Читать книгу Сокровища - Алексей Макаров - Страница 4
Сокровища
Глава вторая
Серафимовское. Братья
ОглавлениеТётя Валя перед уходом на работу растолкала Лёшку. От её тихого голоса, которым она старалась разбудить храпящего сына, Бородин моментально проснулся.
За последние годы у него выработалась привычка, что он от малейшего постороннего шума моментально просыпался. Спал он очень чутко. На судне, бывало, моторист, который приходил его будить, только приоткрывал дверь в каюту, как он уже сразу подскакивал на койке. Вот и сейчас от недовольного голоса тёти Вали он приподнял голову.
Тётя Валя была недовольна тем, что они всё съели, посуду не убрали и завалились спать.
– Что ж ты, паразит такой, ничего не убрал за собой? – шёпотом отчитывала она Лёшку, на что тот только вяло оправдывался:
– Да поздно уже было, мам. Да и не хотели посудой греметь…
На что мать только пуще расходилась.
– И вино всё вылакали, бесстыдники, – в завершение всего подытожила она.
– Да там-то оставалось-то всего на стакан, – шептал Лёшка. – Зато мы твою наливочку не тронули, – вставил он в своё оправдание.
– Хоть это, слава богу, не сотворили, – довольно сказала тётя Валя и тут же добавила: – Сегодня Люда должна приехать, так ты встреть её, а я уж после работы с ней поговорю.
– Какая Люда? – не понял Лёшка.
– Да из Курска, – уже громче произнесла тётя Валя, – она же к нам всегда в начале лета приезжает.
– А-а, – вспомнил Лёшка. – Мешочница эта, что ли?
– Замолчи, негодник, – цыкнула на сына тётя Валя. – Тебе, может быть, и мешочница, а мне – двоюродная сестра. Чтобы из дома ни ногой. А то у Татьяны и так с дитём проблем хватает. Да, кстати, – резко переключила она свою мысль, – как Юрка сегодня спал?
– Нормально спал, – потягиваясь, проинформировал её Лёшка. – Пока мы сидели, ни разу не проснулся.
– И то хорошо, – удовлетворённо подытожила тётя Валя. – Значит, Татьяна сегодня не такая замордованная будет, – а потом ещё раз напомнила Лёшке: – Из дома ни ногой. Люду ты должен встретить. Я сейчас Димку в сад отведу, а ты не забудь его забрать.
С этими словами она осторожно вышла из комнаты. Вскоре щёлкнул замок закрывающейся входной двери, и уже тогда Бородин открыл глаза и посмотрел на часы. Было около семи утра.
Лёшка лежал рядом на спине, закинув руки за голову, и пялился в потолок.
– Привет, братан, – поприветствовал его Бородин.
– Здорово, – Лёшка повернулся к Бородину лицом. – Как спалось?
– Отлично! Как в танке.
– Я тоже дрых без задних ног. Что, маманя разбудила? – поинтересовался он.
– Все равно в гальюн надо бы сходить. Жизнь зовёт, – пошутил Бородин.
– Давай иди, а я посмотрю, как там Танька, да обратно завалюсь, – Лёшка встал с кровати и прошлёпал к себе в комнату.
Когда Бородин вернулся из туалета, Лёшка лежал на второй половине кровати, уже готовый снова заснуть.
Он приоткрыл один глаз и вяло пробормотал:
– Ложись, поспим ещё, когда такое ещё получится…
От такого предложения Бородин никак не мог отказаться и тоже пристроился рядом с Лёшкой на соседней подушке.
Проснулся он от телефонного звонка.
Телефон пронзительно надрывался в коридоре, но к нему никто не подходил. Видать, Татьяна или заснула, или была занята Юркой.
Лёшка с кряхтением поднялся с кровати и прошёл к надрывающемуся телефону.
Он долго о чём-то говорил. О чём, Бородин не мог разобрать, да он и не прислушивался, а ловил ещё мгновения покидающего его сна.
Вернулся озадаченный Лёшка.
Бородин приоткрыл один глаз и спросил его:
– Чё случилось-то?
– Да братья собираются мать помянуть на кладбище. На Чёрную речку зовут. Я им на прошлой неделе обещал, что с ними поеду, а сейчас, видишь – ты приехал, мать сказала, что Люда приедет. Чё делать – не знаю.
– Какие братья? – не понял Бородин.
– Да Юрка, Серёга да Борька, – Лёшка сел на диван, почёсывая себя под мышками.
Бородин тоже задумался над создавшейся ситуацией, а потом решил:
– А поехали! – он приподнялся на локте и посмотрел в Лёшкину спину. – Чего менжеваться? Пообещал, значит надо делать.
Лёшка в недоумении от такого предложения обернулся, посмотрел на Бородина и решительно махнул рукой:
– А поехали. Ни черта с этой Людой не случится. Посидит тут с Танькой пару часиков, а там и маманя подъедет.
Ободрённые таким решением, они бросились в ванную.
* * *
Братьев этих Бородин никогда не видел, а знал о них только по рассказам папы.
Мать их умерла во время блокады. Об этом ему тоже рассказал папа.
