Читать книгу Маджонг - Алексей Никитин - Страница 2

Прохожие, ожидавшие в полдень одного из ноябрьских дней на Пьяном углу в Киеве зеленого сигнала светофора, чтобы перейти Большую Житомирскую улицу и отправиться дальше по своим делам, стали свидетелями необычного зрелища.

Неподалеку от светофора, резко затормозив, остановился юркий и хищный красный порше «Панамера». Какое-то время он постоял у обочины, привлекая внимание зевак. Даже самый нелюбопытный киевский прохожий не пожалеет пары минут, чтобы узнать, кто передвигается по городу и его окрестностям в машине, за которую заплачено двести тысяч европейских денег. День был пасмурный, сырой, и разглядеть водителя за лобовым стеклом никак не получалось. Недолгое время спустя дверь авто открылась, и к собравшимся вышла женщина крашеной каштановой масти, точный возраст которой не удалось бы определить даже при личном знакомстве. Женщине могло быть и двадцать восемь, и сорок три. Все открытые части ее тела покрывал равномерный карибский загар, а походка выдавала отставную модель. Она подошла к одному из стоявших у обочины и протянула ему два пальца – указательный и средний. В этот момент светофор наконец-то загорелся зеленым, но никто не подумал отправиться на другую сторону Большой Житомирской, не досмотрев шоу до конца. Между пальцами у женщины из «Панамеры» была зажата купюра в сто евро.

– Вы меня очень выручили во Франкфурте, – улыбнулась она. – Даже не знаю, что бы я тогда без вас делала.

– Это было не сложно, – пожал плечами невысокий молодой человек, которого, если судить только по его внешним данным, никак нельзя было заподозрить в знакомстве с самой яркой киевской миллионершей. Затем он взял деньги и, не глядя, сунул их в карман куртки. – Вы всегда возвращаете долги на улице?

– Извините, так получилось. Я куда-то дела вашу визитку и не могла вернуть деньги раньше. А тут – такая удача: еду, смотрю – вы…

– Бывает.

– Еще сегодня утром у меня было два кредитора – вы с вашей сотней и Дрезднербанк, ссудивший мне двадцать пять миллионов. Теперь остались только немцы. И кстати, раз уж мы встретились… Как у вас со временем? Есть свободный час?

– Ну, разве что час…

– Думаю, за час мы уложимся. Поехали!

Решительно развернувшись, она зашагала к машине, демонстрируя собравшимся на Пьяном углу вытатуированного на загорелой талии оленя.

Когда автомобиль унесся в сторону Львовской площади, один из стоявших у светофора повернулся к соседу:

– Видели? Это была Рудокопова!

– Да и хрен с ней, – пожал тот плечами и сплюнул себе под ноги. – На наших дорогах от ее «порша» через год один скелет останется. – Он еще раз сплюнул на асфальт. – На этом светофоре зеленый вообще бывает? Полчаса стою, жду, и все красный, красный…

–

На самом деле у Жени Львова не было свободного часа. Утро он провел в Торгово-промышленной палате и теперь, не очень торопясь, перемещался на Крещатик в «Униан», где собирался потерять на прессухе еще час-полтора своей жизни. Свободные пятнадцать минут Женя мог найти, он как раз собирался где-нибудь пообедать, но часа у него точно не было. А с другой стороны, не каждый день Рудокопова предлагает поговорить. Или что она там предлагает?

Чуть больше года назад Рудокопова присоединила к своей молочно-шерстяной империи довольно крупную компанию, собиравшую компьютеры и ноутбуки. По этому поводу в «Оранжерее» была устроена прессуха, которая плавно перетекла в пьянку по интересам. Где-то в конце вечера изрядно уже принявший коньяка Женя стоял у огромного открытого окна ресторана и разглядывал, как внизу обтекают круглую Бессарабку машины, несущиеся с бульвара Шевченко в сторону Печерска.

– Если бы эти машины были потоком газа или жидкости, а Бессарабка – барабаном на оси, она сейчас вращалась бы с бешеной скоростью; а если бы оси не было и кто-то смог толкнуть ее вдоль Крещатика, то Бессарабку еще бы и сносило куда-то к Подолу, – поделился Женя наблюдением с женщиной, которая тоже остановилась неподалеку от окна.

