Читать книгу «…Ваш Юрий Казаков» (заметки о писателе) - Алексей Мельников - Страница 8

Если у Пушкина случилась в жизни  Болдинская очень, то у Юрия Казакова  состоялась своя Марфинская. Та самая, откуда в начале 60-х прошлого века вышли  знаменитые "Осень в дубовых лесах" ,  "Ни стуку, ни крюку", "Кабиасы", "Запах хлеба"… Где ложился на бумагу его  "Северный дневник". Где черпалось вдохновение для большинства блестящих казаковских рассказов.

Сюда, в Марфинскую обитель, ему хотелось возвращаться всегда. Где бы  не жил, где бы ни странствовал, а в душе всегда оставался здесь – на высоком берегу Оки, в маленьком деревянном домике на краю заглохшей деревни Марфино, окружённой величественной лиственничной аллеей и дубовыми рощами – единственным напоминанием о некогда царящем здесь до революции  усадебном благоденствии.

О том, что в Марфино, что в 10 километрах от Тарусы, сохранился (пока сохранился) дом, где рождалась лучшая русская проза, похоже, сегодня не знает никто. Не знали и мы, отправившись  в конце июля сюда почти на удачу – хотя бы  пройтись  крутыми тропами, описанными в рассказах и письмах писателя, полюбоваться окскими склонами, найти знаменитую лиственничную аллею Казакова, его "осенние дубовые леса".

В письме Марине Литвиновой он уточнял место, где тогда обитал: "в Марфино последний дом направо". Домишко, вспоминала, Марина Литвинова, маленький, скудный, без удобств, под соломенной крышей. Надеяться, что он может сохраниться по прошествии 60 лет, конечно, не приходилось. Никаких упоминаний о нем в самых широких краеведческих источниках нам также обнаружить не удалось.

Окончательный приговор безнадёжности восстановления памяти о Казакове в Марфино, казалось бы, вынес многоуважаемый Василий Михайлович Песков. В начале 2000-ых он с калужскими краеведами спускался по Оке и не преминул заглянуть сюда, в Марфино

, в поисках следов Казакова. Экспедиция оказалась безуспешной: никто из местных старожилов  (которых, впрочем, из-за малости деревни не набралось и трёх штук) не помнил  имени писателя. Соответственно, никто  не мог указать и дом, где он когда-то останавливался. Мало того, расстраивался Песков, никто из местных никогда, оказывается, и не читал