Читать книгу Это не моя жизнь - Алексей Мальцев - Страница 7

Зачем она вспомнила про это? И как язык повернулся такое сказать?! После божественного вечера и сказочной ночи. После совершенно чумового секса, какого у доктора не было уже несколько лет.

Кажется, от здания банка до ресторана их отвёз всё тот же чёрный «лексус». Аркадий, мягко говоря, вёл себя не лучшим образом: приставал к банкирше на глазах секьюрити. По их каменисто-равнодушным рожам догадался, что им приходилось и не такое наблюдать.

В ресторане, помнится, несколько раз заказывал любимый шлягер Жанны «Не говорите мне прощай». И словно открылось второе дыхание, никак не мог натанцеваться. Аленевская пила «Божоле», Аркадий в основном налегал на водочку. Все вокруг казались родными, с каждым из присутствующих в зале доктор готов был пить на брудершафт.

Следующей серией мыльной оперы суждено было стать их неравному поединку в спальне двухуровневой квартиры банкирши. Где он, собственно, и проснулся минут десять назад. И – такое услышать!

– Ракеш, я всё привыкла делать сама за эти годы, – в прозрачном белом пеньюаре она сидела перед ним на полу по-турецки и дымила сигаретой. – Ты знаешь, плохо это или хорошо, но по-другому не хочу. Думаешь, я ту ночь не помню, когда у тебя… ничего не вышло. Она стала точкой отсчёта. Ты уж прости, но я привыкла к конкретике. Да, да, та самая ночь. Припоминаешь?

Лоб Изместьева покрылся испариной: он вспомнил конфуз и жуткую беспомощность, когда был разрушен ореол школьного Казановы, перед которым якобы ни одна старшеклассница не могла устоять. В ночь выпускного бала он потерпел фиаско, такое больше не повторялось ни до, ни после. Ну зачем же вспомнила про это?!

– Да, конечно, – кивнул он, отводя глаза. – По-свински вышло, прости, Жанк… Я все эти годы…

– Не просто по-свински, Ракеша, – перебила, выпустив струю дыма в потолок. Словно выжидая паузу, чтоб в его сонной голове отчётливо проступил кадр двадцатилетней давности. – Я потом мужиков возненавидела. На подкорковом уровне, это от меня не зависело. Впечатлительная слишком была. Ты поступил, как жлоб… самого низкого пошиба. И, кто знает, может, ты и сделал меня такой. Но сейчас уже ничего не исправить. Как сложилось, так сложилось. Меня устраивает моя жизнь. Возможно, она не идеальна, но ничего менять в ней не собираюсь.

– Но нам было… сегодня, я имею в виду, замечательно, – отбросил он простынь, забыв, что плавки вчера, будучи «в дрезину» пьян, закинул куда-то за трельяж. – К чему всё усложнять? Двадцать лет назад я был другим, столько воды утекло…

– Да, замечательно. В эту ночь – да. И не собираюсь отрицать очевидное. Давно так не летала, как с тобой, и очень тебе благодарна. – Она поднялась, подошла к столику с пепельницей, и резко раздавила сигарету: – Но признайся самому себе, Ракеш, ты любишь до сих пор выпускницу – ту наивную десятиклассницу из восемьдесят пятого года. Ты её любишь, ведь так? К чему скрывать?

Он не смог выдержать прямого взгляда, как бы извиняясь, развёл руками:

– Ну, так…

– Вот! – Жанна сжала кулачки, подошла, наклонилась так, что он задохнулся от открывшегося вида за капотом пеньюара, и потрясла ими перед его опухшей физиономией. – Что и требовалось. А я… совершенно другой человек. Стала такой, тут ничего не попишешь. И больше такого, как сегодня… не будет. Никогда, уж извини. Это было в последний раз. И – хватит об этом!

– Почему? – Изместьеву показалось, что захлопываются двери камеры-одиночки. Остались считанные секунды – и они закроются окончательно. Он залопотал, почти закудахтал: – Мне тоже понравилось, спасибо тебе, ты… чудо, здорово, фантастика…

– Ой, ой… К чему этот трёп, Изместьев? – резко плюхнулась на кровать рядом. И застыла, не поворачивая головы. А он залюбовался её профилем. – К чему эта банальщина? Прибереги красноречие для своих многочисленных девах. Я не сомневаюсь, их не один десяток, и они готовы тебе… ну, ты понимаешь. Как я сказала, так и будет. Раньше надо было думать! Двадцать лет назад, кажется? Сегодня у меня всё замечательно. Год назад выдала дочь, Женьку, замуж за москвича, квартиру им сделала в Марьино… Он тоже, кстати, доктор, хирург-косметолог, уже кандидат медицинских наук, заведует отделением.

