хан. – Бежать?! Чтобы я побежал от этой жалкой полосатой твари? Имей в виду: Дильдар Хан в жизни своей ни от кого и ни от чего не бегал, понял! Пусть только она появится, и ты увидишь, как ловко я пользуюсь оружием. Я покончу с ней сам, в одиночку. Для начала я пальну в нее из мушкета и раню ее. Затем я нападу на нее и поражу вот этой штукой! Дильдар Хан вытащил из-за спины меч и стал размахивать им над головой, прыгая при этом из стороны в сторону.

– Вот, видел? – сказал он, вытирая пот, градом покативший из-под шлема ему на лоб, и едва дыша от усталости. – Я ничем не уступаю богатырю Рустаму, и убить тигра для меня – плевое дело! Я сам могу сожрать его – с усами и хвостом впридачу. Ну что же, пошли! Смотрите только, не окажитесь между мной и тигром, когда я на него наброшусь. Могу и растоптать невзначай, ха-ха-ха!

– Ох, болтун! – сказал мне отец, когда Дильдар Хан двинулся вперед. – Он ведь на самом деле такой отчаянный трус, что еще поискать. Ладно, пойдем! Мне не терпится посмотреть, какое впечатление на тигрицу произведут эти его ужимки и прыжки.

– Клянусь Аллахом! – сказал я. – Если этот, с позволения сказать, храбрец действительно вздумает напугать ее своим грозным видом, то боюсь, что она им впрямь пообедает.

– Нас это не касается! – хладнокровно заметил отец. – Все в руках Провидения. Впрочем, будь уверен – этот молодец не подойдет к ней ближе, чем на полет стрелы.

Мы отправились вслед за Дильдар Ханом, который, переложив мушкет в левую руку, правой продолжал вертеть во все стороны мечом. В перерывах он останавливался, чтобы еще раз подкрутить свои лихие усы, концы которых и так торчали выше его слегка выпученных от природы глаз. Вскоре мы добрались до леса, и тут-то Хан стал показывать первые признаки трусости.

– Возможно, эта зверюга всего-навсего пантера, с которой мне просто стыдно связываться, – сказал он и обратился к нам: – Послушайте, ребята! Давайте-ка я подожду здесь. Если она и впрямь окажется тигром, то вы меня позовете, хорошо? Я тогда приду и убью ее.

Мы все дружно запротестовали и заявили, что без него все пойдет насмарку. Пробормотав что-то, Хан нехотя, но пошел вперед.

– Говорил я тебе, что он трус! – сказал мне отец. – Посмотрим, что он будет делать дальше.

Мы ходили по лесу, пока не нашли кости и порванную в клочья одежду; немного поодаль, в кустах, валялась голова несчастного пастуха. Тигр, несомненно, был где-то совсем рядом, и Хан, пытаясь не выдать страха, явно охватившего его, вновь взял слово.

– Скорей всего, это не обычный тигр, а тигр-оборотень, – сказал он. – Слышал я, что здесь уже давно бродит тигр, в которого вселилась душа одного бесноватого дервиша по имени Шах Якуб. Этого сына шайтана не возьмет никакая пуля! Зачем нам рисковать нашими жизнями?

– Э нет, Хан! – сказал один из наших. – Ты, должно быть, шутишь. Что-то я никогда не слышал, чтобы оборотень был тигрицей, да еще с тигренком. К тому же мы наплюем в бороду и целой сотне таких Шах Якубов, не правда ли?

– Тише, ты! – шикнул на него испуганный Дильдар Хан. – Ты молод и ничего не смыслишь в оборотнях, а я вот достоверно знаю случай, когда другой злой колдун, тоже живший неподалеку отсюда, как-то раз сотворил оборотня и натравил его на людей, поскольку они отказывались отдать ему своих самых прекрасных девушек, по одной из каждой деревни. Этот оборотень понаделал тогда делов!

