Читать книгу Бульварное кольцо – 1. Прогулки по старой Москве - Алексей Митрофанов - Страница 5

Соймоновский проезд
Театр для своих

Оглавление

Дом Перцова (Соймоновский проезд, 1) построен в 1907 году по рисунку художника С. Малютина.


Такое уж тут сказочное место – вот уже второй дом, в качестве автора которого упоминается не архитектор, а художник. Конечно, у него есть архитектор, даже два – Б. Шнауберт и Н. Жуков, но они – скорее исполнители идеи знаменитого Малютина. Именно к нему обратился заказчик – инженер П. Перцов. И получил то, что хотел – древнерусский теремок, только большой.

Здесь, у Перцова проживали знаменитости – пианист К. Игумнов, актриса В. Холодная, а уже после революции – художники Куприн, Фальк, Альтман. А в 1908 году в здании разместилось известное для своего времени кабаре «Летучая мышь», на сцене которого проходили так называемые «капустники» – импровизированные выступления для своих – Московского художественного театра. По преданию, название родилось само собой – когда организаторы впервые спустились в подвальчик перцовского дома, навстречу им вылетела летучая мышь.

– А вот и название! – произнес главный организатор Никита Балиев. Так оно и пошло.

Это кабаре описывал Б. Зайцев в «Голубой звезде»: «Часов в десять вечера Машура подходила к большому красному дому, в затейливом стиле, на площади Христа Спасителя. Луна стояла невысоко. Белел в зеленой мгле Кремль; тянулась золотая цепь огней вдоль Москва-реки.

Машура поднялась на лифте, отворила дверь в какой-то коридор и в конце его поднялась по лесенке в следующий этаж. Вся эта область населялась одинокими художниками; жили тут три актрисы и француз. Лесенка вывела ее в большую студию, под самой крышей. Угол отводился для раздевания. Главная же комната, вся в свету, разделена суконной занавесью пополам. Машура скромно стала к стенке и осматривалась. Обстановка показалась непривычной: висели плакаты, замысловатые картины; по стенам – нечто вроде нар, на которых можно сидеть и лежать. Вместо рампы – грядка свежих гиацинтов…

Заиграла невидимая музыка, свет погас, и зеленоватые сукна над гиацинтами медленно раздвинулись. Первый номер была пастораль, дуэт босоножек. Одна изображала влюбленного пастушка, наигрывала, танцуя, на флейте, нежно кружила над отдыхавшей пастушкой; та просыпалась, начинались объяснения, стыдливости и томленье, и в финале торжествующая любовь. Затем шел танец гномов, при красном свете».

Обыватель, разумеется, не понял бы в подобных экзерсисах ровным счетом ничего, однако же не на него они были рассчитаны. Истинные же любители театра готовы были отдать многое, чтобы попасть на вечера в дом на Москва-реке.

В подвале было тесно, но уютно. Стоял небольшой стол с напитками и закусками, но он особой популярностью не пользовался – сюда ходили не кутить, а наслаждаться искусством театра. Был у кабаре и гимн:

Кружась летучей мышью

Среди ночных огней,

Узор мы пестрый вышьем

На фоне тусклых дней.


Самым искрометным из участников был, разумеется, Балиев. Станиславский писал: «Его неистощимое веселье, находчивость, остроумие – и в самой сути, и в форме сценической подачи своих шуток, смелость, часто доходившая до дерзости, умение держать аудиторию в своих руках, чувство меры, уменье балансировать на границе дерзкого и веселого, оскорбительного и шутливого, уменье вовремя остановиться и дать шутке совсем иное, добродушное направление, – все это делало из него интересную артистическую фигуру нового у нас жанра».

А нравы здесь, в общем-то, были простые. Артист Н. Монахов писал: «В течение «великопостного сезона» 1909 года со мной произошел в Москве знаменательный случай, который имел большое влияние на всю мою актерскую жизнь. Я получил приглашение на «исполнительное собрание» в «Летучую мышь». В то время «Летучая мышь» была еще учреждением почти «конспиративного» характера. По существу, это был клуб артистов Московского Художественного театра. Помещался он в особо арендованном помещении в подвале дома Перцова, против бывшего храма Христа-спасителя.

Подвал был обставлен скромно, но уютно. Скромная буфетная стойка с простыми, вкусными домашними закусками. Маленькая сцена, на которой артисты Художественного театра изощрялись в показе различных «самодеятельных» номеров. Руководил этими «кабаретными» развлечениями артист Художественного театра Н. Ф. Балиев, впоследствии директор театра «Летучая мышь».

