Читать книгу Добравшись до горы - Алексей Мошков - Страница 7
Глава пятая. Веревка, валун и зеленые глаза
ОглавлениеЧем больше Клаус удалялся от хижины лесной ведьмы, тем сильнее изменялась местность вокруг. Мертвый гнилой лес остался позади. Исчезли стволы поверженных гигантов, потянулся крепкий подлесок из орешника, осинника, ольховника и березняка, среди которого все чаще стали попадаться громадные замшелые валуны. Вскоре густые заросли сменились редкими купами отдельных деревьев. Пологие увалы вздыбились невысокими холмами, поросшими жесткой щетинистой травой, невзрачной, как взрастившее ее плоскогорье. Тропа скатывалась в межгорную котловину. Теперь вокруг возвышались каменистые отроги, слегка оживленные молодым сосняком. И хотя путь то и дело пересекали осыпи щебня, снесенного с окрестных скал недавними землетрясениями и зимними лавинами, дровосек не жалел, что доверился этой тропе.
Правда, была ли для него здесь другая тропа, Клаус не знал. Он вообще не был уверен, что идет правильно, хотя и старался сохранять общее направление на запад. В лесу ему это было проще делать. Как всякий дровосек, юноша знал, что с северной стороны деревья обрастают мхом, а с южной у них гуще и длиннее растут ветки, так что понять, в какой стороне восток, а в какой запад, особых трудностей не представляло. Другое дело – горы. Здесь присущая Клаусу уверенность в себе стала потихоньку его оставлять. Хотя до настоящих гор было еще далеко. Котловина, куда уводила юного искателя счастья таинственная тропа, лежала посреди древнего плоскогорья, рассеченного в незапамятные времена медленным, но неумолимым движением ледника.
Лед давно растаял. Воды его напитали реку, которая углубила и расширила промоину, но спустя тысячелетия и сама иссякла, сузившись до ручейка, что сейчас еле слышно журчал где-то под камнями. Клаусу повезло. Солнце еще не успело взойти высоко и светило ему в спину. Благодаря этому он определил, что котловина ведет прямо на запад. Теперь можно было не заботиться о направлении, по крайней мере до завтрашнего утра. Это открытие прибавило юноше сил. Он даже приноровился перепрыгивать с одного ледникового валуна на другой, не задумываясь, куда ставить ногу. Этаким кузнечиком скакал он с камешка на камешек до самого полдня, когда пришла пора отдохнуть и перекусить. Что Клаус и проделал с огромным удовольствием, прикончив припасы, захваченные из дому, и запив их парой глотков здравура.
Заплечный мешок заметно полегчал. Клауса нисколько не смущало, что с этого момента ему придется питаться только тем, что он сумеет раздобыть. Он рассчитывал на свое редкостное везение, которое его до сих пор не подводило. Правда, юный дровосек не любил убивать животных и птиц, считая, что ради того, чтобы набить собственное брюхо, не стоит лишать жизни ни в чем не повинных тварей. Ну, так ведь не только зверями и птахами населен мир. Есть еще грибы, ягоды, орехи, плоды диких вишен, яблонь и груш, рыба в ручьях, а также добрые люди и другие гостеприимные создания. Конечно, в горах трудно будет отыскать плоды щедрой природы, да и неизвестно, стоит ли рассчитывать на гостеприимство. Во всяком случае, ничего такого он пока не встречал, ну, так лиха беда начало. Будет день – будет пища. А Светлые Силы пропасть не дадут. И вообще, мир прекрасен.