– Правда? – искренне удивилась та. – Бессарабку может снести к Подолу?

– Эффект Магнуса, – авторитетно подтвердил Женя.

– Ну-ка, дайте я гляну, – собеседница отодвинула Женю от окна и уставилась на Бессарабку. Это была Рудокопова.

– Че-ерт! Она крутится и без всякого Магнуса, – через несколько секунд простонала Рудокопова. – Зачем вы мне это показали?! Голова пошла кругом. Срочно сажайте меня на диван, – потребовала молочная, шерстяная, а теперь и компьютерная королева.

Недостатка в диванах в «Оранжерее» не было.

– Может, воды? – предложил Женя.

– Нет, спасибо. Пить не надо было. Да я вроде и выпила немного. Значит, сейчас пройдет.

– Тогда, если можно, один вопрос. Я его на пресс-конференции задать не успел.

– Так вы журналист. Ну, спрашивайте.

– Если верить графикам, которые показывали ваши менеджеры, уже через три года вы обгоните IBM по производству персональных компьютеров.

– Правда? – опять удивилась Рудокопова. – Ну, раз так, то перегоним.

– А мы так и напишем, – кивнул головой Женя и широко ухмыльнулся.

Рудокопова не знала, что IBM давно уже не выпускает компьютеры.

– Так и пишите, – разрешила Рудокопова. – На всякий случай я уточню, и если что, вам перезвонят.

– Спасибо, – улыбнулся Женя. – Вот моя визитка, пусть звонят. Успехов вам.

Конечно, ему тогда никто не позвонил. Абзац о предстоящей победе Рудокоповой над IBM убрал редактор.

Следующий раз Женя встретился с ней через полгода. Японцы проводили на Кипре презентацию новых гигантских жидкокристаллических панелей. Журналистов свозили со всего мира. И хотя из Киева на Кипр можно без труда и безо всяких пересадок долететь за два часа с небольшим, устроители сперва отправили Женю во Франкфурт, чтобы уже оттуда, вместе с испанскими, исландскими, израильскими и южно-африканскими коллегами, чартером доставить в Ларнаку. Просто кто-то в Японии посчитал, что так дешевле. Для Жени это обернулось шестью часами активного безделья во франкфуртском аэропорту.

Убивая время, он проехал несколько раз из конца в конец на Sky Line, разглядывая раскрашенные, как игрушки на детском празднике, фюзеляжи самолетов, слетевшихся сюда со всего мира; потом с четвертого уровня аэропорта спустился на нулевой и прикинул, куда бы мог съездить на электричке за время, оставшееся до начала регистрации, – получилось, что доехать куда-нибудь успел бы, но тут же пришлось бы и возвращаться. Поднявшись на уровень выше, Женя обошел полтора десятка лавок и почувствовал, что шляться без дела ему уже смертельно надоело. Тогда он выбрал кафе во втором терминале, устроился так, чтобы хорошо был виден зал, взял пиво и принялся разглядывать пассажиров.

Люди прилетали отовсюду, и здесь было на кого посмотреть. Хороши были индийские леди в ярких, разноцветных сари. Они отлично смотрелись и уверенно чувствовали себя в огромном, отделанном серым пластиком, металлом и стеклом зале аэропорта. Забавно выглядела пара смуглых стариков в монгольских войлочных шляпах и костюмах, пошитых на заре правления Цеденбала. Выйдя на середину зала, они встали, словно вросли в серый пол, и не желали ни что-то делать, ни что-то понимать. Возможно, они ждали появления конницы Чингиза, и их, чтобы случаем не дождались, увезли, усадив на грузовую тележку, куда-то в тайные глубины этого циклопического сооружения.

Но особый кайф Женя ловил, разглядывая странствующих соотечественников. К ним относил он всех, кто прежде населял огромный и неустроенный Союз, – общих повадок у нас осталось куда больше, чем добавилось различий. И потом, чужая среда объединяет. Высокомерные и заносчивые отечественные миллионеры за границей вдруг становятся обычными людьми. Пробегая мимо львов на Гран-Плас в Брюсселе, можно случайно наступить на ногу какому-нибудь селитренному барону, растерянно топчущемуся в окружении семейства, извиниться и в ответ получить счастливую улыбку: «Вы говорите по-русски?! Боже мой, объясните, где этот чертов Манекен-Пис. Дети так хотели на него посмотреть». Живой человек, кто бы мог подумать?! Словно и не он буквально накануне, игнорируя все светофоры, проносился в бронированном «мерседесе» по Обуховскому шоссе. Словно не его охрана рвет в клочья каждого, кто без разрешения приблизился к хозяину.