Тётя Валя, тогда ещё совсем молодая девушка, обессиленная от голода, брела с работы домой. Ей пообещали, что её на днях отправят на Большую землю, поэтому она пошла домой за вещами. На улице она увидела трёх пацанов, сидящих около трупа женщины. Они, по всей видимости, шли за водой, потому что у них были санки, на которых стояли вёдра и кастрюли. Как измождённой голодом Вале ни тяжело было самой, но она отвезла труп женщины на кладбище, упросила какого-то мужика положить его в какую-то яму и засыпать снегом и мусором, который был поблизости. Она пометила это место, сделав зарубку лопатой на дереве, росшем рядом с ямой, а потом забрала мальчишек с собой, привела на завод, упросила начальство, и через несколько дней их вывезли на Большую землю. Во время эвакуации она ухаживала за ними, как за своими детьми, а вернувшись в Ленинград, заставила учиться. Таким образом она спасла их от неминуемой смерти и дала новую жизнь. Почему-то о себе и о своей жизни она не думала. Даже выходила замуж за Диму как мать троих детей, и Дима был на это согласен. И только когда жить стало намного легче, она родила Лёшку. Поэтому он у неё и был такой поздний и единственный.
Все братья закончили институты, женились, но жить без квартир было тяжело, а денег на приобретение жилья ни у кого из них не было.
Тогда Дима попросил своего двоюродного брата, папу Бородина, чтобы он им помог.
Папа устроил их в старательские артели, где братья неплохо заработали, приобрели квартиры, мебель и сейчас продолжали работать в Питере.
Старший из них, Юра, только в прошлом году перестал работать в артели. Сейчас работал начальником цеха на каком-то заводе.
Серёга вернулся в институт, но за пьянку его оттуда вытурили, и сейчас он работал грузчиком в торговом порту.
Борис работал инженером в каком-то конструкторском бюро.
Тётя Валя с дядей Димой были очень благодарны папе Бородина, что он принял участие в судьбе их приёмных сыновей.
Только вот тётя Валя так и осталась без образования, но сейчас она работала бригадиром на «Электросиле» и устроила туда же и Лёшку. А для дяди Димы всё это тоже не прошло даром. В прошлом году он умер.
* * *
Умывшись, братья вывалились на кухню, где с жаром принялись готовить завтрак.
Удивлённая Татьяна, вышедшая на шум из спальни с Юркой на руках, в недоумении смотрела на них.
– Вы чего это тут суетитесь да гремите?
– Спокойно, спокойно, Тань, – отмахнулся от неё Лёшка, продолжая жарить яичницу с колбасой. – Я тебе сейчас всё объясню.
– Вы тут такой грохот подняли, – начала выговаривать она Лёшке, – что Юрку разбудили.
По сонному и помятому Юркиному личику было видно, что он только что сладко спал. Он всё время прятал головку на плече у Татьяны, не желая видеть ничего, кроме матери.
– Кушать будешь? – поинтересовался у неё Лёшка, отрываясь от сковородки.
– А что ты там готовишь? – поинтересовалась она, заглядывая через его плечо на плиту.
– А что нашли! – рассмеялся Лёшка.
– Яичницу с колбасой, – пояснил ей Бородин, заканчивая мыть посуду. – Будешь?
– Такую яичницу – буду, – весело отреагировала Татьяна на предложение Бородина и уселась с Юркой на руках у свободного края стола.
Выключив газ, Лёшка поставил только что перемытые тарелки на стол и разложил по ним яичницу.
Во время завтрака Лёшка предупредил Татьяну:
– Мы сейчас к Юрке, Серёге и Борьке съездим, помянем их мать и вечером вернёмся. Но тут понимаешь какая закавыка… – он многозначительно посмотрел на Татьяну. – Люда эта, из Курска, должна приехать. Так ты тут её развлеки до прихода мамани, – в его взгляде, обращённом на Татьяну, была просьба.
– Так она же сказала, что ты это должен делать, – нерешительно возразила Татьяна.
– Ну, – Лёшка развёл руками, – мало ли что она сказала. Обстоятельства изменились, поэтому мы эти приказы и корректируем, – он весело посмотрел на Бородина, на что тот подыграл ему энергичным кивком. – Так что, – продолжал он, – справляйся тут сама, а мы – погнали. – Закинув в рот последний кусок яичницы, он с треском отодвинул стул и выскочил из-за стола.
– Давай, Вов, торопись, – торопил он Бородина. – Времени до встречи у нас мало, надо ещё и в гастроном заглянуть.
– Что? – горестно произнесла Татьяна. – Опять пить будете?
– Не пить, – поправил её Лёшка, – а поминать. Святое дело, – он поднял указательный палец над головой.
– Ох, Лёша, и достанется тебе от матери, – посетовала Татьяна, а потом посоветовала: – Вы уж там не сильно надирайтесь, знаю я этих братьев. Что ни встреча, то попойка. Как их только в артелях держали?
– Да там сухой закон, – пояснил ей Бородин. – Если хочешь работать – не пей, а хочешь пить – так моментально под зад коленом. Там закон насчёт этого дела, – он хлопнул себя по горлу тыльной стороной ладони, – жестокий, но – справедливый. Поэтому они все оттуда с деньгами и возвращаются.
– Да знаю я, – Татьяна, поудобнее усадила Юрку на руках. – Только боязно мне за тебя, Лёша, как бы чего у вас там после этих поминок не произошло, – и горестно вздохнула.
– Не бои́сь, мать, – хлопнул Лёшка жену по плечу. – Всё будет тип-топ, – и он со смехом посмотрел на Бородина. – Давай, поехали…
– А чё? – так же бодро ответил Бородин. – Нам собраться, что подпоясаться. – И, выйдя в коридор и прихватив ветровки, парни вышли из квартиры.