– Как он выглядел? – вопросили мы, забыв в нашем любопытстве о тигрице, ради которой пришли в лес.

– О! – воскликнул Дильдар Хан. – Башка у этого оборотня была в два раза больше, чем у обычного тигра, а каждый зуб в аршин длиной. Глаза его были подобны раскаленным углям, которые багряно рдеют во тьме. У него не было хвоста и…

Тут Хан внезапно замолк, и все мы тоже, оглушенные ревом зверя, раздавшимся совсем рядом, а потом из кустов выскочила и тигрица с тигренком. Задрав хвосты, они бросились в лес.

– Ну что, Хан? – спросил кто-то. – Видишь, никакой это не оборотень. Ты заметил, как она помахала тебе хвостом, когда пробегала мимо?

– Подумаешь, хвост! – быстро нашелся Хан. – Я уверен: с хвостом или без хвоста – она оборотень, в которую вселился дух этого проклятого Шах Якуба, и пытаться убить ее бесполезно. Она, если захочет, сама отправит всех нас в ад одним мигом!

– Трус! Трус! – закричали мы. – В деревне корчил из себя храбреца, а тут готов показать ей свои пятки.

– Кто посмел назвать меня трусом?! – взревел Хан. – Идите за мной! Посмотрим, кто из нас трус.

С этими словами Хан бросился вперед, но почему-то не в ту сторону, куда убежала тигрица.

– Не туда! – крикнули мы ему, и Дильдар Хану пришлось вернуться.

– Да! Все это детские забавы. Пора с ними кончать. Пойдем, сынок, – сказал отец, и мы пошли туда, куда убежала тигрица. Вскоре мы вышли на прогалину, на дальней стороне которой возвышалась скала, густо заросшая кустами.

– Она там, я уверен, – сказал отец. – Более подходящего места, чтобы спрятаться, ей не найти.

Нас отделяли от скалы и кустов не более тридцати шагов, что, кажется, совсем не понравилось Дильдар Хану.

– Должен заметить, – сказал он, понизив голос, как только мог, – что, убив уже столько этих тварей, я знаю, как их лучше уничтожить. Поскольку я вооружен лучше всех, то я встану вон у того куста рядом с тропинкой. Вне всякого сомнения, тигрица устремится именно туда, когда вы выгоните ее из логова, и тогда вы увидите, какой теплый прием я ей устрою. Клянусь Аллахом! Она так и напорется на острие моего меча, а потом я покончу с ней одним ударом кинжала.

Мы посмотрели туда, куда он показал. Там и впрямь был куст, однако он отстоял от места событий никак не меньше чем на двести шагов.

– Друг мой! – заметил отец. – Думаю, что оттуда ты ее даже не разглядишь.

– Все будет, как я сказал. Уж вы мне поверьте, – заверил Дильдар Хан и торопливо ушел.

– Бог с ним! – сказал отец. – За дело!

Мы разделились на три группы – две из них оцепили кусты с обеих сторон, а третья отправилась в обход скалы, с тем чтобы забраться на нее и попробовать застрелить тигрицу сверху. Тигрица, несмотря на всю нашу ходьбу и разговоры, никак не проявляла себя, решив, видимо, спокойно отсидеться в логове. Мы, дойдя до кустов, остановились в ожидании и вскоре увидели, как на гребне скалы появились наши товарищи, которые отправились в обход.

– Вы готовы? – закричал один из них. – Сейчас мы скатим на нее камень.

– Бисмиллях! Кати его! – скомандовал отец.

Сразу трое человек навалились на валун, тот подался, покатился с превеликим шумом по склону, увлекая за собой камни поменьше, и с грохотом рухнул у подножья скалы, разлетевшись на тысячу кусков. Мы замерли в напряженном ожидании, однако тигрица из кустов почему-то не выскочила.

– Посмотрите, не видать ли ее сверху! – крикнул отец. – Если увидите, то стреляйте – мы готовы.