Она потянулась к журнальному столику, на котором стояла цветная фотография в декоративной рамке. На Изместьева взглянула улыбающаяся Жанка из его школьной юности, в белом свадебном платье, рядом с «упакованным» в кремовый костюм серьёзным женихом. Доктор невольно залюбовался девушкой. Одного взгляда на фото было достаточно, чтобы констатировать: эту пару ждёт блестящее будущее. Фантастическое.

– Женьку, значитца… Ты Жанна, она Женька. Твоя копия, один в один… Не слишком ли много женского в именах? А как зовут твоего зятя? – вполголоса поинтересовался у бывшей одноклассницы. – Кажется, где-то мы уже пересекались.

– Костя… Константин Фаревский. Насчёт того, что пересекались – вряд ли. Он в нашем городе пока не бывал, только ещё планирует. Через месяц какая-то конференция здесь намечается. Как раз по его теме. Кажется, у него доклад. Приедет – могу познакомить.

– Если не секрет, – набрался доктор смелости, – кто отец девушки?

– Вообще-то это тебя не касается, но я отвечу. Не ты, сам понимаешь, хотя мог бы! – банкирша укоризненно сверкнула на него глазами. – Я не любила его, он погиб в Афгане… Перед самым выводом войск. Я поначалу, до его гибели, планировала сделать аборт, но потом… Решила оставить. И хватит об этом!

– Сочувствую, но… на твоём месте я бы не спешил с ответом, – вкрадчиво пробормотал Изместьев, возвращая фотографию.

Жанна поставила фото обратно на столик, затем медленно повернула голову и произнесла то, что он никак не ожидал услышать:

– Кстати, у меня есть подруга, у неё офис прямо над моим. Зовут Люси… Так вот, она не против тебя приютить на своей груди. Дело в том, что у неё несчастье случилось. Бойфренда подстрелили. Такое случается в нашей жизни, ты в курсах. Грудь у неё, кстати, не чета моей. Только свистни, я познакомлю…

– К чёрту подругу, – он сжал кулаки, вскочил, обмотавшись простынёй. – Зачем мне подруга? Ты что, издеваешься?

– Всё, разговор закончен, – отчеканила она. – Не нужно меня больше провожать!

Потом он слушал, как нервно она одевается в другой комнате. Визжали молнии, трещала материя. Хотелось ворваться, сграбастать в охапку и уже не отпускать. Это его женщина, его, и никому её не отдаст! Они подходят друг к другу, как ключ к замку. Такое сочетание – одно на тысячу. И дело тут даже не в её профессии, вернее, не только в ней…

Он не посмел ослушаться. В голосе банкирши прозвучала такая сталь, что настаивать на чём-то было глупо. И продолжал стоять посредине спальни. Чего ждал, спрашивается?

Подробности того выпускного вечера прорисовывались в памяти всё чётче. Мальчишка, юнец, молокосос. Всё испортил, салага! Проследил бы за базаром – и, глядишь, всё по-другому бы завертелось. Ах, трепач, ах, дешёвка!

Июнь в том году выдался тёплым, тополиный пух забивал глаза и ноздри. Не хотелось уже ни пить, ни танцевать. Выпускники пошли встречать рассвет, большинство парней и девчонок разбились по парам. Гусары, поручики, корнеты… Иерархия соблюдалась беспрекословно. Какое времечко струилось! Романтизм! Куда всё подевалось?

Они с Жанкой специально отстали, а когда все повернули в парк культуры, юркнули в один из проходных дворов, и – были таковы! Только их и видели. Школа позади, впереди – неизвестность.

Юность не взвешивает каждое слово, она предпочитает рубить с плеча. Лучше – чтобы наотмашь. Почему он просто не поцеловал её в щёку и – не отчалил… от греха подальше?! До лучших времён. Всё двигалось бы своим чередом, поэтапно: любовь-морковь, шуры-муры.