Рудокопову, безуспешно пытавшуюся выудить из банкомата свои деньги, Женя заметил не сразу. А заметив, не узнал и еще долго разглядывал, как стройная бизнес-леди, по виду – менеджер среднего звена какого-нибудь транснационального концерна, исполняет ритуальный танец у невысокого металлического ящика. Сперва она танцевала одна, потом взяла в партнеры человека в униформе, но тот, исполнив три с половиной па, оставил ее солировать. Дама куда-то звонила, но было видно, что звонками в этой ситуации не помочь, и наконец, она села прямо там, где стояла, – возле банкомата – на небольшую кожаную сумку с выдвижной металлической ручкой. Вот тут, по тому, как она сидела, подперев рукой голову, не зная, как быть, куда идти и что делать, Женя признал в ней свою.

«Сюда бы Васнецова, – подумал он, – и была бы нам еще одна „Аленушка“». В следующее мгновение Женя понял, что это Рудокопова.

– Что, банкомат бастует? – минуту спустя поинтересовался у нее Женя.

– Карточки не принимает, гад.

– И что говорит обслуга?

– А ничего не говорит. Говорит, чтобы в свой банк обращалась.

– Понятно. А «свой банк» – в Киеве?

Рудокопова поднялась с сумки и хмуро посмотрела на Женю:

– Мы знакомы?

– Можно считать, что нет.

– А как еще можно считать?

– Можно – что да.

– Тогда напомните. Я вас не узнаю.

– Ну, еще бы. Полгода назад в «Оранжерее» отмечали начало вашего компьютерного бизнеса.

– Не совсем начало… Но допустим. И что же?

– Я вам крутящуюся Бессарабку показывал. Если, конечно, помните.

– Че-ерт! – засмеялась вдруг Рудокопова. – Я не знала, что этот бред не мог мне самой прийти в голову! Она у меня потом целый день, то есть всю ночь крутилась. Я спать не могла… Насилу прошло. Мне друзья даже фотографию потом подарили, на ней Бессарабка – вид сверху. Не из какого-то окна, а с вертолета. Она, кстати, совсем не круглая, у нее только два угла срезаны…

– Надо же, – удивленно качнул головой Женя. – Я ведь просто пошутил.

– Шутник… Думать надо, когда с женщиной шутите…

– Хорошо, – с готовностью пообещал Женя, – буду думать. А вы сейчас в город или дальше?

– Я сейчас сижу на чемодане и лапу сосу. Банкомат не принимает ни одну из трех карточек. Такого со мной еще не было! И машину не прислали. Почему нет машины – непонятно, связаться я могу только с Киевом, но и они оттуда на нужных немцев выйти не могут.

– А куда ехать – знаете?

– Конечно, знаю. Вы уж за полную-то дуру меня не принимайте. У меня номер в «Маритим».

– Так возьмите такси, их тут полно.

– Я же объясняю вам, у меня наличными от силы пара евро, и те – мелкой мелочью. Понятно?

– А-а… То есть денег нет никаких вообще. Ну, тогда могу вам одолжить сотню.

– Сто евро?

– На такси хватит, а дальше, думаю, разберетесь.

– Сто евро, – повторила Рудокопова. – Пожалуй, они и правда решат проблему.

– Держите, – Женя протянул ей две розовые бумажки. – Дома вернете.

– Уж в этом можете не сомневаться, – улыбнулась Рудокопова.

– Ну что, тогда – по пиву, и поехали.

– Я лучше чаю. Че-ерт! Вы меня здорово выручили. Даже не знаю, сколько бы пришлось тут торчать без денег. – Они устроились за столиком того же кафе, где перед этим Женя сидел один. – Вы тоже сейчас во Франкфурт?

– Да нет. Жду самолет. Через два часа улетаю на Кипр.

– Отдыхать?

– Работать. Японцы представляют новые телевизоры, ну и позвали…

Рудокоповой принесли чай. Жене – пиво.