Люди на скале завертели головами во все стороны, но ничего, кажется, не заметили. Наконец один из них показал на что-то рукой, привлекая наше внимание.

– Клянусь Аллахом! – сказал отец. – Он видит ее. Берегитесь! Она может выскочить в любой момент.

Стрелки зажгли фитили и приготовились к стрельбе. Один из людей на скале вдруг поднял мушкет, прицелился и выстрелил. Вслед за грохотом выстрела раздался яростный рев, от которого вздрогнули небеса, и из кустов выбежал молодой тигр. Он явно был тяжело ранен, поскольку смог пробежать всего лишь несколько шагов и лег на землю, вновь огласив округу ужасным ревом. После того как в него с близкого расстояния ударила еще одна тяжелая круглая пуля, он перекатился на спину и навсегда затих.

– Теперь держись! – предупредил отец. – Сейчас появится его мамаша и, если мы дрогнем, задаст нам жару. Цельтесь лучше!

Отец опять крикнул людям на скале, чтобы они скатили еще один валун, который нависал над самым обрывом. Им пришлось изрядно попотеть, поскольку камень был огромным, однако все же они спихнули его, и тот тяжело грохнулся о землю. Труды оказались не напрасными – тигрица выскочила из кустов и в растерянности замерла на месте, хлеща себя по бокам хвостом и прижав уши. Она явно не знала, что делать, однако мы быстро положили конец ее раздумьям. Отец, а за ним и остальные открыли по ней огонь. Тигрица шатнулась в сторону после выстрела отца, который явно попал в нее. Мне даже показалось, что я услышал тупой удар пули о ее шкуру – «лаз!». Взревев, она бросилась на нас, однако мы подняли такой отчаянный и дружный крик, что она развернулась на месте и ринулась к тому кусту, рядом с которым должен был стоять Дильдар Хан.

– О Аллах! – воскликнул в смятении отец. – Что делать? Ведь она разъярена до крайности и разорвет любого, кто попадется ей навстречу.

В это время ее заметили и другие стрелки, немедленно поднявшие оглушительную пальбу по ней, и тоже, кажется, попали, поскольку она вдруг остановилась, зарычала и грозно оскалила клыки, однако затем опять побежала вперед. Дильдар Хан, конечно же, не подозревал, что тигрица направляется к нему, ибо он спрятался за кустом и не мог видеть происходящего.

– Хану конец! – в ужасе крикнул отец. – Ему никто теперь не поможет!

Вдруг, неожиданно для самого себя, я выхватил из-за пояса саблю и ринулся вслед за тигрицей.

– Амир Али! Сын мой! Немедленно вернись! Назад! Боже мой! Кто-нибудь, догоните и остановите его! – услышал я вдогонку отчаянный призыв отца.

Я не послушался и припустил так резво, что никто не смог угнаться за мной. Я бежал быстро, но тигрица, хоть и была ранена, двигалась быстрее и намного раньше меня достигла куста, за которым прятался Дильдар Хан. Этот же глупец, вместо того чтобы оставаться там, где был, вдруг выбежал ей навстречу, растопыря руки, и замер посреди дорожки, парализованный страхом. Тигрица остановилась, присела и прыгнула на Дильдар Хана. Она подмяла его под себя и, свирепо рыча, начала терзать когтями и зубами. Ни на секунду не задумываясь об опасности, грозившей мне, я подскочил к тигрице и нанес ей сокрушительный удар. По милости Аллаха, удар оказался удачным – лезвие сабли глубоко вошло ей в загривок, и, дернувшись всем телом, тигрица издохла на месте. Я отскочил в сторону, готовясь встретить ее другим ударом, но она более не шевелилась, закрыв собой труп Дильдар Хана. Несчастный трус! Она бы никогда не набросилась на него, хвати у него ума и выдержки не вылезать из-за куста. Тигрица убежала бы дальше, но этот дурак не нашел ничего лучше, как преградить ей дорогу, и поплатился за это жизнью. Я как сейчас вижу его замершим на месте и простирающим руки, словно желая обнять тигрицу. Теперь же он лежал на земле, представляя собой ужасное зрелище: его лицо было разорвано в клочья, а из распоротого живота густой струей текла кровь.