Они зашли в гастроном и у той же самой необъятной продавщицы, увешанной золотыми кольцами и серьгами, купили бутылку водки.
Вышли из магазина, и тут уже Бородин положился на Лёшкино знание всех видов городского транспорта.
Ему оставалось только вынимать мелочь и расплачиваться с кондукторами в троллейбусах и трамваях и в метро.
До времени, когда рабочий люд повалит с работы, было ещё далеко, поэтому в транспорте никакой толкучки не было и они быстро доехали до Чёрной речки.
Выйдя из метро, Лёшка огляделся и махнул куда-то в сторону рукой:
– Вон там Юркина машина должна стоять, – и, не ожидая Бородина, направился влево от метро.
Через пару десятков метров Бородин увидел несколько припаркованных машин.
У одной из них стояли трое мужчин и о чём-то энергично вели беседу.
Лёшка уверенно направился к бежевой «Волге», у которой они стояли.
Беседа была, по всей видимости, настолько важная, что собеседники ничего вокруг себя не видели и не замечали, поэтому они были очень удивлены, когда перед ними появились Бородин с Лёшкой.
– Здорово, братаны! – громко возвестил Лёшка о своём появлении.
Удивлённые его неожиданным появлением, мужчины резко прервали беседу, и старший из них, улыбаясь, покачал головой:
– Ну, Лёха, ты и даёшь! Перепугал своими криками, – на что два остальных собеседника, заулыбавшись, повернулись в сторону громкоголосого Лёшки.
Все они были чем-то неуловимо похожи друг на друга, но в то же время и отличались, поэтому складывалось впечатление, что это были или братья, или очень близкие родственники.
Повернувшись, они все втроём с любопытством принялись рассматривать Бородина, а потом каждый из них по отдельности протянул ему руку.
– Юра, – крепко пожал Бородину руку старший из них.
Это был крепкий лысоватый мужик с правильными чертами лица, лет под пятьдесят. Его небольшая голова, переходящая в плотную борцовскую шею, плотно сидела на таких же мощных плечах, подчёркивая его недюжинную силу. Крепкая рука нешуточно сдавила ладонь Бородина, но тот, готовый к такого рода приветствиям, не уступил силе его руки и так же энергично ответил на рукопожатие, сильно тряхнув Юрину ладонь.
– Владимир, – так же представился Бородин.
– Так вот ты какой, Вовка! – весело произнёс Юра, посмотрев на братьев. – Много мы о тебе слышали от отца, а вот встретиться всё никак не удавалось.
– Серёга, – протянул Бородину руку мужик помоложе.
Он был такого же роста, как Юрий, но выглядел не таким мощным, да и лицо его было немного потрёпанным, показывая, что этот человек или болен, или злоупотребляет алкоголем, но рука у него была такая же твёрдая, как и у Юрия, да глаза блестели более азартно и весело.
– Владимир, – Бородин тряхнул руку Серёги и посмотрел тому в глаза.
Серёга не отвёл взгляд и так же, как и Юрий, доброжелательно улыбнулся Бородину.
Последним руку подал статный, на голову выше Бородина, пышноволосый брюнет. Он мягко пожал руку Бородину и мягким голосом произнёс:
– Борис.
Бородин, увидев в глазах Бориса неподдельную заинтересованность и симпатию, так же мягко ответил:
– Владимир.
А Лёшка в шутку, протянув братьям по очереди ладонь для рукопожатия, поспешно повторял:
– Алексей, Алексей, Алексей, – чем вызвал у них здоровый смех.
– Уж тебя, дорогой ты наш, мы прекрасно знаем, – улыбаясь, Юрий даже шлёпнул Лёшку по плечу. – Только скажи, касатик, где же ты это так припозднился? Мы тебя уже битый час ждём, а Лёхи всё нет. Вот если бы Володя припоздал, – он кивнул в сторону Бородина, – так это понятно, он города не знает, но тебе… – Юра, поджав губы, осуждающе покрутил головой.
– Да мы только в гастроном зашли, – Лёшка показал авоську с закусками и бутылкой, – а так сразу и ломанулись к вам…
– Ломанулись, – усмехаясь, перебил его Серёга. – Черепахи быстрее ломятся. Ладно, чего время-то зря терять, поехали.
Они все устроились в машине, и Юра не спеша отъехал со стоянки.
Минут через пятнадцать машина подъехала к входу на кладбище.
На парковке было достаточно места, поэтому Юра без труда припарковал машину у входа.
Братья вышли из машины, не торопясь достали инвентарь и, пройдя через ворота, прошли вглубь кладбища, по только им известным тропкам.
Вскоре они подошли к высокому толстому дереву, каких здесь было немало, возле которого приютилось несколько могил.
Бородин с интересом смотрел на действия братьев.
Ведь с тех пор как он ещё семилетним мальчишкой был на могиле своей бабушки, ему больше никогда не приходилось бывать в таких скорбных местах, и как себя ведут люди у могил близких людей, он знал только по фильмам и книгам.
Юрий подошёл к одной из могил и поставил возле неё принесённые сумки.
– Здравствуй, мама, – тихо произнёс он. – Вот мы снова пришли к тебе. Посмотри на нас, какие мы стали.
Бородин с интересом посмотрел на Сергея и Бориса. Они тоже подошли к брату и, опершись на ограду, смотрели на памятник, на котором все надписи были почти стёрты.
Лёшка опёрся плечом о дерево и посмотрел на его ствол.