Полуденное солнце блестело в крупинках слюды на изломах камня. Уютно журчал недоступный ручей. В небесной синеве парил, распластав крылья, орел. Хотелось думать, что этот зоркий хищник ничего не высматривает в горных отрогах, а ему просто нравится высота и одиночество. Будь Клаус волшебником, он обернулся бы птицей и в два счета долетел до Разлучной горы, но, увы, таких способностей ему не дано. Крепкие ловкие руки, доброе сердце и удачливость – вот и все дары, отмеренные ему вышним произволением, но юный дровосек не жаловался на судьбу. Он вообще не любил жаловаться, считая это пустячным занятием, полагая, что человек не должен быть крохобором, всю жизнь пересчитывая медяки, вместо того, чтобы щедро делиться деньгами. Будь у Клауса настоящее серебро, он бы и его раздавал направо и налево, но пока что мог дарить только то, чем его самого наградили Светлые Силы.
И пока юный дровосек был погружен в эти благочестивые размышления, светлые или какие-то иные силы уготовили ему испытание. Оно было невысокого роста, одетое в добротный кожаный дорожный костюм и крепкие горные башмаки. За плечами у него был непромокаемый мешок, битком набитый разнообразной снедью и всем необходимым для дальней дороги. На левом плече висел колчан с луком и стрелами, а на правом бедре – ножны с кинжалом. Коротко остриженные волосы были прикрыты вязаной шапочкой, а к заплечному мешку прилажен туго свернутый плащ. Так выглядел путник, который двигался в ту же сторону, что и Клаус. Вернее, нагонял его. Хотя дровосек пока не подозревал об этом.
– Эй, парень! – услышал он позади себя и очень удивился, а обернувшись, увидел худенького большеглазого паренька, снаряженного как заправский и отнюдь не бедный путешественник.
– Добрый день! – вежливо поздоровался Клаус.
– И тебе не хворать! – откликнулся паренек. – Далеко путь держишь?
Дровосек не умел врать и не любил, но, сам не зная почему, ответил уклончиво:
– Неблизко, – и тут же почтительно осведомился: – А вы, господин?
– Не твоего ума дело! – отрезал тот.
– Как скажете, господин.
«Господин» фыркнул и ускорил шаг, обогнав дровосека. Тот пожал плечами и тоже продолжил путь. Клаус догадывался, что сильнее своего неожиданного попутчика, и ноги у него длиннее. Ему ничего не стоило догнать грубияна, но он не стал этого делать. Хочется этому добротно одетому и снаряженному господину шагать впереди – пусть шагает. Рано или поздно утомится и отстанет. А жаль, симпатичный вроде паренек, вдвоем им было бы веселее коротать путь. Во всяком случае, покуда их дороги не разойдутся. Чтобы как-то выразить обуревавшие его чувства, Клаус начал высвистывать песенку птицелова, одновременно и веселую, и грустную. Песенка неожиданно подействовала, хотя юный дровосек на это и не рассчитывал. Незнакомец не обернулся, но замедлил шаг и вскоре поравнялся с Клаусом.
И тут произошло неожиданное. Нога везунчика по фамилии Берг вдруг подвернулась и соскользнула с камня, на который он только что так ловко перепрыгнул. Клаус и ахнуть не успел, как самым нелепым образом завалился между двумя валунами. Самое обидное, что он при этом застрял, а когда попытался освободиться, то провалился еще глубже. Положение – глупее не придумаешь. Здоровенный парень торчит в щели и, как перевернутая черепаха, беспомощно сучит лапками, не в силах обрести опору. Клаус понимал, что выглядит смешно, и потому не удивился, услышав звонкий, заливистый смех. Повернув голову, он увидел своего невольного попутчика. Расставив ноги между валунами, тот смотрел вниз и давился хохотом.
– Вместо того чтобы смеяться, мой господин, – пробурчал Клаус, – лучше бы помогли мне.
– Успеется, – выдохнул тот. – Не мешай мне получать удовольствие.
Юному дровосеку не оставалось ничего другого, кроме как ждать, когда смешливый господин вдоволь потешится над беспомощностью простолюдина. Наконец хохот стих. Послышался шорох, скрип кожаных башмаков по гальке, и в руки Клауса ткнулось что-то шершавое.
– Держи веревку, дубина стоеросовая, – проворчал незнакомец. – Под ноги надо было смотреть. Тащи теперь тебя, орясину.