– Как ты мог так рисковать жизнью из-за этого труса! – воскликнул подбежавший отец, обнимая меня. Затем он обратился к остальным, столпившимся вокруг Дильдар Хана и тигрицы: – Вы видели, какой удар! Воистину, сегодня он посрамил всех нас: кто из вас нашел бы в себе отваги вступить в бой с тигром и покончить с ним одним махом, а? Аллах велик! Храбрец ты мой!

Тут один пожилой человек по имени Бини Сингх, учивший меня обращаться с оружием, сказал отцу, которого душили слезы восторга и облегчения от страха за мою жизнь:

– Позволю себе заметить, что похвалу заслужил не только твой сын, но и я. Я всегда говорил тебе, Исмаил, что этот парень будет достоин своего отца, да будет он богатым и счастливым и да проживет он тысячу лет! Видишь, сынок! Оказывается, не зря я учил тебя этому косому удару с замахом от левого плеча. Немногим дано освоить его как следует! Еще немного, и ты будешь обращаться с саблей не хуже меня. Тогда кое-кто, я надеюсь, не забудет отблагодарить твоего старого учителя.

С этими словами, засмеявшись, он повернулся лицом к отцу. Тот от всей души поблагодарил Бини Сингха и вечером и впрямь преподнес ему роскошный подарок – кривую саблю с рукоятью, украшенной сердоликом, и пятьдесят звонких серебряных рупий.

Старик действительно заслужил такую богатую награду, ведь благодаря ему я освоил искусство обращения с мечом и саблей; я умел стрелять из лука и мушкета и так точно и далеко бросал копье, что никто из моих сверстников во всей округе не мог сравниться со мной.

Вечером отец сказал мне:

– Амир! Я очень доволен и горжусь твоим геройским поступком, который поразил не только меня, но и всех наших товарищей. Это очень важно – завтра мы выезжаем в Шепур, где я представлю тебя предводителям-джемадарам и другим самым известным тхагам. Чтобы дело пошло на лад и они хорошо приняли тебя, я велел паре своих людей отправиться в Шепур уже сегодня уведомить о моем прибытии и заодно заранее рассказать там о твоей отваге. Я велел им не вдаваться в детали. Мы расскажем все до конца сами. Это обеспечит тебе самый теплый прием, да и мне будет сподручно убедить их, что ты достоин стать членом нашего братства не потому только, что ты мой сын. Понял?

Благословение богини Кали

Через три дня после схватки с тигрицей мы отправились в Шепур, где отца уже ждали несколько его приятелей-джемадаров. До начала дуссеры оставалось еще два дня – этот праздник считался одинаково благоприятным дли начала важного дела как индусами, так и мусульманами. Кроме того, он знаменовал прекращение летних ливней, делавших дороги Индии непроходимыми. После этого наступала благословенная погода, и многие тысячи путешественников по всей стране отправлялись в путь по делам, навестить своих близких, поклониться святым местам. На дорогу выходили не только они…

В Шепуре мы отправились с отцом в храм богини Кали, чтобы предложить нашей покровительнице скромные подношения. Я много раз видел до того изображения Кали, но и теперь мною овладели ужас и трепет при виде ее грозного облика. Держа в своих десяти руках смертоносные орудия – меч, трезубец, булаву, лук со стрелами, кинжал, боевой диск, серп, щит, а также только что отрубленную голову, из которой алым потоком лилась кровь, – богиня в радостном возбуждении победы плясала на поле брани, усыпанном телами ее врагов. Ее синекожее обнаженное тело было прикрыто лишь набедренной повязкой из человеческих рук, гирляндой из черепов и распущенными черными волосами. У ног Кали лежал прекрасный юноша, ее муж, – сам великий Бог Шива. Он бросился на землю, чтобы закрыть ее своим телом и не дать погибнуть всему миру, сотрясаемому до основания победным танцем Кали, который она прекратила лишь тогда, когда случайно наступила на своего мужа и от стыда высунула язык.