– Как хорошо-о, – протянула Рудокопова, сделав несколько глотков. – У меня даже в горле пересохло от всего этого. Чтобы посреди Европы и без денег – такого еще никогда не случалось. Даже в девяностом, когда первый раз летела в Италию, а с работой там еще ничего не было известно, и то… Да-а, – покачала она головой, – я уже успела забыть, как это, когда денег нет.

– Такие вещи быстро забываются, но и вспоминаются легко, – кивнул головой Женя.

– Вы думаете?

– Я знаю.

– Откуда? – подняла на него глаза Рудокопова.

– Да-а… Неважно, – замялся Женя. – За друзьями наблюдал.

– За друзьями? Вы ведь журналист? Журфак заканчивали? – Женя вдруг почувствовал хватку Рудокоповой. Он понял, что теперь она не успокоится, пока не выспросит о нем все.

– Боже упаси, – деланно ужаснулся Женя. – Только не журфак.

– Не журфак? Тогда что?

– Образование тут ни причем. Журналистами кто угодно становится, и часто совсем случайно. Мы с приятелем, например, торговали компьютерами. Фирма маленькая, конкурентов море, и, чтобы экономить на рекламе, я писал обзорные статьи: что почем на украинском рынке компьютеров. Хотя какой тогда был рынок? Я писал под псевдонимом, даже под несколькими. Ну а когда нас все-таки задавили, работу я смог найти без труда.

– Забавно. – Рудокопова улыбнулась, внимательно разглядывая Женю. – Но даже статью о компьютерах нужно суметь написать. Я, например, не смогу.

– Да дело нехитрое.

– Ну, как сказать…

– Хорошо, сознаюсь, – поднял руки Женя. – Я несколько лет на филфаке проучился.

– Я же чувствовала что-то такое, – засмеялась Рудокопова. – У меня чутье.

– Должен сказать, что филологи и журналисты – совсем не одно и то же.

– Это филологи так думают. Или журналисты. А со стороны – все едино. И что? Почему не закончили?

– Диплом не защитил. Я себе тему выбрал – по Гоголю. Называлась «Эволюция образа Чичикова в трилогии Гоголя „Мертвые души“».

– А-а… Интересно, – безразлично протянула Рудокопова, отодвинула чашку и глянула на часы. Было заметно, что Чичиков ее не интересует совершенно. – Ого. Вы самолет не пропустите? Да и мне уже пора… Подождите, – Рудокопова медленно подняла голову и посмотрела на Женю: – Какой еще трилогии?

– «Мертвые души».

– Та-ак… Кажется, вы решили на прощанье сделать из меня дуру. Не выйдет. Я хоть на филфаке не училась, но еще со школы помню, что второй том Гоголь сжег, а третьего не написал.

– У вас хорошая память. Но несколько глав ранней редакции второго тома сохранилось, а о том, каким будет третий том, Гоголь много раз рассказывал. Не бог весть что, но на диплом хватило бы. – Женя тоже поднялся. – Ну что, идемте, посажу вас на такси.

– Хорошо, – согласилась Рудокопова. – У вас есть при себе визитка? Дайте мне. Надо же вам как-то сотню возвращать.

Женя протянул ей карточку.

– Любопытный вы тип, обозреватель Евгений Львов, – покачала головой Рудокопова, разглядывая визитку Жени. – Эволюция образа Чичикова… Ну, пошли.

Подхватив сумки, они направились к выходу.

– Кстати, – поинтересовалась Рудокопова, – а почему вы диплом не защитили?

– Да потому что некоторые, как и вы, решили, что я из них дураков делаю. Все руками разводили: какая может быть эволюция образа, если нет текста?

– Их можно понять.

– С чего это я должен их понимать, если они не желают понимать меня? И потом… Как это Коровьев у Булгакова сказал: в открытый предмет каждый может попасть.

– Ого! Похоже, я вас задела. Извините, не хотела.

– Да ладно, – криво усмехнулся Женя. – Дело давнее.

Такси они нашли без труда. Меланхоличный длиннобородый пакистанец в большом белом вязаном картузе открыл багажник, Женя затолкал в него сумку Рудокоповой, и они распрощались.

– Я вернусь через десять дней и сразу же вам позвоню, – пообещала Рудокопова.

Но не позвонила.