Дровосек крепко вцепился в веревочную петлю. Последовало несколько довольно сильных рывков, и Клаус вдруг почувствовал, что свободен. Он кое-как поднялся, отряхивая с себя приставшие чешуйки лишайника и прочего сора, затем подобрал свой лук и колчан. Освободитель ждал его на одном из валунов, деловито сматывая веревку. Только теперь дровосек как следует разглядел своего избавителя. Парень он был симпатичный, пожалуй, даже слишком. Над таким в компании друзей Клауса Берга наверняка подшучивали бы. Ему бы пришлось изо всех сил доказывать, что он мужчина, а не девчонка в штанах. Не будь этот нахальный незнакомец из господ, юный дровосек накостылял бы ему по шее, чтобы неповадно было смеяться над человеком, попавшим в беду.
– Благодарствуйте, господин! – с нарочитым подобострастием поклонился Клаус своему спасителю.
– Пустое! – отмахнулся тот. – Рта не разевай, когда по камням прыгаешь. Не было бы меня, как бы ты выбрался?
– Милостью Светлых Сил…
– Ну-ну! – усмехнулся паренек. – Ладно, потопали дальше! Так уж и быть, провожу тебя до выхода из этой лощинки.
– Не извольте беспокоиться, господин, – откликнулся дровосек. – Мы уж как-нибудь сами.
– Пошли-пошли.
Незнакомец ловко вскочил на ближайший валун и легко перепорхнул на следующий. Клаус посмотрел ему вслед и тоже вскарабкался на каменюку. После дурацкого падения он чувствовал: в нем словно что-то надломилось. Нет, руки, ноги, ребра – все было цело, но куда-то подевалась уверенность в своей неуязвимости перед невзгодами. Глядя, как смешливый господин скачет кузнечиком, Клаус вдруг впервые в своей жизни испытал самую настоящую неприязнь. Он привык к тому, что в городе люди, эльфы, гномы, гоблины и даже тролли мирно, без злобы и зависти сосуществуют друг с другом. Правда, были еще господа аристократы, знать. С ними юному дровосеку встречаться не приходилось. И теперь он был только рад этому: господа оказались существами пренеприятными.
Погруженный в эти угрюмые размышления, Клаус и не заметил, как скачущий впереди незнакомец исчез. Это слегка озадачило юного дровосека: куда тот мог подеваться, если окрестности просматриваются на мили вокруг, а потом догадался куда. Вся его неприязнь улетучилась в один миг. Уж так Клаус устроен: когда с ближним беда, ему некогда думать о своих обидах. Он сорвался с места, на свой страх и риск прыгая по осклизлым валунам и не глядя под ноги. Через несколько прыжков дровосек услышал слабый вопль. Остановился и принялся озираться. Увиденное им было настолько потешным, что он не выдержал и рассмеялся. Ноги нахального незнакомца в ладных горных башмаках торчали из расщелины между валунами. Впрочем, смех Клауса был вполне беззлобным. Отсмеявшись, он ухватил пострадавшего за щиколотки и вытянул его из щели.
Когда паренек утвердился на камне, то сердито пробурчал:
– Как смеешь ты надо мною смеяться, простолюдин?!
– Простите, мой господин, – покаянно произнес дровосек. – Я не нарочно. Уж больно потешно вы смотрелись.
– Я не господин, а госпожа, – неожиданно признался незнакомец.
– Ох, простите меня, госпожа! – встрепенулся Клаус. – Никогда больше не позволю себе…
«И где только были мои глаза?» – подумал он, словно заново увидев своего нечаянного попутчика. Кожаные штаны обтягивали стройные бедра, а куртка на груди чуть сильнее топорщилась, чем это свойственно фигуре ладного, хорошо сложенного юноши. Округлое лицо, красиво очерченные губы и прелестные зеленые глаза…
– Чего уставился?! – взъярилась девушка, вновь превращаясь в нагловатого мальчишку. – Только попробуй еще распустить свои грязные лапы…
– Простите еще раз, госпожа, – пробормотал совершенно сбитый с панталыку дровосек. – Мне бы и в голову не пришло прикасаться к вам, если бы не ваше бедственное положение.