– Видишь эту зарубку? – показал он Бородину на глубокий старый шрам на его поверхности. В этом месте кора была когда-то давным-давно повреждена, и сквозь неё просматривалась голая чёрная поверхность ствола, обросшая по краям ноздреватым слоем коры. – Это моя маманя сделала, когда хоронила их мать, – он кивнул в сторону братьев. – Только по этой метке и нашли они её могилу, а то бы им пришлось приходить туда, – он показал куда-то в сторону.
Бородин посмотрел в ту сторону, куда показал Лёшка, но из-за густой поросли кустов и деревьев ничего там не увидел, но догадался, что Лёшка имел в виду общую могилу захороненных здесь людей, погибших во время блокады Ленинграда.
Братья, молча постояв у оградки, открыли в ней небольшую калитку и принялись прибираться на могиле. Они очистили её от непрошеной зелени, подровняли поверхности и, достав краску, принялись красить оградку.
Лёшке с Бородиным досталась работа по сбору мусора, который они относили к ближайшим мусорным бакам.
Работали все молча и споро, и, покончив с покраской и мусором, братья достали из принесённых сумок снедь и разложили её на небольшом столике возле оградки.
Особенно в глаза Бородину бросилось то, что Юра из своей сумки достал варёную картошку в мундире, чёрный хлеб и солёный огурец.
Серёга с Борисом тоже поставили на стол не разносолы, а тот же хлеб и картошку.
«Наверное, они хотят вспомнить о том времени», – промелькнула мысль у Бородина, поэтому он постарался не выражать никаких эмоций на своём лице.
Лёшка тоже выставил на столик всё, что они прихватили из дома и купили в гастрономе.
Разлив по стаканам содержимое одной из бутылок, Юра поднял стакан.
– Грустно, конечно, Володя, знакомиться в таком месте, – он окинул взглядом окрестности могилы, – но не для этого мы сюда пришли. Давненько мы здесь все вместе не появлялись. Пусть наша мама посмотрит на нас, какие мы стали, а мы вечно будем помнить её и своим детям и внукам будем о ней рассказывать. Помянем её светлую душу, – он затуманенным взглядом посмотрел на окружающих и молча выпил.
Все так же, молча, последовали его примеру.
Немного помолчав, Юра разлил вторую бутылку.
– Ну а теперь давайте выпьем за нас. Чтобы мы были всегда вместе и чтобы ничто нас никогда не разлучило, – он протянул руку к центру стола, над которым дружно прозвучал звон стаканов.
Было уже далеко за полдень, и все присутствующие здорово проголодались, поэтому закуска была быстро съедена, и мужики начали собираться.
Со стола были собраны все корочки и крошки хлеба, посмотрев на которые Серёга непроизвольно произнёс:
– Если бы тогда, в ту зиму, у нас хоть что-то из этого было, то и жива была бы наша мама.
От его слов все прекратили суетиться и вновь посмотрели на памятник, на котором уже свежей краской было обновлено имя их матери.
– Но если бы не мама Валя, и нам бы этого не видать, – грустно проговорил Борис.
– Ты прав, брательник, – подтвердил его слова Серёга. – Поэтому поехали-ка ко мне. Галка там ждёт нас. Она не хочет нарушать нашу традицию. Там и поговорим обо всём. А о маме Вале особенно.
Ни о каких традициях Бородин не знал, но отказываться от приглашения смысла не было. Тем более, что братья ему всё больше и больше начинали нравиться. Особенно ему понравился их сплочённый труд на могиле и то, как каждый из них отнёсся к этому.
Отойдя от могилы, Юра спросил Бородина:
– А ты здесь раньше был?
– Не приходилось, – честно сознался Бородин.
– А на Пискарёвском? – продолжил спрашивать Юра.
– Там был. Грандиозный мемориал, – попытался он описать свои впечатления, которое оказало на него Пискарёвское кладбище.
– Ну, здесь не так всё монументально, но есть на что посмотреть. Давай, – он обратился к братьям и Лёшке, – пройдёмся немного, покажем Володе, чем дорого это место ленинградцам.
Те были не против такого предложения, и вскоре от могилы матери они вышли на широкую аллею.
Кладбище есть кладбище. Каждый шаг по нему вызывал чувство скорби и ощущение трагедий, о которых говорили каждый памятник и надгробие.
Проходя по аллее, Юра остановился у группы свежих памятников.
– Тут, – он показал на чёрные мраморные монументы, – захоронение военных моряков из Владика, которые погибли в Ленинграде при авиакатастрофе в тысяча девятьсот восемьдесят первом году.
Бородин помнил о той трагедии, при которой погиб почти весь командный состав Тихоокеанского флота. Правда, он никого из них не знал и ни одно имя ему ничего не говорило, но это были его земляки и было, конечно, прискорбно, что молодые, энергичные мужики погибли не в море, а при какой-то банальной авиакатастрофе.
– А там, – Юра указал немного дальше, – тоже моряки лежат, с «Механика Тарасова».
* * *
Бородин помнил о той зимней трагедии в Атлантическом океане в 1982 году у берегов США. Особенно запомнилась ему судьба капитана, который не захотел пройти круг необоснованных унижений и покончил жизнь самоубийством. О трагедии писали много, а о судьбе капитана где-то что-то мимолётом прошло в одной из газетёнок.
Бородин полностью понимал капитана. Ведь та система, которая сложилась на флоте, всегда находила стрелочника в лице капитана или стармеха, которые были обязаны знать и всё предвидеть, даже если и получали идиотские приказания и в этот момент или спали, или находились совсем в другом месте.