Постояв немного в благоговейном молчании и поднеся дары богине, отец сказал мне:

– В начале всех начал, когда высшее божество сотворило все сущее, оно приказало богине Кали, которую также зовут Бховани или Дурга, следить за тем, чтобы род людской, непрерывно размножаясь, не переполнил бы собой всю землю. Богиня Кали – великая разрушительница, олицетворяющая собой беспощадный ход времени, который уничтожает вся и всех, позвала нас, тхагов, в помощь. Она обучила нас нашему искусству и своими руками при помощи священного румаля – шейного платка – задушила несколько человек, чтобы мы знали, как это делается. Она наделила нас нечеловеческим умом и хитростью, научила нас нравиться людям и входить к ним в доверие. В качестве награды за наши труды мы могли брать себе то, что принадлежало нашим жертвам. Она предупредила нас, чтобы мы никогда не пытались скрыть тела наших жертв, ибо она сама должна была заботиться о том, чтобы они навсегда исчезли с лица земли. Так прошло много веков. Однажды, однако, несколько тхагов, только что убив человека, решили спрятаться и посмотреть, что же произойдет с телом их жертвы. Они засели в зарослях у дороги, рассчитывая незаметно дождаться появления богини, но разве может человек укрыться от глаз Кали? Она немедленно обнаружила их и велела им подойти к ней. Трепеща от страха при виде ее грозного и ужасного облика, несчастные попытались убежать, но по ее воле замерли на месте, как окаменевшие.

«Вы увидели меня! – взревела в гневе Кали. – Еще ни один смертный не видел меня без того, чтобы не умереть тут же, на месте. Вас, своих слуг, я не стану убивать, но знайте, что не буду и защищать вас, как раньше. Я более не стану убирать тела убитых, и вам придется позаботиться об этом самим. Не всегда будет это получаться у вас как следует, и вас будут ловить и казнить, как обычных людей. Это и есть наказание всем вам. Все же я не лишу вас совсем моего покровительства – вы сможете каждый раз, выходя на дорогу, обращаться ко мне, и я буду посылать вам добрые или дурные предзнаменования, которые предупредят вас о вашей судьбе».

– Все вышло так, как она сказала, – продолжил отец. – Действительно, иногда тела тех, кого мы убиваем, попадаются на глаза людям, и наших товарищей ловят и уничтожают. Происходит это крайне редко и лишь тогда, когда тхаги перестают обращать внимание на знаки и знамения, которые посылает им Кали, или забывают принести ей жертву. Ты спросишь меня, как получается, что мы, правоверные мусульмане, оказались под покровительством Кали, занимаемся одним делом с иноверцами – индусами, преследуя и уничтожая наши жертвы. Я много думал об этом и скажу тебе, что, видимо, так угодно Аллаху, раз на протяжении многих веков, с тех пор как наши предки появились в Индии, он дозволяет нам это. Будь он недоволен нами, то все наши планы и замыслы рухнули бы в одночасье, нас преследовали бы несчастья и гибель и нам пришлось бы забросить свое ремесло.

В день дуссеры состоялась церемония моего посвящения. Я был облачен в белоснежные одеяния, после чего отец, держа меня за руку, отвел меня в комнату, где собрались все джемадары. Мой отец обратился к ним с вопросом, готовы ли они принять меня в наше братство и с этого дня считать меня тхагом, на который они ответили: «Да!»