–

Говорить Рудокоповой, что нынешнюю свою работу он считает временной и всерьез к ней относиться уже не может, Женя не стал. Внешне у него все было по-прежнему неплохо: ему нравилось писать о новой технике, было любопытно следить за тем, как от поколения к поколению меняются модели устройств, как в новых образцах реализуются идеи, о которых всего год-полтора назад говорилось как о далеком будущем. В неотвратимой поступательности этого процесса была логика и чувствовалась мощь человеческого интеллекта. Одним словом, работа была интересной.

Приятным приложением к ней стали частые поездки на презентации новых моделей, которые проводились, как правило, не среди стекла и пластика унылых офисов европейских столиц, а в местах самую малость экзотических, но в то же время комфортных: на средиземноморских островах, в замках Шотландии, в марокканских оазисах. Да и ласковое внимание менеджеров крупных брендов, проявлявшееся в недешевых подарках, тоже было приятно. Отличная работа, замечательная работа. И что же страшного в том, что время от времени твой большой друг, отвечающий за связи с прессой в одной из этих компаний, попросит тебя заменить в описании их нового телефона просто положительный эпитет на эпитет в превосходной степени? Ну, конечно, ты заменишь этот несчастный эпитет, ведь с другом в стольких странах столько уже выпито вместе. Нельзя же сегодня пить и брататься, а завтра отказывать в такой пустяковой просьбе. И когда он попросит в сравнительном обзоре присудить их ноутбуку на балл больше (а лучше на два, так убедительнее!), чем модели конкурентов, то и тут отказать ему будет сложно. Да и ноутбук у них неплохой, – неуверенно объяснишь себе самому это не самое чистое решение.

А там и рекламный отдел, которому тоже нужно работать, продавать рекламные площади и добывать деньги, из которых потом тебе же выплатят зарплату, покажет изящные, но острые клычки. «Зачем, скажи мне, зачем, – будет страдать у твоего стола милая девушка, – ты написал об этом мониторе – „ничтожный“? Я не говорю, что его нужно хвалить, можно ведь просто промолчать». За этой милой девушкой придет другая, не менее милая. За той еще одна. Нет, не одна… За той придут десятки таких же. И каждая будет знать, что ты должен писать и какими именно словами.

Пришло время, и Женя понял, что уже полностью и без остатка подчинен этой обволакивающей, ласково улыбающейся, но оттого ничуть не менее жесткой цензуре. Ни один его материал не мог выйти без визы девушки из рекламного отдела, подтверждавшей, что текст согласован с менеджером компании-производителя. Особенно пристально следили за лояльностью прессы южнокорейские бренды. Порой казалось, что ты работаешь не с мировым производителем техники, а с тоталитарной сектой. Глядя в стеклянные глаза их вечно бодрых сотрудников, неизменно твердивших одно и то же об абсолютном и неоспоримом лидерстве и величии любимого бренда, становилось понятно, что далеко не всякая секта способна так жестко контролировать своих адептов.

Что может сделать в такой ситуации человек? Он может сказать: не хочу. Не буду я писать эту хрень, и вы меня не заставите, – может сказать он. – Пишите сами, если вам это надо.

Как-то раз Женя так и сказал. Громко, чтобы услышали все. И чем-то хлопнул, не то папкой о крышку стола, не то дверью. Возможно, папкой и дверью по очереди.

На следующий день в редакцию заехал издатель и пригласил Женю выпить кофе.

– Старик, – спросил издатель, – что и кому ты хочешь доказать? Что нового ты хочешь рассказать миру? Что в зоопарке тигру мяса не докладывают? Что нашему лопоухому покупателю под видом качественной продукции впаривают дешевку, которую в приличных странах стыдятся выставлять на витринах? Поверь, это только пока они стыдятся. Бабло свое дело знает, скоро у них будет так же, как и у нас. Свобода слова на нас не распространяется.

Если нужно конкретнее – пожалуйста: она не распространяется персонально на тебя. Есть отлаженный процесс, в котором каждый зарабатывает свою копейку. Зарабатывай и ты, тебя же никто не ограничивает. Но не мешай остальным.

Женя был знаком с издателем немало лет, с тех еще времен, когда тот сам был главным редактором журнала и тоже яростно и зло боролся с цензурой рекламодателей. Теперь ему, похоже, открылись новые истины.