Примерно такой же случай, слава богу без человеческих жертв, произошёл с его другом.
Их судно пришло после полугодового рейса во Владивосток. Штатный экипаж на время выгрузки заменили подменным экипажем.
За время стоянки в порту надо было предъявить судно Регистру СССР, чтобы продлить документы на полгода до ремонта. Для этого надо было выдернуть пару поршней и втулок главного двигателя для предъявления Регистру. Этими работами занялась специальная бригада дизелистов под руководством мастера с судоремонтного завода.
Его друг был вторым механиком, в чьё заведование входил главный двигатель. Как у нормального моряка, у того болела душа за работы, производимые береговыми специалистами. Поэтому в один из дней он, бросив семью, примчался на судно, чтобы проверить качество работ. А тут, на этот случай вонючий, работяги дёргали втулку. Вместо того чтобы подорвать её джеками, они тянули её машинным краном, тельфером.
Тельфер не выдержал и обвалился на группу работяг. Он никого не убил и не покалечил. Друг Бородина в это время сидел в каюте и пил чай, перед этим предупредив работяг, чтобы они без него эту работу не начинали. Он хотел сам её сделать.
Но что случилось, то случилось.
В итоге второй механик подменного экипажа был понижен в должности до третьего механика, выговор, лишения тринадцатой зарплаты и прочие наказания.
Другу Бородина – выговор, лишение тринадцатой зарплаты, а когда судно пришло из рейса, то после отпуска он был направлен на ледокол, то есть неофициально лишён возможности выхода за границу.
Стармеху подменного экипажа – понижение в должности до второго механика и все прочие «награды».
Стармеху штатного экипажа – выговор, но тот не стал дожидаться дальнейшего издевательства, уволился из пароходства и ушёл к рыбакам, где его с удовольствием взяли на одну из огромных плавбаз.
Бородину было искренне жаль капитана с «Механика Тарасова», но так тот сделал свой выбор, за который его никто из настоящих моряков не осуждал.
Такова была беспощадная система, которая сложилась ещё, наверное, со дня основания советской власти.
* * *
Всё это как-то моментально пролетело в голове Бородина, пока он стоял и вглядывался в лица и имена погибших моряков, но, тяжело вздохнув, он последовал за братьями и Лёшкой, которые вышли на площадь с центральным монументом.
Перед ним горел Вечный огонь, а на небольшом расстоянии в сером граните высились пять фигур защитников и тружеников Ленинграда, стоящих в одну линию.
Братья с Лёшкой ушли далеко вперёд. Они, наверное, бывали тут много раз и всё прекрасно знали здесь, поэтому Бородин только издали посмотрел на величественный памятник и поспешил за ними.
Бородин подошёл к Юркиной машине, возле которой братья в нерешительности толпились.
– Как же я не дотумкал, что уезжать-то на машине надо! – горестно сетовал Борис.
– А что такое? – не понял слов Бориса Бородин.
– Да ничего особенного, – раздражённо ответил Борис. – Только вот Юрке надо за руль, а он маму помянул.
– Да ничего страшного, – оправдывался Юра. – Я чувствую себя отлично. Вы что, боитесь со мной ехать?
– Мы не боимся за себя, – встрял в разговор Серёга. – Мы за тебя боимся. Если сядешь за руль – то до первого мента.
– Ага! – рассмеялся Юра. – Увижу первого мента, выйду к нему, дыхну и предложу, чтобы он меня оштрафовал, а так как деньги у меня есть, – он вынул из внутреннего кармана пиджака кошелёк, – то мент сразу обогатится и с миром меня отпустит. Так, что ли?
– Да ну тебя, дурака старого, – махнул на брата рукой Борис. – Хорош базарить, поехали лучше.
– Точно, поехали, – поддержал брата Сергей. – Тут ехать-то от силы десять минут.
– Ладно, поехали, – уже мирно согласился Борис и полез в машину.
Все уселись в ней, и Юрка быстро доехал до Серёгиного дома.
Серёгина квартира была на первом этаже, поэтому, подъехав под её окна, Юра громко посигналил, и на одном из них отодвинулась занавеска. Женщина, появившаяся в окне, приветливо помахала рукой и исчезла.
Серёга, сидевший на первом сиденье, тут же скомандовал:
– Всё, выходим. Видите, Галка уже заждалась. По времени, – он посмотрел на часы, – мы уже час как должны были приехать.
– Ничего, – пошутил Юра, – главное, что мы появились, а не где-нибудь сгинули.
Они дружно вывалились из машины и так же гурьбой вошли в подъезд.
Дверь левой квартиры на площадке была открыта, и в её проёме стояла стройная, темноволосая, с короткой стрижкой женщина. Она, улыбаясь, начала сразу им выговаривать:
– Я уже битый час вас тут жду, а вас всё нет. Где это вы шляетесь?
– Где, где? – проталкиваясь в пространство между косяком и женой, недовольно ворчал Серёга. – Не по кабакам же шлялись, а работали.
– Вижу я, как вы работали, – хохотнула Галина, – за версту от вас работой несёт. Первый же мент был бы ваш.
– Так не было же того мента, – Юра приобнял Галю и прошёл в квартиру.
За ним следом, так же приобняв хозяйку дома, прошёл Борис.
– Во, батюшки! – всплеснув руками, вскрикнула Галя. – Кого же это нам господь послал? Не Лёшка ли своей собственной персоной объявился?!
– Именно он, – Лёшка подошёл к Гале и протянул ей руку. – Привет, Галь.