Нет, ему приспичило тогда! Ни до, ни после. Зачем поднялся вслед по оплёванным ступенькам! Она не настаивала, но и не запрещала… Как бы говорила: если чувствуешь уверенность в себе, если повзрослел окончательно, что ж – флаг тебе в руки… Выбор за тобой, вожак! Она хотела быть ведомой. Жанка Аленевская, самая непонятная девчонка из класса. Она умела отбривать ухажёров, могла сказать при всех обидное, но только не в его адрес.

Боже, она любила его в те дни! Неужели это было именно с ним?!

В темноте прихожей, как пишется в дамских романах, случайно коснулся её маленькой груди. Задышали, засопели, как взрослые. Но если сейчас это – укрепившийся инстинкт матёрого мужика, тогда, в далёком 85-м, – скорее наносное желание казаться таковым. Что-то было до этого… Вот именно, что-то! А кто проверял? Так, ширли-мырли, не более.

Дышали, обнимались, целовались взасос. Она не сопротивлялась, когда Аркадий добрался до её трусиков. Это сейчас уже понимает, насколько она доверилась тогда. Чисто по-женски. Насколько она была выше, взрослей, мудрее… А он копошился без знания дела, как часовщик в будильнике. Старьёвщик, блин!

Когда пришло время действовать, когда все карты раскрылись, когда нагота, как лепнина, задышала под рукой – вот я, дотронься, не обожгись только. Делай, что хочешь, но не тяни время, не отстраняйся, не дистанцируйся, не переводи в игру, ты – не посторонний. Возьми ноту, не сфальшивь! Шевелись! Действуй!

А он спёкся. Понял, что ничего не выйдет, загодя. Будучи совершенно не готовым к такому исходу, облажался, как сейчас говорят. Дал стрекача. Оделся, вышел на балкон, закурил.

Она лежала, ждала, ждала… Потом оделась, вышла к нему, прижалась. Как он её ненавидел в те минуты! Свидетельницу его позора. Ни в чём не виноватую. Что делать? Как быть?

– Аркаш, не расстраивайся! – донеслось до него. – В следующий раз обязательно…

Он понял, что или сейчас, или никогда. Если даст ей закончить фразу, если смолчит, уважать себя перестанет. Идиот! Недоросль! Мальчишка!

– Что?!! – прошипел по-змеиному, помнится. – Ты что о себе возомнила? Дело не во мне, дура! На себя посмотри! Другие девки, как девки, ничего из себя не корчат, работают, а эта… – окинув Жанну презрительным взглядом, выстрелил окурком в алеющий восток, резко оттолкнул её, развернулся.

Поначалу она ничего не поняла, широко смотрела, как он одевался, как нервно зашнуровывал ботинки в прихожей.

– Эх, Аркаша, Аркаша, – последнее, что услышал он с лестничной площадки перед тем, как хлопнуть дверью. Утренний ветер «прошил» его сверху донизу, сразу же зазнобило. Кажется, начал моросить противный мелкий дождик.

Подняв голову, разглядел Жанну на балконе, перематерил себя последними словами. Она держала руку у рта. Чтобы не разрыдаться. Он спешно повернул за угол. Словно подвёл черту под тем, что случилось в эту ночь, что вообще было в школе, в юности…

Больше они не виделись. До случайной встречи в парке неделю назад. Только на этот раз не он от неё отстранялся, а она. Имея полное на это право.

Двадцать лет… Даже больше. Словно их и не было. Так всё остро накатило, что чуть с «катушек не съехал». Он сейчас – в её упакованной квартире. Опомнился, когда она хлопнула дверью. Кажется, сказав что-то про холодильник и про то, что дорогу домой самостоятельно найдёт. Сообразил, что на дворе – 21 век, ему почти сорок, и хорохориться, как в юности, не перед кем.

Быстро одевшись, подошёл к широкому окну, взглянул на панораму просыпающегося города. Как дальше-то жить?

Потом прошёл вглубь квартиры, взял с тумбочки свадебную фотографию её дочери. Как бы он хотел оказаться на месте счастливого жениха! Полжизни бы отдал за это! Девушка была похожа, как две капли воды, на Жанет образца восьмидесятых.