Затем все мы вышли из дома, и отец, воздев руки к небу, громко крикнул: «О Кали! Позволь нам принять твоего раба, Амира Али, в наше братство! Возьми его под свое покровительство и пошли нам знак, если ты согласна!»

Мы подождали некоторое время; наконец с верхушки дерева, ветви которого нависли над нами, раздался крик совы.

– Хвала великой Кали! – закричали все, а отец обнял меня, говоря:

– Радуйся, сын мой. Она послала тебе самый благоприятный знак. Она полностью берет тебя под свое покровительство.

Затем меня вновь отвели в комнату и велели, взяв в правую руку заступ – священный символ нашего дела, поднять его на уровень груди, вслед за чем я повторил за отцом слова страшной клятвы тхага. Потом я опять принес эту же клятву, но уже на Коране, и мой отец вложил мне в уста маленький кусочек освященного гура, то есть коричневого неочищенного сахара, велев мне съесть его. На том церемония и закончилась. Отец принял поздравления собравшихся и обратился ко мне со следующими словами:

– Мой сын! Теперь ты приобщен к древнейшему и наиболее угодному Богу промыслу. Ты поклялся быть честным, верным и храбрым; ты обещал хранить наше дело в глубокой тайне; ты должен теперь уничтожать всех людей, которых пошлет тебе божественное провидение, за исключением тех, трогать которых нельзя согласно нашим священным законам. К числу людей, которых не приемлет наша покровительница Кали в качестве жертвы, относятся прачки, кузнецы, маслоделы, плотники, аскеты-отшельники, сикхи, знатоки священных гимнов, танцовщики, музыканты, курители опиума, а также искалеченные, умирающие или больные проказой люди. Да, не следует убивать и женщин, если этого можно избежать, хотя это не обязательное условие. За этим исключением все человечество к твоим услугам, и ты должен прилагать все усилия – никогда не забывая при этом принимать во внимание знаки и предзнаменования великой Кали, – чтобы уничтожить их как можно больше. Я закончил: ты теперь тхаг, а все остальное, что тебе нужно знать, объяснит и покажет твой гуру, после того как он совершит все необходимые обряды.

– Я твой до самой смерти, Кали! – сказал я. – Молюсь только о том, чтобы с твоего благословения я смог бы как можно скорее доказать тебе свою верность.

Так я стал тхагом. Начни я свое служение Кали при обычных обстоятельствах, то есть будучи простым человеком, а не сыном могущественного и почитаемого предводителя, которым был мой отец, то мне пришлось бы занять самое низкое положение. Я стал бы всего-навсего могильщиком-лугха, которому предназначено готовить захоронения для наших жертв, и смог бы выдвинуться вперед лишь через многие годы, доказав своей предприимчивостью, умом и храбростью, что способен на большее. Всего этого мне удалось избежать благодаря своему отцу – я сразу оказался в превосходном по сравнению с прочими тхагами положении в нашем братстве и мог смело рассчитывать на то, что со временем займу место моего отца, когда тот сочтет необходимым уйти, наконец, на покой.

С этого дня меня отдали в обучение гуру, то есть наставнику нашей группы, старому тхагу, одному из наиболее опытных и ловких душителей – бхаттоти. Он был индусом, раджпутом, и хотя тело его высохло от старости, его могучие, жилистые руки, широкие плечи и высокий рост говорили о том, что он был человеком огромной силы. Ранее мне не доводилось быть с ним близко знакомым; обычно мы ограничивались взаимными приветствиями. Зная славу, которая шла за ним, я постоянно просил отца поскорее сделать меня учеником старого душителя.

Отец с готовностью согласился и сказал, что охотно отдаст меня в руки Руп Сингха (именно так звали моего будущего учителя), с тем чтобы, занимаясь прилежно и усердно, я обрел необходимые навыки и мог бы приступить к делу при первой возможности.