Галина, не обратив внимания на протянутую руку, обняла Лёшку:
– Привет, привет, племянничек. Давненько ты к нам не заглядывал.
– Так всё работа, семья, дети… – начал оправдываться Лёшка.
– Ладно, что уж, – Галя не отпускала Лёшку из объятий, стараясь заглянуть ему за спину. – А это ещё кто к нам пожаловал? – удивлённо произнесла она, освобождаясь от Лёшкиных лапищ. – Это что у нас ещё за гость такой появился? – она с любопытством разглядывала Бородина.
– Это Владимира Данилыча старший сын, – послышался из глубины квартиры Серёгин голос.
Галя отодвинула рукой Лёшку и сделала шаг в сторону Бородина.
– Так вот ты какой! – Галя первой протянула руку засмущавшемуся от такого громогласного приёма Бородину. – Давай знакомиться, – она обеими руками встряхнула протянутую ей ладонь. – Галя.
– Владимир, – так же смущённо, изобразив на лице улыбку, Бородин пожал протянутые к нему руки. – Очень рад знакомству, – торопливо пробормотал он.
– Ну, ну, – Галя без стеснения рассматривала Бородина. – Много о тебе слышали хорошего. А на вид ты и в самом деле ничего! – хохотнула она. – Не врут братья-то, – она взглядом показала себе за спину.
Из глубины квартиры послышался громкий голос Серёги:
– Ты, Галюша, не на пороге гостя держи, а в дом пригласи, а то смотри, совсем парня засмущаешь. А ты, Вовка, не робей, проходи. Галина у нас хлебосольная хозяйка.
– Ой! – Галя всплеснула руками. – Чего это я и в самом деле гостей на пороге держу? Проходи, проходи, Вовочка, – она приобняла Бородина за плечи и подтолкнула в квартиру.
Лёшка же, не дождавшись, пока произойдёт знакомство, уже был в ванной и отмывал вместе с братьями руки.
– Ты тоже иди помой руки-то, – подтолкнула Бородина к ванной комнате Галя. – Да смотри, какой ты сухой да жилистый, – непроизвольно вырвалось у неё, когда она провела рукой по спине Бородина, – не в пример этому старичью. – Она вновь рассмеялась своей шутке, на что тут же послышался ответ выходящего из ванной Юры:
– Быстро же ты нас записала в старики, Галюша! Мы ещё ого-го! Нас ещё к тёплой батарее прислонять не надо. Мы и без неё пока обходимся.
– Эт точно, – так же со смехом подтвердил выходящий следом Борис. – Старый конь борозды не испортит.
– Ой, и не говори, – отреагировала на их шутки Галя. – Но на молодого жеребчика всегда приятно смотреть со стороны.
– Ты смотри, куда её понесло? – удивился Серёга, присоединяясь к братьям. – Уже и на молодых её потянуло…
– Вы чё? – не на шутку обиделась Галя. – Шуток, что ли, вообще не понимаете? Он же пацан вообще! Мы же все на десяток с лишним лет старше его! Вы лучше проходите в комнату да за стол садитесь.
Братья с Лёшкой прошли в комнату, а Бородин остался один в ванной комнате и, нагнувшись над раковиной, принялся оттирать щёткой грязные руки.
– Вот это полотенчико возьми, – ласково посоветовала Галя, низко наклонившись над Бородиным, снимая крайнее полотенце с вешалки.
Она чуть ли не всем телом прикоснулась к нему, жарко выдохнув на ухо эти слова.
От такого прикосновения Бородина бросило в жар, но Галя, как будто ничего не произошло, сняла полотенце и перекинула его через плечо Бородина.
Бородин непроизвольно обернулся и посмотрел в глаза Гале. Они озорно блестели, и она, хохотнув, быстро вышла из ванной комнаты.
Оставшись в одиночестве, Бородин в недоумении смотрел в зеркало.
«А что это было?» – непроизвольно подумалось ему.
Но, откинув посторонние мысли, он принялся оттирать руки.
Растворителя не было, поэтому он с трудом щёткой еле оттёр их.
Закончив с умыванием, он вышел из ванной и прошёл в центральную комнату.
Слева у стены стоял диван, рядом с которым был поставлен стол с различными закусками.
На нём уже сидели Лёшка с Серёгой. Во главе стола, лицом ко входу, восседал Юра, а справа от него сидел Борис.
– Чего это ты там копаешься? – недовольно встретил Бородина Юра. – Мы уже тут тебя заждались, а ты там все мытьём занимаешься.
– Да краску стирал, – показал Бородин ему красные руки. – Что-то я с непривычки перемазался сегодня.
– Так бы и сказал, – уже мягче продолжил Юра, – что руки в краске, я бы из машины растворитель прихватил.
– Да что уж тут, – Бородин, извиняясь, пожал плечом, – уже оттёр, – показал он всем красные ладони.
– Ну, ладно, – нетерпеливо перебил его Юра, – садись, а то у нас уже тут, – он указал взглядом на наполненные стопки, – всё почти закипело.
Бородин сел на свободное место за столом. Слева от него оказался Борис, а справа – Галя.
Бородин сел возле неё, и она заботливо придвинула к нему пустую тарелку и наполненную рюмку.
Увидев, что все сидят и ждут только его, Юра встал, взял рюмку и, приподняв её, негромко произнёс:
– Ну что, ребята? Помянем ещё раз нашу мамочку. Царство ей небесное, а пусть она оттуда смотрит на нас и радуется, что мы вот такие выросли, – он окинул сидящих за столом грустным взглядом, – и что у нас всё хорошо.