– Я бы сама справилась, – ворчливо откликнулась она.
– Как вам угодно, госпожа, – смиренно проговорил Клаус. – Я только хотел отблагодарить добром за добро.
– Считай, что отблагодарил.
– Госпоже по-прежнему угодно сопровождать меня?
– Мне? – изумилась девушка. – Сопровождать? Тебя?!
– Но ведь госпожа сама…
– Много чести! – фыркнула она. – Следуй за мною, слуга!
– Я не слуга, госпожа, – возразил он. – Меня зовут Клаус Берг. Я городской дровосек.
– Дровосек? – переспросила незнакомка и нарочито внимательно осмотрелась. – И что же ты делаешь здесь, где не растет ни кустика?
– Я иду… – начал было юноша, но осекся. – Мне нужно добраться до одного места.
– О, спасибо за откровенность, – усмехнулась незнакомка. – Теперь и мне пора признаться. Меня зовут Клауди. Как видишь, мы почти тезки. И я тоже иду… В общем, и мне нужно добраться до одного места.
– Приятно познакомиться, госпожа Клауди!
– Просто Клауди, – поправила его она. – Если ты не слуга, то и я не госпожа. Я, скажем… странствующая охотница.
– Как скажете, госпо… странствующая охотница Клауди.
– И скажу… Скажу, что нам пора выбираться из этой лощинки. Мне надоело скакать по булыжникам. И уж тем более я не хочу заночевать здесь.
Юная охотница была права. Пока они спасали друг друга, препирались, знакомились и выясняли, кто есть кто, солнце спустилось к западному створу котловины и теперь простреливало ее холодными красными лучами навылет. Если спутники не поторопятся, ночь застанет их посреди каменной реки, где при всем желании невозможно устроиться на ночлег с удобством. Поэтому Клаус и Клауди прекратили всяческие разговоры и, соблюдая меры предосторожности, направились туда, где зияли базальтовые врата – скала, разорванная надвое древним катаклизмом. Днем они преодолели большую часть пути, и теперь им хватило часа, чтобы добраться до выхода из котловины, но когда вскарабкались к вратам, то обнаружили неприятный сюрприз.
За вратами начинался обрыв. Каменная река превращалась в каменный водопад. Громадные валуны когда-то сорвались вниз и раскатились у подножия горной страны, вторгшись в долину, что незримо простиралась сейчас в сумерках подступающей ночи. Нечего было и думать о том, чтобы спуститься туда при последних лучах заката. Хочешь не хочешь, а придется заночевать здесь, между камней. Рассчитывать на хижину гостеприимной старушки в этом краю наверняка не приходилось. Клаус скинул заплечный мешок и отправился искать топливо для костра, покуда хоть что-нибудь еще можно было разобрать в сгущающейся мгле. Юному дровосеку повезло, он обнаружил довольно густые заросли стланика. Конечно, пришлось изрядно попотеть, срезая упругие, скользкие от вечерней росы ветки, но в итоге Клаус вернулся к своей спутнице с огромной охапкой хвороста.
Клауди встретила его со сдержанной улыбкой, хотя недавно утверждала, что в округе не растет ни кустика. Юноша и не стал попрекать ее этим. Он занялся костром. Наломал мелких веток, привычно сложил шалашиком, сунул под него сухой мох, высек из огнива искру. Когда занялось пламя, добавил несколько веток покрупнее. Огонь затрещал, взвился оранжевым лепестком, мгновенно сгустив ночь вокруг кострища. Клаус дождался, когда он окрепнет, и подложил ветки посырее. Костерок сразу пригас, выбросив в небо сгусток белого дыма. Конечно, ему хотелось сухого дерева, и много, но коварный человек кормил огонь сырой пищей, чтобы костер мог продержаться на этой невкусной жратве как можно дольше. Девушка тоже не осталась без дела. Она вскрыла свой мешок, вынула из него простую холщовую скатерть и расстелила ее на плоском, как стол, валуне.