Руп Сингх начал с того, что в течение нескольких дней беспрестанно читал молитвы и магические заклинания. Были принесены многочисленные жертвы. Рун Сингх с утра до вечера толковал понятные только ему знамения Кали, которые являлись в облике различных птиц и зверей. Что касается меня, то я не делал ровным счетом ничего, сидя четыре дня напролет под деревом, наблюдая за Руп Сингхом и пытаясь понять значение тех обрядов, которые он совершал, пока это занятие мне порядком не надоело. Руп Сингх вовсе не пытался объяснить мне их смысл, а в ответ на мои вопросы лишь однажды пояснил, что все эти церемонии были предназначены для того, чтобы сделать меня бесстрашным, сильным и хитрым, чтобы не дать уйти тем, кто попадет в мои руки, чтобы помочь мне избежать коварных замыслов моих врагов, стать удачливым и знаменитым.

– Послушай, сынок, – говорил он. – Некоторые из наших людей, ради которых я читал заклинания и молитвы, уже стали известными тхагами и даже предводителями-джемадарами. Ты пойдешь по их пути, но сейчас, прошу, не задавай мне больше вопросов. Удовлетворись сознанием того, что все идет как надо. К моей большой радости, Кали пока не послала тебе ни одного дурного предзнаменования.

Утром пятого дня он наконец дал мне шейный платок – румаль. Затем я совершил омовение, тело мое было умащено благовониями, а на лбу красной тушью поставлена небольшая точка – знак того, что я стал слугой Кали. После этого Руп Сингх торжественно сообщил мне, что теперь его ученик Амир Али – настоящий бхаттоти.

Да, кстати, я забыл показать тебе одну довольно важную вещь, – со смехом сказал Руп Сингх. – Я ведь так и не научил тебя, как надо пользоваться этим платком. Я, между прочим, знаю один особый прием, который несложно освоить. Вот, смотри!

Он забрал у меня платок и завязал его левый конец большим узлом, в середину которого поместил серебряную рупию. Этот конец он взял в левую руку, а другой зажал в правой, держа кулаки ладонями вверх, и оставил между ними ровно столько места, чтобы можно было обхватить шею человека.

– Теперь, – сказал он, – заметь себе! Когда ты забросил платок сзади и туго затянул его, тебе надо сильно упереться костяшками пальцев в шею и резко свернуть ее в ту сторону, которая тебе будет удобней. Если сделать это как полагается, смерть наступит немедленно. На, попробуй сам.

Я взял платок в руки, держа его так, как показал мне Руп Сингх, однако тот остался недоволен.

– Не так, не так! – заворчал он. – Дай сюда, я покажу тебе все на твоей собственной шее.

– О нет, не надо! – вскричал я. – Ты еще увлечешься и вообразишь, пожалуй, что я бедный путешественник, которого послала тебе Кали, да и придушишь меня в мгновение ока, сам того не желая. Нет, спасибо, я и так все понял!

– Ладно! Тогда попробуй сделать это на моей шее, Амир Али. Я сразу пойму, усвоил ты мой урок или нет.

Я повиновался его приказу и попробовал, однако старый раджпут лишь рассмеялся.

– Не пойдет! Так ты и с ребенком не справишься! Лучше все-таки давай я покажу на твоей шее, тогда ты сразу все поймешь!

Мне пришлось подчиниться, хотя предложение Руп Сингха мне вовсе не нравилось. Кровь буквально застыла у меня в жилах, когда я почувствовал на своей шее его холодные, костлявые пальцы, однако он не причинил мне вреда, а я понял, где была моя ошибка. После того как я еще несколько раз проверил свою хватку, Руп Сингх наконец-то возгласил, что теперь я в полном порядке.

– Тебе осталось только набраться опыта, – сказал он.

– Бог даст, – ответил я, – у меня не будет недостатка в нем. Я стану словно тигр, который, один раз вкусив человеческую кровь, уже не может обойтись без нее!