Братья, Лёшка и Бородин с Галей тоже встали и молча выпили.
Сели и молча начали накладывать в тарелки то, что приготовила для этого случая Галя.
Закусив, Борис поднял взгляд на братьев.
– Да, ребятки, – с расстановкой проговорил он, – а теперь надо выпить за здоровье нашей второй матери. Ведь если бы не мама Валя, не сидеть бы нам здесь, за этим столом, а лежать в безымянной могиле на Серафимовском. – Он тяжело вздохнул и налил себе и Бородину полные стопки. – Ведь это мы ей жизнью обязаны. Первую дала нам наша мама, а вот вторую, по какой-то неведомой силе, она. И пусть об этом всегда знают наши дети, и внуки, и последующие за ними. Так что об этом нам надо вечно помнить и желать ей только здоровья и радости.
Над столом дружно прозвучал звон хрустальных рюмок с одобрительными словами на тост Бориса.
Потом последовало ещё несколько тостов за здоровье жён и детей, за благополучие и любовь в семьях, а когда водка закончилась, то Лёшка с Серёгой сгоняли в соседний магазин и принесли ещё несколько бутылок.
Вот тут-то пошла уже настоящая пьянка, как будто сегодняшнее застолье не было посвящено поминовению матери, а было лишь поводом продолжить день гранёного стакана.
Дело дошло и до папы Бородина. В этом братья были едины.
– Если бы не твой папа, – уже еле ворочая языком, старался выразить свою мысль Юра, – не сидеть бы нам в этой квартире, – он широким жестом обвёл комнату, – не жить бы нам так сейчас. Не было бы ни мебели, ни машины, если бы он не пристроил нас по артелям. Разве смогли бы мы купить всё это? – Он посмотрел на братьев.
– Да ни в жизнь, – мотнул головой Серёга. – Жили бы на свои сто двадцать от получки до получки.
– Во-во, – вторил ему Борис. – Если бы не он, так бы и стучали зубами об полку, считая копейки. Вот я с Серёгой только по два раза отработал, да и то – всё имеем.
– А я три, – вставил Юра. – Поэтому и на «Волгу» насобирал.
– За Владимира Данилыча, – уже чуть ли не кричали братья, вновь чокаясь и проливая из стопок водку.
Увидев такой разгул, Галя забеспокоилась:
– Чего-то закуски маловато. Надо ещё кой-чего подрезать. – Она собрала несколько пустых тарелок со стола и приготовилась идти на кухню.
Бородин заметил, что Галя выпила только первую стопку, поэтому была абсолютно трезвой, а Бородин после третьей стопки только прикладывался к ним краешком губ.
Ему очень не хотелось выглядеть в глазах Гали и братьев пьяной свиньёй. Он знал, сколько и когда ему надо пить. Жизнь в море приучила его оставаться трезвым, зная, что в любую минуту он может кому-то понадобиться и без него не смогут обойтись.
Сейчас он только молча сидел и слушал разглагольствования братьев. Они все разом говорили о работе, жизни, семьях, проблемах, возникающих в семье, постоянно перебивая друг друга, считая, что в данный момент их мысли и слова самые важные и актуальные.
В комнате стоял гвалт, из которого с трудом можно было вычленить чью-нибудь членораздельную речь.
Галя постоянно краешком глаза наблюдала за Бородиным и порой как будто невзначай касалась его то рукой, то плечом. От каждого такого прикосновения Бородина бросало то в жар, то в холод, то, как говорил один из его друзей, у него начинали потеть зубы.
После каждого такого прикосновения Бородин осторожно посматривал по сторонам, не увидел ли кто из окружающих этого, но загулявшим братьям было уже не до него.
Клуб житейских проблем витал над столом, и они все хором пытались его развеять.
Галя поднялась из-за стола и, положив руку на плечо Бородина, громко произнесла:
– Пойдём, Вовочка, поможешь мне ещё закусочки подрезать.
– Ты чё это к нему пристала? – недовольно, оторвавшись от общего разговора, выкрикнул Серёга. – Мальчика совратить хочешь, что ли? – и он пьяно рассмеялся.
– Ты чё! – зло ощерилась Галя на мужа, покрутив пальцем у виска. – Что? Все мозги пропил, что ли? Мало того, что с работы балдой каждый день приходишь, а тут вообще нажрался и всякую ересь несёшь!
– Ты чё, Галь?! – вытаращил глаза на разбушевавшуюся жену Серёга. – Я же только пошутил.
– Со своими тальманшами в порту так шутить будешь! – Галя зло смотрела на мужа. – Забыл, что ли, где находишься?
– Чё ты, Галь, на этого пьяного дурака взъелась? – вступился за брата Юра. – Ну сморозил глупость по пьяни, так ты не обращай внимания на его пьяные бредни.
– А мне обидно, что он так говорит, – чуть ли не со слезами ответила ему Галя. – Хоть ты его заткни, – попросила она Юру, а потом, ещё крепче сжав плечо Бородина, жёстко продолжила: – Пошли, Вова, а то они без закуски тут вообще все пережрутся.
Бородин послушно встал из-за стола и последовал за гордо удалившейся Галей.
Но на кухне с Гали гордость и обиду смыло как волной.
Она, ласково посмотрев на Бородина, чуть ли не прокурлыкала:
– Сейчас, Вовочка, я тут достану из холодильничка огурчики да помидорчики, и мы с тобой это всё разложим по тарелочкам.