– В общем, прекращай это, – не то посоветовал, не то велел Жене на прощанье издатель, расплачиваясь за кофе. – Съезди отдохни. Кстати, можешь сменить машину, это помогает. По себе знаю. А мы тебе дадим кредит, если нужно.

Кредит Женя брать не стал, но и бунтовать после этого разговора бросил. Индустрия так индустрия. Однако же и ощущение осмысленности существования в рамках индустрии как-то быстро его оставило. Это чувство – истекания времени в никуда – было хорошо ему знакомо. Так уже было с ним: и когда на факультете отказались утвердить тему его диплома, и несколькими годами позже, когда стало ясно, что его компьютерный бизнес обречен. Прежде оно было признаком близких перемен, не всегда к лучшему, но неизменно радикальных. Оставалось только ждать их наступления, а в том, что их время вот-вот наступит, он не сомневался.

–

Глухо рыкнув, автомобиль рванул к Львовской площади, а миновав ее, свернул к Подолу. Рудокопова вела машину сосредоточенно и молча. Женя прикидывал, где возьмет материалы пропущенной униановской прессухи, и тоже помалкивал. Еще он хотел знать, зачем вдруг понадобился ей, но спрашивать об этом не собирался: придет время – сама расскажет.

Вернувшись с Кипра, он навел о Рудокоповой справки, но выяснил только, что никаких особых подлостей за ней не числится, а неофициальная биография почти не отличается от той, что опубликована во всех справочниках. Поработав два года моделью и, видимо, кое-что заработав, она зарегистрировала в Италии фирму по пошиву одежды. Сама Рудокопова тогда ничего не шила, вернее, почти ничего. Она размещала заказы на киевской и черниговской швейных фабриках, отправляла на Украину недорогую ткань и лекала, а назад получала готовые костюмы. Затем на костюмы пришивались ярлыки ее компании с отметкой «Сделано в Италии», и одежду развозили по Европе. Главными покупателями были немцы. Еще через год она купила эти швейные фабрики – тогда они почти ничего не стоили, а вскоре завезла в Чернигов оборудование и наладила производство тканей на месте.

Рудокоповой удавалось извлечь пользу даже из неудачных проектов. В какой-то момент она попыталась заняться еще и шерстью для своих тканей, но с этим почему-то ничего не вышло. Почему – неизвестно, зато известно, что, заменив овец на коров, она очень скоро организовала производство твердых сыров, а чтобы не было проблем со сбытом, купила долю в сети супермаркетов. Активы Рудокоповой оценивали миллионов в двести пятьдесят – триста. Не бог весть какие деньги, но все-таки. Отчего она решила вдруг выпускать компьютеры, никто толком Жене сказать не мог, но, отмечая склонность Рудокоповой подминать под себя всю производственную цепочку – от получения сырья до продажи конечного продукта, специалисты предполагали, что сборкой компьютеров дело не ограничится.

С бизнесом Рудокоповой все было более-менее ясно, зато остальное скрывалось в тумане. Семья? Хобби? Говорили, что у нее муж-итальянец, что сперва он помогал ей вести дела, но уже много лет Рудокопова все решает сама. Любит и покупает хорошие машины. Несколько раз ее видели в антикварных салонах. Негусто…

– Как вы слетали на Кипр? – спросила Рудокопова, когда машина выехала на набережную Днепра.

– Да ничего, нормально слетал. Хорошо там, на Кипре. Впрочем, на средиземноморских курортах вообще неплохо, но всюду примерно одинаково. Скучновато. А вы как съездили?

– Отлично. Если бы не ваша сотня, было бы намного сложнее. А так тем же вечером все удалось решить. Кстати, мы ведь, кажется, на «ты»?

– А-а. Ну, да. – Женя не помнил, чтобы они были на «ты», но спорить не стал.

– А вообще все прошло отлично. И поработала, и отдохнула. Попала на три аукциона: «Хампель» в Мюнхене, небольшой аукцион в Линдау, тоже на юге Германии, и на венский «Доротеум».

– Интересно, – вежливо сказал Женя. Аукционы его интересовали мало.

– Не то слово. Это необыкновенно увлекательно. Иногда такие страсти кипят…

– Ну и как? Что-то удалось купить?

– Кое-что, кое-что… Об этом я и хотела с тобой поговорить.