Дровосек искоса посмотрел на эти приготовления, но ничего не сказал. Его съестные припасы кончились еще днем, а на чужие он не зарился. Уж одну-то ночь он вполне мог провести на голодный желудок, а завтра в долине что-нибудь да отыщет. Клаус поднялся с корточек, шагнул к обрыву, делая вид, что ему приспичило полюбоваться звездным небом. А полюбоваться было чем. Казалось, над темным бархатом неба поработали лучшие мастерицы-золотошвейки. Не жалея ни мелкого речного жемчуга, ни бисера, ни гаруса, расшивали они полотно ночи причудливыми узорами созвездий. Юный ученик мудреца и звездочета Бернара неплохо разбирался в их небесных начертаниях и легко мог указать на Ковш Молочницы и на Матушку Гусыню, на Большого Волколака и на Волколака Малого, на Виночерпия и на Косы Златовласки и на множество других созвездий. Они свободно сияли над спящим миром, ободряюще подмигивая самонадеянному юнцу, который так далеко забрел от родного дома.
Когда созерцателю звезд все-таки стало зябко и неуютно, он поспешил вернуться к костру.
– Ну и где ты шляешься? – накинулась на него Клауди. – Тебе что, особое приглашение нужно? Пожалуйте к столу, господин городской дровосек.
Клаус выбрал рядом с импровизированным столом валун поменьше и уселся. Даже в неверных отсветах костра было видно, что сервировка роскошна. Конечно, посуда была простая, оловянная, но выложенная на ней снедь оказалась выше всяких похвал. Были здесь и пироги с различной начинкой, и окорок, и колбасы, и копченая рыба, и зелень, и сыр. А посреди этого изобилия высился металлический кувшинчик с плотно притертой пробкой. Самое удивительное, что все это казалось безукоризненно свежим, словно хозяйка сих яств только что купила их в обжорной лавке. Похоже, не обошлось без колдовства. Впрочем, дровосек не стал ломать над этим голову. В брюхе у него самым простецким образом заурчало, и он накинулся на угощение.
– Нравится? – спросила Клауди, с усмешкой наблюдая, как спутник уплетает за обе щеки.
– Угум, – промычал Клаус, не в состоянии сейчас выразить свои восторги яснее.
– Ну, лопай, господин дровосек, – снисходительно проговорила девушка, выдергивая из кувшина пробку и наполняя два оловянных кубка.
Дровосек сразу уловил аромат тонкого вина и с трудом проглотил то, чем успел уже набить рот. Схватив свой кубок, он хотел было отхлебнуть из него, но опомнился и произнес:
– Ваше здоровье, охотница Клауди!
– Благодарю, дровосек Клаус! – откликнулась та.
Они выпили, и юному дровосеку стало совсем хорошо. Он словно ужинал в компании прелестной и скромной девушки на уютной кухне старого дома, у горящего очага, красноватые отблески тлеющих в нем углей золотили оловянные кубки. Иллюзия была настолько сильной, что, почувствовав себя сытым, Клаус с удовольствием откинулся на спинку несуществующего стула и свалился с… жесткого валуна. Падение его не осталось незамеченным. Уже знакомый смех прозвучал в ночи, вернув неудачника к реальности. Вместо стен его окружали дикие скалы, вместо очага тлел догорающий костер, а за столом, который на самом деле был уродливым замшелым валуном, сидела не хозяйственная и скромная простолюдинка, а вспыльчивая и насмешливая охотница из знатных господ, которая считала, что ей можно хохотать над городским дровосеком, а ему над ней – нет. Клаус поднялся, низко, разведя руки в стороны, поклонился, как это обычно делают уличные жонглеры, и вернулся к костру. Несколько веток, подброшенных в огонь, вспыхнули, окончательно рассеяв очарование ночи, которого на самом деле и не было.