Она открыла дверь холодильника и резко наклонилась перед Бородиным, да так, что своим круглым задом чуть ли не впечаталась в его бёдра.
Это уже был перебор! Такого Бородин от хлебосольной хозяйки Гали не ожидал. От неожиданности он ошарашенно оглядывался по сторонам и не мог сдвинуться с места.
Галя, видимо, на такую его реакцию и рассчитывала.
Она распрямилась, повернулась к Бородину и, глядя пристально ему в глаза, налегла на него всей грудью.
Такого вот точно Бородин не ожидал. Его как гвоздями прибило к полу, и от неожиданного поворота событий он смотрел в подёрнутые поволокой Галины глаза.
А та, широко расставив руки с банками, ещё сильнее налегла на него грудью.
Как всё получилось, Бородин и не понял, но он впился в полураскрытые Галины губы. Она только этого и хотела, потому что всё сильнее и сильнее отвечала на его поцелуй.
Но тут Бородина облило как ушатом воды, и пелена Галиных чар как обвалилась с него.
«Ведь братья же в комнате!» – пронзила его молнией трезвая мысль.
– Галь! Ты чё? – он в недоумении отстранился от неё. – Братья, муж услышат же…
– Да никто не услышит, – томно шептали губы Гали. – Не уходи… О-о… – протянула она в истоме. – Не отпускай меня…
Но, несмотря на её просьбу, Бородин отстранился от неё. Хоть он и был выпивши, но не настолько же, чтобы расцеловываться тут на кухне. А вдруг кто из братьев или муж заглянет сюда! Ему ещё не хватало тут драки или каких-либо разборок. Нет! Сегодня был настолько замечательный день, что такого его окончания он не хотел. Поэтому, отстранив Галю на вытянутых руках, он прямо посмотрел ей в глаза.
– Давай не будем, Галь… – уже жёстче сказал он. – Ну, не сейчас, – уже с просьбой посмотрел он ей в глаза.
От его слов у Гали опали руки, она расслабилась и чуть ли не выпустила из рук банки, которые он едва успел подхватить, а потом, резко выдохнув, уже жёстко посмотрела на Бородина:
– А когда?
– Не знаю, – Бородин подыскивал подходящий ответ, но ничего путного на ум ему не приходило. – Может быть, на днях за городом встретимся?
– Ты что, смеёшься? – невесело усмехнулась она. – Где и когда? Я ведь работаю.
– А Лёшка собирался к какому-то Юре на дачу в выходные, – вспомнил Бородин ночной разговор с Лёшкой. – Если сможешь, то приезжай…
– Я подумаю, – уже безразлично ответила она и отвернулась к мойке помыть принесённые тарелки.
Бородин подошёл к ней и попытался приобнять за плечи. Но не тут-то было. Галя зло дёрнула плечом и тихо произнесла:
– А ты знаешь, что ко мне уже который месяц никто не прикасается? Что там про любовь и чувства говорить, просто не прикасаются… – она негромко всхлипнула.
– Как так? – не понял её Бородин.
– А вот так, – уже жёстко продолжала Галя, искоса глянув на Бородина. – Придёт со своего порта пьяный и всю ночь храпом заливается, а в комнату и войти невозможно, такая вонь оттуда идёт. Порой кажется, что убила бы сволочь, да дочь жаль. Ведь если меня посадят, то с кем она останется, солнышко моё?
– А где она сейчас? – Бородин погасил в себе прежнее возбуждение и заинтересовался рассказом Гали. – Чё её дома-то нет?
– А я её к маме отправила. В соседнем доме она живёт, – предугадала она вопрос Бородина. – Завтра утром придёт.
Галя уже справилась со своими чувствами, и принялась выкладывать из банок огурцы и помидоры, и как бы между делом предложила Бородину:
– А ты из холодильника достань винегрет и холодец.
Бородин открыл холодильник, где на нижней полке стояло несколько кастрюль. Вынув их и поставив на стол, он молча наблюдал, как Галя раскладывает их содержимое по тарелкам.
Закончив, она уже со смехом посмотрела на застывшего Бородина.
– Чего стоим, кого ждём? Кастрюли в холодильник, тарелки в руки, и пошли.
Бородин как будто очнулся и, автоматически выполнив Галино приказание, подхватил пару оставшихся тарелок, прошёл за Галей в комнату.
Отряд не заметил подоспевшего подкрепления и по-прежнему был занят яростным обсуждением очередной проблемы.
Бородин сел на своё место и, уже не обращая внимания на Галю, взял с середины стола одну из бутылок и, налив себе почти полный стакан, махом выпил его.
Через пару минут произошедшее как-то само собой растворилось, всё вокруг стало ярким и понятным, и он с радостью влился в беседу братьев о том, как надо правильно держать в руках лоток, чтобы правильно снимать пробы при промывке грунта на новых участках.
Спиртное вскорости было допито, и братья решили укладываться спать.
Такие ночёвки, вероятно, были не редки, потому что Галя быстро достала из ниши свёрнутые простыни с одеялами и подушками и расстелила их на диванах.
Бородин всё это видел через какую-то пелену, и только увидев готовое место для ночлега, плюхнулся плашмя на него.
Откуда-то издалека ему был слышен смех братьев, снимающих с него джинсы:
– Ну ты, Вован, и слабак!
А дальше была темнота, прерванная только ярким лучом солнца, бившим ему в глаз.