Читать книгу Медицинское общежитие - Алексей Летуновский - Страница 2

Небо гремело своей серой чернотой, так темно и тут же прекрасно не было с начала октября. Мелкие, но холодные, капли дождя сонно стучали по мостовой, люди наблюдали сие действо под зонтами – такими же черными, как и небо с той лишь разницей, что из-под зонтов не шел этот прекрасный дождь. Холодные, но мелкие, капли медленно стекали по моему лицу. Деревянная скамья подо мной принимала душ, очищалась, радовалась новым, холодным и сонным, мелким и грустным, каплям дождя. Я сидел и ждал трамвай на трамвайной остановке, что посреди унылого, серого шоссе, образовывало небольшой островок из ждущих трамвая людей, покрытых зонтами, смазывающими свои лица неизвестностью и мудро, но глупо, смотрящими на блестящие под дождем рельсы.

Цифровая, красочная, колорная и колоритная пленка завершилась. Тот, кто ждал, ч/б безмерно рад. Небо это позволяло, и я смотрел на рельсы вместе со всеми, ожидая маленькой, но победной, дрожи, напоминания. И рельс задрожал, слева послышался глухой звук скрежета, и взгляды, в том числе и моего, устремились лишь в одну точку из тысяч точек трамвая. Красный, пронзающий всевозможную рябь и страданья, он двигался, останавливался, и уезжал. Островок почти опустел, а мне нужен был совсем другой маршрут. В эту погоду вернее всего было сделать какой-нибудь верный шаг, смешаться с грязью толпы и просто изменить свое неверное решение. Но ради того я и жил, чтобы принимать неверные решения. Островок пустел, а разноцветные, колорные и колоритные трамваи лишь вздергивали блестящий на каплях дождя рельс. И второй рельс. Я не хотел возвращаться домой, и в другой момент я тут же хотел оказаться там – в уютном отрубе, где, наконец, можно было бы почувствовать независимость, и аромат горячего чая. Желтый, зеленый, голубой – все они пронзали черноту, тьму и капли – мелкие и острые капли дождя. Я смотрел на часы, и послушно ждал следующей дрожи рельсов, но, не дождавшись, пошел на автобус. К тому времени я уже слишком промок.

В автобусе пахло воздушными шариками и потом. Он был желтый. Но желтый не как лимон, или осенний лист, утопающий в луже, а желтый, как мягкий грейпфрут. Даже нутрь автобуса была грейпфрутом – красная, перекликающаяся обрывками с железом и полом, таким полом, что обычно в трамваях замечаешь; сочная, но с привкусом старой сухости и горячего лимонада. На улице очень сильно пекло, и казалось, что летящий по пустой дороге автобус, преодолевающий все перекрестки и не перекрестки, отдающийся домам, и не получающий ничего взамен, сейчас расплавится. Вот уже как сто метров я смотрел на отдаляющийся железный щит «Добро пожаловать на дно». Дорога была наклонной, и автобус разгонялся все сильнее, асфальт кончался, и грейпфрут трясло соковыжималкой. А затем, затем он рухнул с обрыва в реку. Нужно было немного остыть.

– Вылезать.

Небо плыло на глазах своими облаками и безвременной и безмятежной голубизной. Автобус уходил все глубже под воду, и я видел с бетонного берега только его крышу. Я не стал выжимать все свои вещи, бетон тоже не был против. Нужно было подниматься, я оглянулся. Где-то вдали виднелись невысокие серые дома, но идти туда было так неохота, что я стал оглядываться дальше. Поблизости, вокруг моста, уводящего дорогу куда-то в безрастительность, в песчаную пустыню и туман, не было совершенно ничего. Даже дорога заросла колючей стеклянной неизвестностью.

Осознав то, как автобус мог потерять управление и не вписаться в такой широкий мост, я поднялся и, капая, пошел к домам. B кармане брюк что-то кололо и не хотело промокать, я нащупал что-то сухое и бумажное, и вспомнил.

– Вот твой билет, вот твой автобус. Все в лучшем виде тебе было дано. Где-то звенит звонок. Прощаться.

Облака совсем не перемещались, будто небо заморозили, но никакого холода совершенно не чувствовалось, было очень жарко, я не заметил на небе солнца. Солнца не было.

– Сколько ехать?

– Часа два, ты сам поймешь по тому, как дорога пойдет склоном. На всем готовеньком ли счастлив был ты, дурак?

Подниматься в горку не было такой уж сложностью, если бы отяжелевшая от воды и мокроты одежда не тормозила мои ноги. Я дошел до железного щита, еще раз прочитал надпись, которая явно была написана недавно, свежей, красной, краской. Даже подтеки были заметны, и блестели на… солнце на небе я так и не увидел. Я облокотился на щит и снял одежду, появился маленький теплый ветерок, ноги чувствовали песок и колотое стекло. Жара заставляла меня хотеть спать, поблизости я не увидел никакой тени, поэтому прилег около щита, подложив под голову мокрую одежду.

– Звенит звонок, слышишь?

– Я не хочу уезжать.

– Ты не хотел оставаться. И, это, если увидишь Бога там, то.

– Что?

– Передавай ему привет.

He всем дано поспать. Особенно, когда голова, с одной стороны горячая от… солнце, нет его, а с другой стороны мокрая от одежды.

Счастливый путь…

Я поднялся и продолжил идти по склону вверх. Впереди виднелись дома, поджатые своей серой серостью и песком в воздухе. Дышать было тяжело. Спать хотелось очень сильно, а в голове образовалась какая-то голодная пустота. Голод по мыслям.

Небо хмурилось от своей сущности. Автобус стоял передо мной, где-то звенел звонок. Площадь была совершенно пуста. На сегодня я наговорился с самим собой, попрощался с мыслями и раздумьями.

Прозвенел звонок, двери открылись, а я зашел. В автобусе пахло воздушными шариками и потом. Я выбрал самое горячее место, прислонился лицом к стеклу и смотрел на пустую площадь. Звонок уже не звенел. Солнце согревало стекло, а стекло согревало меня. И я заснул.

Стоя перед центральной улицей… города? это даже городом нельзя было назвать, я осматривал дома, надеясь поймать чей-нибудь взгляд в окне. Притомившись, я понял, что оставил свою мокрую одежду около щита позади. Я дошел до трамвайной остановки, поняв, что она трамвайная, только по знаку трамвайной остановки, никаких рельсов и близко не было. Присев на железную, горячую скамью, я услышал, что звенит звонок. По асфальту ехал трамвай, образовывая небрежную колею, он остановился предо мной, раздвинул свои двери, тысячи взглядов смотрели на меня, якобы не обращая внимания на мою наготу, кто-то даже вышел на остановке, и скрылся в переулке, кто-то вышел из переулка.

Небо нахмурилось, и стало довольно черно-бело. Пошел дождь. Такой дождь, который застает тебя, когда ты голый сидишь на трамвайной остановке. Подъехал еще один трамвай, он был чуть опустевшим, но я пристроился у окна, наблюдая жизнь серых домов, скрипя колеей асфальта, звенел звонок, трамвай тронулся, и поехал вертикально. Серые дома, окруженные пустыней, которая рассекалась рекой, становились все меньше, они скрывались в толще дождя, а трамвай поднимался все выше, и даже выше туч, дождь кончился, весь салон тут же нагрелся, и я увидел солнце. Оно светило так ярко, что я понимал, почему оно бросило появляться там – внизу. Люди вокруг меня в трамвае резко заорали на каком-то неизвестном языке какую-то горькую песню, а я просто сидел и озарялся солнцем. Я улыбнулся и резко кинул головой в сторону острия дамокловых мечей.