Я не решался пойти на загадочное для меня «исполнительное собрание», потому что не знал, что это за штука. К тому же и приглашение в «Летучую мышь» получил из всех моих товарищей только я один. Но, поговорив с одним москвичом, я узнал, что передо мною открываются двери чего-то в высшей степени заветного, куда многие тщетно стремятся попасть. Заинтересованный, я отправился в назначенный день в «Летучую мышь»…

То «исполнительное собрание», на которое я был приглашен в посту 1909 года, было посвящено двадцатипятилетию сценической деятельности А. Л. Вишневского. Меня приняли необыкновенно радушно и сердечно, приняли так, как будто я всегда был в их обществе. Я перезнакомился со всем Художественным театром, начиная от К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко и кончая молодыми сотрудниками театра. Все они отнеслись ко мне как к «своему». Меня и страшно радовало и смущало, что я оказался в числе избранных.

Ужин был организован таким образом: каждый подходил к стойке, брал, что ему хотелось, расплачивался (цены были на всех блюдах) и сам себе прислуживал. Прислуги не было.

После того как все закусили, началась церемония шуточных приветствий юбиляру. Милейшего Александра Леонидовича приветствовали от таганрогской городской думы и от таганрогской гимназии, в которой-де учились такие великие люди, как юбиляр и А. П. Чехов. В последнем приветствии (делегата изображал талантливый актер Малого театра В. Ф. Лебедев) проводились смешные параллели между «вышеупомянутыми» учениками и много других остроумных, невиданных мною вещей.

Затем началось кабаре. В кабаре я впервые увидел великого Станиславского, который показывал на сцене фокусы. Я не помню уже подробностей, но все в этом кабаре производило на меня впечатление первоклассного. Выходили артисты, исполняли шуточные монологи, пели песенки. Мне не хотелось отставать от других, тем более что стоявший на просцениуме Балиев говорил всем, кто пел или пытался петь: «Подтянитесь, пожалуйста, потому что здесь сидит Н. Ф. Монахов, который тоже очень хочет выступить, но пока еще не решается».

С особой готовностью ответил я на такую милую провокацию своим выступлением, которое имело громадный успех у этой замечательной аудитории.


* * *

После революции богемная жизнь дома постепенно угасала. Поэт Дон Аминадо писал: «В доме Перцова, у Храма Христа Спасителя, какие-то последние римляне будут читать друг другу какие-то последние стихи, допивать чай вприкуску, не в пример Петронию, и кто-то вспомнит пророчество Достоевского, что «все начнется с буквы ять», которую росчерком пера отменил профессор Мануйлов.

Появится приехавший из Петербурга А. И. Куприн, в сопровождении своего неизменного Санхо-Панчо, алкоголика и поводыря, Маныча.

На столе появится реквизированная водка, и нездоровой, внезапной и надрывной веселостью оживится вечерняя беседа.

Куприн скажет, что большевизм надо вырвать с корнем, пока еще не поздно…

На тихий и почтительный вопрос Койранского: «А, как именно, дорогой Александр Иваныч, вы это мыслите и понимаете?» – Александр Иваныч, слегка охмелев и размякнув, вместо ответа процитирует Гумилева, которого он обожает:

Или бунт на борту обнаружив,

Из-за пояса рвет пистолет,

Так что сыплется золото с кружев

Драгоценных брабантских манжет…


– Чувствуете вы, как это сказано? – «Из-за пояса рвет пистолет!..» продолжает смаковать и восторгаться Куприн.

Четырехугольный Маныч предлагает выпить за талант Гумилева, и хриплым голосом затягивает «Аллаверды»».

К тому времени Балиев пытался длить существование «Летучей мыши» за границей. Увы, кабаре там успехом не пользовалось.


* * *

От Соймоновского переулка на юго-запад отходит Третий Обыденский переулок. Его главное украшение – церковь Ильи Обыденного. Славится она тем, что не закрывалась во время советской власти, всегда была действующей.

Принято считать, что первый храм на этом месте построен был при Василии Третьем по данному в честь какого-то события обету. То есть, обещанию, данному Богу – в случае благоприятного решения какого-либо дела поставить храм, притом поставить «об един день» (отсюда и название – «обыденка». В качестве такого дела фигурировали, в основном, избавления от тяжелых болезней, а также эпидемий и стихийных бедствий. Но были для обыденок и другие поводы.

Первая каменная церковь появилась здесь в 1706 году. Ее выстроили на средства думного дьяка Гавриила Деревнина по проекту неизвестного архитектора, но в популярной форме «восьмерик на четверике». В 1819 году по проекту архитектора Ф. Соколова построили трапезную, а в 1868 году, по проекту А. Каминского – колокольню.

Бульварное кольцо – 1. Прогулки по старой Москве

Подняться наверх